Нравственная и религиозная проблема заключается в том, что Каин (а раз так, то, в принципе, и любой человек), в известном смысле запрограммирован на убийство уже тем, что его природе имманентно свойственно Злое Начало. Но так ли уж прав Каин в своём категорическом утверждении «Ты сотворил во мне Злое Начало!»
Недельный раздел Брейшит
Михаил Ривкин
И Адам познал Хавву, жену свою; и она зачала, и родила Каина, и сказала: приобрела я человека с Господом. И еще родила брата его, Эвэля. И был Эвэль пастырь овец, а Каин был земледелец. И было, спустя несколько времени, принес Каин от плодов земли дар Г-споду. И Эвэль также принес из первородных овец своих и из тучных. И Г-сподь обратил внимание на Эвэля и на дар его, А на Каина и на дар его не обратил внимания; и очень досадно стало Каину, и поникло лицо его. И сказал Г-сподь Каину: отчего досадно тебе? и отчего поникло лицо твое? Ведь если станешь лучше, прощен будешь, а если не станешь лучше, то у входа грех лежит, и к тебе влечение его, но ты будешь господствовать над ним. И сказал Каин Эвэлю, брату своему… И когда они были в поле, восстал Каин на Эвэля, брата своего, и убил его. И сказал Г-сподь Каину: где Эвэль, брат твой? А он сказал: не знаю, разве сторож я брату моему? И сказал Он: что ты сделал? голос крови брата твоего вопиет ко Мне из земли. (Брейшит, 4:1-10).
«Каин ответил: да, я убил моего брата, и это, действительно, весьма прискорбно. Но кто сотворил меня таким, каков я есть? Сотворил настолько ревнивым, что, когда меня провоцируют, всё моё поведение меняется настолько, что я не знаю, что сделаю через минуту? Не Ты ли Б-г Ревнивый, и не Ты ли сотворил меня по своему образу и подобию? Кто вложил в меня это проклятое стремление свершить то, от чего я сейчас всеми силами отрекаюсь? Ты утверждаешь, что Ты творец всего Мироздания? Но не Ты ли сотворил и наши грехи?!» (Томас Манн Иосиф и его братья Москва АСТ 2000 т. 2 стр. 339)
Безупречный литературный стиль этого отрывка следует, разумеется, целиком отнести на счёт великого писателяНо главную мысль его часто приходится слышать в группах изучения иудаизма. Действительно, если Б-г сотворил всё, то значит и зло, и кровь, и убийство брата братом — Его творение? Ни одна религия, декларирующая свой последовательный монотеизм, не может уйти от этого вопроса. Важнейший раздел христианской теологии, целиком посвящённый этой проблеме, называется Теодицея (буквально: Оправдание Бога). Иудаизм не жалует этот термин, но сама проблема, безусловно, тревожит Еврейскую мысль с давних времён. И не случайно первое братоубийство поставило ребром именно этот вопрос. Вопрос об «оправдании Б-га» — или о его частичном обвинении? — занимал Мудрецов, Благословенной памяти, куда больше, чем вопрос об обвинении — или о частичном оправдании? — Каина.
В этом отрывке, как и во множестве других, столь же провокативных отрывков, Т. Манн ни слова, практически, не написал от себя. В ходе написания своего великого романа «Иосиф и его братья» автор познакомился с тысячью толкований и комментариев к Библии, по преимуществу — еврейских, хотя и не только… Многие рассуждения «Иосифа» построены, как «толкование на толкование», «мидраш на мидраш». Подобно тому, как мидраш развёртывает в длинные тексты конспективный танахический обмен краткими репликами, Т. Манн развёртывает лапидарный постулат мидраша в длинное философское рассуждение. Текст великого писателя даёт нам как бы «вторую производную», оставляя читателю самому вычислить «первую производную», тот мидраш, на который автор ссылается. Разумеется, такой подход требует от читателя хорошего владения искусством «медленного чтения», и столь же хорошего владения корпусом еврейских источников. Но в данном случае «вычислить первую производную» не так уж трудно.
