Виктор Фишман: «Время и мне собирать камни…» Главы из неоконченной биографии. Продолжение

Loading

Лёва с детства любил шахматы, а Вера — рыбалку. В конце концов, она пристрастила мужа к этой тихой охоте. И вся семья выезжала летом на Волгу отдыхать, загорать, ловить рыбу и наслаждаться свежей ухой.

«Время и мне собирать камни…»

Главы из неоконченной биографии

Виктор Фишман

Продолжение. Начало

Виктор ФишманГлава восемнадцатая
КУЗИНЫ И КУЗЕНЫ

У меня семь двоюродных братьев и две двоюродных сестры. Все мы родились до начала Второй мировой войны: кто за 16 лет, кто за два года. Ну, и как после этого обвинишь статистику в подтасовке фактов по поводу того, что превышение рождения мальчиков над девочками является свидетельством приближения военной катастрофы?!

Слова «кузен» и «кузина» значительно короче, чем аналогичные им по смыслу словосочетания «двоюродный брат» и «двоюродная сестра». Но во времена моей юности, да и зрелости тоже, на территории Советского Союза они, по-моему, вообще не произносились. Так большевики сумели искоренить понятия «кузен» и «кузина», жившие в русском дворянском обществе многие века и ставшие неотъемлемой словесной почвой таких произведений, как «Война и мир», «Анна Каренина», и других. Хотя, справедливости ради, отмечу, что в строфе XXVI из главы V поэмы «Евгений Онегин», где описан съезд гостей на «веселый праздник имянин» Татьяны, Александр Сергеевич Пушкин использовал редко употребляемое в те годы словосочетание «двоюродный брат»:

Мой брат двоюродный, Буянов
В пуху, в картузе с козырьком
(Как вам, конечно, он знаком)…

Вайсбанды

Братья моей матери произвели на свет четырех мальчиков и одну девочку. Дети Самуила Вайсбанда — Яша и Броня — жили в Ленинграде, дети Семёна Вайсбанда — Юра, Гера и Серёжа — в городе Киров.

Во время моих командировок в Ленинград я никогда не останавливался в гостиницах. Когда была жива тётя Маня, жена Самуила, я ночевал у них — в комнате в коммунальной квартире на проспекте Майорова, позже — на Васильевском острове, в квартире, куда поселился Яша после своей женитьбы.

История встречи Яши с будущей женой весьма любопытна и в достаточной мере раскрывает характер моего кузена. Вот как обстояли дела.

После окончания средней школы мечтательный Яша решил посвятить себя искусству кино. И подал документы на поступление в Ленинградский институт киноинженеров. Это одно из старейших учебных заведений Ленинграда было основано ещё 9 сентября 1918 года как Высший институт фотографии и фототехники, с 1924 года — Государственный фотокинотехникум, с 1931 года — Ленинградский институт киноинженеров (ЛИКИ). Случилось так, что он не сдал один экзамен, и потому не прошел по конкурсу.

Тёте Мане, Яше и Броне жилось трудно. Неудача с поступлением в институт киноинженеров была использована Яшей для приобретения рабочей специальности фрезеровщика. Он работал на заводе и реально помогал семье. А вечером учился в техническом училище. Возможно, где-то витала мысль, что рабочая профессия поможет реализовать старую идею: ведь в те годы в институты, так или иначе связанные с искусством, приветствовалось поступление людей с рабочими специальностями.

Но случилось по-другому: Яшу занесло в Ленинградский электротехнический институт связи (ЛЭИС).

Однажды к его кузену Вене, жившему по соседству в той же коммунальной квартире по проспекту Майорова, заглянул их общий друг Николай. Он был зубным техником, и как многие медики, весьма циничен. К тому же Николай слыл известным ловеласом (что к его специальности уже не имело отношения, а было лишь фактом биографии).

Николай заглянул к Вене с целью пригласить его на танцы. Веня отсутствовал, и Николай уговорил пойти Яшу. Яша и Николай решили, что к такому ответственному мероприятию, как танцы, следует правильно подготовиться. Они зашли в гостиницу «Англетер», где плотно пообедали и хорошо выпили. После этого можно было направляться на танцы.

