Сергей Эйгенсон: Эпизоды под парусом

Loading

На море опустился такой густой туман, при практически полном безветрии, что ванту и впрямь было не разглядеть. Куда-то нас все же несло течением, но куда? Компаса у нас не было. Ну кому нужен компас, если мы собирались идти в километре от берега?..

Эпизоды под парусом

Из серии «Рассказы по жизни»

Сергей Эйгенсон

Продолжение серии. Начало

Упаси Господь, я себя яхтсменом не считаю и никогда не пробовал считать. Не пришлось мне выводить «Дракон» в открытый океан или хотя бы ходить на как бы общедоступной пластмассовой «Ассоли» по Московскому морю. Парусник для меня — это или байдарка с навесным вооружением либо польский надувной швертботик «Мева», популярный в 70-х, либо мой катамаранчик «Альбатрос» с надувными баллонами. Ну, или взятый напрокат на тропическом курортном пляже Hobie Cat. Но все же когда-никогда и я поднимал парус, держал румпель и даже определял ночью по звездам свой курс. Об этом и вспомню. Больше-то уж явно не ходить с ветрилом.

***

Один мой близкий приятель, который нынче живет на берегу Эгейского моря и со своей моторной яхточкой проводит дни на волнах, говорил мне, что его в детские годы привел к морю и парусам Александр Грин. Немного странно, потому, что этот писатель в парусах понимал не особенно, а море больше любил издалека, из Вятки. При близком контакте они соотносились много хуже. У меня интерес к морской теме, скорей, связан с попавшей еще тогда в руки книгой знаменитого кэпа Лухманова «Под парусами через океан». Ну, может, еще с «Одиссеей капитана Блада» Сабатини и «трофейным» фильмом «Остров страданий». А верней всего — тут был Гумилев, прочитанный в какой-то венгерской (?!) хрестоматии по русской поэзии начала ХХ века.

На полярных морях и на южных,
По изгибам зеленых зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.

Но на самом деле писатели и книги тут вообще не так важны. Просто ребенка, да еще и мальчишку, тянут к себе морская даль, натянутое полотно, шум ветра, хотя бы и воображаемые.

Море я, однако ж, увидел впервые уже в 19 лет, поехав в отпуск со своего химзавода в Уфе. А в детстве водные путешествия для меня — это почти каждый год пароходом из Уфы к деду и бабке в Молотов и обратно с пересадкой в Дербежке, пристани около места впадения Белой в Каму. А когда мне исполнилось 7 лет, то дед, работавший бухгалтером в пароходстве, использовал свой положенный проезд 2-м классом за два года для нашего с ним путешествия из Молотова (ныне Перми) до Астрахани и обратно. С его стороны это был настоящий подвиг. Ему все же было уже семьдесят, а я был ребенком крайне живым и любознательным. При этом любознательность моя постоянно уходила то в машинное отделение, то за палубное ограждение. Так что он получил от пассажиров прозвище — Дед-Герой.

Помню тоже, что в Астрахани он купил небольшого осетра и начал со мной советоваться — пустить ли его на пирог или сделать что-то другое. А я от полноты души предложил: «Давай, дед, мы его подлечим и выпустим назад в реку». Так что пришлось ему весь обратный путь скрывать осетренка от меня в пароходном холодильнике. Благодаря деду я успел посмотреть Волгу еще не цепью водохранилищ, а рекой, текущей по лету меж высоких берегов. Города стояли там, наверху, вних к дебаркадерам тянулись длиннейшие деревянные лестницы, внизу у которых местные девчонки торговали маленькими газетными кулечками с ягодками: лесной красной мелкой земляникой, безумно вкусной и ароматной тоже мелкой бело-зеленой клубничкой, темносиней черникой и крупной садовой земляникой, которая именовалась по сорту Викторией. Очень было приятно.

Эти речные поездки продолжались лет до четырнадцати, потом, конечно, сменились самолетом. Реально паруса все еще почти не появлялись ни в моей личной жизни, ни даже вокруг меня. У нас же не Одесса. Рыбаки — это были не парусные шаланды, а моторные либо весельные лодки. Только что один раз меня занесло в парусный клуб Новоуфимского завода и я прокатился пассажиром на «Кадете». Но годы шли, я стал старшеклассником. Появился, в дополнение к моему увлечению математикой, химией и историей еще и туризм. Частью пеший. От Уфы два часа ехать на электричке до начала Уральских гор. А там по долинкам, ставишь палатку где-то на берегу озерка либо речушки на опушке. Милое дело. Был и водный туризм. Но байдарок почти не было, обычно надувные лодки, благо у нас в городе они и делались на заводе резинотехнических изделий. Еще один вариант — группа, как правило, во главе со школьным учителем географии или еще чего-нибудь, запасшись двухручными пилами, плотницкими топорами, долотами, коловоротом едет по жэдэ в верховья Демы или другой лесной спокойной речки и там мастерит себе плот и вытесывает греби — громадные весла для управления. Времена были еще настолько идиллическими, что никаких столкновений с лесниками или, упаси Господи, штрафов никто и не ожидал.

