Виктор Фишман: «Время и мне собирать камни…» Главы из неоконченной биографии. Продолжение

Loading

«Покопайся в архивах мюнхенского университета: там явно найдешь много неизвестных литературоведам материалов о Фёдоре Степуне». — «А кто такой Степун?» — спросил я.

«Время и мне собирать камни…»

Главы из неоконченной биографии

Виктор Фишман

Продолжение. Начало

Виктор ФишманГлава двадцатая первая
НЕМЕЦКИЙ ЯЗЫК

Люся в школе и в институте изучала немецкий язык, а я — английский. Английским языком я владел вполне прилично. Во всяком случае, английский технический журнал «Korrosion and Kontrol» я читал без словаря.

За несколько месяцев до выезда в Германию мы выписали учебник для самостоятельного изучения немецкого языка. Это был специальный курс заочного обучения, разработанный харьковскими педагогами. Каждый квартал нам высылали новую тетрадь с упражнениями, и в конце квартала мы посылали в Харьков свои домашние задания. В конце предстояло сдать экзамен. Люся сдала его на «отлично», а я отказался от этой рискованной затеи. Но кое-какие знания немецкого языка я всё же приобрёл.

Курсы «Inlinqua»

По приезде в Германию меня с Люсей по разным инстанциям водил Сабрий, добрый знакомый Светы. Было это в апреле 1996 года. Поскольку нам было уже «за 62», нас не хотели определять на какие-либо бесплатные языковые курсы.

«Не было счастья, так несчастье помогло». Эта поговорка очень подходит к происшествию, которое произошло с нами в ведомстве «Arbeitsamt», ведавшем устройством на работу и тому подобными делами. Сабри заранее договорился с чиновником «Arbeitsamt» о времени приёма. Мы с Сабри пришли точно к назначенному сроку, но дверь кабинета была закрыта. Прождали мы часа два. Чиновник так и не явился. На следующий день мы опять пришли к этому безответственному человеку.

Рассмотрев наши документы, он заявил, что никак не может предоставить нам бесплатные языковые курсы, потому что по своему возрасту мы не сможем найти себе рабочее место в Германии. Сабри взорвался:

— Вы это могли заявить нам при нашей первой встрече. Я вчера отпросился с работы, и мы пришли к точно назначенному времени, а Вас не было. Как такое могло случиться?! Назовите фамилию Вашего начальника и номер кабинета, где он находится. Мне придется всё объяснить ему!

Чиновник на минуту задумался. Потом молча достал из шкафа какой-то бланк, заполнил его, поставил печать, и тихо сказал:

— Желаю Вам успехов.

Когда мы вышли из кабинета чиновника, Сабри объяснил, что мы получили направление на бесплатные курсы немецкого языка. Теперь нам с Люсей предстояло сдать тест в Гёте-институте.

Тест мы сдали вполне прилично, и могли быть зачислены даже на второй курс в Гёте-институте. Но возрастной ценз не позволил это сделать, и нас направили на курсы немецкого языка в упоминавшийся в предыдущей главе институт «Inlingua».

Конечно, Люся на этих курсах была среди первых отличников, а я — где-то посредине. Но упорства мне было не занимать. К тому же во мне — на этот раз с благой целью — проявилась черта, присущая моей маме: заговаривать со всем в общественном транспорте, на улице, и так далее.

Я стремился выработать привычку не бояться чужой речи, разговаривать с незнакомыми людьми так, как я умею. Представляю, как сдерживали свои эмоции воспитанные немцы, когда с ними пытался говорить иностранец на каком-то невообразимом, лишь отдаленно похожем на немецкий, языке. Однако такая модель поведения дала мне очень много. Из приехавших одновременно с нами людей нашего возраста лишь немногие сегодня владеют языком так, как владею им я. А уж разговаривать с незнакомыми людьми на улице или в общественном транспорте, в кассах вокзала или с экскурсоводом на экскурсиях вообще позволяют себе единицы из людей моего поколения.

