Потом знакомство с Леной, отвлекшее его на короткий срок и вновь вызвавшее разочарование. Теперь он окончательно уверился в том, что все его неудачи с женщинами в личной жизни связаны с простым обстоятельством: он во всех искал и не находил Катю.

Тернии дружбы

Лазарь Городницкий

В комнату незаметно для присутствующих вполз сумрак. Исчезли углы, мебель приняла форму причудливых серых пятен и двое собеседников, он и она, потеряли зрительный контакт друг с другом.

— Я был у него в день кончины. Лежал неподвижно, весь бледный, видно было, что силы покидают его. Ты же знаешь, он был не из тех, кого надо утешать, неизбежность он всегда встречал, не теряя духа. Я вслух вспоминал детский сад, куда мы втроем ходили, школу. И вдруг заметил, что губы его шевелятся. Нагнулся к нему и услышал приглушенное: «Я все знаю, что у тебя с Катей было. Не оставляй их одних. Женись на ней, ведь ты ее любишь. Берегите Верочку». Глаза его, слава богу, были закрыты и огненой краски, залившей лицо мое, он не увидел. Мне показалось от разговора устал и по еле заметному дыханию решил: уснул. Подумал придти завтра. А вечером ты позвонила и, как обухом по голове… Ведь знал, что умирает, головой смирился, а в сердце таилась, тлела надежда. Не случилось, не суждено было ей сбыться. А теперь вот уже сорок дней прошло, помянули мы с тобой, Катюша, моего друга Алешу, пусть земля ему будет пухом.

Говоривший замолчал, установилась тишина, только еле слышимое дыхание двух людей, да редкое женское «оханье» и мужское растянутое «да» свидетельствовали, что они попрежнему ведут разговор, только бессловесный, обнаженными эмоциями.

В окно заглядывала ночь, уже готовая поглотить всю комнату.

— Может быть не к месту, а только хочу спросить тебя, откуда Алексей о нашей связи узнал, ты проговорилась?

Она энергично закачала головой.

— Нет, конечно нет. Но теперь я вспоминаю его несколько фраз, как то брошенных мне года два назад и настороживших: «Что это тебе снятся какие то небылицы? Сегодня ночью ты кричала и стонала в объятьях Михаила. Советую перед сном читать что-нибудь увлекательное. Знающие люди утверждают, что помогает». И больше к этому никогда не возвращался.

«Что ж, — подумалось Михаилу, — пути господни неисповедимы, может быть, Катя действительно проговорилась во сне. Но эти слова Алексея… Что это: благословение или проклятие? А ты… ты сам благословил или проклял бы?»

Но ответ, задержанный в пути сомнениями, так и не пришел.

Между тем ночная темнота поглотила все пространство комнаты, свидетельствуя о позднем времени. Он энергично встал.

— Ну что, поплетусь. Завтра у меня трудный день. Верочке привет.

— Куда же ты попрешься в ночь? Оставайся.

Искуситель тут же стал заглядывать в глаза, хитро подмигивая. Отмахнулся.

— Нет, ты уж извини, Катя, я пойду. Завтра позвоню. Пока.

На улице большая луна в обрамлении маленьких звездочек успешно соперничала с темнотой, было безветренно и тепло. И Михаил решил добираться домой пешком. Он шел по тротуарам, автоматически реагируя на светофоры и гудки редких машин, а перед глазами, как на экране кинотеатра, проносились картины прошлого, где главными действующими лицами были он, Алексей и Катя.

Вот они идут поутру втроем, держась за руки и подгоняемые одной из мам, в детский сад. Мамы ежедневно менялись, но все они всегда опаздывали на работу и их умоляющие призывы поторопиться действовали как прутик в руках погонщика стада ягнят. Когда они уже были в старшей группе, он неожиданно для себя обнаружил, что ему приятно быть в обществе Кати и он под различными, как правило надуманными, предлогами старался продлить их ежедневное общение. И однажды, когда им в очередной раз в полдник дали по прянику, он его не съел, а, зная, что Катя сладкоежка, на улице протянул ей и она, улыбаясь, взяла его и долго-долго на него смотрела. А он этого взгляда не выдержал и, уставясь в свои ступни, стараясь быть серьезным, произнес: «Если тебя кто-то обидит, ты мне только скажи», — и она от радости засмеялась.

