Именно ясное представление о «колодце глубины несказанной», но только, на сей раз, колодце будущего, притягитвало и завораживало Тамар. И эта её способность зримо прозревать грялущее даёт нам право смело поставить её в один ряд с тремя Проматерями народа Израиля.

Недельный раздел Ваешев

Михаил Ривкин

И взял Йыуда жену Эйру, первенцу своему; имя ей Тамар И сняла она с себя одежду вдовства своего, и покрыла себя покрывалом, и окуталась; и села у входа в Эйнаим, что по дороге в Тимну; ибо видела, что вырос Шэйла, а она не дана ему в жену. И увидел ее Йыуда, и почел за блудницу, потому что она закрыла лицо свое. (Брейшит 38:6.14-15)

Рассказ про Йеуду и Тамар — один из самых непонятных в Торе. Непонятно, зачем он вообще появляется на страницах Торы — если его убрать, ни одна из сюжетных ниточек не провиснет, ни в чём не будет нарушена логика главного повествования. Это вставка, совершенно внешняя по отношению ко всему остальному тексту. Нигде больше в Торе мы таких искусственных, сюжетно не мотивированных вставок не встречаем. Непонятно, когда происходят события. Сама Тора помещает этот рассказ (гл. 38) между продажей Йосефа Потифару и историей о великом искушении и великом целомудрии Йосефа. Т. Манн помещает этот рассказ между описанием возвышения Йосефа и прибытием братьев в Египет, т. е. между сорок первой и сорок второй главами книги Брейшит. И тот, и другой, и любой промежуточный вариант вполне приемлем. Хотя возраст сыновей Йеуды, ставших уже взрослыми к моменту описанных событий, подсказывает более позднюю временную привязку, но подсказывает не слишком строго.

Самое главное: непонтно, кто же главный герой этого рассказа, на кого из персонажей, перемещающихся по сцене, устремлён прожектор пристального авторского внимания. По простому смыслу Торы, главный герой — Йеуда. Он совершает нечто, прямо противоположное главному подвигу Йосефа, но и этот, противоположный поступок, в конечном счёте тоже превращается в нравственный подвиг в тот момент, когда Йеуда находит силы произнести свои самые, пожалуй, знаменитые слова: «она правее меня» (Брейшит 38:26). На этой высокой ноте можно было бы и закончить рассказ, если бы речь шла исключительно о нравственных выборах его героев, об их взлётах и падениях. Однако рассказ заканчивается рождением близнецов, Пэрэца и Зэраха. Эти близнецы не появятся более на страницах Танаха, появятся только дальние потомки Пэрэца, но уж потомки эти сыграют роль поистине судьбоносную. По простому смыслу, роль Тамар во всей этой истории «дважды второстепенная»: она нужна, во-первых, чтобы Йеуде было перед кем признать свою вину, и, во-вторых, чтобы можно было возвести родословную царя Давида именно к Йеуде.

Но Т. Манн сумел прочесть этот рассказ совсем по-другому. Он уверенно переводит прожектор авторского и читательского внимания на Тамар, Именно её чувства, размышления и рассуждения становятся самым главным, а хорошо нам известная фабула низводится до роли простых сюжетных связок. Нам рассказывают о реальных событиях только затем, чтобы в нужный момент дать нам услышать, со всеми подробностями, внутренний монолог Тамар, дать нам возможность как следует восхититься её удивительными духовными взлётами. Банальная история бездетной вдовы, которая, во что бы то ни стало, хочет родить ребёнка от родственника погибших мужей и тем самым изменить к лучшему свой социальный статус превращается в историю первой иудейской прозелитки, первой женщины (да и вообще, первого человека), которая была способна осмыслить всё духовное величие веры Авраама, Ицхака и Яакова, которая до конца прониклась идеей монотеизма и полностью подчинила этой идее все самые главные в жизни любой женщины выборы. Тамар сначала продумывает и придумывает, во всях деталях, свою историю, точнее, свой эпизод в истории Великой Религии, а затем эта, придуманная ей история, «рассказывает себя», т. е. реализуется на практике, в точном соответствии с авторским (Тамар) и с Авторским (Творца) замыслом. Поэтому Т. Манн имеет полное право вложить в уста Тамар слова, которые на страницах ТАНАХа произносит моавитянка Рут:

