Сергей Эйгенсон: Северные байки. Дорогой Леонид Ильич…

Loading

Мне, сказать по совести, из двух вождей больше нравился Леонид Ильич. Было в нем что-то задушевное, так сказать, почвенное, черноземное, не сравнить с тем же Сусловым или Андроповым. С ихними стеклянными, может быть даже, что и плексигласовыми, гляделками.

Дорогой Леонид Ильич…

Северные байки

Сергей Эйгенсон

Косте Гольдштейну на память о временах, когда Леонид Ильич был жив и при власти — а мы были практически молоды.

Углядел в Сети портрет — и вспомнилось…

Дело было году в 78-м, не то 79-м. Я тогда работал в Нижневартовске, в тамошнем филиале краснодарской ВНИПИГазпереработки, заведовал лабораторией, занимался трубами и, в основном, факелами попутного газа. Собственно, только я пробовал измерять — сколько ж там горит? Закончилось это крупным скандалом, снятием кучи начальства, включая нашего же краснодарского директора Марка Берлина, когда, в начале Перестройки, на поверхность вылезло то, что газа горит на шесть миллиардов кубометров больше, чем отчитывается министерство. Мой приятель, старая министерская крыса Биктемир Хабибуллович с укором говорил мне тогда:

— Вся страна, все советский народ две пятилетки боролся, чтобы поднять степень использования газа с семидесяти процентов до восьмидесяти пяти. Пришел Сергей Александрович со своей трубкой Пито-Прандтля — и все порушил, сделал опять семьдесят!

Ну, до этого еще далеко. А пока лето 78-го, жена увезла сына на Юг, а ко мне в гости пришли два дружка: ГИП (т. е., главный инженер проекта) из нашего же филиала Юзя, Иосиф Немировский, и парень, который раньше работал у нас, а нынче ушел на производство — Серега Чайка. Я как-то о нем писал в одном из своих рассказиков.

Выпили, честно скажу, сильно выпили. Так что я гостей даже по белой ночи домой отпустить не решился. У меня и полегли, благо хата пустая, да и у них семьи на Большой Земле. А пред этим Юзя долго морочил нам голову своми профессиональными рассуждениями про заказчиков, подрядчиков и проектировщиков. Видно, этим и навеяло.

Потому, что приснилось мне, что ко мне пришли новые гости:

  • основатель Советского государства Владимир Ильич Ленин,
  • тогдашний генеральный секретарь Леонид Ильич Брежнев, и
  • гендиректор ПО Сибнефтегазпереработка Алексей Ильич Воривошкин, для нас с Юзей — главный заказчик, а для Сереги — прямое, в ту пору, начальство.

Я, конечно, приглашаю их заходить, показываю, как могу, гостеприимство. Мол:

— Проходите, ребята, чем бог послал. Вот выпить сейчас разведем, у меня и лед в холодильнике есть, и ореховая настойка, чтоб вкус отбить. Вот закусить… тут проблема, если только хлебушком не побрезгуете. Кстати, ребята, а где закуска?

Бред, конечно. Как бы они втроем собрались? Да и с какого перепугу вдруг ко мне? А я б решился к таким людям с прямыми вопросами… Счас!

Но — сон. Сами знаете, да и во Фрейде напечатано — хрен знает чего только во сне не привидится.

Владимир Ильич, однако, не обиделся, а кивает мне на Брежнева.

— Знаешь, — говорит,— Сережа, проект был — во! Но сам понимаешь, с таким представителем заказчика… Конечно, получается пока не очень. Вот и с закуской. Но если б все было по исходным чертежам!

Лёка дольше стрелку переводит:

— Понимаешь, — мол, — Серега! Я со своей стороны — что могу! Но при таких подрядчиках… ничего не хотят делать по-человечески.

Ну, с Алексеем Ильичом мы по жизни «на Вы». Он, вообще говоря, в ту пору меня сильно недолюбливал по обоюдным причинам. Впоследствии, однако, отношения у нас были неплохие, он без меня и по заводам, в Сургут или Южный Балык не любил ездить, числился я при нем как бы его превосходительства любимый… ну, скажем, что — «лицо неарийской национальности», как теперь принято. Он, вообще, очень незаурядная личность, считаю его одним из своих учителей жизни. На всю жизнь запомнил его формулировку: «Нам тут не нужны люди, которые умеют ставить вопросы. Нам нужны люди, которые умеют давать ответы».

