Марина Ясинская: Необыкновенные истории на Новый Год

Loading

У Женьки было три самых любимых праздника: день рождения, Новый год и третье августа. Когда он был маленьким, день рождения и Новый год нравились ему больше всего, потому что он получал подарки. Но когда Женька стал старше, он понял, что подарки в празднике — не главное…

Необыкновенные истории на Новый Год

Марина Ясинская

Папины острова

Данька никому не говорил о том, что самым лучшим своим другом считает Рыбинзона — кто же признается, что дружит с рыбой? Засмеют!

Над Данькой и так смеялись, когда он признался, что мечтает стать моряком. Тогда учительница спросила, кто кем хочет стать, когда вырастет. Светка с последней парты заявила, что хочет рисовать новые компьютерные игры. Шустрая Алёнка гордо сообщила, что станет гимнасткой и олимпийской чемпионкой. Главный заводила класса Макс никого особенно не удивил, рассказав, что будет космонавтом. И даже очкастая отличница Катька заслужила гул одобрения, сказав, что собирается строить роботов-трансформеров. А вот Даньку подняли на смех.

— Моряк! — презрительно фыркал Макс. — Ладно бы мы в прошлом веке жили, но что сейчас искать в морях? Их давно уже исплавали вдоль и поперёк! Если уж хочешь стать путешественником-первооткрывателем, надо идти в космонавты, как я.

В общем-то, Данька был согласен с Максом, все моря давно уже исследовали, так что искателям приключений на Земле делать особо нечего, нужно лететь на другие планеты.

Только вот моряком Данька мечтал стать вовсе не потому, что хотел заделаться исследователем-первопроходцем и открывать новые земли. Нет, на самом деле он хотел открыть один-единственный остров. Тот самый, о котором расспрашивал Рыбинзона.

Рыбинзон появился у Даньки прошлой зимой на день рождения. Вместе с Рыбинзоном появился большой аквариум с водорослями, мелким белым песком и розовыми кораллами, похожими на каменное кружево и обломки морского замка одновременно.

— Это рыба-попугай, — сказала мама, кивнув на Рыбинзона.

— Почему попугай? — спросил Данька.

— Видишь, какая у него голова? На птичий клюв похожа.

Голова Рыбинзона и правда немного походила на птичий клюв, но Данька был уверен, что попугаями этих рыб называют вовсе не из-за этого, а из-за расцветки. Ярко-бирюзовые бока Рыбинзона были словно забрызганы каплями цвета полуденного солнца, а брюхо переливалось всеми оттенками летнего леса — не всякий тропический попугай мог похвастаться такими красками!

— А он морская рыба или речная? — с любопытством спросил Данька.

— Морская, — ответила мама. — А что?

— Просто так, — пожал плечами Данька, скрывая волнение.

Позже тем вечером, оставшись один на один с рыбой-попугаем, он подошёл к аквариуму и прошептал, прижавшись носом к стеклу:

— Ты же плавал в море, Рыбинзон?

Солнечно-бирюзовая рыба-попугай подплыла к самому стеклу, распушила плавники, а потом медленно кивнула.

— А ты плавал только в одном или во всех побывал?

Рыбинзон резко сорвался с места, сделал три быстрых круга по аквариуму и снова замер у стекла.

— Да ты что! — обрадовался Данька. — Слушай, ну, если ты бывал во всех морях, то, значит, проплывал мимо всех-всех островов, которые есть в океанах. Даже самых затерянных…

Солнечно-бирюзовая рыба снова задумчиво кивнула.

Перед следующим вопросом Данька даже задержал дыхание — так ему стало страшно от надежды и от боязни разочарования.

— А ты бывал на Папиных островах?

Рыбинзон парил у стекла, лениво поводя плавниками цвета закатного солнца. Данька замер в ожидании.

Рыба-попугай долго смотрела на мальчика, а потом медленно кивнула — и уплыла по своим рыбьим делам, так и не увидев, как на лице Даньки расплывается улыбка.

* * *

Папиных островов не было ни на одной карте мира — уж Данька-то знал, он пересмотрел все карты, которые были в учебниках по природоведению, а как-то раз на большой перемене даже прокрался в кабинет географии, которую они начнут учить ещё совсем нескоро, и рассмотрел все тамошние огромные карты.

