[Дебют] Люксина Вишнякова: Мой отец

Loading

С 1932 года да самой смерти он не расстаётся с Красной Армией. Службу закончил в звании полковника медицинской службы. Всегда носил военную форму и в ней его похоронили со всеми воинскими почестями на Военном кладбище в Киеве.

Мой отец

Люксина Вишнякова

Вишняков-Вишневский Роман Исаевич (1901—1967). Кавалер орденов Ленина, Боевого Красного знамени и многих медалей, среди которых медаль «XX лет РККА». Ею награждались те генералы и кадровые офицеры, которые непосредственно участвовали в создании Красной Армии. В период с января 1938 по декабрь 1940 года этой медалью были награждены 32127 человек.

Роман Исаевич родился в г. Елисаветграде, в СССР — г. Кировоград. Рос он сиротой. Мать умерла очень рано от туберкулёза. В революцию ушёл в 18 лет, вступив в комсомол, а в 1920-ом году был уже членом Коммунистической партии. Воевал в 1-ой Конной армии Будённого.

Еврейские мальчики, его друзья и земляки, тоже ушли в революцию, спасаясь от несправедливостей и еврейских погромов, которые прокатились по Украине. Среди молодёжи в те годы было принято менять фамилии. Так, отец взял фамилию Вишняков. Я и мой брат впоследствии получили эту же фамилию — Вишняков. По официальным документам сохранилась двойная фамилия отца — Вишняков-Вишневский..

Черта оседлости, унижения, бедность, погромы и физическое уничтожение — вот что ждало евреев на Украине. Петлюра, Деникин, банды Зелёного — кто только ни воевал против Советов тогда на Украине. Но отношение к еврейскому населению было одно — «Бей жидов».

Идеи революции — свобода, равенство, интернационализм — были близки и понятны отцу. За них он готов был и жизнь отдать.

Закончилась Гражданская война, отец пошёл учиться на рабфак, потом в Харьковский медицинский институт, стал врачом-терапевтом. В институте он встретил мою маму, Любу Нахмансон, девушку из бедной еврейской семьи. Она была родом с Луганщины (Лозовая Павловка). Родители поженились и жили в гражданском браке до 1934 года.

После окончания института его, молодого врача, члена партии, послали организовывать здравоохранение в Черкасской области.

В 1932 году его призывают в армию, он становится кадровым военным, получает звание военврача III ранга, потом — II ранга.

Вишняков

С 1932 года да самой смерти он не расстаётся с Красной Армией. Службу закончил в звании полковника медицинской службы. Всегда носил военную форму и в ней его похоронили со всеми воинскими почестями на Военном кладбище в Киеве.

Мой отец принимал активное участие в создании армейской медицинской службы. Из советских военных медицинских вузов славилась Военно-морская медицинская академия в Ленинграде, готовившая кадры для флота и военных госпиталей. Эту академию отец окончил в 1938 году. Потом его судьба была тесно связана с 408-ым Окружным военным госпиталем в Киеве (сейчас Главный Военный Клинический Госпиталь МО Украины). Имя моего отца вписано в историю госпиталя. В нашем доме медицинской литературой были заполнены книжные шкафы, а журнал «Клиническая медицина» продолжал приходить какое-то время и после смерти отца.

Отец рассказывал, что после смерти В. И. Ленина, в которого он и его единомышленники свято верили, их политические взгляды на новое руководство партии изменились. Они не любили Сталина. А 1937 год с прокатившимися в стране сталинскими репрессиями чуть не стоил моему отцу жизни. Он в то время служил в санитарном управлении Штаба Киевского военного округа. Когда он уехал учиться в Ленинград, в ящике его рабочего письменного стола нашли бутылочку с белым фосфором, который у него никогда не хранился. В рапорте-доносе было написано, что отец якобы хотел взорвать штаб Киевского военного округа. Понятно, что фосфор в стол отца был подложен.

Отец знал, кто написал донос. Потом узнала и я — это был отчим моей подруги, который жил в одном доме с нами. Не хочу даже называть его имени. Он дослужился до полковника медицинской службы. Сейчас оба они покоятся на одном кладбище. Тогда отца спасла Военно-морская медицинская академия, куда в 1937-ом он на год уехал учиться. Отец рассказывал, что дело, заведенное на него в Киеве, пришло в Ленинград, так же, как и несколько дел на других слушателей. Но руководство академии, по счастью, не дало этим делам ход. Благодаря этому отец не только продолжает учиться, повышая квалификацию, но ему удаётся спасти жизнь — свою и своей семьи.

Репрессии коснулись всех его близких и друзей как и многих в стране. Вспоминаю судьбу Серова — известного московского журналиста. Он был репрессирован, исключён из партии и объявлен врагом народа.

