522 total views (from 2022/01/01),  1 views today

Летом в зале душно и пустынно, разве что случайный турист замрет перед полотном, зимой же экскурсоводы рассказывают томящимся школьникам про сюжет картины, и старшеклассницы смолкают и внимательно всматриваются в лицо молодой матери, будто примеряя ее судьбу на себя.

Римский эффект

Борис Рушайло

Окончание. Начало

Телесъемка у помощника

Телепрограмма «Власть-любушка» была создана специально для всенародно любимой телеведущей. В прошлом именитая спортсменка, а ныне — красавица-депутат показывала народу руководство в обличье обычных людей, разве что без обычных людских слабостей — к примеру, вместо любви к прекрасному полу вожди демонстрировали заботу о детях, вместо яхт и Куршавеля с топ-моделями рыбачили в Подмосковье и помогали женам по хозяйству.

На этот раз героем программы был главный помощник Первого.

Пиарщики, предложившие снять помощника, руководствовались старым правилом — короля играет свита.

А главным в свите каждого короля, султана или богдыхана всегда был первый министр.

Распределение обязанностей между ними всегда и везде оставались неизменными — король охотился и менял фавориток, министр же правил, собирал налоги и вел войны.

Национальные различия были в названии да в одежде — в Китае первый министр звался мандарином и носил шелковый халат, в Турции — великим визирем и одевался в роскошные шальвары, в Европе халат и шальвары заменял бархатный камзол или ряса. Разнились также способы выражения правителем недовольства: в Европе министров отправляли на плаху, а на Востоке без лишнего шума топили в Босфоре либо угощали щербетом с ядом.

Прогресс уничтожил национальные различия — вместо бархатных камзолов и шальвар одинаковые пиджаки, всесильных министров заменил безликий совет министров, а единственный человек, преданно выполняющим волю первого лица, получил неприметное название помощника.

Он правит, оставаясь в тени патрона — участвует в совещаниях, советует, порицает, инспектирует, и по помощникам население судит о главе государства.

* * *

Для съемок перерыли всю актерскую картотеку и найденный дублер был так разительно похож, что перед идущим по коридору актером охрана вытягивалась по стойке смирно.

К счастью, он еще не успел намозолить глаза в сериалах, однако предложение поначалу отверг «Я мечтаю о Сирано …»; затем, войдя в образ, стал предлагать несусветное — так в сцене выступления помощника перед предпринимателями неожиданно начал говорить с легкой картавостью, заложив большие пальцы за проймы жилета.

Уже были отсняты школьные друзья, первая учительница и любимый пес, уже дочка трогательно рассказала о своем замечательном папе, уже подмонтированы были его выступления и отсняты «случайно сохранившиеся» документальные кадры о студенческой жизни, уже отснято как помощник идет по коридору, как встречает зарубежных гостей и как играет в теннис, уже была снята скромная дача с запущенным садом…

Оставались только съемки в Кремле с эффектным заключительным аккордом — поздно вечером звонит жена и сообщает о болезни дочери, после чего помощник покупает в буфете — не зная, что едят дочери помощников, сценарист, явно глумясь, вставил “икру, ананасы и шампанское”, — и мчится домой, сопровождаемый задушевной песней в исполнении группы «Любе».

Вообще-то все это можно было снять в павильоне с дублером, но красавице-ведущей захотелось щегольнуть связями, и разрешение на съемки в Кремле были выданы почти без проволочек, в чем неожиданно помогло спортивное прошлое— когда телеведущая, уговаривая очередного руководителя, говорила о воспитательной роли ТВ и сложности работы с актерами, заключительным аккордом выступало учение о биомеханике и демонстрация предписанных Мейерхольдом поз, после чего любой мужчина готов был подписать все что угодно.

Сначала сняли сцену в буфете.

Появление актера в роли помощника вызвало легкую панику и давку за право помощнику подойти без очереди, но охрана быстро всех успокоила, за стеклом разложили бутафорские бутерброды с сыром и колбасой и крупным планом сняли налитый собственноручно чай с ломтиком лимона.

Последняя съемка проводилась в кабинете помощника в Кремле.

Помощник очень живо рассказал о сложностях работы, затем, как и было в сценарии, поговорив с женой направился к холодильнику и достал здоровенный ананас и банку с черной икрой.

Сначала никто ничего не понял; дублер даже успел, преданно глядя на помощника, посоветовать “по системе Станиславского” прилюдно открыть икру, попробовать и причмокнуть: «Свежая».

И только когда у ведущей началась истерика, все замерли в ожидании бури.