Но Папины острова совершенно точно где-то существовали, это Данька знал не менее твёрдо. Иначе как объяснить, что столько пап-моряков так никогда и не возвращается из долгого плавания?

О том, что его папа — моряк, ему однажды рассказала мама и показала несколько бумажных фотографий, которые Данька долго и с жадностью рассматривал. Особенно ему понравилась та, где мама с папой стояли совсем рядом; папа в лихо сдвинутой на бок белой фуражке весело щурился, глядя прямо на Даньку, а у мамы там были длинные волосы и такая улыбка, какой Данька никогда не видел.

— А где он сейчас? — спросил он тогда, и сердце сжалось от плохого предчувствия: — Он что, умер?

Мама долго смотрела наДаньку — с сомнением и неуверенностью в глазах.

— Нет, он просто ушёл в плавание и не вернулся, — ответила она наконец. — Моря, они такие… Уплываешь — и пропадаешь…

— Может, он попал в плен к пиратам? — предположил Данька. Тут его воображение разыгралось. — А вдруг он пропал в Бермудском треугольнике? Или повстречался с «Летучим голландцем»? Или… — тут Данька вспомнил услышанную недавно историю про Одиссея и про то, как его едва не заманили к себе песнями жительницы моря, — Или, может, папин корабль захватили сирены?

— Про сирен — это ты прямо в точку попал, — как-то криво усмехнулась мама.

— Или, может, их корабль потерпел крушение, и папу выбросило на необитаемый остров? — строил всё новые предположения Данька, не обратив внимание на её слова. — И вот живёт он там, как робинзон, и ждёт, когда его спасут.

— Не знаю, — грустно призналась мама. — Может быть…

Данька огорчился, представив себе, как грустно и одиноко, должно быть, его папе на необитаемом острове.

А потом в квартиру двумя этажами ниже въехали новые жильцы, и Данька познакомился с Полинкой. У Полинки тоже не было папы, и когда он спросил, знает ли она, что с ним стало, девочка ответила:

— Мой папа был моряком. Он однажды ушёл в плавание — и не вернулся.

И тут Даньке пришла в голову мысль — а что, если его папа и папа Полины оказались вместе на одном необитаемом острове? И вместе ждут там спасения?

Даньку настолько заняло это предположение, что он стал расспрашивать всех своих одноклассников, у которых тоже не было пап — а таких в их классе нашлось немало, про то, что с теми случилось.

— Мой папа был лётчиком и погиб во время испытаний, — рассказала отличница-Катька.

— Мой папа живёт в другой семье и иногда присылает нам деньги, — неохотно поделилась веснушчатая Ирка с первой парты.

— А я не знаю, кто мой папа, — деланно равнодушно пожал плечами Серёга, один из трёх мальчиков во всём их классе, и засунул сжатые в кулаки руки в карманы затёртых штанов, которые донашивал за троими старшими братьями. — И мама тоже не знает.

Макс на Данькин вопрос отвечать не захотел.

А у остальных одноклассниц пропавшие папы тоже оказались моряками, не вернувшимися из плавания.

Именно тогда Данька и уверился, что где-то в далёких морях совершенно точно есть особенные, заколдованные острова, на которые попадают все исчезнувшие папы.

И решил, что, когда вырастет, обязательно станет моряком и разыщет эти самые Папины острова. И вернёт всех пап обратно.

* * *

Солнечно-бирюзовый Рыбинзон, бодро плававший среди розовых кораллов аквариума, оказался непростым собеседником. Он постоянно молчал и далеко не всегда был в настроении отвечать на расспросы Даньки. Порой Рыбинзон целыми днями не удостаивал мальчика ни одним кивком.

Но Данька проявлял чудеса терпения, настойчиво, день за днём, расспрашивая рыбу-попугая, и постепенно выяснил у него кое-какие подробности.

Папины острова располагались где-то в тропиках, там было лето круглый год, потому папы не мёрзли. На островах росли пальмы, батат и хлебные деревья, а на песчаных берегах водились крабы и черепахи, так что папы и не голодали. А вот диких кровожадных племён там, к счастью, не было, как не было и ядовитых змей и хищников. Зато в джунглях обитали шумные обезьяны, очкастые еноты и разноцветные попугаи, которые очень быстро научились говорить. Вода была тёплой и чистой, солнце — тёплым, а берег — мелким-мелким. Возможно, где-то в глубине острова были зарыты пиратские сокровища, но этого Рыбинзон наверняка не знал, он же всё-таки всего лишь рыба.

