Дмитрий Аркадин: Прокол, или Проверки на дорогах

Loading

Слушая стихи, Ира была еще в большем шоке, чем совсем недавно, когда поняла кто перед ней. По меньшей мере, странно было слышать строки советского еврейского поэта из уст палестинца.

Прокол, или
Проверки на дорогах

Дмитрий Аркадин

Дмитрий Аркадин Электрочасы на панели машины показывали начало двенадцатого ночи. Несмотря на такой поздний час, встречное движение было оживленным. Ирина часто переключалась с ближнего света на дальний. Вчера еще она испытывала величайшее наслаждение от езды в новом своем «Reno». Сбылась, наконец-то, ее давнишняя мечта — она стала владелицей этого белого чуда. Сейчас же уверенно рассекая темноту, отмечая про себя, беспрекословное повиновение машины рукам и ногам, тем не менее, все ее существо было омрачено звонком Алика. Звонок этот не шел у нее из головы. Она чувствовала себя безжалостно обманутой. Настолько оскорбленной и униженной, что от невеселых мыслей ее не могла отвлечь даже эта езда, еще вчера доставлявшая ей воистину ребячий восторг и удовольствие. Не могла припомнить случая, когда последний раз было так плохо, когда так пугающе, с абсолютным безразличием воспринимала бы она все происходящее вокруг. Тем не менее, вот же она едет к нему.

Ирина уже собиралась ложиться спать, когда получила этот неожиданный звонок. Сердце и женская интуиция подсказывали: «Не поддавайся этому твердому голосу. Еще вчера родному. Голосу человека, решившему окончательно все. Не слушай его, не мчись, выдержи паузу». Однако она летит по ночному шоссе в аэропорт проводить его в Москву. А то, что сейчас убедится в том, что никогда не была ему нужна, это второстепенно, это так, это — между прочим. Из головы не шла последняя фраза, произнесенная Аликом, прежде чем он выключил мобильный: «Как хочешь, осуди этот внезапный мой отъезд, но, по-моему, мы исчерпали свой любовный ресурс. Во всяком случае, он иссяк у меня. Я раскаиваюсь, я испытываю величайшую вину перед тобой за то, что мое предчувствие любви так и осталось предчувствием. Прости. Если приедешь проводить — значит простишь». На это его внезапное признание, она, как форменная дура, только спросила: «В котором часу самолет?». Он ответил. И по ответу поняла, что Алик не сомневается, что приедет. Особой радости в голосе не прозвучало. Вот так вот. Он опередил ее. Не поэтому ли гонит сейчас с превышением скорости, чтобы не дать ему почувствовать себя инициатором, ставящим точку в их отношениях. Только отношений, оказывается, не было. Так — предчувствие любви. И она мчится, подстегиваемая все тем же предчувствием, но только теперь чтобы взглянуть на него и простить? Он, раскаявшись, уходит первым, а она его, виновного, прощает. «Счастье — это удовольствие без раскаянья» всплыло неожиданно в голове где-то слышанная фраза. «Если счастье — это только удовольствие, то, что тогда любовь? Неужели любовь тоже удовольствие? А ее отсутствие или предчувствие любви, не оправдавшее себя — это раскаянье? Нет, должно быть не так. Предчувствие любви должно быть удовольствием, а ее отсутствие должно быть раскаянье. Вот оно и наступило. Только мне не в чем раскаиваться. Разве только в том, что я люблю его. Люблю по-прежнему. И он об этом знает». Она признавалась ему в этом много раз, застигнутая внезапно пронизывающим, щемящим чувством нежности. Это часто случалось в ситуациях самых неожиданных и разных. Казалось бы — обычный жест его руки: он коснулся ее волос, заглянул участливо в глаза, или просто-напросто удачно сострил, рассмешил. В такие моменты ей чудилось, что она взлетает в немыслимые, звездные дали. Как-то в один из вечеров, сидя в его машине, они слушали красивую песню. Она звучала на иврите. Это была грустная песня о переживаниях одной девушки, любовь которой отвергли. Сердце Ирины теснили и разрывали чувства, возникшие стихийно. Ей казалось тогда, что песня, каким-то образом повторяет мелодию ее жизни с Аликом. Но он вдруг заметил, что все разведенные мужики в отношениях с женщинами вынуждены всегда выбирать между рабством и предательством. «Подобный выбор вздохнул он, — лично на меня может подействовать с обескураживающим опустошением собственного сердца». Тогда она не придала этим словам какого-то особого значения. Не помнит даже, что сказала в ответ. Сегодня уже воспринимает их иначе. «Он сделал выбор, — потащила Ира из пачки сигарету, — предал меня». Бросила взгляд на часы. Часы показывали 22.30. До самолета у нее еще было что-то около двух часов. Затормозила под светофором.