А тогда очень были не по душе ему мои замеры факелов, чуяло сердце будущие неприятности, и из Нижневартовска он меня, можно сказать, что выживал. Но тут, во сне, и он ко мне на ты.

— Эх, — говорит, — Сережа, если б ты видел проект!

Мне, правду сказать, и во сне так от всех этих скользких разговоров страшновато стало, что я от ужаса проснулся, пока Феликс Эдмундович или еще кто вроде не пришел. Проснулся — ни Феликса, ни моих недавних гостей, троих Ильичей нету. И Юзи не видать, он же в детской лег. А вот Серега Чайка тут неподалеку, калачиком под телевизором свернулся. Kак и уместился, такой здоровый?

Я его разбудил и тут же изложил свой жуткий сон. Он, конечно, не поверил. Говорит:

— Это все ваши московские диссидентские штучки!

Сам-то он из Донецка приехал, как и Иосиф.

Но когда тот проснулся, мы ему эту историю уже на два голоса рассказывали. Да и потом, когда эта байка расказывалась в компании, она так и именовалась «Сон о трех Ильичах».

Зачем я это вспомнил? Не хочу ли, часом, Застой разоблачить?

Да ну, что вы? Что ж тут разоблачать? Лучшее время моей жизни. Мой младший братик вообще определяет Застой, как «период, когда стояло практически непрерывно». Дак ведь и у меня все было хорошо — и в работе, и в любви, и в дружбе. Немного ведь за тридцать перевалило.

Просто вот — вспомнился забавный эпизод. Дай, думаю, людям расскажу. Это, однако, присказка. Сказка будет дальше.

* * *

Прямо ко мне домой они больше не заходили, но встречаться, конечно, доводилось не раз. Только что не сразу со всеми, а по одному, много — по два. Об Алексее Ильиче особый разговор, много у меня связано всяких эпизодов, но самый, наверное, для меня лично интересный, это как зимой 1983 года перемерз трубопровод сжиженного газа и как эту аварию лечили. У меня это в памяти держится под условным названием «Быль о городе Комсомольске-на-Гидрате», как мы прозвали получившийся в тайге у трубы поселочек аварийщиков. Ну, может, попозже запишу.

Ясно, что по тому времени избежать встречи и с двумя другими было сложно. Вот разве если, как семья Лыковых, забраться на алтайские гольцы и отключить там радио, телевизор и электробритву…

Мне, сказать по совести, из двух вождей больше нравился Леонид Ильич. Было в нем что-то задушевное, так сказать, почвенное, черноземное, не сравнить с тем же Сусловым или Андроповым. С ихними стеклянными, может быть даже, что и плексигласовыми, гляделками. Чувствовалось, что и на грудь принять может в неурочное время, и за бабу подержаться, и попеть в хорошей компании «Как на гори тай женцы жнуть» либо «Артиллеристы, Сталин дал приказ!», как фронтовику и положено. В общем, что-то вроде моего дальневосточного отца-командира майора Юденича, с учетом, конечно, разницы в званиях.

* * *

Вот в связи с присвоением ему очередного воинского звания мне и пришлось однажды отбивать выпады идейно неустойчивой молодежи. Я, собственно, этот момент, присвоения, почти и пропустил. Дело было так, что я тогда приехал работать на Север, в город Нижневартовск. Обещаны мне были комната в общежитии сразу и квартира чуть погодя — а ни того, ни другого. Жил одно время на работе, ставил на ночь раскладушку за ЭВМ «Наири»…

Как раз в этот исторический период зашел я однажды в гости к двум своим новым коллегам, Л. и Т.. Очень милые девушки, как говорилось из «Кавказской пленницы» — комсомолка-студентка-спортсменка. Они как раз были не спортсменки, да уже и не студентки, а молодые специалистки на последнему году обязательной трехлетней службы по вузовскому распределению, как тогда полагалось. Старшие инженеры, не то мэнээски, точно не помню. Конечно, комсомолки. Контора им за трудовой энтузиазм дала к тому времени жилье — но как-то странно. Одну комнату на двоих в небольшой коммуналке (на Северах это называлось — «с подселением»).

Ну, нормальное ли дело для двух молодых и очень симпатичных девиц, никак не страдающих отклонениями, так проживать? А еще ж и знакомые надсмехаются. Витя К., муж нашей общей сослуживицы Лидочки, холодильник им починил, а когда Т. стала рассыпаться в благодарностях, что не знает как и благодарить, прямо сказал: «А че тут знать? Отправь завтра подругу в кино на последний сеанс… Или сама уйди».