Друзья в веселом настроении покинули знаменитое здание, известное, прежде всего тем, что здесь, 28 декабря 1925 года, в номере 5, был найден мёртвым поэт Сергей Есенин. Литературоведы считают, что здесь же он написал своё последнее, ставшее знаменитым, стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья…».

Ну, а Яша, как оказалось, только направлялся на свидание с будущим. Уже когда танцы подходили к концу, Яша обратил внимание на черненькую девушку с хорошей фигурой. Она разговаривала с парнем, но Яша, не твёрдо ступая, бесцеремонно подошёл и сказал:

— Я приглашаю Вас на танец…

Потом они долго гуляли, и договорились встретиться на следующий день.

Наутро Яша весьма смутно помнил, как выглядит девушка, с которой он договаривался о встрече, где они гуляли и о чем говорили. И потому решил освежить впечатления.

Через полтора года, в апреле 1963-го, Яша и Неля поженились. И в нашей семье, таким образом, появилась вторая Неля.

В один из моих приездов в Ленинград Неля предложила съездить на берег Финского залива. У них недавно появился собственный автомобиль «Жигули», Яша им неплохо управлял, но, как я понял, страстным автолюбителем отнюдь не был. Тем не менее, подчиняясь настояниям Нели, он сел за руль и мы поехали.

Помню, по дороге случились какие-то мелкие неприятности, то ли глох мотор, то ли закончился бензин, и все же, спустя часа полтора, мы достигли побережья. И я впервые дышал свежим воздухом Балтийского моря.

За отношениями Яши и Брони всегда приятно было наблюдать. Она подтрунивала над тем, что в проектном институте, где он к тому времени работал, Яша стал «главным специалистом» по организации попоек и вечеринок. И потому, мол, не продвигается по служебной лестнице. Но из разговоров с Яшей я уразумел, что и специалистом по приборам и средствам связи он тоже себя хорошо зарекомендовал.

Яша же шутил над привязанностью Нели к молодым водителям, которым она, как медик, должна была выдавать свидетельства о хорошем зрении и хорошем здоровье.

За все годы Яша лишь однажды приезжал в командировку в Днепропетровск, и гостил у нас с Люсей.

Наши семьи неожиданно встретились в апреле 1996 года в ведомстве по делам иностранцев в Мюнхене. Мы, не договариваясь, оказались в одной и той же федеральной земле Германии, где и получили разрешение на постоянное проживание.

Сейчас Яша, Неля и их сын Павлик со своей семьёй живут в 30 минутах езды общественным транспортом от моего дома на Крайллерштрасе 74. Видимся мы редко, чаще перезваниваемся. И на том спасибо.

С Броней у меня сложились особые отношения. Впервые я с ней познакомился в году этак 1964–1965. Жила она тогда вдвоём с мамой в уже упоминавшейся коммунальной квартире на проспекте Майорова. Яша уже женился и выехал из этой квартиры. Мне, провинциалу, всё в ней было любопытно и интересно: как она прикрепляла к столику в ленинградском кафе, куда я её пригласил во время командировки, специальную держалку, на которую вешала свою сумочку; как она заразительно смеялась; как рассказывала о своей работе и своих взаимоотношениях с подругами.

Как я уже говорил, тётя Маня еле-еле сводила концы с концами: никакого специального образования у неё не было, и она зарабатывала, как могла.

— Я не могу дать вам двоим высшее образование, — сказала она как-то Броне. — С тебя хватит техникума.

Броня закончила 7 классов средней школы и затем училась в техникуме пищевой промышленности, на ликеро-водочном отделении. После окончания техникума она три года проработала в Уржуме. Иногда приезжала в Киров к своим родственникам. В конце 1956 года вернулась в Ленинград.

Знание химии помогло ей устроиться в химическую лабораторию научно-исследовательского института «Дальняя связь». Здесь она проработала почти 35 лет: с 1957 года и до самого выхода на пенсию в 1991 году.

Мне кажется, что у нас тогда возникла лёгкая взаимная влюблённость. Во всяком случае, мне приятно было брать её за руку, и она руку не отдергивала. Одна из самых памятных наших совместных поездок — поездка в Петергоф. После зимнего перерыва там вновь заработали фонтаны, и Броня повезла своего провинциального кузена посмотреть на екатерининское чудо.