Взгляд заскользил по пыльным, широким листьям какого-то эвкалипта или плантана, растущего у самой дороги. Качались ветки, подсвеченные светом желтого фонаря, качался перед глазами серебряный самолетик тонкой серебряной цепочкой привязанный к зеркальцу Аликом в день, когда они забирали ее новую «Reno» из автосалона. Это был красивый оригинальный сувенирчик. Самолетик один к одному повторял точную копию российского МИГа. На шасси можно было даже рассмотреть протекторы колеса — так ювелирно, так мастерски модель была сделана. Он тогда привязал игрушку, качнул ее пальцем и заметил Любе, что она женщина без предрассудков. А женщинам без предрассудков просто необходимы символы: талисманы, брелки, тетрадки, камешки… «Мы хоть и евреи, но жуткие язычники, — улыбнулся он. Вы, женщины, не можете обойтись без амулетов».

В России Алик служил в авиации. Он был кадровым офицером ВВС. Не очень любил перед Ириной «ворошить героическое прошлое», как он говорил. В разговорах о былой жизни был немногословен. Она знала, что уволившись из армии развелся с женой, и та с маленькой дочкой уехала в Штаты. А потом Алик с мамой репатриировался в Израиль. Здесь в Израиле его как-то нашел один человек, с которым летал, оказывается, не то чтобы в одной эскадрилье — в одном экипаже! Он приехал к нему из Афулы. От этого друга, его звали Вениамин, Ирина впервые узнала, что Алик воевал в Афганистане. На двоих у них было более двухсот боевых вылетов. Они летали над Кабулом, бомбили Кандагар, Мазари— Шариф. Как-то во время одного из полетов они потеряли своего командира. Собственно Вениамин и приехал к Алику, чтобы помянуть их товарища именно в этот день. Мама Алика накрыла стол, они разлили водку, помянули Андрея. Неожиданно Алик что-то шепнул маме, и та вынесла показать Ире шлем, царапнутый пулей душмана, в том самом воздушном бою, в котором они не сберегли своего командира. В Афуле до некоторых пор Вениамин работал охранником какого-то завода. Недавно его уволили, и Алик посоветовал ему попытаться устроиться, в «русскую» больничную клинику альтернативной медицины. Он так и сделал. «Я езжу по стране, нахожу клиентов для нашей больницы, заодно предлагаю купить препараты израильских, американских, российских и других фирм». Вениамин криво улыбнулся и ответил, что подумает. На что Алик сказал ему, что не стоит так скептически смотреть на подобные предложения. Благодаря своей работе он был уже в Турции, Америке, а в ближайшее время по делам фирмы летит в Москву. «Поинтересуйся у хозяев твоей фирмы, — затянулся Вениамин сигаретой, — им летчики не нужны?». В голосе звучала не скрываемая насмешка, даже некое пренебрежение. Друг проигнорировал это. Ира отвлеклась от воспоминаний, щелкнула выключателем радио. В салон машины стремительно ворвался голос Аллы Пугачевой.

«Своей жизни вернуть ворожбу,
никому, никогда не дано.
С кем-нибудь, где-нибудь, как-нибудь,
всем нам быть суждено, суждено …»

По русскому радиоканалу шла музыкальная программа «По дороге домой». «Так ли это, — мелькнула мысль, — ворожбу своей жизни вернуть никогда нельзя?». И не могла придумать ответ. В паузах между песнями, звонившие говорили о политической ситуации, которая складывается сегодня в стране. Сколько будет длиться относительная тишина? И можно ли верить очередным обещаниям арабских лидеров? Неожиданно Ирина услыхала резкий хлопок, машину кинуло в сторону, она едва выровняла руль. «Reno» накренилось на один бок и покатилось, издавая хлюпающие звуки, беспорядочно шурша протекторами по асфальту. Дотянула до обочины, притормозила прямо у желтой полосы, заглушила мотор и выскочила из кабины. У нее лопнуло заднее, левое колесо! Покрышка, прижатая ободом, буквально, распласталась на асфальте. «Прокол, — печально констатировала Ира. Этого мне только не хватало!». Присела на корточки у лопнувшего колеса. «Что делать?» — рассеяно взглянула на часы. Сама колес она никогда не меняла, а вызвать тех. помощь — значит ей ни за что уже не успеть к самолету. Ира огляделась, трасса была пустынной. Позади осталась Беер-Шева. Значит она где-то на подъезде к Сдероту.