Вроде как шутка юмора.

Но вообще над ними сильно и не пошутишь. Девки умные и языкастые, за словом в карман не лезут. А тут я им на зубки попался. Я из своей промзоны, где и проживаю в тот момент на раскладушке за ЭВМ, пришагал между океанов талой воды в Пятый микрорайон не помню уж по каким делам. Проходил мимо их подъезда: «Дай, — думаю, — зайду, чайку попрошу, авось, по доброте не откажут». Чаю налили, это действительно, но что-то мне все в телеэкран тычут и твердят: «Да как не стыдно?! Как не стыдно?!!» Чего стыдно-то? Я ж не в курсе, у меня там, в конторе, телевизора нету, да я и вообще не охотник до этого развлечения.

Всмотрелся. А там, оказывается, Леониду Ильичу присвоили, ну, или «он присвоил», как возмущенно говорили девицы, звание Маршала. Слова «приватизировал» тогда ведь в словаре еще не было. Его и демонстрируют по Первой и, естественно, всем прочим программам в новых кителе, галстуке с бриллиантовой звездой и погонах. Как бы — полководец.

Вот на меня комсомолки полкана-то и спускают, как на старшего возрастом и по принадлежности к руководящей для ВЛКСМ организации.

Произношение у моих юных оппоненток было заметно на О. Это, с одной стороны неудивительно, поскольку выучились они в Тюменском индустриальном институте и вообще обе сибирячки; одна из старинного Тобольска, а другая и вовсе из прославленного старцем Григорием Ефимовичем Новых-Распутиным села Покровского и даже, как случайно выяснилось, с ним, со старцем, в довольно близком родстве. А с другой стороны, для меня лично — как маслом по сердцу, поскольку я и сам с материнской стороны с уральскими, пермско-екатеринбургско-режевскими корнями, вырос наполовину в Перми, тогда еще Молотове. Давно заметил, что если попадаю в командировку в ту же Тюмень, Свердловск, Томск, в общем, в любой старый уральский или сибирский город, так и сам на второй день перехожу на местный выговор.

Но, однако, надо защищаться, а то заклюют. Интересное дело — обновка у него, а отвечать перед молодым поколением должен почему-то я.

— Девы! — сказал я им проникновенно, — чего вы цепляетесь к вождю? Вы же уже взрослые. Должны понимать, что Леонид Ильич, при его-то возможностях и связях, вполне мог бы пожелать и тут же получить звание доктора химических наук, народного артиста, летчика-космонавта, заслуженной учительницы РСФСР и даже мастера спорта по художественной гимнастике… и кто бы сказал слово против? А он попросил себе всего-навсего новую заколку на галстук — и уж вам жалко?

Такой поворот темы несколько сбил их с обличений. А я еще немного полечил их на тему «могло быть и хуже, не дай бог помрет — как бы не пожалеть». Этот-то ход рассуждений для меня был вполне привычным. До приезда на Север я работал в очень известном академическом институте на Ленинском проспекте и, конечно, тамошние научники с удовольствием скрашивали перекуры между трудами злобной диссидентской клеветой на Степаниду Власьевну. Я же в таких толковищах, как правило, занимал позицию критического реализма, обьясняя своим высокоученым друзьям, что их мало, они страшно далеки от народа, им даже и будить некого, а и разбудят — так мало не покажется. Пожалеют.

Я-то на первых курсах ВУЗа проработал полтора года оператором на Уфимском заводе синтетического спирта им. ХХ Сьезда ВЛКСМ, потом в армии служил в дальневосточной сельской местности — так что иллюзий насчет желания рабочего класса и колхозного крестьянства сбросить с себя оковы бюрократического строя и дружным шагом идти к Свободе, Процветанию и Цивилизации у меня не водилось.

— Ну вот, если обьявить ваши любимые Свободные Выборы, — обьяснял я своим академическим друзьям, — то у нас в Октябрьском округе, может, академика Сахарова и выберут. Ну, еще в Тарту, наверное, выбрали бы д.т.н. Матти Хинта — «эстонского Сахарова». А уже в в Бауманском округе надежно выберут того же Леонида Ильича, что и сейчас. Он народу ближе. И так по всей стране, кроме очень небольшого числа пораженных нигилизмом и космополитизмом местностей.

