Роман Казак-Барский: Кызыл-Арват

Loading

Роман Казак-Барский

Кызыл-Арват

Рокадная железная дорога между Ташкентом и Красноводском была построена в начале ХХ-го века, когда Империя готовилась к движению на юг, к Персидскому заливу. На середине пути между Ашхабадом и Красноводском, на самом краю пустыни Кара-Кум, у подножья хребта Копет-Даг, лежал небольшой туркменский аул, который превратили в железнодорожную станцию с локомотивным депо и ремонтными мастерскими. У станции вырос европейский посёлок колонистов, в котором жили рабочие и служащие, обслуживающие железную дорогу, располагались казармы местного гарнизона, школа, больница, каменный храм Святого Николая. Воду в посёлок возили по железной дороге из Красноводска в громадных деревянных кадках, установленных на открытых двуосных платформах. В 39-м году из предгорья Копет-Дага в посёлок «бросили» водопровод. Колонисты провели воду в свои усадьбы, очистили приусадебные участки от камней и устроили прекрасные сады, которые обильно плодоносили, питаемые холодной горной водой и обогреваемые жарким южным солнцем. Посёлок получил статус города и стал называться Кызыл-Арватом. Рядом с посёлком километрах в четырёх за сухим руслом горной речки расположился полевой военный аэродром.

В этот гарнизон получил назначение Данин отец.

Усадьба слесаря паровозного депо Смирнова была устроена на восточный лад — замкнутым каре. Входы в жилые помещения, защищённые от солнца широким навесом, находились внутри усадьбы, окна же, как в европейских селениях, выходили на улицу. Строения, как и ограда усадьбы, сложенные из саманных кирпичей, имели глинобитную крышу. Внутри комнаты отапливались печами-голландками. Летом в них было прохладно, а зимой тепло. В одной из комнат, с небольшой передней, они и поселились. В усадьбе Смирнова жили ещё две эвакуированные семьи. Сам же хозяин занимал три комнаты, где жил с женой и тремя сыновьями — Жорой, Васей и Вовой. Жора ходил в десятый класс, Вася в восьмой, а Вова в пятый. Тут же в усадьбе у старика была оборудована прекрасная слесарная мастерская. Даню никогда не выгоняли из мастерской. Он с жадным любопытством наблюдал, как из проволоки ребята рубили гвозди, разбирали старые замки. Чтобы добраться до их нутра и сделать к ним ключи, мастерили из медных пятаков с царскими орлами паяльники. Очень скоро Даня уже знал имена всем инструментам и как ими пользоваться.

В начале декабря похолодало. Пошли дожди. На дворе стало слякотно и неуютно. Магазины пустели. Появились карточки на продукты и промтовары. Становилось голодно.

У Вовы Даня увидел толстую книжку с картинками. На первой страничке Том Сойер красил забор. Он не заметил, как «внедрился» в книжку и пустился в приключения с её героями. Это была первая прочитанная им настоящая книжка.

Библиотека, в которую привела его мать, обосновалась в храме Святого Николая. Как выглядят внутри храмы, он не знал. Помнил Святую Софию с золотыми куполами на площади, где на каменный пьедестал вскочил на коне гетман Богдан Хмельницкий, собор Святого Владимира на бульваре, но храмы были закрыты, чтобы не совращали строителей мировой коммуны. И вообще их вскорости собирались снести.

Поднявшись по каменным ступням, они вошли в прохладный полумрак храма. Даня стал, раскрыв рот, рассматривая строгие ласковые лики мужчин и женщин, которые смотрели на него со стен и вогнутых сводов. Лучи солнца светлыми наклонными столбами упирались в мозаичный пол, проникая внутрь через узкие амбразуры окон, находящихся под самым куполом. Это было прекрасно! Торжество и благоговение окутали его. — «Кто это?» — спросил он. — «Апостолы. — ответила мать. — А вот тот, что на самом верху, в куполе — Бог, Христос, Спаситель значит, по имени Иисус». — «А кого спасает Бог?» — «Всех людей…»

Библиотекарша сначала не хотела его записывать, потому что он ещё не был даже школьником. Тем не менее, убедившись, что Даня знаком с содержанием многих сказок и читает достаточно свободно, выдала книжку про путешествие Ясона, который отправился в Колхиду за Золотым Руно.

