А ты жил, даже когда, узнав страшный диагноз, просчитал сколько тебе еще отмерено судьбой почти с математической точностью. Ты жил до последней минуты. И писал стихи. Я благодарен судьбе, Витя, за те пять лет нашей мужской дружбы, которые она мне подарила.
Два рассказа
Игорь Лерман
Я буду тебя помнить
Виктору Берману
Было это лет пять назад. Я готовил материал в литературный альманах. Новелла не получалась, а публиковать сухой газетный очерк я не хотел. Что делать? Я рассказал о своей проблеме моему другу Леве Стрешинскому и он посоветовал обратиться к тебе, Витя.
— Есть один мужик, — помнится, сказал Левка. — Историк по профессии. Стихи пишет. Думающий мужик. Он как раз тот, кто тебе нужен. Я вас познакомлю, он обязательно поможет.
Мы встретились в парке, где ты обычно играл в шахматы. Прочитав мой рассказ, ты сразу, на вскидку, сделал несколько замечаний по стилистике. Потом молча курил, собираясь с мыслями. Потом сказал:
— Сюжет интересный, можно работать. А чтобы «оживить» рассказ — добавь метафор. Перечитай Бабеля, Грина. У этих ребят есть чему поучиться.
Помнится, я отшутился тогда:
— Бабелю было проще, в Одессе метафоры по улицам бегали. Только успевай собирать!
Но сделал как ты посоветовал и рассказ действительно зазвучал по-другому. С тех пор каждый мой новый опус я всегда в первую очередь давал читать тебе.
А помнишь то кафе, что напротив большого реховотского каньона, где одной порции блинов нам вполне хватало на двоих? Там еще подавали вполне приличный коньяк. Поедая блины, мы пили наш традиционный тост: за успех нашего безнадежного дела! Кстати, почему безнадежного? А как же те почти пять тысяч читателей твоей страницы на сайте «Стихи. ру»? Да и у меня после публикации в газете появился свой читатель. Хотя, прости. Я, кажется, увлекся. Это было гораздо позже, а тогда наш тост был вполне актуален.
Мы, наверно, не так часто встречались, как хотелось бы. Все мешали какие-то дела. Но я всегда ждал твоего звонка и радовался, услышав в телефонной трубке знакомый баритон. Я помню, как после очередной моей загранпоездки ты любил расспрашивать о впечатлениях от свидания со старушкой Европой. А сам рассказывал мне о своей Сибири — той, которую я совсем не знал. О тех маленьких, утопающих в зелени, уютных городках, где тебе приходилось бывать. Мне всегда было интересно общение с тобой. И когда ты заболел, я приходил к тебе и, как аккумулятор, заряжался от тебя жизненной энергией. Я был уверен, что ты поднимешься…
Есть такая затертая фраза: с уходом близкого человека уходит часть тебя. Я это ощутил, Витя, в тот день, 28-го декабря…
И вспомнилась мне тогда твоя зарисовка «Сны Михаила». Помнится, она заканчивается словами: «Михаил никогда не видел снов, потому что он никогда не жил…». А ты жил, даже когда, узнав страшный диагноз, просчитал сколько тебе еще отмерено судьбой почти с математической точностью. Ты жил до последней минуты. И писал стихи. Я благодарен судьбе, Витя, за те пять лет нашей мужской дружбы, которые она мне подарила. Я буду тебя помнить.
И, напоследок, еще раз о нашем любимом Бабеле. Один мой приятель, отметив полстолетний юбилей, решил заняться малой прозой. Он прислал мне по электронной почте несколько своих коротких рассказов, сопроводив их припиской: «Ты мой первый читатель и критик. Мне интересно твое мнение». Знаешь, сюжеты действительно интересные, слог неплохой. Но все-таки, читая, я думал: чего-то не хватает. И тут я вспомнил наш с тобой давний разговор о бабелевской прозе и посоветовал приятелю:
— «Оживи» текст немного, добавь метафор. И перечитай Бабеля. Ведь он был прекрасный рассказчик, язык его живой, метафоричный. Есть чему поучиться.
Через несколько дней звонит мне приятель и говорит восторженно:
— Спасибо, воспользовался твоим советом. Скачал в интернете всего Бабеля! Это-таки здорово!!! Теперь имею удовольствие, изучаю его… метаморфозы.