Именно теперь, объездив почти полсвета, я понимаю, какое великолепие представляет этот дворцовый ансамбль под Ленинградом. Броня была в легком светлом пиджаке и короткой, тёмной облегающей юбке, я — в светлом костюме. Погода выдалась прекрасной, мы были счастливы, а золотые фонтаны обрамляли этот сюжет. Думаю, что со стороны мы выглядели настоящей влюбленной парой.

Я во время понял, что пора уезжать. Броня вышла замуж в 1969 году. Её мужем стал Виля Месман — заядлый турист и горнолыжник. А наши тёплые отношения с Броней сохранились до сих пор, и в них нет никаких грехов прошлого.

Броня, Виля, их сын и внуки живут в Мёнхенгладбахе, на нижнем Рейне. Они приехали в Германию на год раньше меня. Однажды были у меня в гостях, в Мюнхене. Хорошо, что когда бывает грустно, есть кому позвонить.

С детьми Самуила я виделся в Кирове в первый и последний раз в году этак 1994-1995. Поездку я придумал сам — якобы с производственными целями. Наверное, в архиве Днепропетровского объединения «Созидатель», директором проектного центра которого я был с 1990 по 1995 год, до сих пор хранятся проектные предложения по развитию предприятия Геры Вайсбанда. Тогда в поисках работы для своего проектного центра, я разыскал адреса своих братьев в городе Киров, переговорил по телефону об их нуждах, и наш проектный центр разработал свои предложения.

Какого профиля было предприятие Геры Вайсбанда, теперь уже, честно признаюсь, не помню. А тогда с готовыми проектными предложениями я поехал в гости к своим братьям. Встреча была теплой и запоминающейся. Их отца, моего дяди Самуила, уже не было в живых. Но мне рассказали, что он был почётным гражданином города Кирова, много сделал для его благоустройства.

Братья вспоминали мою маму. Оказалось, что ещё во время Великой отечественной войны она из поселка Очёр приезжала в Киров к своему брату. Кажется, показывали фотографии тех лет. При сборе сведений для этой книги я обратился в городской архив города Кирова с просьбой сообщить мне имеющиеся у них данные о моём дяде Самуиле, адреса ныне живущих там Вайсбандов и тому подобное. Ответа не получил.

Сын Яши Вайсбанда, Павлик Вайсбанд, рассказал, что в году эдак 2015 к нему с сайта «Одноклассники» обратился какой-то Вайсбанд из города Кирова с вопросом, не являются ли они родственниками. Но у Павлика в это время был маленький ребёнок, и он не нашел времени для общения. Так или иначе, Вайсбанд из Кирова ответа не удостоился.

К Вайсбандам отношу я и мою двоюродную сестру Муру — дочь Раи, сестры моей мамы. О ней я уже рассказывал в другим главах этой книги. Она вышла замуж за Сеню Кручинского, и поначалу всё было хорошо. Оба работали, воспитывали свою единственную дочь Юлю.

Назвать Сеню непутёвым я не могу — просто он «человек в себе». Насколько мне известно, главным увлечением его жизни была рыбалка. Но это не приносило дохода в семью, и жилось им трудно. У Сени были конфликты с тётей Раей. И её смерть я отношу к разряду семейных трагедий.

В 1997 году вся семья переехала в Израиль. Там Мура умерла от рака: знаменитая израильская медицина не всегда может помочь! Назвать её судьбу счастливой — язык не поворачивается. Сеня сошелся с другой женщиной и, по словам их дочери Юли, отказывается помогать своей дочери и её малолетним детям. Трудно судить о чужой жизни, к тому же на расстоянии более 5 000 километров.

Кантерманы

В нашем семейном альбоме сохранилась пожелтевшая фотография: сестра моего отца, тётя Буля и два её сына купаются в море. Мальчикам примерно по 10–12 лет. На фотографии надпись: «Крым, Евпатория, 1938 год». И вторая фотография: тётя Буля, Санка (в лётной форме с погонами старшего лейтенанта) и Лёва с женой Верой. На обороте фотографии написано: «На память Софье Григорьевна, Нелле и Вите от Веры, Саши, Лёвы и их мамы. 3 декабря 1950 года». Что произошло за 12 лет между этими снимками?