Теперь в его обязанности входило ходить в магазин за хлебом, занимать очередь в мясной лавке на базаре и присматривать за сестрёнкой, потому что мать ходила на работу в госпиталь, а отец был всё время на службе. В магазине продавщица сначала вырезала талоны из карточек, и он должен был проследить, чтобы ненароком не вырезала бы завтрашние, а потом брала буханку хлеба и широким ножом, похожим на секач, отрезала от неё краюху. Весы колебались и продавщица добавляла маленький довесочек. Этот крохотный кусочек хлеба был его. И ничего вкуснее этого свежего душистого хлеба не было на свете.

Ещё в его обязанности входила работа Золушки. Иногда мать приносила кулёк со смесью гороха, пшеницы, овса и чечевицы. И нужно было все эти зёрна рассортировать. — «И какой идиот это всё смешал?» — думал Даня. Мать шла к хозяйке, брала у неё два здоровенных плоских круглых камня с дыркой посередине и деревянной ручкой, приделанной к одному из них. Камни назывались жерновами. Если положить камни друг на друга и крутить верхний ручкой, то засыпанные в отверстия зёрна перетирались. Так он постиг первобытную технологию получения муки. Мать просеивала муку, отделяя её от отрубей. Оладушки из отрубей, поджаренные на хлопковом масле, были очень вкусными. Из просеянной муки оладушки жарились для сестры, потому что она была маленькая.

Весной стало совсем голодно. В мясную лавку мясо не привозили. Ребята брали Даню с собой в степь, где они откапывали сладкие луковицы диких тюльпанов. Когда пригрело солнышко, вся степь расцвела красными маками. Ящерицы и всякая насекомая мелюзга зашевелились. Синезелёные скарабеи с блестящим зеркальцем снизу на шее резво задом наперёд катили к своим норкам навозные шары, раза в два больше их самих. Скорпионы, фаланги и прочая кусачая тварь устраивали свадьбы и трогать их в это время не следовало. Вова показал Дане, как скорпион, не найдя выхода из огненного кольца, устроенного из горящей сухой ваты, сам себя убивал ударом жала в темечко. Если везло и ребята находили черепаху, то супчик из её лапок получался очень вкусным, а мясо напоминало вкус куриной грудки.

Днём Даня шел в столовую с кастрюльками, где становился в длинную очередь из женщин и таких же пацанов, как он. В столовой по талонам наливали затируху — серую жидкость, в которой попадались кусочки теста из чёрной муки, всыпанной в этот «суп». Сверху плавали коричневые слёзки хлопкового масла. В другую кастрюльку толстая раздатчица в грязном переднике ляпала половником кашу с красноватой кисельной подливкой. Хорошо, если каша была пшенной. — Наверное она толстая потому, что работает в столовой, — думал он о раздатчице, — ей не нужно у верблюда отбирать хлопковый жмых, чтобы пососать его на ужин.

Мальчики на улице играли в бабки. Бабками оказались косточки, похожие на маленькие танки. Некоторые косточки были окрашены в разные цвета — розовый, фиолетовый, зелёный. Дане очень хотелось иметь такие бабки. Но играть он не умел, да и где же их взять? — «Хочешь, я тебе дам бабки?» — спросил Коля Морозов, который жил в соседней усадьбе за забором. — «Хочу!» — «А хлеб у тебя есть?» — Даня подумал, наверное, Коля видел, как он только что принёс пайку из магазина. — «Есть…» — ответил он. — «Ну вот, ты мне дай хлеб, а я завтра принесу тебе бабки. Цветные. Со свинцом!» — «Хорошо!». Даня посмотрел на обрубок буханки, что принёс, задумался. Оставить мать и сестру без хлеба нельзя. Но бабки получить очень хотелось. Он не долго колебался. Взял нож, решительно отрезал треть и вынес Коле. Коля был разочарован. — «А чо так мало?» — «У меня больше нет». Коля хмыкнул и исчез за забором.

Матери Даня честно признался о своей «сделке». Мать покачала головой и сказала, — «Он ничего тебе не даст. Пусть это будет тебе наукой».

На следующий день Коля сделал вид, что видит его впервые. Да и какие могут быть дела у пятиклассника с эдакой мелюзгой?

Лето раскалило всё вокруг. Ни облачка на небе. Зной стоит такой, что пописаешь на гальку, а она сухая. Вода из крана во дворе бежит целый день, и по канавкам растекается к лункам, в которых растут огурцы. Даня внимательно наблюдал, как старуха Смирнова высаживала рассаду, как появились желтые цветы среди больших мохнатых листьев.