Словом, волшебное место, эти Папины острова, Данька бы с радостью провёл бы там летние каникулы!

Вот только располагались они очень далеко от основных морских путей, корабли туда никогда не заходили, и потому шансы на случайное спасение пап-робинзонов были невелики.

Вечерами Данька часто сидел около аквариума, со справочниками по морской навигации или морскими атласами, которые брал в школьной библиотеке, и рассказывал Рыбинзону о том, что собирается пойти в мореходку или, может, вообще запишется юнгой на корабль, а ещё лучше — станет капитаном собственного корабля и отправится в плавание по дальним тропическим морям, где затерялись Папины острова. И обязательно их найдёт.

Рыба-попугай тихонько скользила между розовыми кораллами, время от времени замирала у стекла, глядя на мальчика, и кивала, одобряя.

* * *

Даньку так распирало от планов спасения пап-робинзонов, что он просто сгорал от желания поделиться ими с кем-то ещё, кроме Рыбинзона. Рыбинзон, конечно, был самым лучшим слушателем и собеседником, он всё понимал, со всем соглашался — но только слишком уж он был молчалив.

Смутно догадываясь, что маме его планы не понравятся, Данька решил не посвящать её в свои задумки. Одноклассникам он ничего не рассказал, потому что не сомневался, что они поднимут его на смех, как уже сделали это, когда он признался, что хочет стать моряком. Зато когда он, Данька, и правда станет моряком, уйдёт в дальнее плавание, а потом вернётся вместе со всеми пропавшими папами с Папиных островов, вот тогда-то они сильно пожалеют, что над ним насмехались!

Оставалась Полинка, и Данька решил, что ей рассказать можно. Во-первых, она девчонка, во-вторых, она на целый год его младше, а в-третьих, она училась в другой школе и, значит, не могла проболтаться его одноклассникам.

Выслушав Данькину версию о Папиных островах и о планах спасения пап-робинзонов, Полинка серьёзно наморщила нос и спросила:

— А девочки могут быть моряками?

— Нет, — уверенно ответил Данька. Он ни разу не читал про девчонок-морячек.

Данька никак не ожидал, что у Полинки задрожат губы и на глаза навернутся слёзы, и что она прошепчет, жалостливо шмыгнув носом:

— Я тоже хочу быть моряком! И я тоже хочу поплыть к Папиным островам!

— Так и быть, — подумав, согласился Данька, — Когда я стану капитаном корабля, я разрешу тебе быть на нём юнгой.

— А можно? — немедленно просияла девочка и с таким восторгом посмотрела на Даньку, что он вдруг почувствовал себя выше ростом.

— Конечно, — великодушно разрешил он. — Я же буду капитан, как я скажу, так все и будут делать.

— Но только это случится ещё нескоро, — рассудительно заметила тут Полинка. — Бедные наши папы, они ведь не знают, что мы поплывём их спасать. Как бы их предупредить?

— Рыбинзон! — осенило тут Даньку. — Рыбинзон уже бывал там! Если выпустить его в море, то он доплывёт до Папиных островов и всё им передаст!

— Море далеко, — всё так же рассудительно заметила Полинка.

— Далеко, — согласился Данька. — Придётся что-нибудь придумать.

* * *

В кабинете географии, куда Данька снова прокрался тайком, его застал Макс.

Главный задира их класса, кажется, тоже пытался проникнуть сюда незаметно и здорово растерялся, увидев, что тут уже кто-то есть.

— Ты чего здесь? — грубо осведомился Макс.

— Надо! — с вызовом ответил Данька. Он пытался определить по картам, в какую реку впадает протекающий на окраине их города ручей, и выходит ли та река в море. Потому что если выходит, то Рыбинзона можно было бы выпустить прямо в ручей, и оттуда он доплыл бы до реки, потом до моря, а там уж и до Папиных островов рукой подать.

— И мне надо! Давай, вали отсюда! — прикрикнул Макс.