Иногда я набираюсь наглости и даже беру интервью на немецком языке. Но это бывает редко. Я стараюсь свои вопросы на немецком языке направить по интернету. И в этом мне помогают все родственники, чаще всего Света и Марина, иногда Женя, а ещё раньше мне помогала его жена Лена Качаева.

В память о Фёдоре Степуне

Я понимал, что освоить язык без какой-либо конкретной цели его применения очень трудно. Такую цель подсказали обстоятельства.

Как раз ко времени моего приезда, в 1996 году в Мюнхене начала издаваться на двух языках — немецком и русском — упоминавшаяся выше газета «Deutsche-Russische Zeitung». Её главным редактором был замечательный поэт, переводчик и журналист Вальдемар Вебер. В его глазах всегда томилась легкая грусть: незадолго до приезда в Мюнхен в авиакатастрофе погибла его дочь.

Как-то в разговоре на вопрос, какую тему выбрать мне для очередной статьи, он посоветовал:

— Покопайся в архивах мюнхенского университета: там явно найдешь много неизвестных литературоведам материалов о Фёдоре Степуне..

— А кто такой Степун? — спросил я.

Вальдемар Вебер с удивлением посмотрел на меня, но спокойно пояснил:

— Это знаменитый русский философ, профессор Мюнхенского университета. Его большевики выгнали из России в 1922 году.

Я тогда был не в состоянии составить на немецком языке запрос в архив Мюнхенского университета. Помогла Света. А ответы университета — копии документов, письма и распорязжения, я сам переводил на русский язык с помощью словаря. И действительно обнаружил много интересного об этом неординарном человеке. В процессе сбора материалов я познакомился и с ученицей Фёдора Степуна, Ириной Сергеевной фон Шлиппе. Она рассказала, как посещала на дому уроки, которые давал Федор Степун. Так составился материал, представлявший новое слово в литературоведении о русском философе. Написал о нём несколько статей. В том числе, и о его смерти, последовавшей 23 февраля 1965 года. Я захотел найти могилу этого человека.

Известно, что в Германии за место на кладбище нужно платить. Я предположил, что эту последнюю скорбную обязанность взял на себя Мюнхенский университет и обратился к нему с запросом. Ответ огорчил меня: об этом у них нет никаких сведений. Дальнейшие поиски показали: Федор Августович Степун был захоронен на Северном кладбище (Nordfriedhof), на 129 участке, ряд 2, могила 93. Но с 1988 года эта земля продана другой семье. Поиски памятника оказались безрезультатными. Назвать фамилию семьи, купившей место на кладбище, в управлении отказались: не положено…

И у меня появилась идея установить на доме, где жил профессор Фёдор Степун, памятную доску. Вместе с директором Библиотеки Толстовского фонда в Мюнхене Татьяной Ершовой мы обратился к обербургомистру Мюнхена господину Христиану Уде с просьбой установить мемориальную доску на доме № 30 по Аинмиллерштрассе, где почти двадцать лет жил и работал этот выдающийся представитель двух культур. Связь времен не должна прерываться! Тем более что установка мемориальных досок — в традиции мюнхенской администрации: по соседству, на доме № 32 висит потемневший от времени бронзовый барельеф с надписью «В этом доме с 1918 по 1919 год жил известный немецкий поэт Э. М. Рильке».

В этом начинании нас поддержала Президент Центра русской культуры «MIR» в Мюнхене Татьяна Лукина.

Интересно, что во время сильных бомбардировок Мюнхена в апреле 1945 года дом 30 по Аинмиллерштрассе, как рассказали автору живущие в нем старики, был разрушен; уцелел лишь первый этаж, где позднее находилась квартира Федора Степуна. Уж не рок ли войны преследовал философа?!

3 года спустя сбылись наши ожидания. 10 марта 2004 года в 11-00 на доме, где жил и скончался русский философ, во время торжественной церемонии была открыта мемориальная доска работы мюнхенской художницы Марлины Нойбауер-Вёрмер (Marlene Neubauer-Woerner). Выступали первый заместитель бургомистра Мюнхена госпожа Гертрауд Буркетт (Dr. Susanne Gertraud Burkett), члены Баварской академии изящных искусств и другие деятели культуры. Были здесь и последние ученики Федора Степуна: переводчик Фридрих Хитцер, госпожа Ирина фон Шлиппе, и другие.

