Марк Шехтман: Два рассказа

Loading

Утром я набрал опавших сухих веток, развел костер и повесил котелок с водой для чая. Где-то поблизости послышался шум мотора, музыка. Я оглянулся и увидел милиционера. «Вы, ребята, залейте-ка побыстрее костер, а то будут неприятности», — сказал он. «Какие неприятности? Мы не обломали ни одной даже самой маленькой веточки?»

Два рассказа

Марк Шехтман

ПОСЛЕДНЯЯ ГРИБНАЯ ВЫЛАЗКА

«Какой бы короткой не казалась очередь — свое ты отстоишь!». Этот афоризм родился не сразу. Но, куда бы я не обратился, что бы не собрался купить или получить — продавщица кричала кассирше: «Катька, любительскую больше не выбивай!», а если колбаса еще не закончилась, ломался кассовый аппарат, кончалась катушка с чековой лентой, в окошке билетной кассы появлялся листок с надписью: «на сегодня все билеты проданы, и т. д. Список можно продолжить до бесконечности. Я настолько к этому привык, что воспринимал эти мелкие неудачи спокойно. Но впереди была неудача покрупнее.

В ноябре 1979-го, ровно через полгода после подачи, пришла открытка из ОВИРа. Сомнений у меня не было — это разрешение на выезд. Отказ я бы получил гораздо раньше. В назначенное время в приемной собрались приглашенные евреи. Из приемной никто не высовывается. Ждем. Так проходит час. Люди начинают нервничать. Наконец появляется инспектор. Вид у него растерянный. ОВИР изменил политику: теперь выпускают только по вызову от прямых родственников, и толпы потерявших надежду евреев целыми днями ждут решения. Наше положение лучше, чем у других — есть вызов от прямых родственников, но и мы тревожимся: для отказа «у них, — как пел Высоцкий, — всегда найдется тысяча причин». Как долго продлится это ожидание? Работу найти не удается, делать абсолютно нечего. В общем, тоска, деваться некуда. Чтобы рассеять мрачное настроение, решаем проветриться за городом, в Лютеже.

Серый пасмурный день. Низко нависли тяжелые, влажные облака, клочья тумана зацепились за ветки елей. Мы вышли из автобуса, свернули к Киевскому морю и, не углубляясь в лес, двинулись по краю обрыва: пройдемся вдоль берега, а на обратном пути свернем— там и грибов наберем.

Вот и наше любимое место: над обрывистым спуском уютная поляна на опушке, где мы всегда ставили палатку и знали в лицо не только каждое дерево, но и каждую веточку на нем. В стороне старая раздвоенная сосна, где в дупле жила сова. Мы несколько раз спугнули ее и поразились размаху крыльев. Она вылетала из дупла и, виртуозно маневрируя, бесшумно скрывалась в лесу, не задев не то что ветки, но ни одного даже листика. Вот знакомый куст, летом окруженный зарослями земляники. Когда-то здесь, нагнувшись за ягодами, Элла спугнула крупного зайца, уснувшего под кустом. Трудно сказать, кто испугался больше, но заяц все-таки удрал, а Элла, схватившись за сердце, долго сидела в тени. Однажды наткнулись на выпавшего из гнезда птенца то ли коршуна, то ли сарыча. Он был размером со взрослую птицу, крылья еще не оформились, но когти и клюв уже стали грозным оружием. Мы хотели отнести его в зоопарк (недалеко от нашего дома) но птенец, защищаясь, так расцарапал мне руки, что пришлось оставить его в лесу.