Чёрное бумажное радио утром передавало новости с фронта. От Советского информбюро. Новости были плохие. Немцы наступали к Дону и Волге. Бомбили Баку. Идя в магазин за хлебом, Даня обнаружил, что казарма, в окнах которой всегда «висели» красноармейцы, опустела.

Мать пошила ему рубашку со стоячим воротом и тряпичные тапочки. Подошву сделала из верёвки. Без обувки и одёжки бегать на солнце и прыгать по горячим камням и песку — всё равно, что жариться на сковородке. Ночью Даня спал на дворе. Жара спадала. Цикады заводили свои песни. Густой вечерний сумрак окутывал всё вокруг. Небо темнело и на нём проступали огоньки звёзд. Он долго смотрел в ночное небо, отыскивая знакомые россыпи звёзд, которые приметил раньше, серебряный диск Луны с причудливыми тёмными пятнами, светлую ленту пояса Береники, сотканную из мириадов звёзд…

В школу Даню собирали все соседи. Вася подарил ему свой старый пенал. Вова — ручку с пером. Мать принесла с работы резинку и карандаш. Вова научил его игре в пёрышки. В школе пёрышки стали свободно конвертируемой валютой. Но о таких тонкостях военной экономики он узнал гораздо позже.

И вот, наконец, настало 1-е сентября. Даня очень волновался. Вова его успокоил и даже угостил огурцом с грядки. Первый день в школе Даню совершенно разочаровал. Сначала учительница знакомилась с детьми. Их было сорок. Один мальчик-туркмен плохо говорил по-русски. — «Почему ты пришел учиться в русскую, а не в туркменскую школу?» — спросила учительница. — «Отец сказал, что если я хочу стать начальником, я должен учиться в русской школе». — ответил он. Потом учительница раздала учебники. В первый день Даня ничему не научился. На третий день ему предложили выучить две буквы, которые слагали слово «мама». Он вовсе загрустил. И писать карандашом палочки тоже было не интересно. К тому времени Даня уже прочитал «Остров сокровищ» и даже «Робинзона Крузо», а тут тебе: А…МА-МА… Всё время ему хотелось есть. Кусочек хлеба, намазанный топлёным бараньим жиром, который давала ему мать в школу, Даня съедал ещё по дороге. Две недели спустя мать сказала, что не стоит ему ходить в школу. И устроила его в детсад при военном аэродроме. Всё же там три раза в день кормили. А в школу он успеет и на следующий год.

Вот тут в его жизни появилась бабка Феня. Она возникла на пороге с чемоданом в руке. Худая и какая-то облезлая. Первым делом она побежала в «скворешник», так как из неё хлестало, как из водопроводного крана. Эта болезнь называлась дистрофический понос. Лечилась она от него месяца два. Никакие лекарства не помогали. И стала она потихоньку «принимать» спирт, которым угощала её докторша из уважения к её блокадному прошлому. Помогло. В благодарность за излечение бабка подарила докторше прекрасный наборный мундштук, приобретённый ею по дороге из Ленинграда.

Целый вечер бабка рассказывала матери о блокаде. Как выехала летом через Ладогу на пароходе. Как немцы жестоко бомбили пароход: «Всех загнали под палубу, вниз. Если бы бомба попала в пароход, все мы утонули бы». Уже все легли спать, погасили керосиновую лампу, а бабка всё рассказывала. Даня тихонько лежал, притворясь спящим. И всё, что бабка рассказывала, превращалось в его воображении в красочные картины — как в первую бомбёжку бабка залезла под стол, а через неделю сбросила с крыши дома свою первую зажигательную бомбу. Как горели разбомбленные Бадаевские склады и расплавленный сахар тёк по улице, а красноармейцы с винтовками никого не подпускали к сладкому потоку. Как везли под охраной автоматчиков хлеб в магазин. Как на её глазах убили старика и забрали у него только что полученную пайку хлеба в 125 грамм и карточки. Как на лестнице и на улице лежали замёрзшие трупы. Как люди падали и тут же замерзали, а живые переступали через трупы и шли по своим делам. Как возила она воду на саночках из проруби на Мойке. Как погиб её второй муж Зяма — шел на фабрику, упал на Московском проспекте, сломал ногу и не выжил. Умер от истощения. Как замёрз голодный Боря, её сын от второго брака. — «Лучше бы его взяли на фронт. Там хоть как-то кормили. А у него была близорукость. И его не взяли». Умерли все соседи по коммуналке. В госпитале, куда бабка устроилась работать санитаркой по протекции сестры Зямы, давали тарелку супу и кашу, но без хлеба. — «Если бы не эта работа, я бы тоже умерла от голода».