А в первом классе он Катю забыл, хотя она сидела за партой перед ним. И, вообще, девочек он перестал замечать, хотя они составляли большую половину класса. Вместе с Алешей они решили стать космонавтами. Когда страсть к космонавтике несколько улеглась, оба они увлеклись физикой и химией, учавствовали в олимпиадах и конкурсах, спорили до хрипоты и ссор, вновь мирились, держались вместе, как братья, и вскоре в школе этот неразлучный тандем прозвали «Алми».

Катю он обнаружил вновь в девятом классе. Однажды сидя на скамейке и ожидая Алешу, он замечтался, но краем глаза увидел как мимо него буквально проплыла по воздуху, едва касаясь земли, какая-то женская фигура. Он оглянулся: в нескольких шагах от него удалялась девушка в голубом с белыми кружочками платьице и создавалось действительно впечатление, что она плывет по воздуху, как невесомая, слегка отталкиваясь от земли. Он не выдержал, решил обогнать и посмотреть на скользящую над землей. Это была Катя.

— Катька, погоди, — крикнул он, расставя руки.

— Я тебе не Катька, Миха, — обидчиво промолвила девушка. — Ну, что тебе? — уже мягко продолжила она.

Он не нашелся что ей ответить. Стоял загипнотизированный ее видом: слегка матовое лицо, на солнце отливавшееся бронзой, черные глаза с внутренним блеском, как костер на угольях, волосы цвета вороньего крыла, челкой ниспадавшие на глаз, выступающие, почти оформленные груди, мягкая улыбка и кристально белые зубы держали его в оцепенении и он, скорее себе, чем ей, проговорил: «А ты красивая, Катька!»

Но получилось громко, девушка залилась краской и смущенно сказала:

— Дурак ты, Миха! — и опять мягко заскользила над землей, удаляясь от него.

Из шока его вывел Алеша.

— Ты что застыл, как окаменелый? — с насмешкой спросил он.

Очнувшись и с задержкой освоив суть вопроса, он просто махнул рукой в знак того, что все в порядке, а в мозгу уже копошилась мысль: «А все ли в порядке?»

Теперь он стремился быть поближе к Кате. И очень скоро обнаружил, что он не одинок. Тоже самое и с неменьшей настойчивостью это делал и Алеша. И, когда однажды он увидел, как у Алеши запылали счастьем глаза от приветливого взгляда Кати, у него внутри затлела зависть, сопровождаемая агрессией, словно у него что то важное, принадлежавшее только ему, отняли. Он быстро справился с собой, потому что перед ним стояли Катя и Алеша и приветливо ему улыбались. Потом эта зависть редко, но вновь и вновь спонтанно, на «ровном месте», завладевала его сознанием и с каждым разом бороться с ней становилось тяжелее. А Катя оказалась чувствительной мембраной: она своим девичьем нутром поняла, что в нем происходит, и однажды, когда они были вдвоем, взяла его за руки, пристально посмотрела ему в глаза и ласково проговорила:

— Не будь дураком, вы оба прекрасные парни и товарищи, а я ваша вечная подруга.

На выпускном вечере после окончания школы он был хмур, расстроен, нервозен. Уже было известно, что Катя и Алеша едут продолжать учиться в Ростов, а его путь лежал на север, в Ленинград.

— Что с тобой, Миха? — полуобняв его и вглядываясь в глаза, спросила Катя. — Все веселятся, а ты, как на похоронах. Пойдем потанцуем.

А он плаксиво в ответ:

— Кать, а Кать! Обещай мне, что дождешься меня. Я институт закончу и обязательно тебя найду. Где бы ты ни была, найду.

