Аркадий Гайсинский: О великом и могучем

Loading

Интерес к древней истории Моравии для нас не есть лишь дань истории одного из народов Европы, вообще, но обусловлен её тесной связью с историей Киевской Руси.

О великом и могучем

Аркадий Гайсинский

 Аркадий Гайсинский Несомненно, что у подавляющего большинства авторов и читателей «Заметок» родной язык — русский. Однако, история приобретения этим языком своего имени и хозяев — несколько запутана.

Дальнейшие рассуждения относятся только к вопросу становления русского языка в том государстве, которое известно как Киевская русь. Цитирование, анализ и оценки соответствующих исторических событий сведены к минимуму, учитывая, что, в основном, они хорошо известны.

1

Начало российской государственности «ПВЛ» относит к 862 г. «Призванные» варяги-русы: Рюрик, Олег, Аскольд, Дир и их соратники были скандинавами и русского (в нашем понимании — славянского) языка не знали.

Поэтому единственным объяснением стало то, что «Аскольд же и Дир остались в этом городе (Киеве), собрали у себя много варягов и стали владеть землею полян», то есть имеется ввиду ассимиляции варяг-русов с народом полян, земли которых были подчинены пришельцами и, как следствие, язык полян, славянский по содержанию, стал называться «русским» по имени новых его носителей.

На самом деле всё обстояло наоборот: русы ассимилировали полян и пришло к тому, что «Поляне яже нъıнѣ зовомая русь» (ныне поляне называются русью). Поляне, первыми из племён вошедшие в состав Киевской Руси, уже после 944 г. в летописи не упоминаются; не известны имена даже полянских князей, а что до основателей Киева, то:

«ряд учёных, в том числе профессор М. И. Артамонов, отмечают, что имена мифических братьев не носят никаких признаков славянской принадлежности».

Те, кто действительно называлсь русами, к славянам не относились:

«Как ныне установлено, славяне не были аборигенами Восточной Европы, а проникли в неё в 8в., заселив Поднепровье и бассейн озера Ильмень. До славянского вторжения эту территорию населяли русы — этнос отнюдь не славянский»[1].

2

И всё-таки, если русы «этнос отнюдь не славянский», то почему государство получившее своё имя от «не славян», называется славянским, говорит и пишет на славянском языке?

Предстоит убедиться, что в истории образования российской государственности особое место занимает западнославянский народ— моравы (моравляне).

Начнём с того, что Великая Моравия была крещена по католическому обряду в 831 г. во время княжения Моймира I. Крестителем выступил епископ пассауский (Пассау) Регинар.

Сменивший во власти Моймира Ростислав, желая обрести независимость от баварских священников, направил в Рим посольство к папе Николаю I с просьбой прислать наставников для подготовки, говоря современным языком, собственных кадров, но получил отказ. Тогда Ростислав обратился уже к византийскому императору Михаилу III с той же просьбой. Михаил не отказал Ростиславу, и в Моравию с целью подготовки священнослужителей, говорящих и проповедующих на понятном народу языке, в 862 г. были посланы известные Кирилл и Мефодий, а в 863г., благодаря их стараниям, появилась славянская азбука.

Конечно же, в Риме быстро поняли, что деятельность византийских священников будет и миссионерской, поэтому папа Стефан VI, осознав, что Моравия уходит из-под влияния Рима, издал соответствующую буллу:

«Мы весьма удивились, услышав, что Мефодий[2] предан лжеучению, а не назиданию, вражде, а не миру; и если так, как мы слышали, то лжеучение его мы совершенно отвергнем

….. Анафема за презрение католической веры падет на главу того, кто объявил ее; ты же и народ твой, по суду св. Духа, будете невинны, если только ненарушимо будете содержать веру, которую проповедывает римская церковь.

…. А упорных и непослушных, производящих вражду и соблазн, если не исправятся после первого и второго увещания, предписываем извергать из недр церкви, чтобы одна больная овца не заразила всего стада, предписываем обуздывать нашей властью и далеко изгонять из ваших пределов»[3].

Святополк, на тот момент великий князь Моравии, которого уже величали королём, запретил богослужение на славянском языке. Такое его решение в значительной степени стало результатом нежелания портить отношения с папой Стефаном, умело льстившим Святополку и объявившим Мефодия клятвопреступником.