Здесь мы безуспешно пытались рыбачить, пока не поняли, что это занятие не для нас. Тренировались с сыном, взбираясь на обрыв и замеряя секундомером время. А вот купаться в этом рукотворном море стало не очень приятно — лишенное течения, оно постепенно заросло сине-зелеными водорослями. Наберешь стакан воды, посмотришь сквозь него на солнце — не видно светила. И все же за много лет мы полюбили проводить здесь конец недели. Тишина, чистый воздух, в лесу много ягод и грибов. Но сейчас везде следы костров, нижние ветки молодых сосен обломаны, кучи мусора, пустые бутылки, черные пятна моторного масла и использованные фильтры (нашли место где их менять!), ржавые консервные банки — обжили без нас этот лес. Такого мы себе никогда не позволяли. Костер разводили только из собранных на земле сухих веток и шишек, мусор сжигали, угли заливали водой, а то, что не горело, уносили к остановке автобуса, где был мусоросборник. Но однажды, во время очередной идиотской кампании по охране окружающей среды глупо попались. Вот как это было. Утром я набрал опавших сухих веток, развел костер и повесил котелок с водой для чая. Где-то поблизости послышался шум мотора, музыка. Я оглянулся и увидел милиционера. «Вы, ребята, залейте-ка побыстрее костер, а то будут неприятности», — сказал он. «Какие еще неприятности. Мы не обломали ни одной даже самой маленькой веточки?», — удивился я. Но было поздно: из ближней просеки прямо на нас уже ехал увешанный плакатами белый фургон. Из динамиков на крыше рвался победный марш. Фургон остановился, из кабины выскочили двое: репортер и фотограф. Прочитав нам мораль о родной природе, которую должен любить и охранять каждый советский человек, репортер потребовал представиться и назвать место работы. Я назвал вымышленное имя, которое использовал еще в студенческие годы, и завод, где работал много лет назад. Во время приятной этой беседы фотограф непрерывно щелкал камерой, стараясь запечатлеть меня с топором в руке, кипящий котелок над костром и особенно Эллу, которая бурно протестовала, хотя совсем неплохо смотрелась в новом венгерском купальнике. Наверное, понравилась фотографу — целую пленку на нее извел. Милиционер все это время стоял в стороне и в разбирательстве участия не принимал. Глаза наши на секунду встретились, и я прочел в них: «Я же предупреждал». Репортер тем временем продолжал допрос. Я хорошо помнил оставленный завод, вплоть до фамилий начальников цехов и отделов, поэтому уверенно отвечал на вопросы, и споткнулся только на последнем: «Кто директор?». Откуда мне было знать, что его уже несколько раз сменили. «Лейтенант, он говорит неправду!», — с надеждой обратился репортер к милиционеру. Но тот не собирался вмешиваться и, равнодушно пожав плечами, отвернулся. Даже он понимал идиотизм происходящего.

Встреча имела продолжение. В понедельник в газете «Вечерний Киев» появилась большая фотография: я и разгневанная Элла стоим над костром у палатки. А внизу большими буквами:

ОНИ НЕ НАЗВАЛИ СВОИ ИМЕНА, НО КАЖДЫЙ УЗНАЕТ В НИХ ГУБИТЕЛЕЙ ПРИРОДЫ!

Жаль, что не назвались и не попросили фото: выглядели мы на нем очень привлекательно.

А вот еще одно приключение на том же месте. В ту ночь я почти уснул, но Элла вдруг растолкала. «Послушай, — прошептала она, — возле палатки кто-то есть». Я прислушался и ничего не услышал. «Ну, что ты выдумываешь», — начал, было, я, но вдруг у самого моего уха тихонько звякнул оставленный снаружи солдатский котелок. Нащупав в изголовье топор и фонарь, я бесшумно вылез из палатки, осторожно заглянул за угол и включил дальний свет. Никогда не забуду открывшуюся мне отвратительную физиономию человека, присевшего на корточки у палатки. В жизни не видел такой гнусной рожи. Он, очевидно, был такого же мнения, так как закрыл рукой то, что с трудом можно назвать лицом, привстал и бросился бежать. Я посветил ему вслед, постоял еще немного и вернулся в палатку. «Ну, что?», — тревожно спросила жена. «Как обычно, ничего и никого. Вечно тебе мерещатся всякие страхи. Спи. Спокойной ночи», — ответил я и натянул на себя спальник. Об увиденном в ту ночь я рассказал только через несколько лет, когда мы уже навсегда покинули Союз.

Сейчас мы шли лесом, отмечая знакомые места, и уже приближались к деревне, не догадываясь, какая интересная находка ждет впереди. Тропинка плавно спускалась в неглубокую лощину. Деревья расступились, мы прошли еще немного и остановились. Впереди встала глухая, почти непроходимая стена молодого соснячка. С трудом протиснувшись сквозь густые заросли, мы увидели круглую полянку, а в самом центре среди засохших коровьих лепешек весело скалился в улыбке надетый на палку совершенно голый человеческий череп. Звери успели обглодать или черви? Он был совсем свежий — кость даже не пожелтела. И молодой — зубы ровные, один к одному, без пломб и щербинок, белоснежные, как на рекламе. Не повезло бедняге. Я заметил, что и палка свежеобстругана, даже не засохла — прошло не более двух дней, как череп принесли сюда. Поразмыслив, мы решили оставить свое открытие без последствий — не стоит соваться в чужие дела, когда нет паспорта и живешь на птичьих правах. Тем более, что обладателю черепа уже ничем не поможешь. Разберутся без нас. Деревня рядом, не сегодня — завтра кто-ни­будь обязательно наткнется на череп, и нам лучше поскорее покинуть это место.

