Сергей Баймухаметов: Первая революция под красным знаменем — древний Иран, V-VI века нашей эры

Loading

При миллионном тираже книг за границей, в СССР писатель Морис Симашко был малоизвестен. Когда румынские литераторы приехали в Москву и сказали, что хотели бы встретиться с Морисом Симашко, им в нашем Союзе писателей ответили, что не знают такого прозаика… Не соврали.

Первая революция под красным знаменем — древний Иран, V-VI века нашей эры

Сергей Баймухаметов

50 лет назад в СССР вышла единственная книга о той революции — роман «Маздак», в первом издании — «Хроника царя Кавада». Большей крамолы тогда и представить было невозможно.

Обставлено было, разумеется, по всем правилам тогдашней вольнодумской конспирации. В аннотации говорилось, что это первый в советской литературе роман о первой в истории человечества народной революции под красным знаменем. За свободу, равенство, братство и справедливость.

Уже к 1974 году за рубежами нашей Родины вышло 35 изданий на 35 языках! Парижская «Фигаро» сравнила роман с «Персидскими письмами» Монтескье, тем самым обозначив прямую параллель с современностью, с советской историей. Такая «похвала» могла жестоко аукнуться автору — казахстанскому писателю Морису Симашко, республиканскому издательству «Жазушы» («Писатель»), всем, кто допустил выпуск. К счастью, отзыв «Фигаро» затерялся в рецензиях других газет, бурных откликах, в том числе и официального большого друга СССР коммуниста Луи Арагона — лауреата Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами». А «Юманите», газета коммунистов Франции, посвятила роману три статьи Андре Стиля. В одной из них он, зная наши порядки, старался изо всех сил увести читателей в сторону: «Неправомерно было бы проводить параллели между революцией V века в Персии и событиями 1937 года в СССР…» Хотя, конечно, такое в те времена лучше бы вообще не писать.

Арийский маг Маздак (Древняя Персия, Эраншахр, Иран, Ариана — страна арийцев) увлек своим учением юного царя царей (шахиншаха) Кавада, и они вместе с многочисленными последователями совершили в Эраншахре революцию, свергли власть знатных и богатых, раздали голодным и бедным хлеб и женщин. «Внял правде Маздака великий Кавад». (Фирдоуси. «Шах-намэ», X-XI вв.).

Последователей Маздака звали диперанами и деристденанами — «Верящими в правду». В основном это были, на современном языке говоря, представители древнеперсидской интеллигенции: писцы, врачеватели, ученые, поэты. Дипераны и деристденаны носили красные кожаные куртки — в знак того, что «кровью поклялись переделать мир согласно великой правде Маздака». А потом, когда началась гражданская война, саботаж и контрреволюция, создали нечто вроде нашей ЧК — Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем во главе с пайгансаларом — «Охраняющим правду». Ужас на врагов должны были наводить эти отряды «специально подобранных людей, которых никто не должен знать». Они носили черные кожаные куртки. А когда первый Маздак умер, Маздаком назвали, провозгласили одного из них. «Охраняющие правду», люди в черных кожаных куртках, захватили власть. Они железными крючьями тащили в зинданы и казнили «красных диперанов», вождей революции, объявляя их изменниками.

Нынче на дворе XXI век. В современном Иране действуют «стражи исламской революции» — на них держится режим. 15 веков прошло — а как будто не очень многое изменилось.

Я получил роман из рук Мориса Симашко. Он, Алексей Белянинов и Юрий Герт в те далекие годы опекали меня, вызвали из Петропавловска в Алма-Ату, напечатали в знаменитом тогда журнале «Простор» первую повесть, отправили в Москву на всесоюзное совещание молодых писателей. Прочитал — и воочию предстали передо мной Ленин, неистовые чекисты, Сталин, Ежов, НКВД… Конечно, тут же восторженно поделился своим «открытием» с автором. Морис усмехнулся и перевел застольную беседу на другие темы. Нельзя поощрять такие разговоры с молодым, глупым, невоздержанным на язык. Потом Симашко писал:

«У меня и в мыслях не было, подобно Фейхтвангеру, осовременивать историю. Просто законы ее незыблемы для всех времен и народов. И на самых разных этапах ее развития как ошибки, так и достоинства предшествующих эпох повторяются. Параллели становятся узнаваемыми».

В семидесятые годы «Маздак» оказался созвучен мыслям и чувствам потому, что почти никто из свободомыслящих не покушался на основы: интеллигенция верила в праведный, ленинский коммунизм. Мы думали и говорили лишь об искажении настоящей демократии Ленина и правды Ленина.