Она радостно засмеялась от такого признания, обняла его и поцеловала в щеку.

Договорились ежегодно встречаться на летних каникулах, а встретились только через девять лет.

Как правило, летние каникулы тратились на заработки в студенческих отрядах, на посещение родителей оставалась куцая неделя. Однажды приехал на день позже отъезда Кати и Алеши. Мать мимоходом сообщила:

— Жаль, опоздал на день, Алеша с Катей здесь расписались.

Показалось, что не расслышал, что что-то перепутал, уставился на мать вопросительно, как бы прося повторить. Она и повторила:

— Да, да неделю тому назад. Меня и отца тоже пригласили. Катя — прямо красавица, а Алеша… — она закатила глаза вверх, как будто это служило мерой ее восхищения, — а Алеша, если бы ты видел какой он статный, впечатляющий мужчина! Прекрасная пара. Ты бы их телеграммой поздравил, у меня их адрес есть.

На ногах устоял, потом убежал на окраину города, подальше от людей, чтобы вылить свою злость, свое отчаяние, свое разочарование всем миром в проклятиях, криках, силовой агрессии против луговых цветов, травы и редких деревьев.

Телеграмму дал только через месяц, уже из Ленинграда. Короткую телеграмму, чтобы не выдать своего раздражения. С горечью подумал: любовь на расстоянии — это только сказочная быль, а в натуре — это цветок особой породы, требующий непосредственного тепла и обильного полива. В качестве компенсации раздражению вспомнился короткий роман с Лидой, студенткой из соседнего потока, на берегу Камы, где они в летнее время работали. Оба, малоопытные в вопросах секса, инстиктивно нашли друг у друга желаемое, и всплеск необычных чувств заглушил и болевой крик девушки и напряженное его дыхание. Но экстаз первой встречи быстро растворился в прозе последующих свиданий и он вдруг явственно понял, что виной всему его «вечная подруга» с ее девичьей улыбкой и редким умением заглянуть ему в душу.

Диплом защитил на отлично, а накануне через деканат пригласили его в физико-технический институт и предложили работу в лаборатории.

За четыре года работы в институте дорос до руководителя группы. Но личная жизнь не складывалась: с полугодовым интервалом промелькнули Вера и Надя, и только замужняя Света, старше его на шесть лет, задержала его около себя на год. От каждой уходил разочарованный и обозленный, пытался копаться в причинах неудач и никогда не находил их. И только, когда начинал мечтать, как бы из небытия возникал образ Кати, и тот прощальный поцелуй, и ему становилось от этого так хорошо, так радостно.

Зимой руководство института предложило ему переехать в Свердловск, чтобы принять участие в разработке особо важной для государства проблеммы. Когда назвали ему город, сердце дало сбой: в Свердловске жили Алеша с Катей. Дав согласие на переезд, в тот же день после долгого перерыва позвонил им: друзья искренне обрадовались. Однако переезд затягивался и только в следующую зиму он смог отпраздновать с друзьями новоселье.

И в это время разразилась гроза над семьей его друзей: как архитектор Алеша допустил какую-то погрешность в проекте одного из цехов крупного завода и зимой под тяжестью выпавшего снега рухнула крыша, погибло шесть человек и было множество пострадавших. Состоялся суд и приговорил Алешу к пяти годам заключения. Катя осталась одна с трехлетней Верочкой. Теперь он постоянно после работы торопился к Кате: иногда закупиться, почти ежедневно помочь по дому, а со временем все чаще стал забирать Веру из детсада. Алеша отбывал срок в пятистах километрах от Свердловска и Катя за полтора года только дважды сумела съездить к нему. С некоторых пор он заметил, что с Катей творится что-то неладное: вечно хмурая, не в меру раздражительная, часто впадала в длительную меланхолию. Казалось, живет и работает по инерции, без интереса и надежд. Однажды, когда Вера уже уснула, разговорил Катю:

— Я же тебе друг, выскажись, полегчает.