Что для Средней Азии и Кавказа выбор, прямо скажем, будет исключительно между Товарищем Сааховым и Черным Абдуллой — мне тогда и в голову не приходило, хоть и привелось не только смотреть известные фильмы, но также бывать и работать в тех местах.

Как и в голову не могли влететь те удивительные превращения взглядов, которые предстоят некоторым из моих тогдашних собеседников. Скажем, совершенно беззаветный антисоветчик и низкопоклонник мэнээс Володя Б. в те годы запомнился фразой: «Эх, хоть на старости лет одним глазком бы взглянуть на растленное общество потребления!» Спустя двадцать лет тот же Володя потряс нашего общего приятеля Андрюшу тем, что на вопрос — выполнил ли он свое обещание помочь Андрею по одному бытовому делу — ответил:

— О чем ты вообще говоришь: “квартира”, “переночевать в Москве”… Россия гибнет!

* * *

Впрочем, я и сам не остался при тех взглядах, которых придерживался в то уже достаточно далекое время. В частности, сменилось мое отношение к тогдашней политике освоения нефтяного тюменского края. Тогда эти методы — традиционно рывком и на шармака, без нормального развития инфраструктуры, с бушующими газовыми факелами, разорением тайги и полугулаговскими условиями для жизни первопроходцев — казались мне безусловным свинством, первопятилеточным реликтом. Я-то это понимал, пожалуй, и побольше многих других, поскольку занимался измерением тех самых факелов и долго втемяшивал начальству разных уровней, что горит на десяток миллиардов кубометров больше, чем числится по отчетности, и рано или поздно именно его, данное начальство, вышестоящие товарищи сделают крайним, ответственным за все эти половецкие пляски.

Ну, а мне одна нижневартовская старшеклассница задала после моей лекции в школе вопрос, после которого — хоть топись: «Так это вы, взрослые, наш газ жжете в этих факелах?»

Разумеется, тут, как везде и почти всегда, дело было не совсем просто. Удовольствия от горящего нефтяного газа не получал никто. Разве что — бичи, иногда ночевавшие в круге тепла вокруг пламени факела, наплевав на опасность выброса. Начальство огорчалось душой. Подчиненные всех уровней время от времени получали нахлобучку. Население дышало воздухом, куда, кроме жупелизованной экологистами двуокиси углерода, попадали и действительно очень вредные угарный газ плюс недогоревшие ароматические углеводороды и канцерогенная сажа. Потомки, да собственно, и мы сами, коли доживем, лишались того природного газа и нефти, которые сегодня можно было бы не добывать, а оставить пока что в пласте, заменив тем, что без пользы сжигаем в факеле.

Кажется, дело попросту в разгильдяйстве, привычке все делать кое-как, «по временной схеме»? То есть ситуацию вполне отражает плакат, присланный заботливой Москвой и трудолюбиво развешенный освобожденными партработниками в коридорах нефтегазодобывающих управлений и даже в бытовках многих цехов на месторождениях. На плакате боевой карандаш карикатуриста изобразил большую хохломского вида суповую ложку прямо над коптящим, прямо как в жизни, факелом. В ложке рассселась большая команда толстомордых дяденек в костюмах с галстуками и при портфелях, так что не оставалось сомнений — бюрократы! Не менее боевое перо сатирика изобразило под картинкой гневную стихотворную филиппику, заканчивавшуюся, сколько помнится, словами «… разгильдяев надо взгреть!»

Впрочем, эта несколько средневековая пропаганда ауто-да-фе для сотрудников аппарата нисколько не мешала функционировать близрасположенному факелку, а иногда и факелищу, вроде того, который я измерил однажды на Северо-Варьеганском месторождении и где пылало больше миллиарда кубометров в год. Рев пламени, знаете ли, за километр не давал услышать какой-нибудь другой звук и обьясняться с помощником приходилось на пальцах.

А что сделаешь? Бог сделал так, что в нефти, там в пласте, почти всегда растворено довольно много газа, от десяти и до тысячи кубометров на тонну. Собственно, именно этот газ, выделяющийся, когда при подьеме вверх снижается давление, и тащит нефть наверх. Если бы его не было — совсем не было бы периода «фонтанной добычи», когда нефть идет из глубин сама, с самого начала пришлось бы спускать в скважину насосы, ставить качалки, тратиться на трубы и компресора для газлифта. А у нас тогда был тот самый период и себестоимость добычи, хвала Аллаху, что поместил в нефть нужное количество легких газовых углеводородов, была ТРИ РУБЛЯ ЗА ТОННУ. А за бочку-баррель — сорок копеек. Ну, к теме о себестоимости мы еще вернемся.

