и во тьме есть свет. на этот случай / семь небес связали в семь узлов — / в них, ветхозаветных, время глючит / от коротких замыканий слов…
Ноябрьское ожиданье Рождества
Юлиан Фрумкин-Рыбаков
(21 ноября — введение во Храм Пресвятой Богородицы)
1
над жизнью нависающий карниз,
потрескавшийся обветшалый фриз
с лепниной звезд и купол неба
державно опрокинулись в Неву,
осколки звезд и облаков плывут
по черной глади… на мостах Эреба
то желтый свет автомобильных фар,
то желтых фонарей початки,
вода морщит и, собираясь в складки,
колеблется… ее дыханья пар,
мешаясь с отражениьм звезд
под Троицкий ныряют мост…
над Петропавловским собором ангел света…
на якоре “Паллада” — ресторан,
“Аврора” целится в туман,
и в косяки автO, плывущих в Лету …
2
все призрачно … нам крышу сносит
молчания Великий океан
там пастухи про жизнь тебя расспросят, …
там блеют овцы, там кочует Авраам
к земле обетованной — Ханаан, …
там Иордан
питает море Мертвое живой водою… там Иосиф
выходит ночью будущим дышать
……………………………………………
младенца и Марии не видать…
в тишайшем закоулке неба воссиять
готовится звезда…
мир полон ожиданьем — ждут Мессию …
дверь отворилась, в храм ввели Марию…
Иудея
1
Опалённые солнцем шатры и равнины,
зной души в ожидании Мессии…
раввины,
талмудисты…менялы… халдеи…
купцы…
фарисеи… верблюды… собаки…
калеки…
пешеходы и всадники… римляне…
греки…
улей, улей гудящий, куда человеки
мёд познанья приносят и запах пыльцы
троекратно целуя следы от сандалий…
Здесь закваска сюжетов, здесь
алеф и Авель
Иудейской идеи, здесь буквы — кремни…
Здесь, под кроной платана, оливы, ореха
бирюзовое небо как Горнее эхо
на вопрос об Отце пастухов и родни…
2
В. Левину
Как ты живёшь вдали всея Руси
в святой земле, на мировой оси
иной культуры метиной отмечен?
Какие тебе снятся сны?
Что происходит с даром речи?
Что кровь твоя? Что гены в ней?
Близ Назарета, Хайфы, Вифлеема
духовней стало ли тебе, светлей?
В чём смысл и суть Левитова колена?
Призрят ли там стада твои, их тук?
Вдали святой земли всё те же лужи.
живу в шинели Петербуржской стужи
и сердце падает и замирает вдруг…
3
По выжженным тропинкам Галилеи
шёл человек, из Назареи.
Как посуху, ступая по волнам,
не торопясь, он направлялся к нам…
Он говорил про Дверь,
про царство Света,
Он шёл по водам в будущие лета…
Освобождаясь от земных пелён,
преображаясь в Горнюю идею,
шёл человек в тугих витках времён…
в гортанном воздухе овечьей Галилеи
не символ, нет… но лоб… лицо… глаза…
не символ, нет, но ласточка живая
Иерусалимская, но Божия гроза,
но Иордана рана ножевая…
4
В молочном воздухе библейской Галилеи,
где солнце так растворено в крови,
что можно задохнуться от любви,
когда б любить умели иудеи…
В Библейском воздухе, где дышится легко,
где глас небес настоян на полыни,
где козье горькое парное молоко
несут в бутылях глиняных, в корзине,
где хлеб и сыр овечий, и вино…
где рыбари, предтечи и пророки,
где малое горчишное зерно
определяет времена и сроки,
где перекрестье караванных троп,
где средоточье Духа и религий,
где нам Отец персты кладёт на лоб —
отсюда в мире мировые сдвиги…
И проходя мимо горы Фавор,
христиане, атеисты — человеки,
к вершине поднимают взор…
И будет так и присно и во веки…
Ъ
сегодня первый день христианской Пасхи,
подсохли лужи, и поголубело
дотоле небо серое, сегодня
в земле Израильской народился праздник
пост кончился. Великая Суббота
спешит, спешит, как вестник воскрешенья,
по тесным улочкам Иерусалима…
на Вила розе, на горе Масличной
в долине пересохшего Кедрона,
у Храма люди видели её…
в оливах ветер обретает голос,
и птицы в розницу разносят песни
гортанные, как древняя земля,
высокие, как голубое небо
и Гефсиманский сад внимает Вести,
и веточки олив дрожат от Вести,
и солнца луч на маковках собора,
как зайчик солнечный дрожит, от нетерпенья…
твердыни рассыпаются в песок,
чтоб стать землей для семечка надежды…
а Весть летит, что смерти больше нет…
Ъ
Храни меня, мой талисман.