Данька терпеть не мог задиру Макса и втайне не раз представлял себе, как в один прекрасный день станет сильным и храбрым и сможет дать ему достойный отпор. Но пока этот день ещё не наступил. К тому же, всё, что ему надо, Данька на картах уже посмотрел, так что причин оставаться в кабинете географии больше не было.

Пожав плечами, Данька направился к выходу.

В дверях его остановил голос Макса.

— Погоди. Скажи, ты в картах разбираешься?

— Немного.

— А звёздные карты тут есть?

— Звёздные? — нахмурился Данька. — А что, разве такие бывают?

— Значит, нет, — вздохнул Макс и уныло поплёлся к выходу. Оттолкнул плечом Даньку и вышел в коридор. Голова опущена, плечи поникли — задира Макс был сам на себя не похож.

— Эй, погоди! — окликнул Данька и нагнал одноклассника. — Зачем тебе звёздная карта?

— Хочу найти одну планету, — неохотно буркнул Макс.

— Какую планету? — не отставал Данька.

— Какую-какую… Папину! — неожиданно выпалил Макс.

— Папину? — опешил Данька.

— Да, папину. У меня папа был космонавтом. Однажды он улетел в космос, и его корабль потерпел крушение. Он приземлился на одной планете и теперь не может с неё вернуться обратно.

— Так вот почему ты хочешь стать космонавтом! — осенило тут Даньку.

— Ну да, — смущённо признался он, а потом нахмурился. — Погоди-ка… погоди… А ты что, тоже поэтому хочешь стать моряком?

— Ага, — признался Данька. — Но я собираюсь спасти не только своего папу. Я тут поспрашивал, и, оказывается, у многих наших папы были моряками. И сидят они сейчас на необитаемых островах, ждут спасения. Так что я хочу вернуть их всех.

Макс долго смотрел на Даньку, а потом неожиданно протянул ему руку, и Данька серьёзно её пожал.

* * *

Отправлять Рыбинзона в плавание Данька решил летом, чтобы тот не замёрз в холодной воде.

Время до летних каникул тянулось нестерпимо долго, но едва только они настали, Данька не медлил. Утащив на кухне стеклянную банку, он наполнил её водой, осторожно выловил Рыбинзона сачком из аквариума и отправился с ним к ручью на окраине города. Компанию им составила Полинка; Данька не утерпел, рассказал ей о своих планах, и девочка уговорила его попросить Рыбинзона передать весточку и её папе тоже.

Втроём они пришли на берег весело журчащего ручейка, Данька наклонил было банку, чтобы выпустить Рыбинзона в воду, но вдруг помедлил. Расставаться с солнечно-бирюзовой рыбой-попугаем оказалось совсем непросто.

— Ты чего? — нетерпеливо спросила Полинка.

— Я… я… — Данька не мог подобрать слов. — Просто, понимаешь, Рыбинзон — он так долго был моим лучшим другом! А сейчас нам придётся расстаться…

— Да, но ведь он передаст весточку нашим папам!

— Знаю. Но мне всё равно грустно. Грустно, что я теперь останусь один.

Полинка подошла к Даньке, взяла за руку.

— Ну, хочешь, я буду твоим другом?

Данька едва было не ляпнул: «Зачем мне друг-девчонка?», но заглянул в круглые голубые глаза Полинки — и вдруг кое-что понял. Она единственная, кроме Рыбинзона, с кем он делился всеми своими надеждами и планами, она пошла с ним вместе отправлять Рыбинзона в дальнее путешествие, а когда они вырастут, она поплывёт вместе с ним юнгой на его корабле на поиски Папиных островов.

— Ты мне уже друг, — улыбнулся Данька, и на душе у него стало легче.

Данька поднял банку, приблизил к лицу. Солнечно-бирюзовая рыба-попугай замерла у самого стекла, мягко шевеля яркими плавниками, и уставилась на мальчишку круглыми глазами.

— Передай моему папе — и папе Полинки тоже — что мы обязательно приплывём за ними, — прошептал Данька. — Пусть они нас ждут.

Рыбинзон неторопливо кивнул в ответ.

— Спасибо, — выдохнул Данька. — В добрый путь!

И выпустил своего лучшего друга в ручей.