А грибов тогда так и не нашли, даже поганок и мухоморов. Какие уж тут грибы в ноябре!

ШТИРЛИЦ

В ту последнюю зиму мы были в «подаче», ожидая разрешения на выезд, и потихоньку распродавали библиотеку и вещи: жить было не на что. Ни о каких прибавлениях в семействе не могло быть и речи.

Но однажды, вернувшись домой, я застал маленького котенка. Он так проникновенно мяукал под дверью, а восьмилетний сын так проникновенно просил, что сердце Эллы не выдержало и рыжий, с оранжевыми полосками красавец был впущен в дом.

— Только накормим его и пусть идет себе на все четыре стороны, — сказала Элла. Но то, что произошло дальше, заставило ее изменить суровое решение. Котенок удовлетворенно облизнулся и начал умываться.

— Вот только посмотрим, как он умывается, и отпустим, — попросил Мики. Наконец, вылизав последнюю шерстинку, котенок стал принюхиваться, уверенно подошел к двери туалета и мяукнул. Мики приоткрыл дверь, котенок взобрался на унитаз, осторожно балансируя, устроился на бортике, и, освободился от ненужного груза. Только что воду не спустил, но зато несколько раз провел лапкой по сидению: рефлекс работал безотказно. Это и решило его дальнейшую судьбу: он был принят в семью и получил имя Штирлиц — как раз в эти дни знаменитая серия «17 мгновений весны» вторично транслировалась по телевидению. Имя, как видно, пришлось котенку по вкусу — он охотно на него отзывался с первого же дня.

Стоило только провести ногтями по дереву — Штирлиц, где бы он ни был, сейчас же прореагирует и примчится. Примчится он и если провести ножом по точильному камню. Откуда он знал, что последует за скрежетом ножа о точило? Кто обучил его? Допустим, взрослый, обладающий жизненным опытом кот, знает. Но трехмесячный котенок? Как можно генетически заложить такую информацию? Ведь коты появились на планете за миллионы лет до ножа и точила. Может быть, создатель всего живого предусмотрел будущее настолько глубоко, что заблаговременно заложил соответствующий инстинкт?

Мы любили наблюдать, как Штирлиц укладывался спать. Не переставая мурлыкать, рыжий комочек кружится, кружится то влево, то вправо, приседая, топчется, привыпуская когти, месит передними лапами одеяло,, ложится, зажмурив полусонные глаза, опускает рыжую голову, и только волны умиротворяющего «мммрррр­­рррррррр­­рррмррр­­ррррр­рррррр­­рмррр­­рррррр­­рррррр» то усиливаются, то стихают над ним…

Шли дни, будущее наше оставалось в неизвестности, а Штирлиц быстро подрастал. Приближалась наша последняя киевская весна, начался март, но Штирлиц оставался спокойным, о кошках не мечтал, на улицу не просился и всю свою любовь обращал к сыну. Сына он обожал. Куда бы Мики не двинулся — Штирлиц за ним. Остановится — вместе с ним замрет на месте и Штирлиц. Еще шаг и кот, словно привязанный, остается рядом. Растроганный мальчик берет кота на руки, Штирлиц передними лапами обнимает его за шею, прижимается, лижет красным щекочущим язычком и получает ответный поцелуй. Вылизывался он до такой степени, что казался стерильным, прямо светился, а со временем — я не преувеличиваю! — огненный цвет его шерсти приобрел оттенок восходящего солнца

В туалете стало трудновато удержаться на унитазе, но умный кот нашел решение быстро: оставив задние лапы на бортике, он опирался левой передней на ступеньку внутри унитаза и правой сгребал вниз оставшуюся в углублении воду. Вытерев почти досуха площадку, Штирлиц становился на нее всеми четырьмя лапами и заканчивал процедуру прямо в канал унитаза. Не раз бывало, что собиравшиеся у нас друзья изумленно следили за этим представлением.

— Папа, почему ты никогда не целуешь Штирлица? — все чаще спрашивал Мики

— Во-первых мужчины не целуются, но для него сделаю исключение: как только получим разрешение на выезд, — поцелую и еще куплю ему лично кило колбасы в придачу, — отвечал я.

Этот день наконец настал и, честно отстояв час в очереди за «одесской» колбасой (2р.60к. кило), я выполнил свое обещание. Поднял уже заметно потяжелевшего кота, крепко поцеловал рыжую морду и положил в миску хороший кусок колбасы.

