Ян Майзельс

Память 

ПАНОРАМА  СУДЬБЫ 

«Россия, нищая Россия!
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые,
Как слезы первые любви…»

«И всем казалось,
что радость будет,
Что в тихой заводи
все корабли…»
А. Блок

Я родился в глуши, за Уралом,
Вдалеке громыхала война,
И ковала мечи и орала
За  горами Урала страна.

И мне грезится гор панорама,
Серых изб слеповатый фасад.
А на снимках — и папа, и мама
Друг на друга с любовью глядят,

И я сам — ангелочек во взлете,
Но, крылом отвращая беду,
Я отца не сберег…
и в  пехоте
Он погиб в сорок первом году.

А с войны — ни письма, ни открытки
Хоть и чудо случалось порой,  —
И все ждал я, что скрипнет калитка
И покажется папа-герой.

На душе — роковое похмелье,
Каждый третий мужик — инвалид…
И, приняв приворотного зелья,
Дядя Петя в коляске сидит.

Забывается все понемножку,
Мать моя — молодая вдова…
И рыдает гармонь у окошка,
Зазывные выводит слова:

«Может, радость твоя недалеко,
Да не знает, ее ли ты ждешь.
Что ж ты бродишь всю ночь одиноко,
Что ж девушкам спать не даешь?»

Все изведавши страсти-напасти,
Ночи белые, черные дни,
К тихим заводям зыбкого счастья
Разлетелись кровинки мои,

В рай земной устремляясь душою,
От родных отрываясь корней…
Было горе — большое-большое,
Были радости — чуть поскромней.

Всех по странам судьба раскидала:
Где ни глянь — всё родня да родня…
В тихой заводи мать умирала…
Там, под небом чужим…
Без меня…
 
ТУЧКИ НЕБЕСНЫЕ

«Что же вас гонит?..»
М.Лермонтов

Он Россию покидает
И мечтает: поскорей!
Крест на прошлом проставляет
Отбывающий еврей.

Это значит: прочь сомненья,
Веселей вперед гляди.
Совершишь посадку в Вене,
И Россия — позади.

Это значит: скоро Штаты!
Ваш кончается дурман,
Азиаты, азиаты!
Курс один — за Океан!

Это значит: самолеты
Нас умчат за край земли…
Патриоты, патриоты!
До чего вы довели!

Вот и Вена! Все как будто:
Приземлился самолет —
Так расслабься на минуту…
Нет, чего-то не даёт:

И обратно ходу нету,
И еще чего-то жду…
Век скитаться мне по свету,
Словно Вечному Жиду.

Век искать иную землю,
Проклиная милый край…
Что-то в этом не приемлю
И не верю в этот рай,

Где другие патриоты
Нас встречают у ворот,
И уносят самолеты
Нас за новый поворот, —

В рай ли, в ад ли — кто подскажет? —
Что-то знойное на вид,
Купля где и распродажа
Залетевших душ кипит.

Продавать свои таланты,
Видит Бог — судьба жида…
Эмигранты, эмигранты,
Что вас гонит и куда?

НОСТАЛЬГИЯ

В отрешенности и всуе,
В откровенности, в броне —
Все мое в себе несу я, —
Что вмещается во мне.

Есть во мне и смех, и горе,
Сушь и слякоть, рай и ад…
Я ушел за сине море —
Помогает, говорят.

Но за далью Океана
Что-то есть еще пока
Привлекательное странно
В тишине материка,

В ветхом шарканье ступени,
В каждой улочке кривой,
В каждой веточке сирени,
Потревоженной весной.

Сад, завалинка, корова,
Деревянные  дома…
В покосившихся хоромах —
Палех мой и Хохлома.

Детства призраки нетленны,
Чем-то сказочным полны, —
И вокруг — дворцы из пены
И хоромы из волны.

Вместо модной аллергии
К солнцу, к запахам, к цветам —
Ностальгия, ностальгия,
Ностальгия тут и там.