Оказалось, что редактор оставил все на усмотрение телеведущей, та проглядела, и бутафор приготовил здоровенный спелый ананас и килограммовую банку с икрой — словом, прокол обнаружился только на съемке.

Телеведущая шипела на редактора, тот валил на сценариста, сценарист же объяснял, что “написал рыбу” — словом, на съемках царила привычная творческая обстановка.

От громкого скандала с угрозами увольнений с волчьим билетом удерживало лишь присутствие помощника, с интересом наблюдавшего за творческим процессом.

Волей-неволей пришлось объяснить заминку.

Помощник внимательно выслушал сбивчивые объяснения, мельком взглянул в сценарий и решительно вынул авторучку.

— Почему бы, — начал он, — мне не достать непрозрачный пакет… — Сценарист начал про «образ помощника с человеческим лицом», и в это время зазвонил телефон.

Помощник немедленно отозвался, показав глазами «Сам!», что-то записал в блокноте и закончил разговор словами «Немедленно займусь!», после чего торопливо простился, пожелав ведущей творческих успехов.

Эпизод сняли на студии, и, по общему мнению, помощник в исполнении актера получился «лучше настоящего».

По случаю конца съемок, чтоб не пропадать реквизиту, организовали небольшой сабантуй с икрой и ананасом.

Позже никто не мог вспомнить, кому пришло в голову просмотреть отснятые в Кремле кадры, но как только помощник прошептал «Сам» из динамика послышался хорошо различимый голос — звукооператор забыл прервать запись, и чувствительные микрофоны дали возможность всей группе прослушать поручение Первого.

Первое совещание у генерала

Совещание началось ровно в 10 утра.

Когда все расселись, генерал — хозяин кабинета — по обыкновению кратко изложил проблему:

— Как вам известно из розданной справки, имеется информация, что одна из наших туристок — в дальнейшем будем называть ее «мамой римской» склонила Папу к переходу в православие. Если это подтвердится, возможен переход католической церкви под юрисдикцию Московского Патриархата с непредсказуемыми геополитическими последствиями, обсуждение которых сейчас занимается руководство страны.

Нам поставлена задача блокировать расползание слухов, которые по халатности — не побоюсь добавить преступной — службы охраны Кремля появились в Интернете, а также собрать информацию об объекте и ее окружении.

В настоящее время нами выявлен близкий друг и начальник «римской мамы», называемый в дальнейшем «мамин друг», с которым проведена беседа. Я прошу высказаться относительно способов предотвращения утечки информации и разработки «друга».

По первому вопросу прошу учесть, что «римская мама» прожила в своем доме полжизни и имеет массу знакомых и подруг. Их выявление и — не говоря уже об изоляции — требует времени, меж тем как уже замечены первые корреспонденты, собиравшие сведения о «римской маме». Все они задержаны и записи изъяты, однако не исключено появление их зарубежных коллег, изоляция которых только подольет масла в огонь. Прошу предложения.

По старой традиции начали с младшего по званию.

Моложавый мужчина среднего роста в темном костюме проворно вскочил с места — «Сидите!» разрешил хозяин кабинета, но тот, продолжая стоять, командирским басом коротко бросил:

— Предлагаю объявить дом на карантине и всех жильцов поместить в изолятор.

Сидящие за столом одобрительно закивали, только сосед выступавшего уточнил:

— Из-за чего карантин-то?

Моложавый мужчина пожал плечами и неуверенно предположил:

— Ну холера там или чума — какая разница?

— Отличная идея! — одобрил Генерал, — Помню знакомые рассказывали, как на Черном море в августе попали в холерный карантин — ни дать, ни взять второй отпуск: поселили на турбазе, поят-кормят за счет государства, правда на море не пускают, фруктов нет и с турбазы никуда. Тут мало корреспондентов — ВОЗ всполошится, врачи без границ понаедут!

— Ну, не карантин, — согласился сосед, а скажем авария в доме, — главное всех выселить, а там ищи — свищи.

— Авария, — задумчиво сказал Генерал, — а что, мне нравится. Только не взрыв газа, а что-нибудь безобидное — скажем, прорвало канализацию и весь дом затопило по крышу. А может просто плановый ремонт с отселением? Нет, а правда скажем под угрозой затопления два часа на сборы и всех по гостиницам. Понаехали эти щелкопёры, а вокруг забор, канавы с водой да гастарбайтеры-таджики, не говорящие по-русски…

Второй вопрос быстро решить не удалось.

Начало обсуждению положил все тот же моложавый, предложивший немедленно арестовать «мамина друга» и держать на хлебе и воде, пока не сознается.

Сидящие за столом одобрительно закивали.