«Твой народ это мой народ твой Б-г это мой Б-г» (Рут 1:16)

При таком прочтении история Тамар отчасти вписывается в парадигму «большого мифа». В «большом» мифе рожает Сара, рожает Рахель, рожает Ханна. Причём не просто рожают, а рожают Единственного, Избранного, Праведного и Священного И все эти три Праведных и Единственных рождения являются явным и несомненным примером נס גלוי., прямого и непосредственного Б-жественного вмешательства в судьбы людей. Не так трудно заметить, что рассказ о Тамар несколько принижает и банализиует основные компоненты «большого мифа». Тамар рожает вполне естественным порядком, на первый взгляд, никакого вмешательства свыше тут нет. Но при внимательном чтении Торы мы можем обнаружить некий бледный, слабенький намёк на сакральный, сверх-природный характер связи Йеуды с Тамар.

«В стихе 21 она названа кдеша — «женщина посвященная». Кдеша как понятие означает «женщина, посвященная для служения божеству». В древнем мире отношения с такой посвященной божеству женщиной считались служением тому или иному идолу. Особенно широко этот отвратительный обычай был распространен в древней Финикии и Вавилонии» (комментарий Сончино к Брейшит 38:15).

Сама Тора не содержит, при этом, никаких указаний, что Пэрэца следует считать Единственным и Избранным, и уж точно, не содержит никаких намёков на то, что Тамар о таком Единственном и Избранном мечтала. В версии Т. Манна это несоотвествие «большому мифу» решительно скорректировано. Тамар узнаёт от Яакова о Шилоахе, грядущем «примирителе и помазаннике», «в чьём семени должны благословиться все народы земли», т. е должно исполниться великое Авраамово Обетование. И своего будущего сына Тамар изначально видит именно Единственным и Избранным носителем этого Авраамова благословения повторённого и усиленного Яакову в Бэйт-Эле, Разница между Тамар и тремя «любимыми и избранными» жёнами «большого мифа» заключается, таким образом в двух важных аспектах. Во-первых, Тамар не была «любимой и избранной» для Йеуды. Более того, Йеуда не был любимым и избранным для Тамар, во всяком случае, в обычном, человеческом смысле этих слов.

Как наследника она и любила Иуду, и желала его — это была любовь честолюбия. Никогда, наверно, ни позже, ни тем более раньше, ни одна женщина не любила и не желала мужчину в такой мере не ради него самого, а ради определенной идеи, как Фамарь Иуду. То была новая основа любви, такого еще не бывало на свете, — любви, идущей не от плоти, а от мысли, любви, можно поэтому сказать, демонической, употребляя эпитет, приложимый и к тому волненью, которое, без всякого участия плоти, внушала мужчинам сама Фамарь. (Томас Манн Иосиф и его братья Москва АСТ 2000 т. 2 стр. 585)

Не удивительно, что, как только эта «демоническая» любвь достигла своей цели и Тамар понесла от Йеуды, а Йеуда узнал, что ему вновь суждено отцовство, простая, «человеческая» любовь между Йеудой и Тамар становится совершенно излишней и невозможной. «И более не познавал он ее» (Брейшит 38:26). Второе отличие, тоже связанное с «демоническиой», трансфизической природой этой любви и этого отцовства состоит в том, что Шилоах должен появиться на свет не сразу, не из чрева Тамар, а лишь в самом конце «пурпурной нити предвестья и ожидания», иными словами, лишт в Конце Времён. Но Для Тамар эта эсхатологическая бездна ожидания не снижала её великой страсти «войти в историю мира». Напротив, именно ясное представление о «колодце глубины несказанной», но только, на сей раз, колодце будущего, притягитвало и завораживало Тамар. И эта её способность зримо прозревать грялущее даёт нам право смело поставить её в один ряд с тремя Проматерями народа Израиля.