На середину плота ставится большая палатка для туристской команды, иногда недалеко от нее на бревна еще и насыпается горка земли, чтобы было где жечь костер. Сплав, конечно, только по течению, ну, много, если гребями направишь плот к желаемому берегу. Все тут было явным подражанием тем громадным караванам плотов, которые сплавлялись по большим рекам. Там плотовщики рыбачили по пути и обязательно варилась в ведре над костром уха. Было очень славно, но парус тут был бы так же чужд, как и атомный реактор.

***

Уже после ВУЗа и армейской службы я оказался в Москве. Мы жили с женой и сынком в коммуналке на Тверском бульваре, а работать я стал во ВНИИ по нефтепереработке на Шоссе Энтузиастов. Вот тут я плотную столкнулся с парусами. Сначала пошел с нашими же коллегами из водной секции по Подмосковью. По дороге оказался громадный разлив шириной километра два, а длиной, наверное, и в десять. Тащиться на веслах желания не было и мы под руководством нашего «командора» Володи срубили и вставили на носу байдарок елочки, а к ним присобачили развернутые одеяла и плащ-палатки. И пошло, довольно бойко пошло, благо ветер был попутный и умеренно сильный. Мне понравилось, как и вообще весь этот маршрут и пейзажи Дальнего Подмосковья.

А потом оказалось, что в секции есть не только байды, но и польский надувной швертбот «Мева». Ну, не совсем надувной. Собирается деревянный набор типа байдарочного, но пошире, а у «шкуры» есть поддувные борта. Весил он 72 килограмма, то есть в два раза тяжелее привычной для переноски байды Салют-3, поднимал 280, что значит максимум четыре человека на прогулке и два-три в походе с грузом. Вооружение — шлюп, сиречь грот плюс небольшой стаксель спереди, общая площадь шесть с половиной метров. Если идешь один, то стаксель не разворачиваешь и ходишь «кэтом» на одном пятиметровом гроте. Что еще показалось ценным — так это то, что можно закрепить гик вдоль яхточки и натянуть от него полотнище к бортам. Получается палаточка на двоих. Можно ночевать. Цена этого дела была, сколько помню, триста пятьдесят, то есть три моих тогдашних месячных зарплаты.

И к этому оказалось, что помещение в институте, где хранились байдарки и прочее, должны идти под ремонт. Все разобрали по домам, я взял как раз «Меву». Как раз к случаю была куплена в Доме Книги на Калининском «Школа яхтенного рулевого». Я в дороге от дома на Тверском до работы на Шоссе Энтузиастов постепенно ее прочитал и решился выйти на воду. Собрались мы с моими коллегами по лаборатории Леней и Женей и отправились для начала на Строгинский залив.

Помнится жаркий и почти безветренный день в начале июня. Сначала мы несли в 10 утра все три упаковки яхты (рюкзак с частью набора, «шкурой» и парусами, брезентовый пенал с деталями мачты и длинными элементами набора и «портфель» со шпангоутами и кильсоном) плюс рюкзачок с закуской на себе по Тверскому бульвару с середины до Пушкинской площади. Встреченные старушки-пенсионерки прокомментировали вслед нашей нагруженной компании: «Видимо, отдыхать собираются!». Потом троллейбус N 12, пересадки и наконец берег поймы у Строгинского моста.

Ветерок был слабенький-слабенький. Мы все же собрали лодку, заняло это минут сорок — все же имеют опыт по сборке байдарок, подкачали «лягушкой» борта и спустили дредноут на воду. Долго, переругиваясь, ловили ветер и, наконец, пошли через залив. Водоем, как известно, искусственный, выкопанный беломоро-балтийскими зэками как аккумулятор воды вблизи столицы. Вот по этой чаше мы и чертили вдоль и поперек. Помню, как Леня утомленным голосом просит меня: «Смени галс, пожалуйста, а то на меня тени нет, жарко».

Все же нам понравилось и в это лето мы выбирались с яхтой каждое второе воскресенье, благо она никому, кроме нас не была нужна. Прошлись как-то по Клязминскому около знаменитого пансионата. А потом пересекли водоем и высадились в милом месте на берегу около маленькой тополиной рощицы, чувствуя себя в некоторой степени колумбами. Вот оттуда нас и поперла охрана. Оказалось, что тут дом отдыха ЦК КаПэСеСе, так что нам быть никак не полагалось. Как-то на Истринском водохранилище устроили даже гонки. Дело в том, что мы один раз взяли с собой Сашу К. из Института Органической химии АН. Ему крайне понравилось, он поработал со своими женой и матерью и те купили и подарили ему к дню рождения такую же точно «Меву». Мы себе такого позволить не могли, но у нас уже и была яхта из турсекции.