В освободившуюся комнату вселили семью водителя, который возил грузы по «дороге жизни» по льду Ладоги. У них было всё. Даже сливочное масло. Когда они садились трапезничать, то запирались в комнате. Чтобы я им не помешала. Тогда я выменяла у них чекушку молока за серёжки, которые в 18-м году в Киеве на Екатерининской дал мне красный эрвээсовский комиссар при «экспроприации» заксовских капиталов, где я была понятой. Я сварила кашу из этого молока, но попробовать не успела. Боря моментально её проглотил. Уже после смерти Бори, весной, я выменяла две китайские вазы за полбуханки хлеба. И считала, что мне очень повезло. К маю 42-го всё «лишнее» население Ленинграда вымерло. Остались только те, кто мог ещё работать. Перед смертью Зяма сказал мне, чтобы при первой возможности я уехала из этого прóклятого города. Этот город прокляли тысячи погибших при строительстве людей, которых первый Император пригнал в эти гиблые болотистые места…»

Мать будила Даню затемно, часа в четыре утра. К шести он должен был быть на месте. Наскоро умывшись, получал в зубы кусок хлеба и — вперёд. Лучше, если кусок был горбушкой. Он дольше его жевал и обсасывал. Во рту ещё долго оставался приятный ржаной вкус.

Поскольку Даня был непуганым, то и не боялся брести в предрассветной тьме в одиночку через каменистое русло-овраг. Овраг наполнялся водой во время осенних дождей в горах. Мимо дохлого осла, воняющего трупным духом, мимо бункеров угля, прикрытых тонким слоем глины к одинокому одноэтажному домику на краю полевого аэродрома, служившему детским садиком для детей военослужащих.

По дороге Даня больше думал о предстоящем завтраке, надеясь, что уж сегодня будет жиденькая кашка, лучше бы пшенная с ложкой тёмнокоричневого хлопкового масла, а не кусочек поджаренного хлеба, который слишком быстро исчезал в желудке. То ли дело каша. Он делил её на четыре части — «выкушивая» дорожки, которые пересекались в центре тарелки. Потом съедал каждую четвертушку — удовольствие от поедания каши растягивалось.

Дорога к аэродромным строениям ответвлялась от грейдера, идущего к иранской границе. Наскоро выровненная площадка служила взлётно-посадочной полосой, у которой дремали два полуразобранных истребителя И-16. В домике детского сада не было водопровода и канализации. В «туалетной» комнате стояли вёдра и тазики, куда поочерёдно заходили сначала девочки, а потом мальчики. Но лучше всего было сделать все свои дела во время прогулки на чистом воздухе, отбежав в сторону, где начинались владения скарабеев, ящериц и черепах.

Даня не был старшим в группе, хоть ходил две недели в школу. Игрушек в этом детском заведении не было. Воспитательницы читали детям вслух сказки и пели песню про Щорса, который «с головой обвязанной шел под красным знаменем».

Иногда мальчики, дети аэродромных механиков, приносили в садик блестящие металлические шарики и цилиндрики, а то и целые подшипники. Заполучить такую штуковину была большая удача. Эти «богатеи» не хотели их менять даже за карандаш. Однажды ему удалось выменять такой шарик за черепаху, которую поймал во время прогулки. А подшипник Даня выменял за учебную гранату, которую потеряли возле угольных бункеров красноармейцы, стоявшие лагерем неподалеку от домика детсада. Красноармейцы ходили строем и пели песни про тачанку-ростовчанку и «когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин». Однажды утром он увидел, что палаток, в которых жили красноармейцы, не стало. На месте палаток остались ямки с деревянными нарами и разбросанные книжки уставов и наставлений. Немцы вышли к Волге, и товарищ Сталин послал красноармейцев в бой.

Обычно Даня возвращался домой около пяти часов по полудни. Как-то, подходя к развилке дорог, ещё в овраге, он услышал незнакомый шум, доносившийся с большака. Шум перекатывался волнами. Как будто по дороге одна за другой быстро ехали машины. Поспешив выбраться из оврага, он остановился в восхищении — по дороге от иранской границы одна за другой проносились грузовые машины, постанывая своими звенящими моторами. Таких машин Даня ещё никогда не видел. Во-первых, они все были новенькими. Во-вторых, они были большие, с носами обтекаемой формы, как у легковых автомобилей, кузова их были прикрыты брезентовыми тентами, и что было внутри кузова, не было видно. Он долго стоял на краю дороги, прежде чем смог перейти её.