Зову сердца — что ж, поверю:
Все вода кругом. Беда!
Где же мой желанный берег,
Где прилягу навсегда,

Где в последнее мгновенье
Промелькнет вся жизнь опять?
Посреди шипов и терний —
Неземная благодать!

ДУША

Была еще так хороша,
Как сказочный замок в тумане,
Не знавшая жизни душа —
Раба моих робких желаний.

Была моя дума чиста:
Кровинкой в хрустальном бокале,
Росинкой на лоне листа
И лебедем под облаками.

Еще не прошел суховей
С победно грохочущим тушем,
Но призраки первых любвей
Уже накликали кликуши.

И в сумраке синего дня,
На пьяном и злом карнавале,
Они отыскали меня
И тайное слово сказали.

Тогда, о, конечно! — тогда,
Темна, холодна, неизбежна,
Тревога ночи навсегда
В душе поселилась мятежно,

Свой мнительный норов порой
В сомнительной пряча улыбке,
Тая под ночной мишурой
Смычок от несбывшейся скрипки —

В губительной сердца глуши,
Как будто в средине вертепа…
И нету кругом ни души,
Могущей довериться слепо.

Лишь изредка всхлипнет смычок,
Не в силах хранить свою тайну —
И дальнего детства сверчок
Ему отзовется печально.

ОТЕЦ

День — июньский. Век — двадцатый.
Маме только двадцать лет.
В строй становятся солдаты.
Живы бабушка и дед.

Суматоха, сборы, слухи…
Сверлит небо «Мессершмидт»
Дети плачут и старухи.
Вождь загадочно молчит.

Или, может быть, он струсил?
Кто ж приказы отдавал?!
Расставаясь с Белой Русью
Шли составы за Урал.

Будет прожито немало
И привидится во сне…
Меж Сибирью и Уралом
Довелось родиться мне.

А пока — дымят машины.
Нету вдов еще, сирот.
Бабы — дома. А мужчины
Отправляются в поход.

Рок мужицкий, неизменный,
Ждет солдата тяжкий путь.
И гудят, гудят сирены,
Навевая мрак и жуть.

Пухом ей земля сырая! —
Год как нет ее средь нас —
Прибежала тетя Рая:
«Гришу видела сейчас!

Вон он — там, где вся пехота,
Среди стриженных голов.
Ты скажи ему хоть что-то
На прощанье… Пару слов».

С неба немец слал листовки
(бомбы он пошлет потом).
Мой отец стоял с винтовкой,
Мама, плача, с животом.

И, страшась, что не расслышит
Он ее сквозь танков гул,
Закричала: «Гриша, Гриша!».
Молча он рукой махнул.

И прошли солдаты строем
В ночь войны средь бела дня.
Мой отец погиб героем,
Не увидевши меня.

И меня тревожат марши,
Песни тех военных лет.
Я отца в два раза старше*,
Он Солдат, а я поэт —

Вот «генетика» поэта…
Двадцать первый на дворе…
Мы с отцом расстались летом…
Я родился в ноябре.
___
*Стихотворение написано в 2001 году, в годовщину нападения  немцев на СССР.

НА КЛАДБИЩЕ СМОЛЕНСКОМ

В тиши почти что деревенской,
Свершая чувственный обряд,
Я был на кладбище Смоленском
Среди надгробий и наград.

Шел мелкий дождь. Была суббота.
Терзал мой мозг печальный стих.
Меня влекло куда-то что-то
Под зелень улиц нежилых,

В земную тишь миропорядка
И в неземную благодать.
Под шум дождя мне было сладко
О тихой пристани мечтать

На берегах реки Смоленки,
В переплетении корней.
Поодаль, у бетонной стенки
Две утки плавали по ней.

А чуть левее, у забора
Бесились псы, забор храня.
Я понимал, что я был вором
В их понимании меня.

И увязались псы за мною,
Из кожи рвались и из жил —
В их пониманьи я земною
Своею жизнью дорожил.