Ярко-бирюзовая спинка рыбы-попугая сверкнула в лучах летнего солнца, играющего на воде, а потом Рыбинзон бодро поплыл по течению, начиная свой долгий путь к Папиным островам.

КОНЕЦ ДЕТСКОЙ СКАЗКИ

* * *

ПРОДОЛЖНИЕ — ВЕРСИЯ СКАЗКИ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ

Когда мама заметила пропажу Рыбинзона, Данька не выдержал и рассказал ей всё-всё — о Папиных островах и о весточке, которую он отправил папе вместе с рыбой-попугаем, о планах стать капитаном корабля и о том, что он возьмёт Полинку юнгой, когда они отправятся в спасательное плавание.

Мама ничего не сказала, но позже тем вечером Данька слышал, как она плакала за закрытыми дверями своей спальни.

«Наверное, расстроилась, что Рыбинзон уплыл», — решил он.

* * *

Закончились летние каникулы, снова начались занятия в школе, и Данька, как только улучил удобный момент, подошёл к Максу и спросил:

— Ну, что, нашёл свою звёздную карту?

Макс зло посмотрел на него и огрызнулся:

— Не нашёл.

— Ну, может, ещё найдёшь, — попытался утешить его Данька.

— Нет, не найду. Я вообще её больше искать не буду.

— Почему?

— Да потому что это всё — враньё! — выкрикнул Макс.

— Что враньё? Звёздная карта? — не понял Данька.

— Да нет, всё это! — взмахнул рукой Макс. — Все эти космонавты, крушения корабля, чужие планеты… Не был он никаким космонавтом! Он просто нас с мамой бросил! А про космонавта — это всё мама придумала, чтобы меня не расстраивать, когда я был маленький.

Сердце Даньки сжалось от внезапной страшной догадки.

Неужели?..

* * *

Данька так и не спросил маму, что же на самом деле случилось с его отцом — боялся услышать ответ. А сам продолжал отчаянно верить, что его папа всё-таки пропавший моряк — и так же отчаянно в этом сомневался.

Но когда Полинка однажды задумчиво протянула: «Как ты думаешь, Рыбинзон уже доплыл до Папиных островов или ещё нет?», все сомнения Данька оставил при себе. Зачем её расстраивать?

Когда мама предложила завести новую рыбку, Данька отказался. А аквариум убрал подальше, чтобы тот не напоминал ему о Рыбинзоне и о том, как сильно он верил когда-то в Папины острова.

* * *

Пришла зима, снова настал день рождения. И начался он с того, что после обеда в квартире раздался звонок, и Данька услышал доносящийся из коридора мужской голос:

— Данила Алексеевич Сергеев здесь проживает?

Данька выскочил в прихожую и увидел мужчину в тёмно-синей форме с золотыми нашивками на погонах.

— Данила Алексеевич? — обратился он к Даньке. — Здравствуй. Меня зовут Вадим Петрович, и я работаю капитаном спасательного корабля, разыскивающего пропавших пап-моряков. Я пришёл рассказать тебе, что во время последнего плавания мы оказались в малоисследованных водах одного тропического моря и нашли там необитаемый остров, а на острове обнаружили твоего папу.

Пол закачался под ногами Даньки, потолок закружился над головой. Так всё-таки это правда?

— Вы нашли папу? — неверяще повторил он. — И привезли его домой?

— Нашли, — кивнул капитан спасательного корабля. — Но, к сожалению, не привезли. Понимаешь, с этим островом есть одна проблема. Всё дело в солнце. Там такое жаркое солнце, что к нему очень быстро привыкаешь. И чем дольше там живёшь, тем сильнее к нему привязываешься, и холодный климат после него становится очень опасен. А твой папа прожил на острове много лет. И если бы он приехал сюда, то просто не смог бы выжить без такого солнца.

Данька опустил голову и зажмурился. Он не увидел, как капитан спасательного корабля быстро переглянулся с замершей в дверях мамой. Зато увидел, как тот присел перед ним на корточки.

— Твой папа сказал, что ему всё равно, что он справится и без солнца, что он хочет вернуться, чтобы увидеть тебя, ведь он так соскучился. Но в итоге я всё-таки убедил его не ехать, уж очень большой это риск для его жизни. Согласен?