Виктор Берман
Памяти Мандельштама
Художник нам изобразил
Глубокий обморок сирени,
И нам остались только тени —
Упрек сиреневых могил.Меняю цепи на стихи
Я, как Иванушка блаженный.
Распался, видно, мир нетленный —
Иудам плата за грехи.И пусть волшебник Мандельштам
Растерзан в жерновах Гулага,
Его стихи звучат как сага —
Пророчеством грядущих драм.Поэт сиреневым цветком
Наполнил мир благоуханьем
И, переполнившись страданьем,
От всех обид ушел тайком
Стихотерапия
Доктор Лена, маленькая миловидная женщина, долго изучала лежавшие на столе бумаги. Потом, посмотрев на меня как-то необычно, будто испытывая на прочность, произнесла:
— Кардиограмма ваша меня настораживает. Поедете в больницу.
Странно, всего несколько дней назад с сердечными делами все было в порядке. Да и по возрасту рановато. Подумаешь — маленько за пятьдесят. Сказать по правде, пришел я к врачу по другому поводу. Видимо, сказались последствия перенесенного на ногах воспаления легких. Мало мне того, что по ночам не дышится, еще и сердце…
— Не волнуйтесь, — будто поняв мои мысли, сказала Лена. И добавила, протягивая мне направление: — Поезжайте. И прошу вас, как можно быстрее.
Не теряя времени, мы с женой поехали в больницу. Но после проверок, ожидания в приемном покое в палату я попал только поздно вечером.
— Возвращайся домой, Ириша, ты же устала, — сказал я жене. — А завтра еще на работу. Дальше я сам.
Ночью мне стало плохо. Трудно дышать, будто невидимым обручем стянуло грудную клетку. Так, главное — без паники. Сейчас попытаюсь сесть. Это помогает — уже проверено. Потом выйду в коридор, может, удастся найти медсестру. Попрошу сделать ингаляцию.
Медсестры в коридоре не оказалось. Что ж! Как там у Ильфа и Петрова: “Спасение утопающих — дело рук самих утопающих”? Попробуем! Читал как-то в одной умной книге: короткий вдох — длинный выдох. На раз-два-три… Ну вот, оказывается, всё не так страшно. Дыхание потихоньку начало восстанавливаться. Сейчас можно и на боковую. Вот только спинку кровати желательно приподнять немного. Нащупав внизу, под матрасом, рычажок, я нажал на него — и спинка послушно поползла вверх. Я зафиксировал ее в положении «полусидя». Теперь можно почитать, все равно не усну. Рука потянулась к лежащему на тумбочке мобильнику. «Ну что, мой электронный приятель, давай общаться!» Быстро нахожу папку со скачанными когда-то электронными книгами. Нет, не читается, — проза жизни. А если попробовать поэзию? Заглянем на «Фейсбук», на страницу моего товарища по литературному клубу. Начинаю уже в который раз читать находящиеся там стихи:
Душа у памяти в плену…
Даруй же вольную душе!
Ослабь манящую струну —
Еще одну, еще одну —
И не сыграть романс уже.*.
И через какое-то время забываю, что сейчас ночь, я в больнице, и совсем недавно мне было, мягко говоря, не до поэзии. Да, стихотерапия — великая штука…
— Как спалось? — участливо спрашивает меня врач во время утреннего обхода.
— Порядок, — отвечаю, — будем жить.
А рука опять тянется к мобильнику. Звоню товарищу.
— Что слышно? Не пишется? Так читай пока, по мудрому совету Окуджавы.
— Вот с этим-то и проблема, — отвечает он. — Для кого писать, когда тебя не читают? Для себя? Надоело…
Тут я и рассказал, что произошло со мной этой ночью.
— Стихотерапия, говоришь? — помолчав, проговорил приятель. — Да, интересная мысль. — И спросил будто между прочим: — Чьи стихи, не помнишь?
— Конечно, помню, — отвечаю. — Твои стихи. Так что пиши. А любителей поэзии, по-моему, всегда было немного. Но они есть и, смею надеяться, будут.
___
*) Стихотворение Аркадия Спивака.