3

«Упорных и непослушных» оказалось немало. Папское предписание таковых «обуздывать нашей властью и далеко изгонять из ваших пределов» католические священники, захватившие церковную власть в Моравии, ревностно исполняли.

«Согласно прямому наставлению папского письма, в котором повелевалось изгонять ослушников далеко от пределов Моравии, воинам дано было приказание отвести изгнанников в разные места, прилежащие к Истру-Дунаю.

…. Раздумье изгнанников о том, куда теперь направить свой путь, было непродолжительно….. И так они принуждены были от страха разлучиться друг от друга и разошлись в разные стороны, по Божьему изволению, чтобы также и большее число стран озарить светом Евангелия.

… Как бы то ни было, но необходимость разлуки была для изгнанников новой горестью, которая смирялась, однако же, той верой в Промысл и светлой мыслью о призвании исповедников на служение разным странам, которую высказывает при этом и автор жития»[4].

Но вынужденная миграция моравских славян повторилась уже через короткое время. Святополк II затевает со своим братом Моймиром II (следующим Великим князем Моравии) междуусобную войну, которая в результате привела к завоеванию Моравии венграми, о чём свидетельствует Константин Багрянородный:

«После смерти Святополка, после того, как один год проведен был в мире, и когда затем начался раздор и междоусобная война, явились угры, совершенно истребили их (сыновей Святополка) и покорили их страну, в которой и ныне живут. Оставшиеся из народа рассеялись и убежали к соседним народами, к болгарам, туркам, хорватам и другим»[5].

Итак, миграция моравских славян на восток в конце IΧ и в начале Χ вв. исторически засвидетельствована; известны страны, где они оседали по мере продвижения. Русь среди них не упоминается, но далее будут приведены свдетельства тому, что моравские изгнанники добрались и до Среднего Поднепровья.

4

Эти «моравские» события изложены и в «Повести временных лет» (под 898 г.)., но здесь Папа римский (обобщающий образ) предстаёт ярым защитником солунских братьев и образцом церковной демократии. Летопись молчит о том, что сразу же после смерти Мефодия в 885 г. богослужение на славянском языке было запрещено. Молчит летопись и о последующих преследованиях моравских христиан, о гонениях на них, о изгнании с родной земли. Но, судя по приведенным именам и датам, о положении христиан в Моравии было известно гараздо больше— поэтому автор «Повести» пускается в объяснения, которые заслуживают особого к себе внимания:

«К моравам же ходил и апостол Павел и учил там; там же находится и Иллирия, до которой доходил апостол Павел и где первоначально жили славяне. Поэтому учитель славян — апостол Павел, из тех же славян — и мы, русь; поэтому и нам, руси, учитель Павел, так как учил славянский народ и поставил по себе у славян епископом и наместником Андроника. А славянский народ и русский един, от варягов ведь прозвались русью, а прежде были славяне; хоть и полянами назывались, но речь была славянской. Полянами прозваны были потому, что сидели в поле, а язык был им общий — славянский».

Конечно же, этот отрывок многократно осмысливался историками, но наиболее характерный для российского исторического официоза к нему комментарий принадлежит (одному из главных в недавнем прошлом авторитетов по древней истории России) академику Борису Рыбакову:

«Автор (летописец) представлял себе дело так, что только где-то на самом западном краю славянских земель в Иллирии учил апостол Павел. И, очевидно, не без воздействия этой идеи была создана другая легенда о том, что Илурик является как бы прародиной славян».

То есть по Б. Рыбакову «летописец представлял себе дело так… была создана другая легенда», что Иллирия не на самом деле, а «как бы является прародиной славян», хотя летопись прямо указывает на её местонахождение. А вот ещё одно предложение академика:

«Надо снять с Нестора давно тяготевшее над ним обвинение в том, что он будто бы размещал прародину славян на Дунае».

Как видим, Нестору, «размещавшему родину славян на Дунае», а не на Днепре и, несомненно, имевшему для этого веские основания, Б. Рыбаков великодушно прощает «тяготевшее над ним обвинение», так и не объяснив, почему утверждение летописца «из тех же (придунайских) славян — и мы, русь» есть глубокое (по мнению академика) заблуждение.