Вот с двумя наборами мы поехали на автобусе к Истринскому, собрали лайбы и стали гоняться по свежему ветру. Удовольствие было большое, но под конец у нашей лодки на смене галса сломалась мачта. Пришлось за казенный спирт заказывать у столяров колено вместо сломанного с проточкой вдоль этого куска мачты ликпаза для того, чтобы продевать в него ликтрос паруса, крепить таким манером грот. Ходили еще по Клязьминскому, по Пестовскому водохранилищам, добираясь туда с Речного вокзала на Химкинском «Ракетой». Как-то раз, помню, взяли с собой нашу сотрудницу Олю К. вместе с ее мужем. Оленька выпросила себе возможность поуправлять, держась за румпель. Меняла она галс каждую секунду и при этом регулярно била гиком мужа по голове, так что он взмолился о пощаде. Насилу я ему внушил, что надо сесть пониже, чтобы уцелеть.

Где-то примерно в ту же пору мне довелось услышать от своего приятеля Б. Б. забавные рассуждения на детективно-парусные темы. Он поделился своим удивлением по поводу того, что в книжках Воениздата если появляется шпиён либо «лесной брат» и ему надо срочно сматываться от неустрашимых чекистов, то он слышит от специально обученных людей, что де в такой-то бухточке ночью его ждет парусная лодка с запасом воды и перекусом на путь до Швеции. И никто никогда (!) его не спросит — а умеет ли он обращаться с парусами. Видимо, умозаключал Борис, там это умеют все. И вопросы на эту тему задавать неприлично. Ну, что я мог на это сказать? Только то, что никто этому осколку буржуазной псевдодемократии не предложит же привязанного в укромном месте верблюда, либо упряжку лаек. Видно — такой там в Прибалтике климат.

Как-то раз я вытащил и свою жену с сыном, чтобы парень познакомился с парусом. Но ей там сильно не понравилось, дул ветер, кругом была мокрая вода, и нам пришлось быстро свертываться и возвращаться в город. На самом деле она просто боялась, чтобы Сашеньку не продуло.

Но время шло, пришла осень, яхту я отвез в институт ВНИИ НП, где и пристроил опять в комнате турсекции. На этом парус надолго ушел из моей жизни, а я сам собрался и уехал в Нижневартовск, стал там работать, через полтора года получил квартиру и привез семью из Москвы. Были по осени болота с клюквой и морошкой, походы за грибами, однажды я слетал на вертолете и привез полный абалаковский рюкзак белых грибов плюс ведерко брусники. К зиме квасили ведрами капусту, солили обскую рыбу пыжьяна. В общем, развлечений хватало. Я думал, что сыночку это все полезно для широкого образования. Но вот парусов и вообще водного туризма не было. Не считая разве поездок с приятелем на его моторке вверх и вниз по реке.

Парень подрастал и я купил байдарку «Таймень». Покатались сначала у нас же в Нижневартовске на одном из озер, потом взяли с собой в эстонский Пярну. Катались по заливу, оставляя лодку по договоренности в кафе на пляже. Имели мы определенную популярность, почти такую же, как украшавший собой взморье Савелий Крамаров, сидевший у воды на камне и менявший каждый день разноцветные шапочки. К нам регулярно подходили люди с просьбой покатать, благо море было на удивление спокойным. Потом как-то прошлись по реке Пярну от какого-то места в среднем течении, куда приехали на рейсовом автобусе, вниз до центра самого города. По дороге убедились, что пресловутое отчуждение, доходящее до недружелюбия, со стороны эстов исчезает, если здороваться «Тере!». Получишь в ответ «Тере-тере!», а если попросишь заученными эстонскими словами, то на хуторе тебе нальют воды и даже молока.

Потом байда у меня несколько неожиданно получила доработку. Я как-то в командировке увидел в магазине «Спорттовары» набор труб и зажимов, позволявший превратить лодку в тримаран. Привез его домой, потом на свалке у вертолетной площадки нашел сборную военную антенну, сразу подумал: «Вот у меня и мачта». А к дню рождения краснодарские приятели-туристы подарили мне списанный капроновый грузовой парашют. При такой умелице по части шитья, как моя жена, это быстро превратилось в грот, стаксель и в виде бонуса еще и небольшой спинакер для моей лайбы.