В начале Великой отечественной войны семья Кантерманов в составе Лёвы (он родился 2 апреля 1925 года), Сани и их родителей — Бориса Захаровича (Борис Сухерович) Кантермана и его жены Були (Бруха Альтер-Мотьевна) выехала в Узбекистан, в город Коканд. В эвакуации в Узбекистане Лёва учился с 1942 по 1945г. в Кокандском Нефтяном Техникуме, который и закончил с отличием по специальности: «Монтаж и эксплуатация контрольно-измерительных и автоматических приборов нефтяных предприятий».

Борис Захарович умер в Коканде в 1943 году. И на 18-летнего Лёву легла ответственность за всю семью. Возможно, это отразилось на его характере: он стал немногословным и сосредоточенным.

По окончании учёбы Леву направили на Куйбышевский нефтеперерабатывающий завод (НПЗ). И он вызвал в Куйбышев всю семью.

Думаю, что сделать это было непросто. Ведь во время Великой Отечественной войны Куйбышев фактически являлся второй столицей Советского Союза: здесь были размещены Правительство, дипломатические представительства и многие эвакуированные из западных районов предприятия. Для Верховного главнокомандующего Иосифа Сталина была построена запасная резиденция, ныне известная как «Бункер Сталина». В Куйбышеве в эвакуации работал Большой театр; здесь была дописана и впервые исполнена седьмая Ленинградская симфония Д. Д. Шостаковича.

А уровень промышленного производства в городе увеличился к 1945 по сравнению с 1940 в 5,5 раза. В основном, за счет эвакуированных предприятий. Так, здесь было организовано производство штурмовика ИЛ-2 — самого массового самолета Второй мировой войны. Фронту требовались самолеты, заводам — инженеры. Для подготовки инженерных кадров было принято решение создать Куйбышевский авиационный институт.

Куйбышев не подвергался бомбардировкам немецкой авиации, так что жилой фонд города не пострадал; снабжение там было, сами понимаете, выше среднего по стране.

В Куйбышеве Лёва встретил свою будущую жену Веру, скромную свадьбу сыграли 8 сентября 1950 года. Старшая дочь, Ирина Львовна родилась в Куйбышеве 12.06.1951 года, средняя — Тамара Львовна — родилась 15.08 1953 года, самая младшая — Людмила Львовна — родилась там же 10.01 1956 года.

Нефтеперерабатывающий завод в Куйбышеве был построен по лендлизу, и всё оборудование, которое было поставлено из США, сопровождалось документацией на английском языке.

Специалистов по переводу английской технической документации в Куйбышевен не было. И Лёва со своим помощником взялись за это нелёгкое дело. Следует сказать, что и в школе, и в техникуме, Лёва изучил немецкий язык. Так что перевод английской документации на русский язык был подобен подвигу. Разговаривать по-английски Лёва так и не научился, а переводом овладел прекрасно. И вся огромная документация была переведена на русский язык. Кто оценил этот маленький подвиг?

Начал свою трудовую деятельность Кантерман Л. Б. на Куйбышевском НПЗ в качестве техника 01.09.45 г. Уже через полгода его назначили старшим техником, ещё через полтора года — инженером лаборатории контрольно-измерительных приборов (КИП). Далее — начальник этой же лаборатории КИП, а с 01.01.52 г. — заместителем начальника цеха КИП.

Буля Альтер-Мотьевна, моя тётя по отцу, мать Льва, работала в больнице фельдшером. Она умерла в Куйбышеве 23 февраля 1954 года. Ей было ровно 50 лет (ведь она родилась 1 июля 1904 года). В их семье никому не суждена была долгая жизнь!

Спустя три года, в апреле 1957 года Лев Борисович Кантерман в соответствие с распоряжением Управления руководящих кадров Министерства нефтяной промышленности был откомандирован в распоряжение Сталинградского НПЗ на должность заместителя главного инженера завода. Фактически он стал главным специалистом завода по контрольно-измерительным приборам. Затем ему в голову пришла идея организации специального конструкторского бюро при этом заводе, призванного усовершенствовать оборудование и автоматику. Видимо, ещё тогда Лев Борисович хорошо понимал проблемы отечественного нефтяного машиностроения. Официально это было оформлено переводом Льва Борисовича 31 декабря 1959 года в Специальное конструкторское бюро по автоматике (СКБ-АНН.)