Санкт-Петербургский университет уведомил меня, что в адрес обербургомистра Мюнхена они направили письмо следующего содержания:

Господину обербургомистру города Мюнхена Христиану Уде.

Филологи Санкт-Петербургского Государственного университета радуются установке мемориальной доски на доме выдающего соотечественника, замечательного писателя, филолога, философа, социолога, педагога, мыслителя Федора Августовича Степуна и шлют сердечное приветствие Вам, господин обер-бургомистр, и гражданам города Мюнхена, давшим приют россиянину, который принес славу вашему городу.

Декан филологического факультета Санкт-петербургского Государственного Университета профессор Сергей Игоревич Богданов.

4 марта 2004 года

После торжественной церемонии мы с Фридрихом Хитцером пришли ко мне домой. Кстати, за три года до этого мы познакомились заочно: Татьяна Лукина направила ему на отзыв мою статью о Фёдоре Степуне. Статью он одобрил, высказав удивление, откуда автор собрал столько материала. А теперь мы сидели у меня в квартире. По-русски он говорил прекрасно.

— Что будем пить? — спросил я. Хотя мог бы и не спрашивать, что будет пить баварец.

— Пиво есть? — спросил Фридрих Хитцер.

Мы пили пиво и разговаривали. Например, Хитцер вспомнил, что когда зашла речь о теме его докторской диссертации, Степун сказал: «Что угодно, только не то, что может прославлять большевиков!»

А в конце нашего разговора этот известный человек, переводивший на немецкий язык все романы Чингиза Айтматова, откровенно заявил:

— Просто невероятно, что мы, ученики Фёдора Степуна, за столько лет не догадались сделать то, что сделал человек, не проживший в Германии и десяти лет, не знавший живого Федора Степуна, не слушавший его лекций и не бывавший у него в доме…

В это время Фридрих Хитцер переводил на немецкий язык воспоминания бывшего члена Политбюро ЦК КПСС Юрия Яковлева. И составлял для немецких читателей указатель документов и имен из этих воспоминаний. По поводу некоторых данных он советовался со мной по телефону.

Фридрих Хитцер умер в январе 2007 года, спустя несколько дней после того, как закончил перевод романа Чингиза Айтматова «Когда падают горы» (в немецком переводе «Вечная невеста»). Его жена письмом пригласила меня на похороны.

Жил Хитцер в Вольфратхаузене, пригороде Мюнхена. Мы поехали на похороны вместе с Татьяной Лукиной и европейской знаменитостью, киноведом, одним авторов сценария знаменитого кинофильма «Обыкновенный фашизм», доктором искусствоведения Майей Иосифовной Туровской.

Жена Фридриха Хитцера встречала нас в дверях церкви, где стоял гроб с телом покойного. Так Федор Степун в облике его ученика умер для меня во второй раз. На этот раз я хоронил его сам.

В 2016 году мы — Женя, моя правнучка Лизонька и я — поехали отмечать день рождения моей правнучки. Лиза любит японские суши, а лучший японский ресторан находится на той же на улице Аинмиллерштрассе, что и дом, где жил Федор Степун. После обеда я спросил у Жени, знает ли он, что на этой самой улице с помощью его дела установлена мемориальная доска русскому философу Фёдору Степуну.

— Нет, — ответил мой внук, — первый раз слышу.

— Тогда давай затратим ещё пару минут. Хочу, чтобы хотя бы ты знал это место, — сказал я.

Мы развернулись и проехали по Аинмиллерштрассе два квартала. У дома номер 30 Женька притормозил.

— Вот эта доска, слева от парадной двери, — показал я.

Так моё усвоение немецкого языка обернулось установкой памятной доски русскому философу.

«Формула жизни»

Чтобы ещё лучше овладеть немецким языком я продолжал искал тему, материалы по которой есть лишь в немецком варианте. Потому что, как мне казалось, такая тема заставит меня глубже изучить язык той страны, где я теперь живу. Уже не помню, как я натолкнулся на фамилию Эмма Нетер. Возможно, я удивился тому, что и в Германии жила женщина, чем-то напоминавшая русскую математичку Ольгу Ковалевскую. Потом оказалось, что по своему вкладу в математическую науку Нетер и Ковалевская — личности разного масштаба.