А она, опустив голову, молчала. Долго молчала. Он уже решил уходить.

— Я только тебе скажу, ты свой. Мне только тридцать, понимаешь? Золотая пора для женщины, а я… а я, как брошенная. Подруги и пациентки ежедневно мелют о своих сексуальных проблеммах, совета, сочувствия просят, а я сама вся в цепях, не повернуться. Только не читай мне моралей, сама могу, если дело касается другого. А каково жить, если изо дня в день наступать себе на горло и существовать только надеждой, да еще далекой от были? Алешка вернется, а я уже вроде засохшей яблони, которую никто не поливал. Порой орать от досады, от горечи хочется, нельзя: Верочка рядом, папу ждет. Одним словом, тяжко мне. У меня какое-то раздвоение между телом и душой, никак не могу их собрать воедино.

Но сразили его сразу не слова о «засохшей яблоне», а вообще жалоба из уст этой гордячки, этой вечной оптимистки, в любых ситуациях, даже самых безнадежных, находившую повод улыбнуться и даже засмеяться.

Ему стало жалко Катю, он подошел и обнял ее. Она тесно прижалась к нему и затихла, как человек, после долгих попыток нашедший удобное положение. Он и не заметил, как чувство жалости сменилось сначала ощущением тепла и удовольствия от прикосновения женского тела, он попробовал прижать ее сильнее и не встретил никакого сопротивления. А дальше… а дальше были горные вершины и глубокие ущелья, голубизна неба и зелень лугов, нежность без конца и края и силовая власть природного начала.

Он ехал домой, как очумелый: как мог он себе позволить, ведь Катя жена Алеши! Не спал всю ночь: упреки и проклятия в свой адрес сменялись ощущением приятного, радостного, освобождающего и он не видел смущения на лице Кати. На следующий день все повторилось с большим азартом.

Так начался этот роман, отличавшийся от многих других разве что поспешностью проявления своих чувств, словно участники его знали, что им отпущен только один миг. Чувство вины перед другом обретало гневное лицо только в отсутствии Кати, когда он оставался один. Он пытался гнать его прочь, обещая, клянясь себе, что прекратит эту связь, а, оказавшись рядом с Катей, все забывал. Мозг часто сверлила мысль: один раз предатель, всю жизнь предатель.

Если бы его спросили как, почему он решился на такой шаг, он вряд ли бы сумел ответить. Просто в один из рабочих дней он пошел к академику Верзину, под руководством которого работал, рассказал ему историю Алеши и чуть ли не слезно просил его использовать свои связи для досрочного освобождения своего друга. И, когда через пару месяцев Катя получила от Алексея письмо, что дело его пересмотрено и его досрочно освобождают, обрадовался и огорчился одновременно.

И все таки Алешу встретил с радостью и постарался хоть первое время оставить его и Катю одних. Жизнь в семье, разрушителем которой он мог стать, постепенно налаживалась и это его очень радовало.

Но иногда, когда он оставался один, соблазнитель грыз душу и обливал его грязными словами, а он молчаливо выслушивал, пока однажды его не взорвало:

— Ты, змей, что ты понимаешь? Я знаю, что в твоих глазах выгляжу дурачком, да ты и не один так думающий. Вон, посмотри, за тобой стоят целые толпы людей, одобрительно кивающих в знак согласия с тобой. Но ты не думай, что я святой и, если бы речь шла не об Алексее, я бы Катю увел. А здесь не могу, видимо чувство дружбы все таки сильнее плоти и моих желаний. Знаю, что это противоречит природе, но, может быть, это и есть то достоинство, что отличает меня от быка. Впрочем, тебе и толпам за тобой этого не понять.

Гроза разразилась неожиданно. С 16 лет он жил с одной почкой, другую хирурги вырезали. Жил нормально и, если не считать редких походов к врачам для проверки, забывал об опасности. А она пришла, сначала в виде головной боли, пота, повышенной температуры, а потом и смертельного диагноза: вторая почка отказалась работать, предстояло и ее удалить. Прооперированный, жил надеждой, что найдется донор, а пока — состояние больного, куча лекарств и незаменимые процедуры диализа. Работать он уже не мог, все чаще возвращался к мысли об инвалидности, иногда о смерти. Донор не находился, и даже врачи избегали с ним говорить на эту тему.