* * *

Ладно, добыли из-под земли, молодцы! А чего сжигаете, почему бы не отправить с Самотлора на Большую Землю или вообще империалистам за свободно-конвертируемую валюту? Как меня спрашивала с болью в голосе милая журналистка из Ханты-Мансийска, почти два метра девичьего обаяния плюс престижная премия Вацлава Воровского за статьи о нефтяниках-освоителях и их проблемах:

— Ну почему вы, все-таки, жжете этот газ, Сережа?

— Так чтоб не взорвался, Валечка, это ж было бы хуже, — все, что я смог на это выговорить.

Дело в том, что природный газ из газового месторождения, ну, хоть уренгойский — это почти чистый метан и получаем мы его из скважины на поверхности при давлении около сотни атмосфер. Чуть посушить от водяных паров — и можно подавать в газопровод. Нефтяной-«попутный» отделяется от нефти в сепараторе первой ступени при трех-четырех атмосферах, а последние, самые ценные по содержанию сырья для химии, два-три куба — практически при атмосферном давлении. Чтобы пустить его в дело, надо сжать в компрессорах до полусотни атмосфер, отделить от воды и жидких углеводородов — это все и есть газопереработка. Стоит она недешево. Завод на два миллиарда кубометров по сырью даст на выходе полтора миллиарда кубов газа, почти не отличающегося от природного, плюс триста-четыреста тысяч тонн прекрасного нефтехимического сырья, не хуже прямогонного бензина. Из ничего, из факела. Но он будет стоить в деньгах и, главное для советских, «госплановских» условий, в оборудовании и строймонтажных работах столько же, сколько нужно для обустройства на скорую руку газового месторождения на 20-миллиардную добычу. Или нефтяного на 10 миллионов тонн нефти годовых. Так и получилось, что первый кубометр самотлорского газа пришел на новопостроенную первую очередь Нижневартовского газоперерабатывающего завода только в 75-м, через четыре года после начала нефтедобычи на Самотлоре. Да и после этого продолжали полыхать миллиардные факела. Не успевали за буровиками, за введением новых площадей…

— Так надо и то, и то! И месторождения — и ваши газоперерабатывающие заводы.

— И еще на Марсе яблони насадить… . А ресурсы? Вы знаете, что на одного покорителя Севера приходилось в среднем от двух до трех метров жилплощади? И то — больше в самостройных сарайчиках-балках. Блоки-то для строительства приходится завозить в навигацию по воде из Омска и Свердловска. Практически все основные месторождения освоены и подали нефть и природный газ на Большую Землю за многие годы до прихода к ним железной дороги, всё освоение по зимнику. Не приходилось ездить? Кто так-то хоть и сотню кэмэ отмахал -тот не забывает. А от Тюмени до Нижневартовска почти тысяча. До Уренгоя полторы. Что в Урае и Мегионе студенты-стройотрядовцы ночуют, благо как бы лето, в недостроенных овощехранилищах, которые на сей случай народная молва назвала «людехранилищами», не слыхали? Что у нас обеспечение плана строительства стройматериалами и рабсилой в хорошем случае 80%. Так что уж там газ?!

— Ну так и построить сначала дорогу, железку или нормальную автотрассу, по ней привезти все, что нужно. Вон на Аляске на Северном Берегу месторождение Прадхо-Бэй в ту же пору осваивали — без всех этих нечеловеческих страданий и трудовых подвигов. Люди прилетали на две недели-месяц, работали по 10 часов, жили в непросторных, но вполне комфортных условиях — и очень прилично зарабатывали. Недаром в «Ойл энд Газ » печатали рекламу работы для буровиков в Арктике: «Вы работаете у нас два года — и можете позволить себе больше не работать». И тундру, по большей части, сохранили живой, во всяком случае, зря не уродовали. И аборигенам, индейцам с эскимосами, нефтяное освоение оказалось, в общем, не в убыток, в отличие от старых времен “золотой лихорадки” на той же Аляске.

— Но не думаете же вы, что в Сибири, да, однако, и в Москве, не слыхали про аляскинскую нефть? Слышали, читали. Были, конечно, и полудурки вроде того комсомольского поэта, который, кажется, что в “Молодой Гвардии”, тиснул стиш, восхваляющий тюменских и БАМовских первостроителей:

Не то, что Аляска в морозе,
Где так избалован народ.
Сначала отели, а после
Какой-нибудь газопровод.