Указателей вокруг, как назло, никаких. Снова потянулась за сигаретой. Она волновалась, она не знала, что делать. Полезла в багажник убедиться хотя бы, что запаска на месте. «У меня нет выхода — надо вызывать техпомощь». Вдруг услышала, как за спиной завизжали тормоза, свет фар вырвал очертания придорожных пальм. Рядом замерла машина. Ира распрямилась от багажника и увидела водителя, который крутил ручку двери, опуская стекло.

— Что случилось? Может быть, вам нужна помощь? — спросил он на иврите, высунувшись из окна. Ира смотрела на худое, небритое лицо. Внутри все похолодело. Это был мусульманин. В этом она ни на секунду не усомнилась. Пытливый, наглый взгляд и несколько фраз, которые он произнес, сказали о многом. Так говорят только арабы. На каком-то своем особом диалекте. За пятнадцать лет проживания в Израиле она научилась практически безошибочно отличать их от израильтян. Ирина оцепенела. Смотрела на него глазами полными страха. «Жаль не успела узнать: мальчика или девочку носила под сердцем. И никогда уже не скажу об этом своем женском секрете Алику», — пронеслось в голове. Ее молчание тот понял по-своему. Решил, наверное, что его не понимают. Неожиданно заговорил на русском языке:

— Ты говоришь по-русски? Чего ты испугалась?

Он вышел из машины. Это был высокий, молодой мужчина, одетый в черную рубашку и черные джинсы. Рубашка у него была навыпуск. Все мужики в Израиле носят их навыпуск. И не важно израильтянин он или араб.

— У тебя прокол, — остановился он перед лопнувшим колесом. — Я тебе помогу.

— Спасибо, — сказала Ира, и пелефон непроизвольно выпал из рук в целлофановый пакет.

— Да перестань ты так бояться, — показал ослепительно белые зубы незнакомец и сделал шаг навстречу Ирине.

— Не подходи! — она хотела крикнуть, но крик не получился, а вышел какой-то сдавленный хрип. Незнакомец замер.

— Ты чего, геверет? Смотри, — он задрал рубашку, — взрывчатку видишь? Нет же ничего! Геверет увидела плоский, волосатый живот. — Нет у меня ничего, — похлопал он себя по нему. Где у тебя еще одно колесо? — и подойдя, к распахнутому багажнику, склонился над ним. — Как это вы говорите: за-пас-ка, — произнес по слогам, гремя внутри инструментами. Распрямился и открыто улыбнулся. — Домкрат у тебя есть?

— Должен быть, — сглотнула слюну Ира и только теперь обратила внимание, что машина араба «Субару» была с разбитым задним стеклом, а на сиденье валялись камни. Она не могла отвести взгляд от этих булыжников. Тем временем, парень вытащил домкрат, зафиксировал его к днищу машины. Ловко завертел ключом. Автомобиль стал быстро подниматься.

— А почему у твоей «Субары» разбиты стекла? — не удержалась Ира от вопроса.

— Потому что эта машина не моя, — большой никелированный ключ буквально мелькал у него в руках. — Я ее украл в Беер-Шеве.

— Ты вор? — напрямую спросила Ира.

— Автоугонщик, — согласился араб. — Но правда ведь это лучше чем террорист, — и опять она увидела его ослепительную белую улыбку.

— Да уж, пожалуй. А где ты так хорошо выучил русский?

— В Москве. В университете имени Михаила Васильевича Ломоносова, — парень сноровисто надевал запаску на выступающие болты. — Было это давно, до распада СССР, когда я учился на филолога. Он поднял глаза на ее изумленное лицо.

— Ты мне не веришь? — вдруг, распрямляясь от колеса начал читать:

Мы учили слова отборные,
Про общественные уборные
Про сортиры, что будут блистать,
Потому что все злато мира
На отделку пойдет сортира,
На его красоту и стать.

Слушая стихи, Ира была еще в большем шоке, чем совсем недавно, когда поняла кто перед ней. По меньшей мере, странно было слышать строки советского еврейского поэта из уст палестинца.

— Это Борис Слуцкий, — просветил ее недавний студент филологии. Причем «Борис» произнес с ударением на «о», как говорят израильтяне. — Иудей, между прочим.

— А ты иудеев не любишь? — страх уже отпустил Иру.

— Я люблю забирать у них машины, — снова улыбнулся он. — А еще люблю красивые стихотворения. Неважно кем они написаны, — стоял перед ней и тряпкой вытирал руки. Ирина протянула ему сто шекелей.