Хозяин жестом призвал к молчанию и уточнил:

— А в чем, собственно он сознается?

— В чем надо, в том и сознается.

— Ну, а все-таки?

— Я так думаю, что это америкосы придумали всех к нам присоединить, чтоб мы всем нашу нефть и газ бесплатно давали, для чего их и завербовали.

— Ясно, — Генерал кивнул на соседа. — Вы что думаете?

— Насчет америкосов согласен, но надо явки выявить, тайники — пусть пока погуляет.

— Ясно. Вы?

— А чего мудрить, подсунуть ему бабу, сам все расскажет. И про пароли-явки, и про резидента, и про эту свою «маму римскую».

— Да ничего он про нее не расскажет,— это подал голос полковник с седыми висками. — Не факт, что он с ней спит, а если и спит, то знаю я этих очкариков, их все душа интересует, а особые приметы — где там родинки или шрамы, любит ли трепангов или безе, они и знать не знают. Словом, бесполезные для нашего дела люди, можно сказать лишние люди.

Совещание шло привычным путем, но ничего путного предложено не было, что и отметил хозяин кабинета в заключительном слове:

— Я вижу, товарищи не поняли задачу. Не хватать и выбивать показания нужно, а следить, чтоб волос с головы не упал — а ну, назначит Папа ее своим послом, а спросит она о друге — и что тогда? Словом, никакой самодеятельности, наблюдать, охранять и докладывать. Все свободны, а вас, полковник, попрошу задержаться.

Все, кроме полковника с седыми висками, покинули кабинет.

Генерал сел напротив, устало потер глаза и вздохнул:

— Разучились работать!

— Да они и не умели, у всех лапы мохнатые, что им париться, им бы только найти кого крышевать и стричь капусту.

— Все так, потому-то и прошу лично тебя — подбери ему бабенку. И чтоб кроме души все что положено — руки, ноги, грудь побольше — кстати, выясни, каких он любит, а то у этих дурней одни америкосы в голове, поручи им, так такую Мату Харю подберут, что и раздевать не захочется…

Регламент встречи

«По неподтвержденным слухам Папа готовит энциклику “Об истинной вере”, где сообщит о своем переходе в православие. В Москву энциклику доставит спецпредставитель Папы “мама римская”, уполномоченная провести переговоры с представителями Московской Патриархии. Также возможен ее неофициальный визит для зондирования обстановки».

Помощник отложил бумажку в сторону и продолжил, глядя на присутствующих:

— Нам необходимо проработать все варианты в авральном порядке. Начнем с регламента встречи при официальном визите. Прошу Вас…

Пожилой мужчина в дорогом темном костюме начал приподыматься, но помощник жестом остановил: «Давайте с места».

Пожилой мужчина оглядел присутствующих и веско начал:

— В древнем Риме было принято встречать триумфаторов с лавровыми ветками в руках, — после чего присутствующим была предъявлена старинная гравюра с одетыми в тоги римлянами, приветствующими триумфатора на колеснице.

— Разумеется, — продолжал оратор, — от Шереметьево по Ленинградке на колеснице из-за ремонта не проехать, поэтому вместо колесницы предлагается автотранспорт и встреча по старинному русскому обычаю: вдоль всего пути следования москвичи приветствуют кортеж флагами, транспарантами и пальмовыми ветвями, — и, предупреждая вопросы, пояснил, — этой римлянке должно понравиться, у них так в древности всегда встречали.

Мнения разделились.

Одни считали что пальмовые ветки следуют заменить на березовые, другие резонно замечали, что березовые веники более уместны в бане, третьи сомневались в готовности москвичей стоять с транспарантами по пути следования — пожилой мужчина вынужден был признать, что, к сожалению, в нынешних рыночных условиях трудно добровольно мобилизовать столько народу.

— Однако, — добавил он, — можно привлечь нашу молодую смену, хотя это и рискованно — в последний раз некоторые из них неверно распорядились подъемными…

— Проще говоря, напились не доехав до места, — подал реплику помощник и, словно размышляя вслух, добавил, — эти люберецко-подольские недоросли с пивом в руках годятся для домашних книжно-унитазных проектов, а здесь нужна другая молодежь, с горящими глазами.

После дебатов остановились на варианте деловой встречи в аэропорте — представители мэрии, патриархии и группа молодежи с горящими глазами.

Кто-то предложил использовать артистов «с горящими глазами», но помощник только коротко отрезал:

— Хватит с меня этих … артистов! — после чего на роль “горящих глаз” решили назначить сотрудников в штатском.