Дочери вспоминают Льва как замкнутого, немногословного человека. Он не любил рассказывать о прошлом, мало общался с внуками. Главной целью его жизни была работа и забота о благосостоянии семьи. Лёва с детства любил шахматы, а Вера — рыбалку. В конце концов, она пристрастила мужа к этой тихой охоте. И вся семья выезжала летом на Волгу отдыхать, загорать, ловить рыбу и наслаждаться свежей ухой.

В конце концов, в августе 1968 года семье пришлось переехать в Кириши. Сыграли свою роль простая человеческая зависть и … антисемитизм. Лёва раздобыл в Москве редкую деталь для производственной автомашины ГАЗ — был в ту пору такой вид вездехода. Об этом узнал представитель областной администрации, у которого была точно такая же машина. И попросил Льва отдать ему редкую деталь. Лёва не согласился — ему ведь нужна была машина на ходу. Тут нашла коса на камень: как это у какого-то еврея ГАЗ ездит, а у представителя областной администрации такая же машина стоит на ремонте. Льву стали ставить «палки в колёса» везде и по любому поводу.

Итак, с 01.01 1960 г. и до августа 1968 г. трудовая деятельность Льва Борисовича была связана с СКБ-АНН на должности начальника Волгоградского филиала. Затем семья переехала в город Кириши Ленинградской области, где Лев Борисович был зачислен на должность начальника Ленинградского филиала экспериментально-производственного сектора, затем он стал главным конструктором проекта — руководителем Киришского экспериментально-производственного комплекса.

Руководителем он был требовательным и даже въедливым. Вот что вспоминает о том времени его подчинённая Инесса Александровна Шаензон. На какой-то праздник молодые сотрудники экспериментально-производственного сектора устроили обед. И не просто обед, а с выпивкой. «Лев Борисович вынес мне выговор за организацию пьянки на рабочем месте», — рассказала мне живущая теперь в США Инесса Шаенсон.

На этой должности Лев Борисович проработал до 08.04.1985 года, то есть, до пенсии. Вера работала в технической библиотеке и архиве этого же комплекса.

Кантерман Л. Б. насколько лет читал лекции и вёл практические занятия по специальности «КИП (контрольно-измерите6льные приборы)» в Киришском вечернем филиале Ленинградского химико-технологического техникума. Продолжал он это дело, с небольшими перерывами, вплоть до мая 1995 года. Последнее место его работы по трудовой книжке называлось так: «Директор Малого предприятия «Металлист» при Киришском Хладокомбинате».

Из Киришей в Израиль первой «на разведку» в 2000 году отправилась Ирина Львовна. Лев и Вера даже слышать не хотели о переезде. Но однажды, когда Тамара и Людмила по обыкновению зашли проведать родителей, мать неожиданно заявила: «Нужно срочно собираться в Израиль». Сказано — сделано: в 2001 году остальная часть семьи переехала на Святую землю и обосновалась в Ашкелоне.

Брат Льва, Санка Кантерман, родился на 4 года позже Льва — 26 апреля 1929 года в том же Первомайске Одесской области. Вскоре семья переехала в Днепропетровск, где в 1936 году Санка пошел в школу. Среднюю школу он оканчивал уже в Коканде, Когда семья переехала в Куйбышев, он там поступил в нефтяной техникум.

К моменту окончания техникума Санка достиг призывного возраста. Его вызвали в военкомат, поздравили с присвоением звания младшего лейтенанта и предложили на выбор два места службы — в Германии или на Дальнем Востоке.

Скорее всего, по патриотическим соображениям был выбран Дальний Восток. Служба младшего лейтенанта Александра Кантермана проходила на разных аэродромах Приморского края: он отвечал за снабжение горюче-смазочными материалами. Его перебрасывали с одной летной части в другую.