«И сказал ему Пресвятой, Будь Он Благословен: где Эвель, брат твой?
А он сказал: не знаю, разве сторож я брату моему?
На что это всё похоже? На вора, который украл ночью вещи и не попался. Наутро поймал его страж, и сказал: Почему ты украл эти вещи?
Сказал ему: Я вор, и не оставляю своего занятия. Но ведь твоё занятие состоит именно в том, чтобы стеречь. Почему же ты оставил своё занятие, а теперь обращаешь ко мне упрёки?
Так же и Каин сказал: Я ли убил его?! Ведь это именно Ты сотворил во мне Злое Начало, Ты страж всего, и Ты позволил мне убить его, и тем самым Ты убил его! Ведь если бы ты принял моё жертвоприношение, как принял его, я бы не ревновал!
Немедленно ответил «Что ты сделал? Голос крови брата твоего вопиет ко Мне из земли!» (Мидраш Танхума, раздел Брейшит, параграф 9, со слов: «и было в конце дней». Выделены цитаты из Торы).
Правда, Мидраш Танхума, как и положено любому благочестивому толкованию, не желает оставить последнее слово за самоуверенным злодеем, и грозное обвинение: «Голос крови брата твоего вопиет ко Мне из земли» призван расставить всё по местам, нераскаянного злодея окрасить в густую чёрную краску, а Творца и Вседержителя вновь облачить в белоснежные одежды. Но беда в том, что эта последняя «реплика за сценой» уже не в состоянии перечеркнуть и отменить того впечатления, которое произвела на читателя по-своему убедительная защитительная речь Каина.
Тут следует обратить внимание на одну любопытную особенность многих мидрашей про Каина. Читая Тору по «простому смыслу», далеко не просто разделить её героев на две группы: хороших и плохих. Но даже в тех случаях, когда буквальное прочтение текста даёт нам образ многомерный и многозначный, многие поколения толкователей и комментаторов сделали всё возможное, чтобы «в сухом остатке» еврейской традиции остался образ однозначно положительный или однозначно отрицательный. Едва ли не единственный персонаж, на которого действие этого правила распространяется слабо, это Каин. Хотя, казалось бы, именно убийство брата братом это классическая парадигма чистого, беспримесного зла, которое не оставляет места для каких-либо рассуждений и сомнений. И тем не менее…
«Сказал рабби Шимон бен Йохай: тяжело произнести эти слова, и не по силам устам нашим их истолковать. [Каин и Эвель подобны] борцам, которые стоят на арене и борются перед царём. Захотел бы царь — развёл бы их. Но не захотел царь их развести, одолел один из них другого и убил его. И стонал [убиваемый] и завещал: просите у царя суда праведного за меня. Об этом сказано: голос крови брата твоего вопиет ко Мне из земли». (Брейшит Раба, гл. 22, параграф 8).
Понятно, что последний, к кому есть смыл обращаться в этой ситуации за справедливым судом, это царь, за минуту до того опустивший большой палец вниз, глядя на истекающего кровью гладиатора. В таком контексте знаменитые слова о крови брата, вопиющей из земли, звучат, как глас вопиющего в пустыне.
И вот ещё один пример того, как «голос крови, вопиющей от земли» зазвучал совсем не так, как в простом прочтении текста:
«Голос крови брата твоего вопиет ко Мне из земли: [не читайте: ко Мне], а читайте: на Меня. Притча о двоих, которые побранились, и убил один из них другого. Был там и третий, и не разделил он их. Кого же все обвиняют? Не третьего ли? Потому и сказано: «вопиют ко Мне» — вопиют на меня» (Мидраш Танхума, раздел Брейшит, параграф 9, со слов: «и было в конце дней»).