«Непобедима правда, пока ложь не проникнет в нее изнутри. Трудность в том, что ложь всегда может прикрыться правдой, но правда ложью — никогда. Малейшие ростки лжи должны быть отделены, иначе снова смешаются свет и тьма в мире, — проповедовал Маздак. — Рано или поздно становится ложью самая высокая правда… И ничего нет хуже правды, ставшей ложью!»

Эту цитату из романа я привел в Северо-Казахстанской областной партийной газете «Ленинское знамя» с тиражом 110 тысяч экземпляров — в рецензии на однотомник Симашко, изданный в Казахстане в 1974 году, к его 50-летию. Морис, прочитав, покрутил головой: «Ну, вы там, в Петропавловске своем, даете… Одно дело — роман, а это ж газета, все на виду. Ведь Римму могут уволить к чертовой матери!» (Римма Васильевна Сергеева — редактор «Ленинского знамени», моя названая мать).

Морис Симашко

При миллионном тираже книг за границей, в СССР писатель Морис Симашко был малоизвестен. Когда румынские литераторы приехали в Москву и сказали, что хотели бы встретиться с Морисом Симашко, им в нашем Союзе писателей ответили, что не знают такого прозаика… Не соврали. Первая книга Симашко увидела свет во всесоюзном издательстве «Советский писатель» только в 1975 году. А Симашко ведь еще в 60-е годы напечатал две повести в легендарном «Новом мире» Твардовского. Что уж говорить о других литераторах из далеких краев…

У русских писателей, живущих в союзных республиках СССР, была особая планида, со своими плюсами и минусами. Их мало знали и мало издавали в Москве. Зато им было легче и материально, и морально. Их книги в республиканских издательствах печатались часто, большими тиражами. Правда, не имели всесоюзного распространения, резонанса, часто не доходили до внимания московской критики. Но можно было издать что-то такое, что вряд ли пропустили бы в Москве.

Например, как мог выйти «Маздак» в Алма-Ате? Рукопись год пролежала в республиканском Госкомиздате. Поняв, что это надолго, скорее всего — навсегда, Симашко пошел в ЦК.

«Там, в отделе пропаганды и агитации, замзавотделом Шерйездан Елеукенов и завсектором печати Абильмажин Джумабаев прочитали роман и дали добро на его публикацию. Как-никак, темой была революция, но они великолепно понимали, о чем там идет речь. Нет, не все было однозначно в самой партии».

Морис Симашко любил Казахстан. Говорил, что в любом другом месте его литературная судьба сложилась бы не так успешно. Когда знаешь писателя не только по его книгам, начинаешь невольно думать: а что было бы, если?.. Конечно, солдат Великой Отечественной войны, штрафбатовец, он все равно написал бы знаменитую, страшную, первую в СССР штрафбатовскую повесть «Гу-га». Она вышла в Москве в первые годы перестройки и гласности, по ней поставили известный фильм. А в остальном?

После войны его родителям не разрешили вернуться из эвакуации в родную Одессу: мать, Мария Готлибовна — по национальности немка. Академия наук СССР направила его отца, микробиолога Давида Шамиса, в Казахстан. Здесь он создал Институт микробиологии, стал его первым директором, на старом здании Академии наук Казахстана — мемориальная доска в его честь. Морис с пылом окунулся в новую жизнь. Исколесил как журналист Центральную Азию, участвовал в археологических раскопках, поначалу поражаясь тому, что узор на кувшинах, которым несколько тысяч лет, такой же, как на платьях современных азиатских женщин.

«Помню, в Каракумах налетевший ветер-афганец в несколько часов сдвинул миллионы тонн песка, — рассказывал он. — И обнаружился целый караван в сотни верблюдов с поклажей, погонщиками, охраной. Соль и йод пропитали их плоть, и лежали они в единой связке, засыпанные тысячи лет назад таким же внезапным ураганом. Не знаю, успели ли оприходовать эту находку ученые, но через месяц, когда я снова оказался на этом месте, там уже громоздился новый бархан, неотличимый от тысяч других».

Так рождалось ощущение исторического времени, так появился цикл исторических романов и повестей — «Емшан», «Маздак», «Искупление дабира», «Искушение Фраги», «Хадж Хайама», «Падение Ханабада», «Семирамида».