Под спинакером я все-таки не ходил, а парус и тримарановый набор взял с собой в Уфу, где у моих родителей мы с Сашей провели мой очередной северный полуторамесячный отпуск. Там мы с ним сплавлялись на байде по горно-лесным башкирским рекам Симу и Инзеру, ему очень нравилось идти по реке и ночевать в палатке. Правда, один раз на Симе мы с ним проходили мимо высокого мыса, на котором стоял одинокий сельхозкомбайн. На вопрос парня: «А где комбайнер?» что я мог ответить? «Пошел в деревню, в сельпо за бутылкой». Я еще не сказал ему о том, что этой не самый худший вариант, мог бы и поехать туда на комбайне, добивая технику до утиля. Но сынок мой тут закипел всем своим тринадцатилетним сердцем: «Партия-Правительство на него надеются, что он тут небывалый урожай убирает. А он в сельпо за водкой!» Ну, тут уж я ничего сделать не мог, ничего другого и я сам не видал.

А один раз мы приехали на пляж на Белой у моста к аэропорту, я собрал там свой парусный тримаран, посадил его и его приехавшую погостить из Орла кузину и мы пошли вниз по реке. Не столько под парусами, сколько просто вниз сплавом. Впечатления для детей все равно были отличные. Паруса, в основном, позволяли нам направляться то к правому, то к левому берегу. Но вот когда мы сплавились примерно до того места, где жили — ну, тут была нелегкая работа по подъему разобранной байдарки и сложенного в отдельный мешок паруса и другого спецоборудования на высоченный речной берег. Больше, кажется, мы на этой сложной конструкции и не ходили. Но я все равно был доволен, что мой подросток теперь знает — что такое идти под парусом.

***

Еще через пару лет я наткнулся в московском магазине на тогдашнюю новинку — надувной катамаран-шверцбот «Альбатрос». Шверцбот, это, если вы не знаете, такой вариант, когда в воду опускают для ее управляемости не широкий нож-шверт посередине лодки, а два более узких ножа-шверца по бокам. Тоже полная возможность превратить кокпит в палатку для ночлега, натянув тент через гик. Вообще неплохие характеристики: грузоподъемность 320 кэгэ, что дает возможность ходить втроем с рюкзаками, вес в двух мешках 6о кэгэ, вооружение шлюпом с общей площадью парусов 8 квадратов, можно при желании крепить подвесной мотор. Короче, для меня это было в некотором смысле реализацией мечты. Делали это на ташкентском авиазаводе, там же, где «Антеи» и Илы-76. Стоил катамаран пятьсот пятьдесят рэ, но в ту пору это уже для меня проблемой никак не было.

Прошелся я на нем разок все по тому же Строгинскому заливу, благо мои жена и сын, уже уехавшие с Северов, жили в Москве как раз в Строгино. А потом, добираясь в очередной раз из Сибири в Краснодар, взял билеты через Москву, там погрузил в самолет свою новую игрушку и довез до места. А в головном институте сделал свои дела и ушел, как уже было согласовано, на неделю в счет отпуска. Замысел был обдуман заранее — пройти под парусом вдоль крымского берега. На маршрут вдоль ЮБК до Ялты либо Севастополя я не надеялся, был уже отчасти знаком с пограничниками. А вот вдоль Арабатской стрелки от Керчи до Геническа — отчего не сходить? Тогда на Азове госграниц еще не было. Это уже достижение 90-х годов.

Дело было в начале лета. Мы заранее сговорились на этот предмет с моим краснодарским юным другом Юрой по прозвищу Малыш. Он достаточно часто приезжал к нам в Сибирь вместе с В. Я. Фридландом для работы на газопроводах. Такой впечатляющий высокий и некостлявый красавец, кандидат в мастера спорта по горному туризму плюс черный пояс по айкидо. Никогда не забуду, как мы пришли в винный магáзин в Нижневартовске, где вокруг прилавка толпилось человек двести народу. Юра сказал: «Нет проблем» и ввинтился в столпотворение. Вывинтился он через пять минут, неся над головой на одной руке ящик целевого продукта. Я о нем как-то уже писал довольно подробно.

Но с водным туризмом он тогда еще не познакомился, так что с удовольствием согласился пойти со мной по Азову матросом. Для начала мы выехали довольно большой компанией на близкое к Краснодару Шапсугское водохранилище. Благосостояние в те последние предперестроечные годы возросло уже до того, что поехали на трех «Жигулях», разумеется, с палатками, продуктами, костровым оборудованием и согревающим. Было с нами и одно подрастающее дитя по имени Андрюша, сын Тани и Валеры П.

Собрали лайбу, покатали всех по очереди под парусами по водохранилищу, заодно проверили расставленные колхозные сети. Оказалась в них всего одна рыбка, видно, сами рыбаки недавно смотрели. Но зато это была деликатесная чехонь. Спекли ее на прутике над углями и отдали, конечно, подросточку. Взрослые сосредоточились на прихваченной из города костлявой говядине с картошкой, из которых и сварили супчик. Ну, не будем скрывать, что и согревающее пошло в дело. Отдохнули, одним словом.