В этих двух мидрашах вина Б-га сводится к тому, что Он вовремя не вмешался и не остановил руку убийцы. Но тот отрывок из «Танхума», который вдохновил Т. Манна, идёт на шаг дальше. К обвинению в халатности и в невмешательстве добавляется самое страшное обвинение: в прямом подстрекательстве: «Ты сотворил во мне Злое Начало!» Иными словами, главная нравственная и религиозная проблема заключается в том, что Каин (а раз так, то, в принципе, и любой человек), в известном смысле запрограммирован на убийство уже тем, что его природе имманентно свойственно Злое Начало.
Но так ли уж прав Каин в своём категорическом утверждении «Ты сотворил во мне Злое Начало!»… Не является ли это утверждение всего лишь неуклюжим самооправданием закоренелого злодея? Идея «нетварного Зла», Зла, как феномена, внеположного и, в известном смысле, предшествующего Творению, стала одним из центральных моментов религиозного дискурса в ХХ веке, много и убедительно писал на эту тему Николай Бердяев, другие христианские мыслители.
И хотя термин «Нетварное зло» в Еврейской мысли, насколько нам известно, не фигурирует, некие попытки осмыслить эту идею, безусловно, имеют место, особенно после Катастрофы, в трудах таких мыслителей, как Эмиль Факенгейм, Дан Кон-Шербок и др.
Для правильного понимания дерзкого монолога Каина, с которого мы начали наш комментарий к разделу Брейшит, следует рассмотреть его в литературном контексте. Т. Манн приводит эти слова в своём «Прологе в высших сферах», прологе к роману «Иосиф кормилец» — четвёртому роману тетралогии. Это неукое теологическо-философское эссе, связанное с сюжетом романа весьма условно Главной темой эссе является природа шла и вопрос, как же Ь-г, который весь благо и свет, мог сотворить некое существо, способное ко злу, и каким образом это странное творение оставалось и будет оставаться, несмотря на всё своё несовершенство, излюбленным творением Б-жьим, творением, которое Б-г предпочитал «царству строгости», т. е. Ангелам, которое он сотворил невзирая на все возражения «царства строгости», и которое никогда не будет стёрто с лица Земли, вопреки увещеваниям «царства строгости».
Причём, и это самое интересное, весь этот пролог наисан от лица «царства строгости», и написан именно с целью доказать, что сотворение человека было роковой ошибкой. И именно эта ошибочность, несовершенство, ущербность как в самом замысле, так и в его воплощении, вызывает, парадоксальным образом неуёмную и неограниченную любовь Творца к твари. Более того, сама мысль о творении человека в этом прологе приписана Семаилу (одно из имён Денницы), который потому и подал этот совет Всеваышнему, что с сотворением человека в мир должно было войти зло. Именно некий уникальный синтез плодовитости живолтных и богоподобия ангелов, некое неустойчивое равновесие между анлелльским совершенством и животной энергетической мощью и породило то уникальное свойство, которое отличает человека: способность как к добру, так и ко злу.
В этом смысле все архизлодейства, столь подробно и со знанием дела описанные в Торе, были, неизбежны, с самого момента сотворения человека. И Каин это отлично понимает. Возможно, ему эту мысль подсказал Семаил, возможно, он сам как-то додумался, но именно эта мысль даёт ему силы гордо и дерзко произнести те слова, с которых мы начали наш комментарий. И, самое удивительное, эти слова подействовали! «о наказании и речи быть не могло. Даже насчет изгнания и скитаний говорилось больше для виду, ведь Каин поселился в земле Нод, на восток от Эдена,и преспокойно производил на свет детей, для чего он, собственно, и был так нужен” (Томас Манн Иосиф и его братья Москва АСТ 2000 т. 2 стр. 339)
Такова, повторим, точка зрения «царства строгости», которая, как мы видели, нашла своё весьма заметное отражение и в талмудической аггаде. Насколько сам Томас Манн разделяет эту точку зрения? Выбрал ли он такой отстранённый и преломлённый взгляд на проблему зла именно в силу бесконечной сложности этой проблемы, в силу того, что только упрощённый и отчасти юмористический стиль изложения помог ему вместить всю эту сложность в десяток печатных страниц? Или же автор действительно согласен, в главном, с «Царством строгости»?
Едва ли можно дать однозначный ответ….