В работе над этой книгой на протяжении почти 4-х лет меня поддерживали слова Альберта Эйнштейна из его некролога по поводу смерти Эмми Нётер. Кстати, достать газету «Нью-Йорк таймс» (The New York Times) за 1935 год, где опубликован этот некролог Эйнштейна, помог мне живущий в Лондоне друг Светы и Владика, Волик Рар. Приведу этот некролог почти целиком:

«В усилиях, направленных на накопление житейских благ, слишком часто лежит иллюзия, что это — самая существенная и желанная цель, к которой следует стремиться. Но есть, к счастью, меньшинство, состоящее из тех, кто рано осознал в своей жизни, что самый прекрасный, приносящий удовлетворение и доступный человечеству стимул, не существует извне, а связан с развитием собственных чувств, мыслей и поступков отдельного человеческого индивидуума… Гениальные художники, исследователи и мыслители всегда исповедовали формулу жизни именно такого рода… По мнению самых компетентных из живущих математиков, госпожа Нётер была самым выдающимся творческим математическим гением… В области алгебры, которой занимались веками самые одарённые математики, она открыла методы, которые имели огромное значение для современного молодого поколения математиков…»

Тут ежу понятно, что выделенные мной в некрологе Альберта Эйнштейна слова подсказали название книги об Эмми Нетер.

Письма Эмми Нётер и другие материалы позволили мне представить внутренний мир героини, её помыслы и страсти. Примерно так же поступил я и с другими героями книги: её отцом, известным математиком Максом Нётером, братом Фрицем Нётером и его сыновьями, немецкими математиками Курантом, Гильбертом и Клейном, американским математиком Норбертом Винером, советским математиком Павлом Александровым. Я списался с ещё жившим тогда сыном Фрица Нётера, и тот рассказал мне о его встрече с Альбертом Эйнштейном (корю себя за то, что не сохранил это письмо!).

Ещё во времена нашего студенчества наш сокурсник Игорь Свириденко рассказывал мне о своём отце. О том, что его отца, простого шофёра, обвинили в шпионаже в пользу Германии, осудили на десять лет лагерей, и он погиб перед войной в Орловском лагере. В том же Орловском лагере в первые дни войны закончил свои дни и Фриц Нётер. Я соединил в своей книге эти две реальные судьбы. Нашел отражение в книге и подарок Людмилы Кулагиной — большой немецко-русский словарь.

В общем, я вложил в эту работу всё, что знал и представлял о своей и чужой жизни.

Люся обиделась на меня, когда прочитала на форзаце, что книга посвящается моей матери Фишман-Вайсбанд Софье Гершковне.

— Мама умерла. А книгу, посвященную тебе, я ещё напишу, — ответил я жене.

Моей мечтой было издать эту книгу на немецком языке. Света познакомила меня с прекрасной переводчицей Андреа Вёр (Andrea Wöhr). Книга Андреа очень понравилась. Она сказала, что переведет бесплатно пару отрывков для того, чтобы их можно было послать в два-три издательства. А перевод всей книги обойдется около 15 000 марок. Но об этом пойдет речь лишь после того, сказала Андрэ, как издательство согласится принять её к публикации. Отрывки она перевела, и мы разослали их в несколько издательств. Ответы редакторов были примерно одинаковые: «Рынок сбыта для такой книги весьма ограничен…»

Таким образом, мои попытки продвинуть книгу к немецкому читателю успехом так и не увенчались.

И тогда я решил опубликовать книгу в Интернете. Эту идею поддержал основатель сайта «Заметки по еврейской истории» математик и историк Евгений Беркович. Работали мы над этим Интернет-изданием основательно. С помощью Евгения Берковича я исправил несколько неточностей. Но и он потом в своих работах ссылался на мои сведения. Книга «Формула жизни» опубликована в Интернете с подзаголовком «Научно-художественный роман», что наиболее соответствует её сути.