Балаболов-то, что и говорить, всегда хватало, не то, что хороших сварщиков, тем более, такие патриоты лично-то работать и жить обычно предпочитают внутри Московской Кольцевой дороги. Типа — «Москва для москвичей, Россия для них же». Но если работать по уму, без ажиотажа и, как на Аляске, так и сроки освоения будут как на Аляске.

— Ну, и что ж тут плохого?

— Так Прадхо-Бэй был открыт в 1968-м, а первая нефть в Транс-Аляскинский нефтепровод пошла в 1978-м, через десять лет. А Самотлор открыт в 65-м и дал нефть в трубу в 69-м. Через четыре года. У них, правда, условия потяжелее. Средняя температура по январю та же, — минус двадцать два, но в июне в Нижневартовске средняя плюс шестнадцать, а там плюс пять. И навигация у сибиряков по Оби пять месяцев, а у аляскинцев по Полярному океану — шесть недель в году. Действительно, что — северный завоз. Но ничего, справились, постановлений от Конгресса не просили. И трубу им тянуть через горы, что было покруче западно сибирских болот. Хорошая труба, это правда. Не буду задаром рекламировать, но люди хорошо подумали, как природу не повредить. Но на шесть лет запоздание по сравнению с советскими темпами!

— Но нефть за это время никто же не украл? Так и лежала в земле без усушки и утруски. Дешевле ж не становится!

— Вот с каждым десятилетием у человечества память все короче. Последнее время — да, цена по большей части поднимается. И в семидесятых очень поднималась. А в восьмидесятых-девяностых — больше падала. Сейчас я вам картинку нарисую. Собственно, это очень известная картинка, из обзора компании Бритиш Петролеум, но я на ней кое-что от себя добавил. Смотрите:

BP Statistical Review of World Energy June 2005

То есть, как видите, период роста добычи на Самотлоре почти идеально совпадает с периодом сказочного роста цен. Мы и сегодня далеки, несмотря на частые сообщения глупой прессы о «рекордных ценах», от того пика, который был достигнут в 1980-м, с учетом инфляции, конечно. Цена тогда выросла почти в десять раз — и добыча Самотлорского месторождения за одиннадцать лет поднялась до ста пятидесяти четырех миллионов тонн. То есть, в 1980-м на этом одном месторождении добывали больше четверти добычи СССР и заметно больше чем в целом Ираке.

В том году суммарный советский экспорт нефти и нефтепродуктов достиг 160 млн тонн. Величины, как видите, почти совпадающие. Это не значит, конечно, что, не будь Самотлора — не было бы и экспорта. Но в 64-м, предшествующем открытию Самотлора, экспорт был 50 миллионов тонн. Почувствуйте разницу.

И не забудьте, что открытие Западно-Сибирской нефтяной провинции вообще пришлось очень кстати. Кормившее страну углеводородами весь послевоенный период “Второе Баку” между Волгой и Уралом начинало уже выдыхаться. В газетах об этом не писали, как и вообще ни о чем действительно важном, но профессионалы понимали, что даже свергигантское Ромашкинское месторождение в Татарии не бездонно. Нужно, нож у горла нужно, что-то новое, чтобы перейти туда, как древние славяне переходили на новый участок леса, выжигая его под пашню. Иначе — застой и падение привыкшей к экстенсивному развитию экономики. Или — реформы, отказ от старых проверенных госплановских моделей, который еще неизвестно чем закончится.

— А тут такой подарок от геологов!

— Ну и что? А если бы темпы освоения вашего Самотлора сделать, как у янки, начать добычу в 75-м, выйти на пик в 91-м?

— Ага, в августе 91-го, подарком для товарища Янаева.

— Да я не про политику. Не торопились бы — успели бы и железку вовремя протянуть, и для людей жилье построить, и факела бы эти самые не жгли. У освоителей Аляски ведь большая часть задержки ушла не на стройку — строили они быстро, а на выбор и утверждение оптимальных и безопасных вариантов. Не ваш ли тюменский проектировщик Яков Каган говорил, что: «Экономить время на технико-экономическом обосновании — все равно, что при стрельбе экономить время на прицеливании»? А вы, сибирепроходцы, как всегда — аля-улю и вперед без раздумий. По-быстрому поднести подарок Партии-Правительству и лично Леониду Ильичу. Вот и наломали дров в обычном режиме: «хотели как лучше — получилось как всегда». Черномырдин-то не у вас ли там карьеру сделал?