А. С. П.
храни меня, Господь Всевышний,
в местах, где ужас и обман,
где каждый третий — третий лишний,
и где восьмой от крови пьян,
где каждый первый жизни учит,
четвертый правду говорит,
где пятый пьет, десятый глючит —
русалка на игле сидит…
храни меня, великий Боже,
от произвола и хулы,
от милостивых взглядов тоже…
мы грешны слабы и малы,
мы в этой жизни окаянной,
метафизической и странной,
где смерть с косою на коне,
и где предательство в цене —
затеряны, как в океане…
храни меня, Господь, в тумане
в ночи храни, средь бела дня
не покидай, Господь, меня…
Лазарь
из гробницы вышел Лазарь
отрясая прах пелен,
два печальных карих глаза
полны тайной похорон,
а над ним бездонно небо…
кровь заката запеклась:
то ли жил он, то ли не жил…
то ли червь он, то ли князь…
обретя Господню завязь
озирается кругом,
это он, с собою справясь,
будет, будет строить дом
из камней любви и веры,
будет, будет их таскать
из глубинного карьера,
где покой и благодать…
вознося молитвы Богу
под мирской немолчный гам
будет словом, будет слогом
пробивать в сердцах дорогу
к Иисусовым стопам…
из гробницы вышел Лазарь
озирается, смущен,
два печальных карих глаза
полны тайной похорон…
Ъ
… Есть много мелких знаков,
того, что я давно живу в аду.
С. Кекова
… и воздух почками набух,
и время…
листает жизнь чудовищный гроссбух
пространства, сморщенное семя
любви готово прорасти, проклюнуться, пробиться…
бездомная ночная птица
гнезда не вьёт,
не спит, крылом о небо бьётся,
и ночь звенит, а в руки не даётся…
небесная же твердь, и твердь земная
сошлись и путешествуют по краю
небесной сферы…
как Адам и Ева,
добро и зло вкусившие от древа,
сошлись, и мы сошлись всей плотью жалкой….
мы проросли друг в друга как кипрей на свалке
пророс сквозь арматуру и бетон,
поскольку в жизнь и смерть он до смерти влюблён…
(состав любви и смерти одинаков)
мы испытали всё, что на роду
написано…
любовь моя, есть много мелких знаков,
что мы с тобой давно живём в аду…
новый век
как стало тяжело на мир смотреть,
глаза б закрыть, чтоб ничего не видеть…
под веками покой разлит
и только шорох крови, шорох света
несут меня в безмерности пространства…
я прилепляюсь к времени и к мысли,
что открываю сопредельность —
столпотворение юное миров
закручивая личную пружину
рожденийсмерти…
жизнь во мне спешит
и проявляет негатив со-знания…
покой под веками, а под веками
обломки, хлам и прах, и перегной
культур, религий, верований, судеб…
прошли народы по лицу земли
и канули…
останками опавших языков шурша,
как листьями, бредем в глухую осень…
проходит всё, и мы пройдем…
но жизнь, как линза свет, сжимает время,
и время делается зримым
ё-моё…
жизнь — ужас времени, его средоточение…
Ъ
пока ты спишь, и кровь твоя молчит
еврейская, лишенная рассудка,
ты — вещь в себе, безумец, царь Давид,
который над Псалмами бдит…
во сне, во сне нам весело и жутко…
пока ты в невесомости паришь,
лишенный веса, времени, объема
ты, царь Давид, ты — сапиенс и хомо,
ты, вроде, на диване дома….