И тем не менее Б. Рыбаков, оценивая общую направленность восточно-славянского летописания, всё же заметил, что

«наибольшую осведомлённость летописец (русский.) обнаруживает для середины 9в. в делах Великоморавского государства, а для 9-10вв. — в делах Болгарского царства»[6]. Да и как тут смолчишь, если сказано «Для них ведь, моравов, первых созданы буквы, названные славянской грамотой; эта же грамота и у русских, и у болгар дунайских»[7].

Но если «К моравам же ходил и апостол Павел и учил там; там же находится и Иллирия, до которой доходил апостол Павел и где первоначально жили славяне…. из тех же славян — и мы, русь», то как же быть с «призванием варяг» , с Рюриком, с Аскольдом и Диром, подчинившими Киев, с Олегом, отобравшим у них город и сделавшим его столицей Руси, с убитым древлянами Игорем— ведь все перечисленные бесспорные скандинавы?

И опять Нестор, что называется «вдруг» ославянивший русов, вынужден объяснять: «А славянский народ и русский един, от варягов ведь прозвались русью, а прежде были славяне»

Но, совместив две этих фразы, находим вполне понятное их толкование: славяне— беженцы из Моравии, осевшие на землях принадлежащих русам, через несколько поколений совместного проживания стали в результате ассимиляции единым народом: потомки мигрантов— славян, живущих на Руси, «прозвались русью».

5

В 861 г. император Византии Михаил III направляет в Хазарский каганат посольство, которое, будучи ничем не приметным с точки зрения дипломатической, тем не менее обрело особое значение в истории славян, точнее— славянской письменности, потому что в состав этого посольства входили будущие равноапостольные «салунские братья» Кирилл и Мефодий. Именно во время остановки миссии в Корсуни (Херсонесе)

«И нашел Философ здесь < в Корсуни> Евангелие и Псалтырь, написанные русскими письменами, и человека нашел, говорящего той речью. И беседовал с ним и понял смысл языка, соотнося отличия гласных и согласных букв со своим языком. И вознося молитву к Богу, вскоре начал читать и говорить. И многие изумлялись тому, славя Бога».[8]

В «Толковой Палее»[9] (XV в.), основанной на более древних источниках, говорится:

«Грамота русская явилась Богом данная в Корсуни русину. От нее же научился философ Константин, и оттуда составил и написал книги русским гласом».

Рассказ «ПВЛ» о призвании варяг-русов датирован 862 годом. Варяги-русы, как уже отмечалось, бесспорно северо— европейский народ: скандинавы. Летопись никаких других русов не знает. Что до вероисповедания русов, то хорошо известно, что они были язычниками почти до конца Χв. Поэтому, если исходить из летописного рассказа, вызывает недоумение тот факт, что Кирилл в 861 г., остановившись в Корсуни (Херсонесе) по дороге в Хазарию «нашел Философ здесь < в Корсуни> Евангелие и Псалтырь, написанные русскими письменами, и человека нашел, говорящего той речью.»

Но если так, то кто они и откуда — эти русы, имеющие свою письменность, судя потому, что перевели на свой язык «Евангелия» и «Псалтырь»? Летописные русы— варяги никоим образом не могут быть отождествлены с русами— жителями Тавриды и рассмотренный факт из «Жития Кирилла и Мефодия» нужно считать важным аргументом правоты тех историков, кто считает, что в образовании государства Киевская Русь принимал участие народ русь, обитавший на юго-востоке Европы, а не на её севере.

Во всяком случае, в Раннем Средневековье Таманский полуостров знали как «Остров русов», Азовское море называлось «Русским морем», а в тридцати километрах севернее Тмутаракани располагался город Росия.

Касательно Таманского расположения Руси имеются множество убедительных свидетельств, однако официальной российской историографией они не рассматриваются, ибо незыблемой основой российской истории объявлена со времён Н. Карамзина «Повесть временных лет».