— Больше в Оренбурге, но и у нас успел побыть начальником Тюменьгазпрома. Я один раз поработал под его началом на размораживании загидраченного газопровода — очень неглупый и спокойный мужик. Что насчет красноречия: он же вынужден, перед микрофоном-то, пропускать ровно половину текста, по невозможности выговорить при публике главные глаголы. Вот вам вели каждое второе слово пропускать — тоже не великим Цицероном получитесь.

Kонечно, Самотлор не исключение. И на Уренгое то же было, и на Федоровке, и на Усть-Балыке. Как и на всех остальных стройках, начиная с Магнитки. А почему у верблюда вдруг должна быть прямая спина, когда у него вообще все кривое?

— Ну, на других валить нечего, что они тоже… С вас и начнем. Почему ж вы, все-таки, пытаетесь весь этот бардак реабилитировать?

— Да не оправдать — а обьяснить. Что не так все просто. Ну, допустим, приняли решение с Сибирью не торопиться. Газ не жгли, людей в овощехранилищах не держали. И получили в 80-м году нефтяной экспорт шестьдесят миллионов, на сто миллионов тонн меньше, чем в реале. Минус… примерно получается, с учетом «скидки на качество», под полсотни миллиардов, если на нынешние, полегчавшие с 80-го доллары. За один этот год. И вернуть это уже никак. Если эти же тонны перенести с экспортом на десяток лет позже, то стоить они будут в три раза меньше.

Для большей наглядности вот Вам еще одна картинка. На ней к уже знакомым траекториям цен на баррель в тогдашних и в нынешних подешевевших долларах добавлены еще и кривые динамики нефтедобычи в миллионах тех же баррелей за год. Красным, естественно, Самотлор, а синим аляскинская Прадхо-Бэй. Если перемножите — получите в миллионах долларов стоимость этой годовой добычи. Видите, как пики-то совпадают?

— Ну, не все ж за доллары пошло?

— Это правда. Мы покамест говорим о том, сколько эта нефть стоила, а не о том, за сколько она была продана. Семьдесят процентов советского экспорта нефти и нефтепродуктов шло не за “СКВ” — свободно конвертируемую валюту, то есть капиталистическим недругам, а как раз друзьям. Странам “Соцлагеря” и “Третьего Мира”. Тут получилось много дешевле. Просто потому, что с ними торговля шла по долгосрочным соглашениям и фиксированным заранее ценам, что за наши поставки, что за ихние: кубинский, к примеру, сахар, гэдээровские носки, болгарские помидоры и индийские кинофильмы. В период роста цен на энергоносители, понятно, что это выходило как бы в убыток их поставщику. То есть — Союзу.

Но с другой стороны — именно зависимость от советских поставок дешевых нефти и газа была той реальной центростремительной силой, которая удерживала “братские страны социализма” от разбегания. Плюс еще, для Восточной Европы, страх перед немецким реваншем. Но после подписания Московского и прочих договоров о признании границ этот страх сильно ослабел. А до этого, конечно… Мысль, что советский Большой Брат, допустим, уйдет — и тогда придут эти, изгнанные реваншисты и спросят: «А где наши немецкие Судеты, Силезия, Померания и все прочее?» И возразить им без русских танков — никак. Ведь даже воевавшие на стороне Гитлера Венгрия и Румыния под шумок послевоенного переустройства избавились, выселили с конфискацией имущества своих швабов и саксов, живших там, на Востоке почти тысячу лет.

Тогда, после договоров и Хельсинкских совещаний, закрепивших отсутствие у ФРГ претензий к восточноевропейским странам, осталась только энергетическая игла нефтепровода “Дружба” и газопровода “Братство”. Плюс танки, но только они держат в наше время плохо. То-то и рухнули все стены, включая и железобетон Берлинской, как раз в то время, когда упали с горки цены на нефть и газ.

Так что недополученное от социалистических и “социалистически ориентированных” союзников в кэше, считай, что уходило платой за братские союзы. Бывают такие империи, что платят своим вассалам, и такие вассалы, что, несмотря на это, рвутся на волю, мол — «не надо нам ни твоего меда, ни твоего яда!» Вспомните голландцев и Испанскую империю. Тем более, когда у благодетеля кончается возможность подкормки. Верный слуга Фирс — это, знаете ли, на сцене. В жизни таким сентиментам места не отведено.