В Казахстане Морис обрел друзей, признание и любовь читателей, славу и почести. А умер в Израиле, в декабре 2000 года. Приехал туда за год до смерти к дочери и внуку. Так жизнь и судьба завершили исторический, литературный и реальный сюжет. Ведь в книге ту, первую древнеперсидскую Хронику царя Кавада и великого мага Маздака пишет еврейский юноша-летописец Авраам, от лица которого и ведется повествование в романе «Маздак».

Print Friendly, PDF & Email

8 комментариев для “Сергей Баймухаметов: Первая революция под красным знаменем — древний Иран, V-VI века нашей эры

  1. Какая всё-таки удивительная параллель. Персидский колдун, сатанист Маркс и его поклонники в СССР, и объединяет их бесноватая политика.

  2. https://www.youtube.com/watch?v=KWzEsrooLdg
    Я посмотрел фильм «Гу-Га». Отец получил во время войны штрафной батальон. Дослужился до звания капитан, был представлен к званию маёр, но вместо этого штрафной батальон, звание сержант. Отца мобилизовали в армию 22.06.1941 г. в Кирове, не хватало пулемётчиков — кто может? — присвоили звание сержант. Через несколько месяцев его направили в Гороховецкие лагеря, Второй моторизованный учебный полк. Полк получил новый вид вооружения — катюши. Сформировали дивизион и будущие инструктора выехали на фронт, январь 1942 г., отец водитель головной машины, второе Московское наступление. Дивизион прибыл на заданную позицию, отстрелялся, но выехать обратно не успели. Немцы разбомбили всё, оставшиеся в живых вернулись пешком.
    После этого отец получил повышение — готовить танкистов механиков-водителей, присвоили офицерское звание. Всё шло хорошо, отца представили на звание майор, уже после Сталинграда. Но… его вызвали на беседу: «Товарищ Гоммерштадт, прочтите, что про Вас пишут» — штрафной батальон.
    Вытащил его маёр Иван Кочкин. Они вместе служили в Гороховецких лагерях, Иван получил звание маёр, а отец нет. Иван Кочкин бросил личное дело отца в печку-буржуйку и выписал новые документы, звание сержант, при этом добавил: если об этом узнают, загремим мы оба.
    Отец прибыл в Ухту. На территорию лагеря привезли танк Т-34 с повреждённым орудием, на ходу (в лагере была зона). Отец оборудовал класс для подготовки механиков-водителей.
    Отец рассказывал, как он съел собаку со своими курсантами. Голод был ужасный. У начальника лагеря была собака, которая бегала по всей территории. Однажды вечером курсанты пригласили его на ужин — зажарили кролика. На другой день начальник ходит по лагерю, ищет собаку. Все молчат. Отец выехал из Ухты с последней группой. Танкисты не подвели — отца демобилизовали из армии в конце 1944 г. по постановлению партии и правительства, частичная демобилизация для восстановления разрушенного хозяйства. Ему выдали военный билет «сержант, необученный», посоветовали особо не рассказывать. Отец вернулся в Киров заведовать гаражом.

  3. .В начале 70-х я совершенно случайно купил эту книгу где-то на станции жэ-дэ. Прочитал — и обалдел. Действительно, в советские времена иногда печатали такое, что тов. Суслов умер бы, коли прочитал. Возьмите, к примеру, стругацкий «Обитаемый остров» в журнале «Нева» в 1969-м.
    Я, конечно, притащил книгу на работу и в нашей лаборатории тоже все были как околдованы. По любому поводу слышалось «О-о, Маздак, о-о-о!». В общем, большая благодарность Симашко, хотя, конечно, в книге очень отметилось послеоттепельное время с определенным культом Ленина даже среди думающих людей.

    1. «Обитаемый остров» в журнале «Нева» в 1969-м.
      ==
      Да, так и было. Читал и думал — как же это опубликовали?

  4. Спасибо за подновленную память о моем любимом писателе молодости, направившем мировоззрение не на чекистов, а на закономерность их появления при следовании «великой идее».

  5. Очень интересно. Книга и фамилия автора промелькнули в подсознании о прошлых временах, но «если бы я тогда был такой умный, как сейчас». Хотя зрительно книгу помню. Что касается «национальных» писателей, то это было характерно и для Белоруссии, где я жил. Василь Быков прорвался в «большую» союзную литературу далеко не сразу. А Алесь Адамович так и остался в основном «белорусским» автором.

  6. Глубокоуважаемый автор,
    Пожалуйста, примите мою самую искреннюю признательность — я читал книгу, но ничего не знал о ее авторе …

Добавить комментарий для Б.Тененбаум Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.