Отзывы на публикацию были разные. Но число положительных высказываний едва ли не втрое превышало отрицательные рецензии.

Книгу «Формула жизни» я разослал нескольким старым знакомым: моему сокашнику по 33-й средней школе города Днепропетровска, известному математику, профессору университета Технион в Хайфе Юрию Брудному (который упомянут в главе «20 мая»), а также своим друзьям-геофизикам, окончившим со мной Горный институт — Игорю Свириденко, Юре Яковлеву и другим.

С Юрой Брудным я встретился несколько лет спустя, когда мы с Аллой второй раз приезжали в Израиль. Он принимал нас в своём небольшом доме в верхней части Хайфы. На диване, столах и стульях, и даже на полу лежали листы сигнального экземпляра его очередной книги то ли по теории приближения функций, то ли по теории функциональных пространств, то ли теории интерполяции линейных операторов, сейчас уже затрудняюсь точно определить. Юра извинился за беспорядок, и повёл нас в выращенный им небольшой фруктовый сад. Этим садом он, по-моему, гордился больше, чем своими математическими исследованиями.

Его жена пригласила нас отобедать. За столом пошла речь о моей книге «Формула жизни».

— Книга мне понравилась, — говорил Юра после очередного бокала сухого вина. — Вот только очень сомневаюсь в описанных тобой интимных отношениях Эмми Нётер и Павла Александрова.

— На чём основаны твои сомнения? — спросил я.

— На том простом и общеизвестном факте, что Павел Александров и Андрей Колмогоров много лет назад построили дом под Москвой и жил там вдвоём, так сказать, одной семьёй.

— И это в советские времена не помешало им обоим стать Героями социалистического труда!? — удивился я.

— Как видишь, не помешало, — спокойно ответил Юра. — Уж очень высокий уровень занимали они в мировой математике.

Для меня очень дороги отзывы друзей. Покойный ныне Юра Яковлев, о котором я рассказывал в связи с поездкой по Енисею, написал мне, что «снимает шляпу». А Игорь Свириденко буквально за несколько месяцев до своей смерти направил мне большое и, можно сказать, разгромное письмо. Похвалив, что я не пою дифирамбы своему герою из-за того лишь, что она — еврейка, и отметив ещё несколько эмоциональных моментов, Игорь обрушился на меня по поводу неверного использования в книге данных о его отце.

— Так что, твоя Эмми — герой, а мой отец — грязь на обочине! — писал с гневом наш институтский товарищ. — Он был гораздо более продвинутым и интересным человеком, чем ты его представил…

Храню это раздраженное письмо до сих пор как напоминание, что к чужим человеческим судьбам следует подходить с особой осторожностью.

Памятник Даниле Руденко

Знание немецкого языка помогает мне в повседневной журналистской работе. Вот один из примеров.

Председатель клуба туристов в мюнхенском культурном Центре «Gorod» мастер спорта Рахмиль Вайнберг предложил мне заняться поисками биографических сведений об одном капитане немецкой горнострелковой дивизии. Суть дела заключалась в следующем.

25 июля 1942 года начались сражения за Кавказ. В числе политических приоритетов немецкого плана «Эдельвейс» было водружение воинских штандартов на Западной вершине Эльбруса. Этой операцией руководил капитан 1-й горнострелковой дивизии Хайнц Грот (Heitz Groth). Сразу же после освобождения Кавказа советские альпинисты во главе с советским капитаном Александром Гусевым сбросили с Эльбруса чужие флаги и установили свои. Гусев и Грот знали о существовании друг друга, но никогда не встречались, они почитали одних и тех же поэтов и умерли, по случайным обстоятельствам, в один год.

В Интернете сведения о капитане Хайнце Гроте были весьма противоречивы. И мы вместе с Рахмилем Вайнбергом решили обратиться за помощью в немецкий Союз ветеранов горнострелковых дивизий (Kameradenkreis der Gebirgstruppen E.V.). Естественно, я говорил там по-немецки. Они нам помогли, чем смогли. Статья о советском и немецком капитанах была опубликована в газете «Русская Германия» под заглавием «Два капитана из сорок второго». Но это — лишь пролог к теме о памятнике Даниле Руденко.