В понедельник я доделал последние дела в институте и, с чувством выполненного долга, ушел в отпуск. Ну, и Малыш тоже. Погрузились вместе с мешками, в которых наша яхта, и парой абалаковских рюкзаков в междугородный автобус Краснодар-Симферополь и доехали в нем до Керчи. Потом на городском уже автобусе доехали до пляжа к северу от города, заняли при этом своим багажом половину всю заднюю площадку. На пляже, по-моему, это место называлось Юркино, переругиваясь собрали лайбу, подтащили к прибою, загрузили и вышли в Азовское море. Ветер дул прелестный, не слишком сильный бриз, и мы в галфвинд побежали сравнительно быстро вдоль северного берега Керченского полуострова в сторону Арабатской стрелки. Шли недалеко от земли, на расстоянии примерно километра.

Не знаю, как сейчас, а тогда этот берег был достаточно пустым. Видели мы с воды всего три или четыре крохотных поселочка, а то всё невысокие скалы, пляжики, степные обрывы над морем. До вечера пробежали километров пятьдесят и выскочили на берег на небольшом пляже под степным высоким берегом. Палатку нам ставить не надо, свернули парус, зафиксировали гик к корме и натянули полотнище — вот и дом. На песке было некоторое количество плавника, я собрал костер, а Юрочка со спиннингом попытался промыслить рыбки. Много приходилось слышать, что Азов полон рыбой. Может быть — где-то в других местах. А тут попался один разъединственный бычок, что для ухи, конечно, маловато. Добавлю, что мой матрос продолжал и дальше рыбачить, и каждый день ему доставался еще один бычок. Так что приходилось его выкидывать на корм чайкам.

Так что сварили кулеш из прихваченных с Кубани пшена, картошки, лука и сала, развели что полагается и поужинали в честь начала маршрута. Подумавши достали матрасы и положили на песок. На самом деле, ночевать в теплую ночь под звездами было гораздо лучше, чем в палатке. Утром быстро умылись и искупались в нежной теплой соленой воде, собрали свои бебехи и двинулись дальше. Теперь на румпеле был уже Юра, усвоивший, что надо делать. А я просто балдел, глядя на пустынный берег и сине-зеленое море. Вспомнил при сем случае Гомера: «Остров есть Крит посреди виноцветного моря, прекрасный», и громко произнес это, хотя шли мы не по Медитерране, а как раз по Меотийскому озеру греков.

Северный, но не холодный ветер вел нас по-прежнему и мы дошли до Казантипа. Тут, сами понимаете, еще раз выскочили на пляж и не смогли удержаться от того, чтобы не прогуляться по мысу. Понравилось — нет слов. Но уже при уходе мой компаньон вдруг припомнил, что по слухам на мысу должно быть полно змей. Мы реально ни одной не видали, должно быть, у них было «dolce farniente». Еще мы наковыряли мидий и испекли их на углях от сухих кустарников. Это хорошо бы под белое сухое вино, но чего не было — того не было. Пришлось запить традиционным разведенным. Кстати, тут же на берегу мы нашли старый чайник, отмыли его с песком и попытались сварить компот из привезенных с собой слив. Но, к нашему разочарованию, вода посинела и пить компотик мы не решились. Потом уж до нас дошло, что чайник-то был мельхиоровый, так что варить что-то кислое в нем было нельзя, чтобы не потравиться солями меди и цинка. Пришлось опять выкинуть.

Тут мы и заночевали, но уж на эту ночь под полотнищем. Что-то задувать стало посильнее, чем при обычном бризе. А утром посмотрели на море — волны с барашками, можно сказать, что и штормик, но слабенький, баллов 4-5. Волны по максимуму метра два. Идти все же надо, но не такая мы пока слаженная команда, да и я себя как рулевого не преувеличиваю. Все же отошли и бойко полетели вперед. Пересекли Казантипский залив и все же решили, что надо заканчивать с морскими приключениями, благо уже вот они Щелковские пляжи. Пошли к берегу. И тут я фраернулся. Не успел вовремя убрать шверц и ткнул им в песок. Дюралевая трубка не выдержала и сломалась. Тут ветер утих, но дальше со сломанным правым шверцем не пойдешь.

Надо сказать, что в ту пору Щелково было более или менее известно по стране, как место строительства Крымской атомной электростанции. В Перестройку это дело закончилось ничем в связи с демонстрациями «зеленых». Как будто бы, АЭС строилась ровно на разломе коры и была опасность катастрофы. Стройку законсервировали. Я не специалист — может и так. Но в ту пору никто об этом не слыхал. Ясно было одно — мастерские, где мы можем починиться, тут должны быть на каждом шагу. Так и вышло. Я прихватил с собой поломанный шверц и чекушку спирта, а матрос остался на пляже стеречь плавсредство. За спирт мне, конечно, в ближайшей автомастерской дали инструменты и дюралевую же толстостенную трубу меньшего диаметра, так что я обрезал покалеченное место, соединил лопасть и шарнир на этой трубе, закрепил заклепками и гордо вернулся к Юре, держа отремонтированную деталь над головой. Больше тут нам было ловить нечего, мы быстро перекусили хлебом с копченой колбасой, холодным чаем. И на слабеньком ветерке отошли от этого берега и опять в галфвинде пошли к Арабатской стрелке.