Тогда к какой языковой группе относился тот «русский язык» с каким Кирилл столкнулся в Корсуни? Ответ на этот вопрос может учитывать лишь косвенные свидетельства— например, некоторые буквы, которые Кирилл перенес в «кириллицу»: имеются ввиду отсутствующие в греческом и латинском алфавитах буквы «ш» и «ц». Их начертания в «кириллице» подобны тем, как они выглядят в еврейском письме,— следовательно, алфавит, из которого эти буквы были скопированы, имел отношение к семитской группе языков. Таманские русы, конечно же, не были семитами, а вот тесные отношение с потомками Сима они имели, поскольку жили в соседстве с Хазарским Каганатом, в котором государственной религией был иудаизм, а государственным языком— еврейский.[10]

6

Интерес к древней истории Моравии для нас не есть лишь дань истории одного из народов Европы, вообще, но обусловлен её тесной связью с историей Киевской Руси. В этом плане очевидна следующая историческая последовательность:

Начиная с середины 9 в., значительная часть принявшего христианство в православной форме населения Моравии под давлением германского католичества, минуя католическую же Польшу, перемещается на восток и находит пристанище в Киеве и его окрестностях, принадлежащих язычникам— русам.

Переселившиеся на новые места моравы, конечно же, должны были участвовать в делах и блюсти интересы приютившего их народа. Именно с такой позиции следует воспринимать сообщение арабского анонима, относящееся к 9 в.:

«Народ страны росов воинственный. Они воюют со всеми неверными, окружающими их, и выходят победителями. Среди них есть группа из мороват»[11].

Эта цитата, с учётом её временной привязки, весьма показательна. О роли моравских славян в жизни Киевской Руси сообщают и европейские источники, например, хроника Х. Ф. Фризе. Факт присутствия моравлян на Руси в 9-10вв. следует также из данных археологических раскопок в Киеве и его окрестностях, из результатов которых следует, что значительная часть местных захоронений древности относится к выходцам из Моравии.

Моравы были не просто мигрантами, но носителями новой веры и её объективными миссионерами. Принятие Русью православного христианства, осуществлённого в 988г. князем Владимиром, в решающей степени обусловлено моравским, а не византийским влиянием:

«Мы, наверное, знали бы дату крещения из византийских источников, но в них о крещении не говорится.

….. Введение христианства в целом государстве Константинопольским патриархатом, акт государственно важный для политики и дипломатии Византии, её церкви оказался не зафиксированным в империи.

….. Возникает догадка, что византийские источники молчат о крещении Владимира и Ольги потому, что ни то, ни другое не осуществлялось Константинополем»[12].

(Не поэтому ли были сложности и с канонизацией Владимира: почему византийская церковь так упорно отказывала множеству обращений по этому поводу и русских князей, и русской церкви? Ведь Владимир был признан Святым только в 1240 г., да и то по личному указанию Александра Невского.)

Поражение русов в Балканской войне и смерть князя Святослава на Днепровских порогах, стали тем переломным моментом, когда власть в Киеве от русов, практически, перешла к славянам.

Во второй половине 10 в. христианство исповедовало уже значительное число, населения Киевской Руси: христианкой был княгиня Ольга, поддержку новой религии оказывал и княживший в Киеве после смерти Святослава его старший сын Ярополк. Параллельно распространению православия распространялась и славянская грамота. Быстрая ассимиляции русов и славян, имевшая, как видим, свои резоны развития, привела к тому, что уже через несколько поколений на территории Среднего Поднепровья образуется новая этническая общность, называющая себя национальным именем «хозяев» — русы. Государственным языком становится славянский, также принявший новое имя — русский, а государственной религией — православное христианство.

«Ну а то, что тем самым духовная цензура по-своему «исправляла» русскую историю вместе с историей ее культуры, искажая историческую реальность, перенося события с Дуная и из Моравии на Днепр и Волхов — никого не интересовало, кроме позднейших исследователей, обративших внимание на явные противоречия в тексте ПВЛ».[13]

P.S.

«Позднейшие исследователи обратили внимание на явные противоречия» не только в тексте ПВЛ. Вот пример такого «явного противоречия», относящегося к Илье Муромцу, самому, пожалуй, популярному перосонажу древнерусского эпоса. В былине «Илья Муромец и соловей— разбойник» сказано:

«Говорил-то старыя казак да Илья Муромец: Есть я с славнаго из города из Муромля, Из того села да с Карачирова, Есть я старыя казак да Илья Муромец, Илья Муромец да сын Иванович! — Говорит ему Владымир таковы слова:

Ай же старыя казак да Илья Муромец, Да й давно ли ты повыехал из Муромля И которою дороженькой ты ехал в стольнёй Киев-град?»