Спустя месяца три я получил личное письмо от немецкого полковника в отставке Манфреда Бенкеля (Manfred Benkel). Военный пенсионер Манфред Бенкель (1944 года рождения, а потому не имевший никакого отношения к событиям Второй мировой войны!), бывший командир 8-го горнострелкового батальона, квартировавшего в Бранненбурге, собирал материалы для своей краеведческой книги «Degerndorf-Brannenburg. Die Geschichte des Standortes und seiner Soldaten» (увидела свет в 2004 году). Совершенно случайно он натолкнулся на свидетельство о захоронении старшего сержанта Красной Армии (по-немецки, фельдфебеля) Данило Тимофеевича Руденко на кладбище поселка Флинтсбах (где не существовало никакого лагеря для русских военнопленных!)

У него и его друзей — ветеранов немецких горно-стрелковых соединений, возникла идея установить мемориальную доску в память о советском солдате. Поскольку могилу найти не удалось, решили установить памятный знак на стене кладбища. И не просто установить, а пригласить на церемонию открытия этого памятного знака родственников Данило Тимофеевича Руденко. С этой целью немецкие ветераны обратились за помощью в Посольство Украины. Ответ Посольства был быстрым и очень кратким: ничем помочь не можем!

И тут, как впоследствии вспоминал сам Манфред Бенкель, он вспомнил о моём визите в Союз ветеранов. Он направил мне письмо с просьбой о помощи в поиске родственников Данилы Руденко, приложив к нему выкопировки из немецких архивов.

С целью поиска родственников Данилы Тимофеевича Руденко, 1913 года рождения, уроженца села Александрово Чапаевского района Днепропетровской области, я навёл справки в областном архиве города Днепропетровска. Мне сообщили, что ни села Алекандрово, ни Чапаевского района сегодня не существует; вместо них с 1953 года образован Кировский сельсовет Никопольского района Днепропетровской области.

В поиске родственников Данилы Тимофеевича Руденко приняли участие председатель Кировского сельсовета Никопольского района Днепропетровской области Милёхина Людмила Петровна, руководитель отдела культуры Никопольского района Днепропетровской области Буц Леся Борисовна. Когда все средства поиска были исчерпаны, оставалось последнее: рассказать о судьбе Данило Руденко в местной прессе; возможно, кто-нибудь откликнется на эту публикацию.

Мою заметку о поисках родственников Данилы Руденко опубликовала в областной газете «Зоря» тогдашний главный редактор Светлана Тарасовна Колесникова. На это обращение поступило несколько откликов, в том числе, от украинского писателя и краеведа Павла Станиславовича Макарова. Он сообщил, что в селе Чкалово проживает Новак Лариса Ивановна, внучка Марии Тимофеевны Пацюк, сестры Данило Руденко.

Корреспондент газеты «Зоря» Александр Алексеевич Александров посетил найденных родственников Данило Руденко, посмотрел семейные альбомы и собрал сведения о семье. Оказалось, что в том же селе Чкалово, которое в 19391952 годах было административным центром Чкаловского района Днепропетровской области, проживают сегодня ещё две дочери Марии Тимофеевны Пацюк, они же — племянницы Данило Руденко: Нина Трофимовна Приладышева и Любовь Трофимовна Величко. Что же касается старшего поколения мужчин этой семьи, то все погибли во время войны. В семейном альбоме сохранилась лишь одна, притом, очень плохого качества, фотография Данило Руденко с матерью Варварой.

Когда я принёс все эти материал в немецкий Союз ветеранов горнострелковых дивизий, Манфред Бенкель не поверил своим глазам. Он мне сказал, что не верил в удачный исход моих поисков. В ходе подготовки торжественного мероприятия мы много перезванивались и переписывались. И, в конце концов, стали друзьями (ведь говорили на одном языке!).