После его реабилитации в 1956 году отец ездил в Москву, встречался с ним, повёз большую сумму денег для возобновления жизни. К сожалению, через несколько месяцев после освобождения Серов умер от инфаркта. Другой товарищ отца, Пётр Ильич Долгин — человек честнейший и светлейший, участник Гражданской войны с простреленным лёгким. Работал в секторе здравоохранения ЦК компартии Украины. Его сослали в Среднюю Азию по ложному обвинению. В 1938 году Пётр Ильич нелегально приехал из ссылки в Киев хлопотать о восстановлении своих прав. Несколько месяцев жил он у нас, скрываясь в дальней комнате, когда кто-нибудь приходил. Его реабилитировали, и всю войну он был на фронте начальником военно-полевого госпиталя. Отец очень рисковал: если бы узнали, что Долгин скрывался у нас, в военном штабном доме, то расправа с отцом была бы неминуема.

Смерть Сталина мои родители встретили с надеждой на выживание. Как врачи, они понимали, что сообщения по радио о состоянии здоровья Сталина были лишь ширмой, и что судьба Сталина уже была предрешена.

Они не могли открыто выражать свои чувства, так как я, высокоидейная комсомолка, была «вся в трауре» поскольку, как и вся страна находилась в то время в состоянии большого напряжения. О чувствах украинцев к Сталину писал известный поэт Максим Рыльский:

«З пiснею про Сталiна починаймо день
Кращої не знаємо на землі пiсень».

С 1948 по 1952 год отец служил в Группе советских войск в Германии, в Лейпциге, начальником терапевтического отделения военного госпиталя. Это укрепило материальное положение нашей семьи во времена тотального дефицита на продукты и одежду. Выезд в Германию и проживание там нашей семье не разрешали. Так, почти в изоляции, исключая общение с сотрудниками и больными, он прожил 4 года, только раз в год приезжая в отпуск.

… Вернёмся к общественной атмосфере тех лет.

Сталин умер, но не умер государственный антисемитизм, я бы сказала, что он расцветал пышным цветом, принимая самые уродливые и изощрённые формы. Я не говорю о деле врачей, которое явилось апофеозом и агонией сталинизма. Дело врачей напрямую не коснулось моих родителей, но обстановка была очень напряжённой. Так, например, маму, работавшую ординатором в гинекологическом отделении больницы, предостерегали от передач минеральной воды для раковых больных — исход может быть летальным, но врача могут обвинить в отравлении из-за её национальности.

Время шло, менялись партийные вожди, но генеральная линия партии оставалась той же: давить и не пущать евреев.

Особенно гнусно это проявлялось на Украине, в Киеве, где украинские местные вожди-хуторяне, выслуживаясь перед московскими начальниками, проявляя свой зоологический антисемитизм. Вот с ним вплотную столкнулась наша семья.

Отец ненавидел украинский национализм генетически. Почему? Наверное это было связано с историей жизни евреев в черте оседлости, которая сопровождалась погромами. Так, ему не нравилась популярная песня «Рушничок». «I в дорогу далеку його мать на зорі проводжала…» Куда? — спрашивал отец. И отвечал: к Петлюре»…

Я не буду описывать все издевательства, но на некоторых всё же остановлюсь.

1959-ый год. Выпускной вечер моего брата. Брат, Вишняков Леон, круглый отличник, 9 похвальных грамот, выпускные экзамены сдал на «отлично». Был представлен школой к золотой медали. Пришла вся наша семья — отец в военной форме, мама и я. Директор, расстроенный и печальный, подошёл к нам и сказал: «Мне стыдно смотреть вам в глаза. Медаль Вишнякову в гороно срезали». Тогда брат прозрел, отказался поступать в киевский вуз и уехал в Россию, в Новочеркасск, где учились в политехническом институте многие еврейские мальчики и девочки, а Новочеркасск в шутку называли «Киев-на-Дону».

Брат с отличием окончил институт, работал по специальности и по переводу через союзное министерство вернулся домой в Киев. Но его не прописывают и не принимают на работу. Смертельно больной отец (после инфаркта) пытался повлиять на эту ситуацию, однако умер, так и не дождавшись прописки сына. Сейчас мой брат профессор, доктор технических наук, Лауреат Государственной премии Украины за разработку композиционных материалов для новой техники.

Ещё пример. Я с отличием окончила философский факультет Киевского университета (о трудностях с поступлением не пишу). Отцу говорили, что работы для меня нет. Вернее, было много возможностей, в вузах образовывались философские кафедры, был дефицит кадров, брали без специального философского образования — математиков, физиков, биологов, но для меня работы не было. Не только в вузе, но и в школе учителем истории и даже старшей пионервожатой.

… Отец, как старый большевик, записался на приём к заведующему отделом науки и учебных заведений горкома партии. Все мы ждали результатов приёма. В тот день я случайно встретила отца в городе. Он был угрюм, молчалив и расстроен. «Предлагают тебе работу… в детском саду», — сказал он. Он также не дождался моего трудоустройства по специальности.

Образование Государства Израиль и роль Советского Союза в этом событии он встретил с радостью. «Ловил» и слушал «Голос Израиля» и говорил маме: «Если бы мы были моложе, то уехали бы в Израиль, но времена мы не выбираем».

Такова судьба моего отца. Светлая ему память.

Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “[Дебют] Люксина Вишнякова: Мой отец

  1. Тезис о Гражданской войне Бориса Абрамовича Шейнина, моего отца :
    «У евреев не было выбора»

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.