но там не ты, там оболочка лишь…
из сухожилий, из духовных жил
в беспамятстве, под черепной коробкой
то Домашёв* мелькнёт с гранённой стопкой,
то как пастух хлопочет Гаврiилъ…
да, кровь твоя молчит, пока ты спишь,
но ты всей кожей, каждой порой знаешь,
что, встав от сна, невинность потеряешь,
и жизнь приняв, о ней заговоришь…
Домашёв, Анатолий Филиппович
инженер-караблестроитель,
поэт, издатель
Ъ
перекличка
с. к.
не движется время, и воздух стоит
густой и блестящий, как солнце в кринице,
по небу летят долгополые птицы,
и сходят кометы с замшелых орбит
мы ищем свободы, но пропасть во ржи
находим, и времени нет оглянуться…
а в небе снуют сиротливо стрижи,
и тянет дитя чай холодный из блюдца
жизнь будет всегда, а мятущийся дух,
что дрожжи для теста, что темень для света…
от жажды однажды рождается слух,
что мы утолим её водами Леты…
кукушка кукует, куличит кулик,
стрекозы стрекочут, синичут синицы
мир грозен и прост, и настолько велик,
что дарит на время нам волю и лица…
сидят депутаты, менялы, скопцы
и к Господу ждут за благами приёма,
но он их оставил, он вышел из дома
за горстью небесной муки для мацы…
и лошадь, и овен, мои близнецы,
и в смерть козерог упирается рогом,
и мчатся мы все по небесным дорогам,
и сводим, и сводим с концами концы…
Ъ
Коломна, Апрашка, Промзона Парнас…
Т. Буковская
я пред собою виноват,
я сам себе и враг и брат
пустыня внемлет Богу,
а здесь в Апрашкином дворе
разлегся молох на жаре
и точит коготь…
нет не кремнистый путь, отнюдь,
скорее пивоморок, жуть,
метана трупный запах…
зрю наше время, вот оно —
ни духа, ни Бородино,
но лохотрон и Дом кино
и никого нет в латах…
ах, я обманываться рад…
в крови моей сознанья яд,
и время жалит душу…
когда вселенная молчит,
звезда с звездой не говорит,
я этой жизни трушу…
Ъ
… приходите в Манеж, будем читать стишки…
т. б.