Тут мы сменили направление с западного на северо-северо-западное и бойко пошли в бакштаг вдоль стрелки. Наконец, дело пошло к вечеру и мы выскочили на берег. Вытащили лайбу на песок, опять насобирали выброшенных на берег просоленных кустов и деревяшек, разожгли костерок и сварили рисовой каши с тушенкой и луком. Только мы расположились у костерка с мисками, ложками и кружками с тем, что романтически именовали «грогом», как зашло солнце. Со стороны Сиваша на нас налетело примерно полмиллиарда мелких, но удивительно кусачих комаров. Мы взвыли от горя, заскочили в воду по горло и быстро-быстро сожрали кашку, стараясь минимально подставлять свою кожу кровопийцам.

После этого пулей выскочили из воды, побросали барахло в лодку и на максимально доступной скорости двинулись от берега. В себя пришли и остановились мы уже километрах в двух от стрелки, когда нас окончательно оставили в покое комарики. Посмотрели друг на друга и захохотали над собой и над своим перепугом. После этого я взял курс вдоль косы и мы пошли дальше в сторону Геническа. К берегу мы до рассвета возвращаться побаивались. Часам к двум ночи я понял, что вот-вот засну над румпелем, разбудил матроса и передал ему управление, наказав, что Полярная звезда должна быть над правой вантой. И сам захрапел.

Проснулся я часа через два и спросил у напарника:

— Как там курс?

— Да понимаешь, я не вижу.

— Полярную?

— Если бы… . Я ванту не вижу.

Действительно, на море опустился такой густой туман, при практически полном безветрии, что ванту и впрямь было не разглядеть. Куда-то нас все же несло течением, но куда? Компаса у нас не было. Ну кому нужен компас, если мы собирались идти в километре от берега? А ну как мы выскочим на середину Азова, куда совсем не хочется?

Еле-еле сквозь туман пробивался какой-то свет. Понятно, что это Луна, но вот в какой она должна быть части небосвода? Начался спор с взаимными обвинениями в невежестве и незнании теории Коперника. В конце концов договорились на том, что направление движения спутника Земли по орбите значения не имеет, это наша планета вращается с запада на восток. Так что Луна восходит, как и Солнце, на востоке. Определившись, повернули примерно на запад, благо начал дуть какой-то ветерок. Но успокоились только услышав шум прибоя у берега Арабатской стрелки. Наконец, взошло Солнце и мы радостно причалились, чтобы поспать еще хоть пару часиков.

Пошли дальше. Панорама стрелки не особенно интересная, но мы в пути обсуждали известный в ту пору проект создания на Арабате колоссального курорта Минобороны. Предполагалось, что военные настроят санаториев, цивилизуют пляжи, изведут комаров. А для питьевой и санитарной воды проложат трубу от Днепра вдоль всей косы до Крыма. На это, однако, не хватило пороха даже у генералов. Еще и сегодня почти вся коса необитаема. Мы это знали и постарались выжать все из своих парусов, чтобы добраться к вечеру до конца стрелки к конечной нашей точке Геническу. Один только раз тормознулись на полчаса там, где ширина стрелки была меньше километра, чтобы пробежаться до Сиваша и лично намочить в нем ступни. Вода, действительно горькосоленая и, как мы уже знали, там по вечерам должно быть полно комарей.

Несколько раз недалеко от берега, метрах в двухстах примерно, мы встречали маленькие платформы на ажурных «ногах», явно оставленные геологами. Понятно, во всяком случае для жителя нефтяного края, что тут бурили в поисках нефти или газа. Мы подплыли, залезли на платформу по лесенке — действительно, увидели устьевую задвижку, для надежности заглушенную. Потом я об этом вспоминал, когда читал аксеновский «Остров Крым», где Арабат стал громадным нефтяным месторождением.

Часов в пять вечера мы высадились на пляже в Стрелковом. Там еще было немало людей. Мы купили пирожки из корзинки очень милой, но явно не совсем славянской девочки. Потом уж разобрались в том, что для крымских татар в ту пору область была закрыта для прописки. Даже Герой Советского Союза Амет-хан Султан не мог прописаться в своей родной Алупке, где стоял его бронзовый бюст. А Стрелковое и весь конец стрелки уже в Херсонской губернии и туда запрет не распространялся. Поэтому туда массово переселялись крымцы из своей узбекистанской ссылки 1944 года. Вот и данная девчушка, повидимому, так и попала туда. Переночевали опять на пляже. Утром добежали до материка, до Геническа. Собрали лайбу и оттащили ее на жэдэ вокзал на грузовую станцию. Там я отправил ее малой скоростью в Москву, а сам подскочил на электричке до магистральной линии и до столицы на проходящем поезде из Симферополя. А Юра поехал в обратном направлении, добираясь до своей тетушки в Ялте, чтобы провести еще и там дня три-четыре.