Генерал начинает действовать

Еще совеем недавно государственные тайны перевозились фельдкурьерами, и охотясь за ними обольщали фрейлин, подкупали министров и дрались на дуэлях — да что там говорить про век Людовиков и Екатерин — совсем недавно человек и пароход Теодор Нетте погиб, отстреливаясь, на мешке с диппочтой.

Интернет упразднил все и всех — исчезли верные камеристки и отважные мушкетеры, тайна переписки и разговоров — все, что хочется узнать о любом человеке или событии доступно в два клика.

И добро бы только желтая пресса — нет, сами знаменитости и обладатели гостайн словно соревнуются в публикациях — тут и записи телефонных разговоров, и фотосессии в Плейбое, и докладные записки с проектами и все-все-все.

Как и было предсказано Достоевским с Булгаковым, все заголились и сами все рассказывают без всяких просьб.

Быстрее всех опасность почуяли спецслужбы — попробуй сетовать на скудость финансирования, когда все секреты доступны в Википедии.

Первым делом они попробовали ограничить доступ в Интернет законодательно под лозунгом борьбы с непристойностями: в повестку заседания был внесен соответствующий пункт и мать-депутат рыдала с трибуны сотоварищам о том, каких усилий ей стоит оградить дочь-подростка «от этих интернет-мерзостей», однако законодатели остались глухи к стенаниям и провалили законопроект.

Наружно соглашаясь с доводами, что законы пишутся для народа, а не для начальства, депутаты, тем не менее, хорошо помнили недавнее настоящее и не хотели законодательно ограничивать себя и близких.

Да и не огражденная одной из депутатов-матерей дочь, став героиней желтой прессы, сделала головокружительную карьеру и недурно зарабатывала телеведущей отвергаемых матерью мерзостей.

А финансовые успехи детей чудесным образом гасят конфликты поколений.

Кроме того, Интернет оказался приятным дополнением к повседневной рутине, позволяя не таясь смотреть в рабочее время хоть кинозвезд в стиле ню, хоть интимные сцены из жизни рублевских соседей, — словом, к Интернету как-то притерпелись и страсти постепенно улеглись.

А зря.

Генерал не успел отозвать всех из отпусков, как в Сети появилась запись разговора Первого с помощником, а затем и проекты встречи.

Шутникам особенно полюбились встречающие с березовыми вениками и как-то сразу встречу окрестили “банной церемонией”.

Дальше больше — злопыхатели разместили в Интернете карикатуры на встречавших -толстые пузатые мужики в простынях-тогах с вениками до боли напоминали скандальные снимки чиновничьих банных утех…

Некоторые из мужиков имели явное сходство с известными государственными мужами, а поскольку о “римской маме” известно было мало — да просто ничего, в дверях парной помещалась стилизованная под рафаэлеву мадонну красотка в джинсах и с младенцем…

Реакция властей была мгновенной.

Сначала в Интернете появились сообщения о посылке Понтификом в дар москвичам вагона печенья Рафаэлло, которое якобы должно раздаваться на митинге сторонников целибата на Ходынском поле.

Бурная дискуссия в Интернете с взаимными обвинениями немедленно выплеснулась на газетные полосы и ТВ-новости, и уже через день в новом телешоу “Пусть пишут” известный ведущий обсуждал наиболее значимые Интернет-сообщения, раскрывая перед потрясёнными зрителями коварство врагов Святой Руси.

Первая передача и была посвящена сообщению о готовящейся на Ходынке раздаче присланного с Запада печенья Рафаэлло — приглашенные эксперты призвали бойкотировать печенья и усмотрели в раздаче провокацию ЦРУ с целью устроить давку, обвинить в этом власти и вызвать смену режима. Они напомнили о зловещих событиях более чем столетней давности, когда в аналогичной ситуации на Ходынке погибли тысячи москвичей — об участии в этом ЦРУ прямо не говорилось, но искушенные зрители сразу все поняли.

Сразу после передачи мэрия опровергнуть слухи о разрешении раздачи, а Роспотребнадзор нашел в Рафаэлло вредный сахар и временно приостановил его поедание на территории РФ.

За этой перепалкой о “римской маме” в Интернете как-то забыли, и Генерал не без гордости доложил о предотвращении распространения информации.

Встреча

В окончательной редакции встречу “римской мамы” решили провести в деловом режиме: помощник Первого должен был вручить цветы и поприветствовать высокую гостью, Генерал в штатском в роли представителя мэрии вручить символический ключ от города, доверенный Патриарха произнести краткую молитву и окропить всех святой водой, я — в качестве самого себя — поднести хлеб-соль.