— Остальное не трогать — это только для кота, — сказал я и спрятал колбасу в холодильник. И опять удивил нас Штирлиц: обнюхав со всех сторон мой подарок, он, подняв голову, вопросительно поглядел мне в глаза и равнодушно отвернулся.

— Ты посмотри на него, какой переборчивый аристократ нашелся! Ну, раз так, ходи голодный! — решили мы и принялись за колбасу сами, а Штирлиц удовлетворился любимым лакомством — ломтем круглого украинского хлеба. Но колбасную шкурку все-таки бросили коту и, к всеобщему удивлению, ее он съел с аппетитом, оставив невыясненным простой вопрос: из чего же готовили для советских граждан колбасу, которую не хотел есть даже кот? Что такое запаковывали в эту шкурку? Неужели действительно, как в анекдоте, для третьего сорта колбасы рубят собаку вместе с конурой?

В последние дни нашего пребывания в Киеве кот, как будто чувствуя предстоящую разлуку, не отходил от Мики ни на шаг. Мы баловали его, как могли. Даже красной икры не пожалели. Пытались запечатлеть это событие на цветную позитивную пленку, для чего намазали икрой фильтр сигареты. Но Штирлиц упорно не брал сигарету в пасть: только прижмет ее лапой к полу и досуха оближет фильтр. Извели целую пленку, но снимок так и не получился. Вот была бы реклама для фирмы «Marlboro»: вместо ковбоев на лошадях — рыжий Штирлиц с сигаретой king-size в зубах!

Я часто думал, правильно ли мы поступили, взяв кота, зная, что через несколько месяцев его придется оставить. Но никогда не говорил об этом с Мики — зачем расстраивать мальчика.

Удалось заснять сцену прощания, которую по голливудским канонам можно было бы назвать «Поцелуй в диафрагму», если бы не слезы в глазах сына.

Штирлица оставили у племянника Жени. И, поскучав несколько дней, кот прижился на новом месте. Все было бы хорошо, но однажды новые хозяева застали в квартире полный разгром: стоящие у стены в четыре этажа незастекленные книжные полки были пусты, а книги свалены кучей на полу. Как это произошло, догадаться не мог никто. Книги поставили на место, но на следующий день все повторилось. Так продолжалось несколько дней, пока Женя не решил остаться дома и выяснить причину таинственной расправы с книгами. Вот, что он увидел сквозь неплотно прикрытую дверь. Кот вспрыгнул на тумбочку, перебрался сначала на телевизор, а оттуда на верхнюю книжную полку. Начал он с левой стороны. Наклонив голову, Штирлиц осторожно подцепил когтями переплет крайней книги, выдвинул и, отправив на пол, принялся за следующую. Каждую сброшенную книгу он провожал взглядом. Освободив верхнюю полку, кот полюбовался своей работой, победоносно прошелся туда и обратно, спустился на освободившийся этаж, таким же образом расправился со следующей полкой, и так до конца. Закончив ревизию библиотеки, он вернулся на верхнюю полку и уселся в позе египетского сфинкса рядом с вазой для цветов, которую он почему-то сохранял в целости.

Зачем он с таким упорством сбрасывал книги на пол? Почему не делал этого раньше? Ведь и у нас были такие же, в четыре этажа незастекленные полки с такими же книгами, но Штирлиц ни разу даже не взобрался на них. Нам уже никогда не узнать, что это было. Протест? Тоска по оставленному дому? Месть нам, отдавшим его в чужую семью? Так или иначе, но пришлось Жене переселить Штирлица на Подол, к бабушке. Книжных полок у нее не было, и кот мирно проводил свои дни во дворе на травке. Женя от имени Штирлица писал письма Мики.

Но однажды кот вышел на улицу и посреди мостовой застыл, парализованный надвигающимся чудовищем c огненными глазами: он никогда раньше не видел автомобиль. А грузовик и не пытался затормозить: какой это шофер станет сбавлять скорость перед каждым котом? Так погиб наш благородный Штирлиц. Но узнали мы об этом только через 30 лет. Письма от Штирлица Женя продолжал присылать еще долго.

8 июня, 1980. Минута прощания

Print Friendly, PDF & Email

4 комментария для “Марк Шехтман: Два рассказа

  1. Очень симпатично.
    В начале первого рассказа (…куда бы я не обратился, что бы не собрался купить или получить …) должно быть «ни», а не «не»: иначе искажается смысл.

  2. Удивительный котенок! Я очень люблю ваши рассказы о животных. А нельзя было застеклить полки? Может, тогда бы не было такого трагического конца?

  3. Оба рассказа приходится писать и читать с валокордином пополам. Не так ли?

Добавить комментарий для Юрий Ноткин Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.