Иного мира, неземного,
Где все уже предрешено,
Воображения больного
Понять им, бедным, не дано.

Но здесь, на кладбище Смоленском,
Мог помечтать я, как поэт,
Что в городке далеком энском
В меня направлен пистолет.

Вмиг разрешая все проблемы
И сократив мучений срок,
Я буду там, где будем все мы, —
Быть может, раньше на годок.

Уйду туда, в иные дали,
От Черной речки пустоты.
А за оградой не рыдали
И молча ставили цветы.

Вороны каркали упорно.
Кружились листья над рекой.
Дождь умирал… И кто-то в черном
Шептал слова за упокой.

* * *

Когда былое истекло,
Весь мир вокруг и чужд, и странен,
И брызги дней летят в стекло
Полынью лет на сердца камень.

Тот камень тяжек и горюч,
Подвержен холоду и зною,
Но вдруг, как солнце из-за туч,
Взойдет в нем что-то неземное,

Такое жаркое, что вновь
Цветет сирень среди бурьяна,
Как будто первая любовь
К тебе вернулась покаянно,

Еще несмятым парусам
Вернувши трепетность былую,
Взлетев к высоким небесам
И к сокровенным поцелуям.

И вновь тебя объемлет дрожь,
И взгляд один всей жизни стоит…
Но сердца камень не тревожь —
Пустое все это, пустое.

Себя к разлуке приготовь:
В закатном зареве мелодий
Твоя последняя любовь
За грань реальности уходит.

Уже кончается твой день —
Седым дождем на серых скалах,
И залегла ночная тень
Среди камней и бликов алых.

И там, где тень небытия
Прошла от края и до края,
Осталась женщина твоя
И плачет, слез не утирая.

РУССКИЕ МОТИВЫ НА ЕВРЕЙСКИЕ ЛАДЫ
(сюр)

Комары ударяются в стекла,
Только слышен их жалобный стон.
За окошком дорога размокла,
Выхожу я один на балкон,

Чтоб природу почувствовать остро,
Одолеть теплокровный рефлекс,
и гляжу на Васильевский остров,
Омываемый влагой с небес.

Кто плывет, как под парусом Грина,
Кто затейливым машет зонтом,
Кто-то дома сидит у камина,
Упираясь в свой нос животом.

Пролетают с мигалками стражи,
Водяную рассеявши пыль —
Они женам и детям расскажут
Детективную русскую быль.

Задыхаясь в малиновом звоне,
Вынес многое русский народ…
Люди добрые, что же вас гонит?
Зависть ль тайная спать не дает?

Или, может быть, злоба открытая
Направляет вам пулю в висок?
Иль шпана новорусская сытая
Отбирает последний кусок?

Что-то холодно стало!.. Быть может
Дверь захлопнуть, в тепло поскорей?
Глянуть в зеркало… Кто это, Боже,
Отмороженный старый еврей?!

Это я ли, мальчишкой который
«Наутилуса» трогал штурвал,
Запираю оконные шторы
И о море мечтать перестал?

Я ль, дотла обожженный годами
И балластом ушедший за борт
Жадно щупаю твердь под ногами,
Вспоминая покинутый порт?

Я ль, ходивший путями Борея
Средь жемчужно-базальтовых скал,
Стал похож на больного еврея,
Что от жизни смертельно устал?

И, с ветрами гулявший на воле,
Повидавший волшебные сны,
Стариковской довольствуюсь долей,
Погруженный в четыре стены?

На былое гляжу из окошка,
Из ушедших в забвение стран…
Мне сочувственно щурится кошка,
Забираясь на старый диван.

Чьи-то тени колышутся странно,
Натыкаясь на мыслей иглу…
Выплывают огни из тумана
И ныряют обратно во мглу.

И за этой туманною синью,
Миражами реальность поправ,
Ухожу в неземную пустыню,
Где изысканный бродит жираф.