— Спасибо тебе. Теперь я успею в аэропорт. Провожаю брата, — соврала она.

— А откуда ты едешь?

— Я недавно получила работу в школе молодого городка Ерухам. Там и живу. Работаю учительницей.

— Спрячь деньги, учительница — сказал араб. — Я обижусь. У меня в Москве была девушка. Ее звали Джамиля. Она приехала из Махачкалы. Она похожа на тебя — такая же красивая. Дай мне свой телефон.

— Давай я лучше запишу твой, — после сиюминутных раздумий нашлась Ирина.

— Меня зовут Наджиб, — хлопнув крышкой багажника, сказал недоучившийся филолог. Он продиктовал ей свой номер. Ира набрала его на пелефоне. Они стояли, друг перед другом в некоторой растерянности пока не услышали, как ночную тишину пронзили завывающие, резкие сирены полицейской машины. Наджиб встрепенулся, прыгнул в автомобиль.

— Ты позвонишь мне или это просто так? — завел он «Субару».

— Позвоню. Обязательно позвоню, господин вор, — взмахнула рукой Ира. — Счастливого пути! — пожелала она ему. Трогаясь, он вдруг сказал:

— Я рад был тебе помочь. Поверь мне. И даже не потому, что ты мне нравишься. Просто время наступило такое. Я считаю — мы всегда должны помогать друг другу! Как бы кому это не нравилось! И ещё. Понять людей можно, если иметь к ним милосердие. Поймут ли когда-нибудь два наших народа?

Наджиб подмигнул ей, машина сорвалась с места. Ирина медленно ехала, успевая читать указатели. Впереди был Ашкелон. До самолета Алика времени оставалось все меньше, но грозящее опоздание вдруг перестало ее заботить. Где-то далеко сзади, за ее спиной ночное безмолвие снова вспороли истошные крики полицейских машин. Они -то стремительно приближались, то отдалялись. «Это ищут моего нового знакомого — араба Наджиба, — подумала Ира. Она знала, что в случаях кражи автомобилей израильская полиция не очень активно бросается на ее поиски. Рекомендуют недавнему владельцу машины заняться оформлением страховки и все. Угоны происходят так часто, что работники полиции круглосуточно были бы вынуждены искать краденый транспорт. У них есть дела куда важнее, чем эта арабская уголовщина. «А вдруг он не только украл машину? — осенило неожиданно Ира. Потому что откуда эти булыжники в салоне? Вдруг он какой-нибудь хамасовец! Как я об этом сразу не подумала? То есть, подумала, конечно, когда он вышел из машины. Но потом араб вел себя вполне прилично. За короткое время, пока он возился с колесом, я почувствовала доверие что ли, почти симпатию. Даже больше того! Когда он читал стихи Бориса Слуцкого, я чувствовала себя в большей безопасности, чем, скажем, где-нибудь ночью в Яффо или Рамле. В какой-то момент, когда он красиво декламировал, мне хотелось, чтобы я ему понравилась. Потому что, потому что… он понравился мне! Да понравился! В противном случае — зачем бы я брала у него телефон? Выходит, телефон мне дал террорист?». У Ирины на мгновение потемнело в глазах. Она крепко сжала руль, пальцы побелели. Снова неожиданно где-то совсем уже рядом слух противно резанула полицейская сирена. И тут же на бешеной скорости мимо промчались, заливая дорогу голубым светом, две машины. На каком-то крупном перекрестке Ира заняла крайнюю левую полосу, дождалась зеленого светофора, и резко развернувшись, понеслась в обратном направлении.

Она возвращалась домой. Затренькал пелефон, скосив глаза, увидела, как пульсирует на нем имя: «Алик, Алик». Люба покрутила ручку приемника. Передавали сводку погоды. По всей территории Израиля обещали ожидаемое похолодание. Израильтяне хотели снижения температуры, жара донимала. Ире же сейчас хотелось только одного: чтобы Наджиба полиция не смогла догнать.

Print Friendly, PDF & Email

3 комментария для “Дмитрий Аркадин: Прокол, или Проверки на дорогах

  1. «Слушая стихи, Ира была еще в большем шоке, чем совсем недавно…» — совершенно грамотно составленное предложение. Однозначно разбирается по составу. Придраться тут не к чему.

  2. Ирина часто переключалась с ближнего света на дальний…
    Слушая стихи, Ира была еще в большем шоке, чем совсем недавно…
    Подъезжая к станции… с меня слетела шляпа (Чехов)
    Грамматика русского языка — ау!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.