Нет ни единого возражения тому, что «Владымир» из этой былины — киевский князь Владимир Святославич, равноапостольный креститель Руси. На момент сего знаменательного события ему было не более 30-и лет, так как родился он около 960г., а крещение случилось не позже 989г., так что «старыя казак Илья Муромец да сын Иванович» появился на свет, несомненно, до крещения Руси. Откуда ж тогда у него, уроженца далёкого от Киева села да ещё с неславянским названием Карачирово, библейское имя Илья (?), не говоря уже о том, что и после крещения русы ещё долгое время поклонялись прежним богам и не спешили давать детям незнакомые имена. Странно, что на этот очевидный факт «придуманности» Ильи Ивановича не обратили внимания — впрочем, и имя его отца пришло на Русь после принятия христианства: до этого Иваны не упоминаются.

Поэтому стоит прислушаться к тому мнению, согласно которому определение Муромец (Муромский) следует понимать как «Моравлянин» (Моравский). Именнотаким именем назван Илья Муромец в послании 1574 г. Кмиты, старосты белорусского города Орши, к своему начальнику, в котором он, описывая стоящие перед ним трудности по охране границы, восклицает:

«Придет час, будет надобность в Илье Муравленине и Соловье Будимировиче, прибудет час, коли службе нашей будет потреба»[14].

Исследователи русских былин обратили внимания на изменяемость имени богатыря в зависимости от той местности, где былины были записаны, и пришли к выводу, что

«В совокупности все варианты прозвания Ильи Муромца: «Мурамец», «Моровлин», «Муравленин», «Муравец» имеют однозначное лексическое значение: «Моравский», «выходец из Моравии». Так, например, «Моровлянами» называет моравов Никоновская летопись 16 в.»[15].

В эпосе западных славян нет героя, называвшегося Илья Моравлянин. Выше было показано, что для «моравской» интерпретации имени главного из трёх былинных богатырей имеются основания.

Официальная российская историография «моравскую тему» не рассматривает. Ей (российской истории) «хватило» и варяг, призванных «княжить и владеть нами», потому что «земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет» — а тут ещё эти, ныне мало кому известные моравляне: со славянской грамотой, православием и Ильёй Моравляниным….

___

[1] Л. Н. Гумилёв. Древняя Русь и Великая степь. Мысль. М. 1989. с.32.

[2] Кирилл умер в 869 г., так что все последующие трудности и гонения легли на плечи Мефодия.

[3] Цит. по: Житие святого Царя Бориса. София, 1992. Приложение II. С. 81-96

[4] Малышевский И. И. Святые Кирилл и Мефодий, первоучители славянские. Киев, 1888.

[5] Там же.

[6] Б. А. Рыбаков. Киевская Русь и русские княжества XII-XIIIвв. М. Наука. 1982. с.133.

[7] ПВЛ. под 898 г.

[8] Житие Константина и Кирилла. «Библиотека литературы Древней Руси. Том, 2. XI-XIIвека». С-П, Наука, 2000.

[9] Памятник древнерусской литературы византийского происхождения.

[10] Доказательством тому— известная «Хазарская переписка» хазарского кагана Иосифа с кордовским министром Хасдаем ибн Шапрутом.

[11] Цит. по Л. Н Гумилёв. Ук. соч. с. 180.

[12] Г. Прошин.«Второе крещение». В сб. «Как была крещена Русь». М.1989. с.135.

[13] Никитин А. Основания русской истории. Мифологемы и факты

[14] Цит. По Веселовский А. Н. Южнорусские былины. СПб., 1881, с.61-64

[15] Филин Н. В Об историческом прототипе Ильи Муромца.

Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Аркадий Гайсинский: О великом и могучем

  1. Ася! Я Вас понимаю! Но что поделаешь- наши далёкие предки 40 лет бродили по пустыне только потому, что посланные в Ханаан разведчики увидели там- одно, а рассказали- другое.

  2. Аркадий, у вас очень интересный материал. Но я не буду отвечать на него, чтобы не испортить обсуждение. Дело в том, что определенная часть дискутантов начинают отвечать мне, спорить со мной и вообще забывают, зачем пришли.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.