Аэродромы располагались в глуши, возле небольших посёлков и сёл. В одном из таких мест Санка познакомился со своей будущей женой Валентиной. И 7 июня 1951 года у них родился первый сын — Виктор. Произошло это в селе Воздвиженка Михайловского района Приморского края. Второй сын — Игорь появился на свет 18 октября 1955 года в Спасском районе Приморского же края.

Напомним, что место это, по преданию, героическое. Здесь проходила завершающая стадия операции Народно-революционной армии Дальневосточной республики и партизанских соединений против белых войск «Земской рати» в период завершения Гражданской войны в России. Важность операции подчеркивается ещё и тем, что на северо-западе Спасского района проходит государственная граница России с Китаем. Тогда, в октябре 1922 года, «красные» победили и в честь этой победы композитор А. Александрова и поэт П. Парфёнов написали известную песню:

И останутся, как в сказке,

Как маячные огни,

Штурмовые ночи Спасска,

Волочаевские дни.

И потому Игорь вправе гордиться местом своего рождения.

Санка хотел получить высшее образование, и по начальству, как и положено в армии, послал документы для поступления в Военно-воздушную академию. Командир авиаполка полковник Коган вызвал подчинённого на разговор:

— О нашем разговоре никто не должен знать. Мысли об академии выбрось из головы. Всем ты подходишь, кроме пятого пункта в паспорте.

К тому времени Никита Хрущев затеял сокращение вооруженных сил. Понимая, что перспектив продвижения по службе у него нет никаких, Санка сам написал заявление об увольнении в запас.

Было это в 1960 году. Семья Льва уже жила в Сталинграде, и Санка со всей своей семьей переехал в Сталинград. Он начал работать на местном НПЗ, и поступил на вечернее отделение Сталинградского политехнического института. Здесь к тому времени уже учился и Лёва. В Волгограде, 9 февраля 1964 года у Санки и Валентины родился третий сын — Олег.

Последний раз я встретился с Санкой и его семьёй в 1998 году, когда после смерти мамы приехал в Волгоград. Моя родная сестра Неллочка предупредила их заранее о нашем визите. Санка собрал своих сыновей — Виктора, Игоря, Олега, и внуков. Валентина накрыла богатый стол. Состоялось общее знакомство. Санка раскрыл старый семейный альбом. Рассматривали старые фотографии. В основном, говорили о моей маме — её все помнили и любили.

После смерти Валентины (она умерла в 2004 году) Санка с Олегом в 2009 году приезжали в Израиль, в Ашкелон. Братья — Санка и Лёва — повстречались после долгой разлуки. Санка играл со своими внучатыми племянниками и племянницами (чего Лев практически никогда не делал!). Санка умер в Волгограде в 2014 году.

В настоящее время Виктор Кантерман уже на пенсии. Он получил высшее образование по специальности инженер-технолог синтетического производства, но, как он сам мне рассказал, по этой специальности не работал ни одного дня. Сменив много мест и профессий, он, в конце концов, нашел себя в художественной области. Теперь Виктор занимается живописью, является членом Волгоградского отделения творческого союза художников России. И на стене его квартиры в поселке Светлый Яр (что под Волгоградом) висят яркие художественные полотна.

Игорь закончил Волгоградский нефтехимический техникум. Специальность — техник-технолог. Оператор установки деасфальтизации. Сейчас он — не работающий пенсионер. Олег стал известным в Волгограде хирургом-отолярингологом. Так что на том свете Санка может быть спокоен.

Гофманы

Написал слово во множественном числе и остановился — семейная ветвь Гофманов представлена единственным лицом — моим двоюродным боратом Юрой. Лица матери Юры, моей тёти Раи, я не помню. Конечно, я видел её до войны, я знаю, что мы с мамой ходили к ним в гости (их дом находился напротив Горного института, на улице Кирова).

Кажется, я уже рассказывал, что тётя Рая работала патологоанатомом, и в эвакуации, в Алма-Ата (?) заразилась и умерла. После возвращения из эвакуации, её муж, Адольф Гофман и их сын Юра жили на улицу Тихая, в одноэтажном старинном доме, с высоким цоколем и крыльцом. К двери вела лестница с чугунными перилами. Тогда вместе с ними жили три старые девы — сестры Адольфа Гофмана.