А поскольку режим секретности запрещал посвящать встречающих — и уж тем более «молодежь с горящими глазами» — в детали, решили молодежь и горожан заменить сотрудниками в штатском с цветами и флажками.

В ожидании самолета помощник с Генералом уединились, и до нас долетали только отдельные фразы.

Как обычно, разговор шел о женщинах.

— Русские бабы, — говорил Генерал, — они такие — им что коня остановить, что избу спалить.

— Да не спалить, — поправлял помощник, — а войти в горящую избу.

— Ну да, конечно войти, — соглашался Генерал, — но это любая русская баба может, а вот Папу обратить — это я доложу…

Конец фразы утонул в реве двигателя, но по тому, как изумленно замер помощник, было понятно, что было сказано что-то невероятное.

Тем временем самолет приземлился, подали трап и Маринка сошла на землю.

Псевдомолодежь замахала флажками, помощник галантно преподнес цветы и потянулся к картине, но Маринка отвела руку в сторону, картина развернулась и молодая мать с младенцем на руках удивленно воззрилась на встречающих — мне даже показалось, что она от неожиданности крепче прижала к себе младенца.

Дальше по сценарию должен был выступить Генерал, потом священник и я, но видимо картина так подействовала на священника, что опередив Генерала он шагнул вперед со словами «хочу окропить сию нечестивую картину, дабы изгнать из нее дух католический…».

И тут произошло неожиданное.

«Римская мама» с криком «Не дам!» убрала полотно за спину.

Повисла жуткая тишина.

Первым нашелся Генерал — отодвинув священника, он вручил Маринке ключ от города, после чего настала моя очередь.

И тут снова произошло неожиданное — увидев меня, Маринка сунула мне картину и жалобно попросила: «Отвези меня домой».

Первым нашелся помощник — он решительно забрал картину и как-бы невзначай спросил:

— А рама?

После чего, не дожидаясь ответа, снисходительно бросил:

— Ничего. Не посылать же Вас еще. Что-нибудь придумаем. Скажем, объявим нацпроект “Каждой картине отдельную раму!”, поездим, посмотрим — глядишь, и изготовим достойную!

В Ватикане

Уже второй день Папа никого не принимал, но для кардинала М* было сделано исключение.

90-летний старец был учителем Папы еще в колледже, и Папа всю жизнь чтил своего наставника и духовника.

Высокий, высохший, словно тень в белом одеянии шел он по коридорам, и встречные вставали на колено и склоняли голову под его благословение.

— Все ли ты взвесил? — спросил кардинал. — Знаешь ли ты, что слух о энциклике прорвался наружу, и первым откликнулся Феодор II, Патриарх Александрийский и всея Африки — он готов принять всех католиков в лоно православия?

— Молод еще!

— Да, он моложе тебя, но для многих он то, как он называется, — а полный его титул «Папа и Патриарх великого града Александрии, Ливии, Пентаполя, Эфиопии, всего Египта и всея Африки, Отец отцов, Пастырь пастырей, Архиерей архиереев, тринадцатый Апостол и Судья всей вселенной» — так вот, этот Пастырь пастырей уже пообещал первым делом отменить целибат!

— Не может быть! — вскричал Папа, — он не посмеет!

— Посмеет. Как мог ты забыть, что с переменой веры придется отменить целибат, против чего ты всегда возражал? Подпишешь энциклику — тишине наших храмов придет конец, вместо величавых звуков органа, славящих Господа храмы наполнятся плачем и визгом детей священников! Ты ввергнешь церковь в раскол почище Лютера, и рухнет двухтысячелетняя громада!

— Но как же Россия…

— Что Россия! Разве они европейцы? Разве сами они не называют себе «скифами и азиатами»? Да и к тому же в России холодно, в храмах зимой не топится, одному не согреться, вот и приходится дозволять сельским батюшкам заводить жен — потому-то женщина в православии не только мать, но еще и друг священника, хотя высшие, живя в тепле, жен не имеют!

— А в нашей Италии, Африке или Латинской Америке разве холодно?

— Нет, наших клириков не греть, а охлаждать надо!

— Но смею ли я сокрыть истину?

— Истину? А что есть истина? Не об истине надлежит тебе думать, а вспомнить клятву, которую давал, вступая в Орден, вспомнить, что на вопрос «Готов ли ты быть проклятым ради славы Господней» ответил ты: «Да!» Ведь тем самым ты поклялся даже если тебе докажут что истина вне Церкви, остаться с Церковью, а не с истиной. Порви энциклику, молчи стране и миру, терпи, молись и знай, что когда придет время, воздадут тебе по помыслам твоим.