— Допустим, но не Леонид же Ильич цены поднял, а потом не Горби же их опустил? Это арабы, ОПЕК, куда нас и не звали. Помню, как по радио передавали про многомильные очереди перед бензозаправками. По-моему, это вы все подтасовываете. Бардак при покорении Западной Сибири был попросту по неумению строить по-человечески. Оттого и факела горели. А по случайному совпадению как раз в это время цены поднялись — привалило дуракам щастье!

— Но цены сами все же не поднимаются. Да и от производителей не все зависит. Это Иван Посошков, самобытный мыслитель-меркантилист петровских времен мог полагать, что вся сила продавца в твердости: «Пока иноземцы по наложенной цене товаров наших приймать небудут, то того времени отнюдь нималого числа таких товаров на иноземческие торги не возили бы». Но даже в идиллическое время Тишайшего царя прогремел случай, когда архангельские торговые гости, скупив в казне запас волжской паюсной икры и шелка-сырца из Шаховой земли, стояли на цене супритив англичан так твердо, что ничего не продали и насмерть разорились. Бывали такие случаи и в позднейшее время. Приведу два примера.

Когда прошла Шестидневная война, то тоже арабские страны — члены ОПЕК обьявили эмбарго сионистским пособникам, коими в тот раз были обьявлены США, Соединенное Королевство и Германская Бундесреспублика. Но результат в тот раз очень сильно уступил ожиданиям и через пару месяцев эмбарго бесшумно окончилось, попутно опустошив казну у Саудии и других стран-“забастовщиков”.

Когда же в 1973-м новое нефтяное эмбарго действительно серьезно ударило по развитым странам, то взлетающие к небу нефтяные цены вызвали к жизни попытки подражания. В частности, обьявился в Латинской Америке Союз Стран-Экспортеров Бананов, сокращенно UPEB. Решили и эти костлявой рукой бананового голода взять за горло потребителей, добиться от проклятых империалистов скачка фруктовых цен. Рассказывать ход событий не буду, полагая, что уж гнилые бананы вы видали — можете себе все представить сами. Не созрела, выходит, на этом рынке ситуация.

— Но…

Окончание
Print Friendly, PDF & Email

5 комментариев для “Сергей Эйгенсон: Северные байки. Дорогой Леонид Ильич…

  1. — Товарищи! Добывать нефть в Уренгое – это клистир, который мы, большевики, ставим мировой буржуазии! – сказал первый персонаж моего сна, Владимир Ильич.
    — Товарищи, завершающий год пятой семилетки мы посвятим прокладке нефтяного газопровода из Бама в Риад! – сказал второй персонаж моего сна, Леонид Ильич.
    — Леня, ты че-то путаешь, у нас у самих нефти навалом, — сказал третий персонаж моего сна, шейх Мухаммад, наследный принц Саудии.

    Я разлил по рюмкам любимый шейхом “абсолют”, мы выпили.

    Тут ко мне в сон явились три девочки Маруся, Роза, Рая – комсомолки, спортсменки, красавицы, выпускницы тюменского нефтяного института, в нашем Сургуте они по распределению.

    Началась оргия. Оба Ильича и наследный принц Мухаммад не ударили в нефть лицом и показали девкам на что способны большевики, коммунисты и мусульмане. А я, как повелитель сна, наблюдал за порядком и считал забиваемые с пенальти голы.

    Кончилось непотребное.
    — А если завтра шестидневная война? – спросил Мухаммад.
    — А мы их Максимом да Манлихеровкой, сионистов этих! – сказал Ильич I.
    — А мы их байкотом, по само это вот! – сказал Ильич II.
    — Санкции применим! – не выдержал я.

    Продолжение нефтегазовой эпопеи – в следующем выпуске.

  2. Сжигание народного добра в факелах — показатель Большевицкого менталитета лидеров СССР. Менталитета однодневок, аферистов и проходимцев.
    Во что бы то ни стало продержаться сегодня в надежде, что завтра будет одержана решающая Мировая победа.
    lbsheynin@mail.ru

  3. Согласно Гегелю — из которого, увы, я знаю только эту цитату — «все действительное разумно, а все разумное действительно». Однако вот — почитал умного человека (автора) — и припомнилось …

Добавить комментарий для Б.Тененбаум Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.