Памятник советскому сержанту Даниле Руденко был установлен на стене кладбища поселка Флинтсбах. И теперь все желающие могут его увидеть и прочитать текст. А на торжественной церемонии открытии присутствовала Лариса Новак, племянница Данилы Руденко из украинского села Чкалово. И взвод немецких солдат на кладбище дал салют из ружей в честь советского сержанта. И немецкий военный оркестр играл торжественный марш. И Лариса Новак возложила к памятной доске венок, который привезла с родной земли.

А потом в мэрии этого городка состоялся обед на полсотни человек. И все говорили, что без моего содействия ничего этого не случилось бы.

О таком неординарном событии 22 мая 2013 года рассказала популярная мюнхенская газета «Münchner Merkur». Журналистка Барбара Назатевска (Barbara Nasatewska) назвала свою статью «Danilo Rudenko ist kein Fremder mehr» («Данило Руденко теперь уже не чужой»). И уделила несколько строк Виктору Фишману:

«Der Zufall hilft weiter: Benkel lernt Viktor Fishman kennen. Der ist Journalist, spricht Russisch, recherchiert zur Wehrmacht — und veröffentlicht in einer ukrainischen Zeitung einen Artikel über Benkels lange Suche nach Rudenkos Vergangenheit. Ein Glückstreffer: Es melden sich drei Frauen, die Nichten. Sie erzählen, dass auch die drei Brüder ihres Onkels im Krieg gefallen sind. Nur die Schwester überlebte. Fishman ist bestürzt: „Eine traurige Familiengeschichte.“Rudenkos Nichten schreiben Benkel einen Brief: „Wir sind beeindruckt von ihrem Engagement…».

Вот перевод:

«Помог случай: Бенкель познакомился с Виктором Фишманом. Он журналист, занимается расследованиями о делах вермахта. Фишман напечатал в одной украинской газете статью о том, что Бенкель разыскивает информацию о прошлом Руденко. Помог счастливый случай: на статью откликнулись 3 женщины, племянницы Руденко. Они рассказали, что три брата Данилы Руденко также погибли на войне.

В живых осталась только его сестра. Фишман расстроен: какая грустная история семьи! Племянницы Руденко написали Бенкелю: мы под большим впечатлением от его вклада в расследование истории нашей семьи».

Немецкий язык совершенно «выбил» из меня английский, в памяти остались лишь отдельные слова и выражения. Поэтому когда нужен английский перевод, чаще всего обращался к Лёше, моему младшему внуку, а теперь обращаюсь к Стасу — мужу Мариночки.

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

6 комментариев для “Виктор Фишман: «Время и мне собирать камни…» Главы из неоконченной биографии. Продолжение

  1. И еще, уважаемый автор, если будете исправлять(о чем я раньше писала), то исправьте слово «математичка» . Так говорят только в школе про «училку» по математике. А Софья Ковалевская — ученый с мировым именем, первая в России и в Северной Европе женщина-профессор и первая в мире женщина — профессор математики(ВИКИ). И писать, что «по своему вкладу в математическую науку Нетер и Ковалевская — личности разного масштаба», это, по-моему, некорректно. Нетер было 9 лет, когда Ковалевская умерла.

  2. Открыл сайт и сразу понял, что автор пишет из Германии. Как я понимаю англйский журнал должен называться «Corrosion and Control», isn’t it?

  3. Открыл сайт и сразу понял, что автор пишет из Германии. Как я понимаю англйский журнал должен называться «Corrosion and Control», is not it?

  4. Помню, Виктор, Ваши хорошие статьи в «Еврейской газете» А ведь у нас с вами много общего кроме статьей в «ЕГ». У меня тоже английский вышибло немецким и я тоже первое время со встречными немцами разговаривал.

  5. Прочёл: «В это время Фридрих Хитцер переводил на немецкий язык воспоминания бывшего члена Политбюро ЦК КПСС Юрия Яковлева. »
    А где можно прочесть про Юрия Яковлева?

  6. Возможно, я удивился тому, что и в Германии жила женщина, чем-то напоминавшая русскую математичку Ольгу Ковалевскую. Потом оказалось, что по своему вкладу в математическую науку Нетер и Ковалевская — личности разного масштаба.
    _______________________________
    Уважаемый автор, Вы, наверное, имели в виду Софью Ковалевскую?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.