Отречение

Из оперативной справки

Кардинал Северини, личный помощник Папы, прибыл в Москву с частным визитом в 9:30.

На аэродроме Северини встречал посол Ватикана в Москве.

В 11:20 Северини нанес визит помощнику Первого.

В 12:15 Северини нанес визит Патриарху.

В 12:55 Северини на час заехал в посольство Ватикана, после чего отправился на аэродром и улетел обратно.

По пути на аэродром в 15:15 Северини заехал к интересующему объекту и предал ей фотографию Папы с автографом и его собственноручное письмо следующего содержания:

Дочь моя!
Прошу принять картину в дар.
Да благослововит тебя Бог.
Папа

К письму приложены сертификат на картину и дарственная.

Визит продлился 5 мин., перед уходом Северини порекомендовал объекту следить за новостями.

В 20:00 радио Ватикана передало обращение Верховного Понтифика пастве:

«Дорогие братья, размышляя о своей совести и общаясь с Богом, я пришел к уверенности, что в силу преклонного возраста больше не подхожу для служения Церкви.

Физические и духовные силы покинули меня и я вынужден признать, что более не в состоянии исполнять обязанности, возложенные на меня. По этой причине я отрекаюсь от титула преемника Святого Петра.

Таким образом, престол святого Петра освободится, и Конклав соберется, чтобы избрать нового Верховного Понтифика.»

Второе совещание у генерала

Совещание началось ровно в 10 утра.

Когда все расселись, хозяин кабинета по обыкновению кратко изложил проблему:

— Коллеги! Я собрал вас сюда, чтобы сообщить поставленную задачу: привезенная картина должна быть, — хозяин кабинета сделал едва заметную паузу, — должна исчезнуть из памяти. Как вы знаете, “мама римская” передала привезенную картину на хранение в Третьяковку, о чем известно только ограниченному кругу лиц. Предполагалась торжественная ее передача, однако, как Вы знаете, Ватикан дезавуировал слухи, — легкие улыбки присутствующих показали — они в курсе, — с нашей стороны также никаких заявлений не было, но факт наличия картины может привести неокрепшие умы в смятение — желтая пресса, щелкоперы всяческие могут раздуть… Словом, прошу дать предложения.

По старой традиции начали с младшего по званию.

Моложавый мужчина среднего роста в темном костюме проворно вскочил с места:

— Сидите, — разрешил хозяин кабинета, но тот, продолжая стоять, командирским басом коротко бросил:

— Сжечь Третьяковку!

— Всю? — уточнил хозяин, на что младший напористо парировал. — Зачем всю? Достаточно запасника с картиной.

— Хорошо бы — согласился хозяин, — да только куда иностранцев-то водить? В Большом после ремонта акустика стала такая, что в пору петь “под фанеру”, в метро то стрельба, то драки, на стадионах фанаты беснуются — эдак мы всех валютных туристов распугаем. За кем же тогда следить прикажете? А не за кем, сразу бюджет срежут, а то и службу ликвидируют!

Наступила жуткая пауза.

Моложавый мужчина по-прежнему стоял навытяжку, бледный от нарисованной перспективы.

— Садитесь! — разрешил хозяин кабинета и как-бы про себя заметил, — Наш основатель, — все подняли глаза на небольшой, в полупрофиль, портрет основателя с мефистофельской бородкой, — любил повторять: «если Вы не сидите, значит мы плохо работаем!» Возможно, это выдумка, так вот — вы все сидите, но значит ли это, что вы хорошо работаете?

Следующие предложения были более реалистичны, но в том же духе — прорыв канализации в зале с картиной, фанатик с сапожным ножом или с банкой с кислотой — но все это было решительно «не то», все эти меры только бы раздували интерес к картине вне зависимости от ее гибели либо спасения.

Тут, подытожил хозяин, дело тонкое, современное, тут требовуется принципиально другое решение — не уничтожение, а забвение, вся эта история должна была стать несуществующей.

Друг молодости

С известным московским адвокатом Генерал был знаком еще с университета, когда вместе играли за команду факультета.

Сложившиеся тогда отношения были скорее приятельскими, чем дружественными, к тому же после выпуска их пути разошлись.

Изредка, встречаясь, вспоминали однокашников, сетовали на разбросавшую всех жизнь да иногда оказывали друг другу мелкие услуги.

В приемной генерал появился под вечер и был немедленно принят хозяином.

После приветствий и выяснения состояния здоровья домочадцев гость перешел к делу.