Теперь колонны машин проносились по дороге каждый день. Иногда по несколько раз в день. И даже останавливались на отдых, выстроившись на пустыре ровными рядами. Из кабин вываливались водители — рослые загорелые мужики, некоторые даже совсем черные, одетые в незнакомую светло-зелёную форму. Говорили они на непонятном языке. Вскоре пацаны всё знали о них, об их машинах и об их грузах. Машины назывались «Форд». А водители были солдатами американской армии. И чёрные были настоящими неграми, как Джим из книжки про Тома Сойера. Матовые зелёные крышки капотов у грузовиков непривычно открывались вверх. Как будто машины раскрывали рот. А во рту — мотор. На крышке капота голубые цифры и буквы. Некоторые буквы Даня не знал. Они были не русские. Иногда солдаты обедали или ужинали, угощая голодных пацанов. Тогда он впервые увидел и попробовал чудесное сухое печенье из очень белой муки, твёрдое и хрупкое, посыпанное крупными прозрачными кристалликами соли. Называлось оно галетами. И было белее, чем прошлогодние ашхабадские пряники, которые мать получила по карточкам вместо хлеба и сахара. Пряники были твёрдые, как камень, видимо происходили из прошлогодних довоенных запасов, и больше на полках магазина не появлялись.

Однажды, возвращаясь из садика, Даня вошел в первую улицу. У крайнего дувала играли в бабки несколько старших мальчиков. Они уже наверняка ходили в школу. Может быть даже в третий или четвёртый класс, и были явно компанией не для него.

— Эй, Абрашка! — услышал Даня крик сзади. — Ты что, не слышишь?

Он обернулся.

— Да, да, это я тебе говорю! — сказал самый старший.

— Меня зовут не Абраша. — Ответил Даня.

Мальчики рассмеялись.

— Абрашка, не Абрашка, — всё равно жид! — Пояснил тот же грамотей.

— Я вовсе не жадный. — Ответил он.

Этот его ответ вызвал общий смех.

Для того, чтобы понял, кто он есть, Дане поставили фингал под глаз, порвали рубашку и посадили шишку на голове. Правда один из нападавших «утешился» разбитой губой. Поскольку силы были явно не равны, Даня с трудом спасся бегством.

Вечером Даня выяснил у матери, что мама, папа, сестра, бабка и все родственники вовсе не русские, а евреи. Это было потрясающее открытие. До сих пор для него существовали сначала белые и красные, потом республиканцы и фашисты, а когда началась война — наши и немцы…

Print Friendly, PDF & Email

3 комментария для “Роман Казак-Барский: Кызыл-Арват

  1. Спасибо, девушки, за высокую оценку моего опуса. «Продолжение» в других моих повестях, рассказах и романах. Если доктор Беркович будет их публиковать, то и много интересного узнаете. То, что они читабельны — гарантирую. А стиль — мой. Литература — моё хобби. И хлеб свой зарабатывал не пером, писал не оглядываясь на теоритические каноны. Р.

  2. напишите продолжение , пожалуйста

  3. Какой прекрасный рассказ! Ребенок с его живостью характера, ума, впечатлительностью просто пленяет. И все очень жизненно описано про голодное детство : и «довесок» к хлебу, который один и разрешалось съесть, и жмых, отнятый у верблюда,- это вообще примета военного детства. Мы его тоже воспринимали как лакомство, правда, он редко доставался — в Москве верблюдов не было. А тот факт, что бабку Феню спас спирт от дистрофических поносов воскресил в памяти случай с моим братом. Родители даже обратились к врачу, когда увидели на треть опустошенную трехлитровую банку со спиртом. Но врач объяснила, что спирт обладает энергетической емкостью, которая замещала брату недостаток калорий. Но в рассказе не только эти факты впечатляют. Он и написан замечательно. Сколько в нем литературных «находок», которые восхищают, и тут надо отдать дань мастерсту писателя . Единственный недостаток, на мой взгляд, это то, что рассказ как-то неожиданно обрывается. Впечатление, что он не дописан, я даже еще раз проверила, нет ли его продолжения..Спасибо большое автору.

Обсуждение закрыто.