***

Ну вот, а потом времени для лодки у меня просто не стало. На дворе была Перестройка. Для меня лично это значило, что мои измерения расхода нефтяного газа на факела, по которым получалось, что горит на несколько миллиардов кубометров в год больше, чем значится по ведомственным отчетам, и которые никем, от местных начальников до моего института в Краснодаре и Миннефтепрома в Москве, не признавались, пошли, наконец, в дело. Очередная министерская комиссия, посланная в Сибирь, чтобы стереть мои цифры, а заодно, если можно, то и меня самого, посмотрев на отчеты заводов по приему сырого газа и на данные по добыче нефти вынуждена была признать, что заводы перерабатывают газа в полтора раза больше, чем по официальным отчетам отправляют нефтяники. А еще я их подвел к окну и показал, как факела полыхают над Самотлором.

Короче говоря, директора нашего института сняли на коллегии министерства — должен же быть виновный, а мне обкомом КаПэСеСе было поручено провести такую же работу на всех главных месторождениях области. Мне понравилось. Полностью исчезли проблемы с транспортом и жильем на местах — я и мои сотрудники приезжали как обкомовские представители. Геологи нефтяных контор резко сменили отношение к результатам со «Всё это чепуха!» на «Спасибо за Вашу ценную работу!». А для заправки моих дифманометров мне выдали десятилитровую бутыль этилового спирта, что, по крайней мере, гарантировало мои разъехавшиеся по всей Западной Сибири бригады от простуды. В приборы-то я давно уже научился заправлять недефицитный изопропиловый спирт.

Ну, и дальше времени на отдых почти и не было. В промежутке мой Саша поступил в Московский Нефтяной институт, хотя пришлось преодолевать некоторое сопротивление в приеме документов. Хотел-то он поступить в Менделеевский — не приняли, поскольку он носит очки, а ВУЗ готовит не только инженеров-химиков, но одновременно и офицеров по химзащите войск. Это, знаете, по пословице, принесенной мной из Краснознаменного Дальневосточного округа, где я два года прослужил лейтенантом: «Живут, растут в полку три дуба — начфин, начхим, начальник клуба». Потом тот же ответ насчет медсправки на химфаке МГУ, который, кажется, и офицеров не готовит. А когда я сам приехал в столицу в командировку и пришел вместе с сыном в приемную комиссию института Тонкой Химической Технологии им Менделеева, то там среди комиссионеров нашелся честный человек, сказавший мне, когда мы оба вышли перекурить: «Не трать времени зря. У твоего парня не только с глазами проблемы, у него состав крови не тот. Ты, вроде, нефтяник. Ну, коли знаешь людей в Нефтяном — веди туда, может, ему и удастся сдавать на общих основаниях».

А потом, сами помните, Гласность и все прочее. Я принимал участие в организационной конференции Демплатформы, там под учредительной декларацией есть и моя подпись, организовал в нашем городке Партклуб, в общем, приобрел и в политике, как раньше на работе, репутацию баламута. Потом решил возвращаться в Москву, там начал работать в новой как бы акционерной компании Петролсиб в качестве технического эксперта. Контора была, правду сказать, хальповая, но, что было новым в моей жизни, часть зарплаты начисляли в долларах. Это было приятно. Я смог купить жене по каталогу немецкую шубку, а внуку, впервые в нашей жизни, киви.

Лето провел опять в Западной Сибири, на санции Пыть-Ях, где выяснял сколько метанола в газовом бензине, который мы экспортируем в Финляндию и как его вообще там определять. Прелестные воспоминания о том, как с утра уходил на станцию отбирать пробы из цистерн либо из трубы, потом в лабораторию к научной сотруднице Гале, делавшей по моим заданиям опыты и анализы, потом возвращался к себе в гостиницу через лес, подбирая по дороге в пакет моховики и подосиновики, а потом обедал жареными грибками под стакан разведенного. Яхта же, как и байдарка, скромно стояла в дальнем углу московской квартиры, дожидаясь когда до нее дойдут руки.

С парусом без меня на Строгинскую близкую пойму вышел как-то Саша со своим приятелем Леней. Кончилось это, правда, тем, что моя подруга, а Сашина мама, не дождавшись сына домой понеслась к пойме, где отыскала людей из речной инспекции и на их катере выловила ребят, с удовольствием маневрировавших в дальнем углу залива. Так что он от грозы больше на воду и не выходил. Вообще же говоря, у сына была довольно бурная жизнь за эти годы. Он поступил все же в ВУЗ на специальность нефтехимия, попал под машину и потом в госпиталь, женился, заимел сына Сереженьку, ездил с женой в Завидово на дачу, копал там грядки и выращивал цыплят под теоретическим руководством своего тестя. Окончил ВУЗ.