Быстро изложив слухи и факты, Генерал излил свой гнев на починенных:

— Понимаешь, — собеседники были на ты, — наши охламоны совсем разучились работать. Похватать да крышевать — пожалуйста, а что серьезное — никак. Представляешь, предложить сжечь Третьяковку! Идиоты. Думают, в Москве можно как в Грозном разграбить музей, взорвать и списать все на бомбежки!

Хозяин кабинета понимающе усмехнулся, но ничего не сказал.

Наступила пауза.

Адвокат не спеша раскурил трубку и как бы сам себя спросил:

— Не возьму в толк, зачем мне, либералу, помогать в таком деле, — и, выдержав еле заметную паузу, закончил, — бесплатно.

Генерал принял вызов.

— Посуди сам: положим, я не справлюсь. Так ведь другому поручат, а ты наши кадры знаешь. Ведь и в самом деле все сожгут, затопят да растащат! Ты же видишь, что в Большом сотворили — вместо хрусталя и бронзы стекляшки да пластмасса, так и тут: глазом моргнуть не успеешь, как будут портреты Боровиковских и Левицких за предков выдавать! А что до платы, так сам же не захочешь из нашей конторы официально получить — ну не сексотом же тебя оформлять! Не хитри, тебе ведь не деньги нужны, а что другое — орден или звание — что смогу, сделаю.

Вместо ответа друг молодости испытующе посмотрел на генерала и неожиданно осведомился:

— Не боишься, что нас записывают? — И не дожидаясь заверений побагровевшего генерала, продолжил. — Впрочем, это твои проблемы. Так вот, думаю надо сделать картину как бы несуществующей, а не взрывать или поджигать. Скажем, сделать так…

Операция «Картина»

Операция «Картина» прошла на редкость удачно.

Сначала “римскую маму” пригласили на беседу, где компетентные сотрудники порекомендовали не оставлять картину у себя — впрочем, она и сама не желала этого.

Во избежание огласки картина была приобретена известным олигархом и подарена одному из музеев.

Большая часть полученной суммы ушла на улучшение жилищных условий “римской мамы” — в их доме внезапно начался аварийный ремонт с отселением и набежавшие журналисты могли интервьюировать только гастарбайтеров.

Интервью с виновницей переполоха, соседями и подругами не состоялись, а когда ремонт закончили и жильцы вернулись в свои квартиры, история эта потеряла актуальность, да и сама “римская мама” уже жила совсем в другом месте — солидная квартира в доме на охраняемой территории надежно скрыла ее от досужих любителей сенсаций.

Оставшихся денег вполне хватает на безбедную жизнь без необходимости ежедневной службы.

Лишь изредка, на кухне с подругами, вспоминает она про поездку в Рим, про Папу, про картину, но от повторений исчезают детали, воспоминания теряют убедительность, и подруги слушают с недоверием и она сама уже не вполне себе верит.

Единственный, кто верит ей безоговорочно — я.

Я часто бываю у нее, но именно потому, что я ей верю, мы никогда не вспоминаем эту историю.

Мы говорим о книгах, о кино, о детях, о — словом, обо всем, только не о Риме, как в доме повешенного не говорят о веревке.

Мы говорим, а я машинально беру роскошное итальянское издание “Сокровищ Ватикана” с короткой дарственной на латыни — альбом привычно раскрывается на одной и той же странице: молодая мать с ребенком, как и все столетия назад, кротко провидит судьбу младенца и с надеждой молит каждого приходящего защитить его от уготованного.

Я поднимаю голову, вижу слезы в ее глазах и прошу:

— Не плачь!

И она улыбается «Не буду», вздыхает «Какая могла бы быть жизнь!» и подвигает мне печенье.

Темнеет.

Я надеваю плащ, прощаюсь, она подставляет щеку для поцелуя, говоря «Господь с тобой», и открывая дверь, добавляет: «Один ты у меня, Митрофанушка».

Последнее совещание у генерала

Совещание началось ровно в 10 утра.

Когда все расселись, хозяин кабинета по обыкновению кратко подвел итоги.

Все участники спецоперации были представлены (и получили) правительственные награды с формулировкой «За мужество и героизм, проявленные при выполнении специального задания Правительства».

“Друг молодости”, разумеется, упомянут в указе не был — в самом деле, не считать же героизмом вовремя данный совет! Но и он в обиде не остался — звание “Заслуженный юрист России” на визитной карточке и указ в рамке на стене кабинета куда приятнее ордена в коробке.

Господам офицерам указ зачитал начальник нового Главного управления; после вручения наград и короткого фуршета новоиспеченные орденоносцы собрались на очередное совещание.