вавилонские башни стихов,
вавилонские башни окурков,
а хотелось бы без дураков
на пригорке лежать, без придурков
под развесистой клюквой стихов…
ибо если и есть вертикаль
языка при общении с Богом —
в основание её не скрижаль,
но вербаль-
ная, в платье убогом,
речь в заплатах заношенных слов
ветхих в Ветхом, и в Новом завете,
из слежавшихся в ней сквозняков,
скрипа форточек и междометий…
можешь биться о десять горшков
можешь плакать и биться о стены,
только если не будет стишков —
можно счёты сводить, резать вены
если только не будет стишков…
Ъ
что может быть реальнее, чем сон…
куда ни кинешь взор, со всех сторон
глаза ветхозаветные и лица,
в земле обетованной снег идет,
сосуд колодца пуст, вода струи не льет,
и в море мертвое ныряют птицы,
а в небесах стада летучих рыб
в них ангелы забрасывают сети
под скрип уключин, шорох, мокрый всхлип
летящих рыб… в неверном лунном свете
дичок любви и дня не проживет,
поскольку времени улитка
медлительна, ведь время не течет,
а взад вперед качается, как зыбка…
его баюкать не достанет слов,
горят огни пастушеских костров,
как маятник на нити мир подвешен,
он движется из будущего вспять
и в крайней точке ты опять
туда вернешься, где весь мир безгрешен…
Ъ
в храме гроба Господня молитвы и блицы и речи,
в храме гроба Господня не гаснут лампады и свечи,
и приходят народы, и крест свой несут на Голгофу,
чтобы там умереть на кресте в страшный миг катастрофы…
и с Голгофы сходя каждый день, как сегодня,
воскресают, чтоб камень с пещеры души отвалить,
как от гроба Господня
и идти обновленными в жизнь невозможную эту,
направляя стопы по дорогам лихим к Назарету…
ибо то, что родилось в провинции, стало всеобщим,
ибо вера жива, на которую нищие ропщем,
ибо сладко любви неизбывное бремя
и мы крошим и крошим любовь — кормим личное время…
мы пытаемся эту любовь приручить будто птицу,
и в груди запереть в золотую темницу,
но любовь много больше нас, больше и шире
ибо нет ничего кроме этой любви в этом яростном мире …
Ъ
если в храме Блаженств ты стоишь или ходишь по кругу,
и ложишься на ветер, как на руки верному другу,
значит, время настало вдохнуть этот воздух горячий,
и смотреть на оливы и воду, как будто ты зрячий…
если в храме Блаженств на кремнистую почву столетий
тень оливы ложится, и сушатся мокрые сети
значит, время настало вернуться от устья к истоку,
ибо, чистые сердцем, всегда проницают глубоко…
если в храме Блаженств, где блажены и нищие духом,
если в храме Блаженств, твои волосы сделались пухом,
значит, время настало идти по Библейским дорогам
ибо, ищешь и страждешь не чуда, но Господа Бога…
МЕНОРА
… и свет во тьме светит,
и тьма не объяла его.
Евангелие от Иоанна 1.5
… на кремнистых голенях дорог,
у источников с предвечною водою,
бедуинам говорит пророк,
руки вознося над головою:
«… жизнь тонка, как лепесток
небеса к мольбам моим глухи…
только чистый детский голосок
держит в равновесии грехи…
древнее еврейское письмо…
в свитках Торы. в каждой строчке,
прорастает промысла зерно
к свету в Вифлеемской оболочке
и во тьме есть свет. на этот случай
семь небес связали в семь узлов —
в них, ветхозаветных, время глючит
от коротких замыканий слов…
кровная, слепая вера в чудо,
в чудо жизни страшной и родной…
…бедуины, женщины, верблюды…
среди них и мы, мой друг, с тобой.
Ъ
с изнанки воздуха сплошные узелки
на память, ангелом завязанные… в спешке,
поди, упомни все, смотря из-под руки
на озеро, где ходят рыбаки
и, ставя сети, поправляют вешки
и озеро, и рыба, и рыбак,
и птица в небесах, и куст болиголова —
все связано… неравный брак
соединяет нас, и рыб косяк
уходит в глубину искать наживку слова…
с изнанки воздуха сплошные узелки
рыбак, который вяжет сети
обвязывает воздуха куски,
ячеист воздух, и ему узки
ячейки слов и всех стихов на свете
ячеист воздух, глубока вода
являют ангелы с завидным постоянством
то рыбу, то запретного плода
восторг, то засыпают города…
горячим пеплом из пространства
сплошные узелки с изнанки снов
развяжешь утром — вспомнишь, что приснилось…
а вот, ещё бывает милость —
развяжешь узелки с изнанки с л о в
и вспомнишь все, что с нами приключилось…
Иерусалим
Город — град седьмого пота.
Небо режет серп луны.
Улиц каменные соты
Мёдом каменным полны.
Входишь ты в Иерусалим
Сквозь сухую Стену Плача
Беспощадным и незрячим
Чувством голода гоним.