За окнами шумел XX век, а в полутемной квартире царили порядки екатерининской эпохи: говорили высокопарным слогом, придерживались строгого дневного распорядка, носили диковинные наряды.

Я приходил к ним в гости, и Юра оживал; расслаблялся, смеялся, шутил. Его любимым стихотворением тех лет было:

Муха села на варенье,

Вот и всё стихотворенье!

При расставании Юра всегда просил: приходи почаще!

Адольф вскоре умер, и Юре стало ещё хуже: старые девы буквально заедали его. Он окончил школу, поступил в институт. Я хорошо помню, как при мне он просил своих тёток разменять их большую квартиру с тем, чтобы ему досталась хотя бы небольшая однокомнатная, но отдельная квартира. Тётки категорически в этом отказывали, считая, что Юра без их опеки «пойдёт по плохому пути».

Постепенно, одна за другой, тётки умерли. Но детство, а, заодно, и характер, успели Юре изрядно испортить. Юра женился на очень хорошенькой девушке, и переехал к ней: видимо, в полутемной квартире на улице Тихая ему уже просто невыносимо было жить.

Какое-то время Юра работал на том же закрытом предприятии п/я 210, что и моя мама. Запомнился их разговор:

— Юра, ты помнишь, как мы делали ракеты? — спрашивает мама.

— Какие ракеты?! — перепугано восклицает Юра.

— Ну, пылесосы под названием «Ракета». Ты, что, не помнишь?! — удивляется мама.

Женатая жизнь Юры продолжалась недолго.

— Не могу жить в приыймах, — используя украинские слова, объяснял мне ситуацию мой двоюродный брат.

При первой же возможности он один уехал в Израиль.

В году примерно 1993 мы с Люсей поехали к друзьям в Израиль. Остановились у Тани и Валеры Шкабатур. Я уже писал, что по нашей просьбе Таня разыскала Юру Гофмана и пригласила его к себе на обед. Это был последний раз, когда мы виделись с ним.

Потом изредка переписывались. Однажды он даже прислал небольшую посылку с вещами «секонд хонд». А потом в одном из писем попросил сходить на могилу к отцу и навести там порядок. С этого начались наши разлады.

Мной вовсе не движет желание оправдаться, рассказываю об этом лишь с целью, чтобы мои внуки в подобных ситуациях не совершили аналогичных ошибок.

Я приехал на Днепропетровское кладбище, нашел могилу Адольфа Гофмана. Она вся заросла высокой осокой, а в центре, прямо из могилы, росло деревцо диаметром 5-6 сантиметров. С помощью прихваченных с собой инструментов я скосил траву, пытался вырвать деревцо с корнями; не вышло, и я его спилил под корень. Обо всех своих подвигах я подробно написал Юре.

И вместо благодарности получил в ответ гневное письмо. Он писал, что я «спилил не деревце, а его сердце», что он это деревце специально посадил, чтобы украсить могилку, и я «нанес ему смертельную рану».

Тут был промах с двух сторон: поручая мне убрать могилу, Юра должен был хоть что-либо написать об этом деревце; с другой стороны, я, обнаружив растущее из могилы деревцо, должен был спросить у Юры, что с ним делать.

С тех пор наша переписка прекратилась, и я до сих пор не знаю, жив ли мой двоюродный брат, и, если жив, то в каком городе обетованной земли он обитает.

Я его очень любил, считал себя старшим братом, и мне искренне жаль, что всё так по-глупому случилось. А дерево на могиле Адольфа Гофмана, скорее всего, теперь стало даже больше и выше, чем было: ведь я не вырвал его с корнями, а только срезал ствол на уровне земли. Природа не только умнее нас, она справедливее нас…

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Виктор Фишман: «Время и мне собирать камни…» Главы из неоконченной биографии. Продолжение

  1. «поэт П. Парфёнов»
    ————-
    По другим сведениям , Мачтет (Матчет?) . Так заявляет Зарайский музей под Москвой. Так же сообщал в свое биографии экскурсант из Горьковской команды писателей на Беломорканал в 1933 г. Авдеенко. Мачтета он встретил в бараке для помилованных (?), тот расплакался, и ни с кем из пришедших экскурсантов говорить не стал.
    lbsheynin@mail.ru

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.