Начальник службы наблюдения доложил об отсутствии у объекта (помятуя об ушах в стенах, имен не называли) контактов с иностранцами и журналистами, после чего слово было предоставлено начальнику отдела психотронного оружия.

Он сообщил присутствующим, что проведенные экспертами скрытые наблюдения показали наличие у объекта исключительных способностей к внушению.

Причем способность эта возрастает пропорционально суммарному интеллектуальному уровню собеседников — и если, к примеру, воздействие на слесаря-сантехника не больше долей процента, то на группу подростков-школьников оно может достигать 10-20%, а на государственных и религиозных деятелей превосходить 50%, причем чем умнее собеседник, тем более он поддается внушению.

Именно этот неизвестный ранее науке феномен и привел к наблюдавшемуся о “римскому эффекту”.

К счастью, в нашей стране этот феномен абсолютно безвреден — выступавший особо подчеркнул это как экспериментально установленный факт, поскольку следов многолетней работы объекта в Госдуме не было зафиксировано («флора и фауна Думы, — по словам докладчика, — остались неизменны»), однако за рубежом может быть эффективно использован.

«Список возможных зарубежных объектов (короли, президенты, далай-лама, наркобароны и арабские террористы) присутствующим роздан заранее. У меня все».

Последним выступил хозяин кабинета:

— Я собрал вас сюда, чтобы выслушать ваши предложения о возможном применении этого открытия. Учтите, объект ничего не знает о своих способностях, и его надо использовать втемную — например, в составе тургруппы или делегации… Словом, прошу дать предложения.

Моложавый мужчина среднего роста в темном костюме проворно вскочил с места — «Сидите!» — разрешил хозяин кабинета, но тот, продолжая стоять, командирским басом коротко бросил:

— Сотрудники нашего отдела и лично я готовы сопровождать объект в любую европейскую столицу.

И, садясь, добавил:

— А также в США и Канаду.

Эпилог

В областной музей картина попала не сразу.

Сначала была экспертиза.

Правда, с экспертизой вышла заминка — ни в Москве, ни в Питере понимающих экспертов не нашлось: все академики и профессора, как сговорившись, сначала теряли дар речи, а потом, вместо того, чтобы сказать чья картина, начинали талдычить про несравненную кисть, колорит, композицию — и только работникам областного центра с Урала удалось правильно атрибутировать полотно.

Как проницательно и предполагал Генерал, оказалось что это вовсе не Рафаэль, а «из мастерской».

Подпись? — да, подпись была, но кто не знает, что художники сплошь и рядом доверяли писать ученикам, а сами лишь клали последний мазок и подписывали…

Да и подпись, прямо сказать, вызывала сомнения — одни специалисты считали сам подписал, другие сам, но по трафарету, третьи — по трафарету, а кто — неизвестно.

Неожиданно вспомнили русского крепостного художника, посланного барином в Италию и писавшего затем мадонн в усадьбе Демидова; правда даже областные эксперты не решились приписать ему картину, однако главное было сделано — вместо картины стали обсуждать крепостных художников и усадьбы, интерес к теме быстро угас и холст как-то сам собой был передан в областной музей на Урале.

Но это так, к слову.

Картина в неброской раме с табличкой «… кисти неизвестного художника» висит среди других портретов местного изготовления.

Молодая мать с ребенком, как и столетия назад, кротко провидит судьбу младенца и с надеждой молит каждого приходящего защитить его от уготованного.

Среди екатерининских гусар с ментиками и саблями, красавиц с мушками на щеке и вельмож с орденами молодая мать вызывающе молода и проста, и эта простота и младенец никак не вяжутся с ментиками и орденами.

Летом в зале душно и пустынно, разве что случайный турист замрет перед полотном, зимой же экскурсоводы рассказывают томящимся школьникам про сюжет картины, и старшеклассницы смолкают и внимательно всматриваются в лицо молодой матери, будто примеряя ее судьбу на себя.

Правда все это уже в прошлом, так как недавно картину украли и на освободившееся место повесили женский портрет 18-го века из бывшей помещичьей усадьбы, писанный местным же крепостным художником.

По большому счету экспозиция только выиграла, ибо портрет крепостной актрисы в кружевах больше гармонирует с орденами и ментиками, чем мать с младенцем, да и судьба крепостного художника куда как ярче неизвестной судьбы неизвестного художника.

Экскурсоводы увлеченно рассказывают о самоучках и барах-самодурах, о любви самоучки к крепостной актрисе, о побеге, поимке, отдаче в солдаты, чахотке — и старшеклассницы смолкают и внимательно всматриваются в лицо крепостной актрисы, будто примеряя ее судьбу на себя…