В конце лета 1991-го я взял в своей конторе, вышеупомянутом «Петролсибе» отпуск на десять дней. Замысел был такой, что парусник отвозится в Завидово, там мы с женой проведем неделю катаясь по Московскому морю до Дубны. А для начала с утра 19 августа мы с сыном отошли от берега, чтобы проверить — все ли на лайбе в порядке. Покатались до северного берега водохранилища, потом по незнанию завернули в закрытую завидовскую зону. Вы не забыли про тамошние госдачи? Оттуда нас, конечно, поперли, но охранники еще и долго расспрашивали меня — что это за бело-сине-красный флаг я поднял на мачте? Очень удивились, услышав, что это национальный российский флаг. Ну, а мы с Сашей собрали лодку в мешки, погрузились на проходящий грузовик и вернулись на дачу. Там нас встретила совершенно обалдевшая от событий жена и сообщила, что в Москве переворот, Михал Сергеич объявлен сильно больным, а за главного теперь товарищ Янаев.

Пришлось срочно подключать к сети наш переносный «Шилялис». Я успел как раз на пресс-конференцию, к знаменитому вопросу Татьяны Малкиной — понимают ли члены ГКЧП, что они теперь попадают в разряд госпреступников? Вообще, зрелище товарища Янаева, как главы государства, производило настолько сильное впечатление, что мы с женой немедленно уехали домой в город, где я нашел свои старые офицерские сапоги и отправился туда же, куда ехали в этот день в одиночку и группами люди с разных концов всего города — к Белому Дому. А мой трехлетний внук, как я узнал потом, целый вечер ходил по огороду с пластмассовым автоматом, охранял дачу от путчистов. Ну, дальнейшее помнят все. К моей теме о парусах могу только добавить, что бело-сине-красный флаг мы увидели рядом с аэростатом над Белым Домом, а также на баржах, пригнанных туда же речниками для защиты своего Правительства и своего Верховного Совета. Я так даже пожалел, что не привез яхточку с собой — был бы у России свой собственный флот на Москве-реке.

***

Мой «Альбатрос», сколько помню, больше на воду и не выходил. Так и простоял до 97-года, когда я его продал за 150 долларов одному из приятелей, тогда же кому-то за гроши отдал байдарку. Мне же пришлось еще несколько раз ходить под парусом на курортах теплых морей, куда стал иногда попадать. Особенно мне запомнилось, как в 92-м я на несколько дней оказался на малайзийском курорте Порт-Диксон, где и арендовал Hobie Cat. Дело было уже после захода солнца, мы шли где-то в миле от берега по, не поверите, Малаккскому проливу. То есть, если разобраться, то под полной луной по Индийскому океану. Тут я, действительно, почувствовал, что какая-то детская мечта исполнилась. Катался потом на арендованных плавсредствах и на средиземноморской Ибисе, и в карибской Доминикане, и в заливе тихоокеанского Акапулько. Даст Бог, может и еще когда покатаюсь. Во всяком случае, старший внук мой во флоридском Санкт-Питерсберге сдал недавно на права по управлению любительской яхтой, обещает прокатить. А вообще на этом с данной парусной темой всё.

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

4 комментария для “Сергей Эйгенсон: Эпизоды под парусом

  1. «Но уже при уходе мой компаньон вдруг припомнил, что по слухам на мысу должно быть полно змей. Мы реально ни одной не видали, должно быть, у них было «dolce farniente». »
    ***
    Как приятно было прочесть эту фразу! Одна из лучших (на мой взгляд) виноделен долины Напа называется Far Niente, а их совершенно потрясающее десертное вино (лучшее, из того, что я пил в жизни) называется Dolce.
    Но это, к слову. А вообще прочесть Ваши воспоминания «под парусом» было очень интересно. Спасибо!

  2. Очеь интересно и классно написано, спасибо! С парусами я не знаком, а на моторе пришлось походить по Оби, Телецкому озеру, по порогам р. Бии. Потом был поход Новосибирск-Ханты-Мансийск (по Оби) — Омск (по Иртышу). За этот поход нам с женой даже выдали звания кандидатов в мастера по водно-моторному спорту. Однажды друзья взяли с собой в двух-дневный байдарочный поход по Клязьме от Орехова-Зуева — очень понравилось! Но тут пришло время алии на историческую и последующих вылетов в Европу.

  3. До чего вкусно у вас все описывается, уважаемый автор — просто захотелось попробовать поплавать … Поздновато, конечно, но все же — хоть вообразить, и то приятно 🙂

Добавить комментарий для Игорь Ю. Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.