И вдруг его положили в больницу. Заведующий отделением сообщил ему, что его донор сам явился в больницу и предложил свою почку. Все анализы по совместимости проведены, положительны по результатам и в ближайшие дни будет проведена операция по пересадке почки. Донором оказался Алексей. А через полгода он вновь приступил к работе.

Он многократно пытался вызвать на разговор своего искусителя, но тот, зная о плохих для него временах, прятался, выжидая. Он знал, что его звездный час еще придет.

Возвращалась обычная будничная жизнь, а вместе с ней и мысли, воспоминания, фантазии, связанные с Катей. Катя была вседа, как сестра, приветлива, его принимали как члена семьи, и иногда возникавшую зависть подавлял в самом начале.

Потом знакомство с Леной, отвлекшее его на короткий срок и вновь вызвавшее разочарование. Теперь он окончательно уверился в том, что все его неудачи с женщинами в личной жизни связаны с простым обстоятельством: он во всех искал и не находил Катю.

Шли годы. Алексей и Катя попытались его женить, обиделся… Вел холостяцкую жизнь, в завтрашний день не заглядывал, редкие увлечения дальше плотских отношений не шли. Ушел без остатка в работу, ставшую и дома подругой, собеседницей, вторым «Я». Защитил докторскую диссертацию, получил международное признание и даже стал почетным членом американского пенсильванского университета.

И вдруг удар: у Алексея обнаружили рак крови. Врачи вместе с диагнозом установили и число оставшихся дней. Ревел, как ребенок, словно брата хоронить предстояло.

Хоронили Алексея в узком кругу. А уже вечером, когда лег, явился соблазнитель. Глядя в упор, как победитель, интригующе произнес: «Нет худа без добра». Прогнал.

Катя осталась в страхе: развал страны, развал привычных устоев, резкое ухудшение жизненных условий уже стояли на пороге. Его тоже в институте предупредили, что финансирование его работы под вопросом. Но в это же время он получил приглашение на работу в пенсильванский университет и колебался, принять ли его.

Через неделю позвонила Катя и сквозь рыдания сообщила, что у нее сократили число часов в больнице и она не знает, как они с Верочкой сумеют жить. Искусал губы, не зная как ей помочь, изо дня в день сам мог остаться без работы. Будущее Кати и Верочки представлялось ему ужасным и он поспешил уведомить администрацию американского университета о принятии предложения.

Через месяц он пришел прощаться. Катя навзрыд плакала, понимала, что теряет верного друга, теперь уже навсегда. Было мучительно тяжело.

Еще через полгода Катя получила письмо от директора частного банка с просьбой зайти для беседы. Директор оказался сравнительно молодым и любезным человеком.

— Уважаемая Екатерина Владимировна. Одним из учредителей нашего банка является американский частный банк. Я получил от дирекции банка-учредителя письмо с просьбой открыть на ваше имя счет, на который ежемесячно будет поступать 2000 долларов. Я прошу вас пройти в операционный зал и обратиться в кассу №3. Там вам оформят все документы.

Катя вышла из банка, в сумочке уже лежали полученные деньги. «Нет, Миша не оригинал, он просто друг, просто человек, воплотивший понятие друг в жизнь, а это очень редкий дар, возможно один раз на много миллионов» — подумалось ей, и она благодарно улыбнулась.

А за тридевять земель перед Михаилом стоял соблазнитель и ядовито говорил:

— Знаешь, гении рождаются один раз в столетие, а такие дураки, как ты, еще реже.

А Михаил улыбался: перед ним стояла Катя, лицо которой покинули озабоченность, страх, напряженность, а в глазах вновь вспыхнул огонек его «вечной подруги».