Данька кивнул, мужественно удерживая слёзы. Он очень хотел встретиться с папой, но совсем не хотел, чтобы тот заболел и умер здесь без солнца. Главное, теперь он знает, что Папин остров всё-таки есть, и там живёт папа, и когда он вырастет, он сам туда приплывёт.

— А ещё твой папа просил меня передать тебе вот это, — капитан полез во внутренний карман синего кителя, вынул что-то круглое и поблёскивающее и вложил это в руку Даньки. — С днём рождения, — тихо добавил он, поднялся, что-то негромко сказал маме и вышел.

Данька стоял в прихожей и глядел на круглый компас в руке, серебристый, старинный и потёртый, но всё равно очень красивый. Внизу была кнопочка. Когда Данька на неё нажал, крышка компаса открылась, и появился циферблат, но он не обратил на него никакого внимания. Он глядел на внутреннюю сторону крышки; в ней была фотография, та самая, которая Даньке так нравилась, где мама улыбалась, а папа в белой фуражке весело щурился, глядя на сына.

* * *

На следующий день Данька догнал Макса на большой перемене и позвал поговорить. Тот что-то недовольно проворчал, но всё-таки пошёл за Данькой в тихий угол в самом дальнем конце коридора.

Там Данька достал из кармана старый компас, открыл его, показал Максу и всё рассказал про капитана спасательного корабля, передавшего ему подарок папы.

— И я вот тут что подумал, — убеждённо сказал Данька. — Если есть спасательные корабли, которые ищут пропавших пап-моряков, наверняка есть и космические корабли, которые разыскивают по разным планетам пропавших пап-космонавтов.

Макс упрямо молчал, не поднимая глаз, не отрывая их от компаса, но Данька заметил, что тот сжал руки в кулаки как сильно, что они даже немного дрожали.

— Мама сказала, что всё это придумала, — пробормотал Макс наконец.

— Она, наверное, просто не хотела, чтобы ты расстраивался, что твоего папу так долго не могут спасти, — убеждённо сказал Данька. — Но ты всё равно не отчаивайся, если нашли моего, то и твоего когда-нибудь отыщут. И ты всё-таки иди в космонавты. Потом сам станешь космическим спасателем и найдёшь папу. И всех других пропавших пап-космонавтов.

Макс молчал, по-прежнему не поднимая глаз, а потом отвернулся к окну и шмыгнул.

Данька помялся рядом, не уверенный, что делать дальше.

Макс снова шмыгнул, а потом сердито бросил:

— Да иди уже!

И Данька понял, что Макса сейчас лучше оставить одного. Он убрал драгоценный компас в карман и ушёл.

* * *

Данька долго думал, рассказывать Полинке о компасе или нет, ведь её папу капитан спасательного корабля пока не нашёл. Но всё-таки решил признаться.

Полинка, к счастью, не расстроилась, наоборот, долго рассматривала фотографию на крышке компаса, а потом заявила, что теперь-то она совершенно точно станет юнгой и пойдёт в плавание на спасательном корабле.

— Но только на твоём, — сказала она Даньке. — Ты же не передумал стать капитаном?

— Не передумал, — уверил её Данька. Он уже представлял себя в синей формой с позолотой на погонах, совсем как у навестившего его капитана спасательного корабля, и перед глазами вставали бесчисленные Папины острова, на которых живут папы-робинзоны и ждут, когда их найдут и отвезут обратно домой…

Правда, на Папины острова, когда они выросли, Данька с Полиной так и не поплыли. Но зато они поженились, и у них родился сын. И ему Папины острова были совсем не нужны. А ещё он очень гордился папой, который работал спасателем.

Как дедушка с бабушкой знакомился

У Женьки было три самых любимых праздника: день рождения, Новый год и третье августа. Когда он был маленьким, день рождения и Новый год нравились ему больше всего, потому что он получал подарки. Но когда Женька стал старше, он понял, что подарки в празднике — не главное. Главное — это настроение и атмосфера. И ни один Новый год, ни один день рождения, даже прошлый, когда он отмечал первую круглую дату — десять лет, не сравнится по ощущениям с той радостью, гордостью и восторгом, которыми наполнено третье августа. Теперь его самым любимым праздником был день защитника галактики.

Все мальчишки в Женькиной школе мечтали, когда вырастут, попасть в космофлот: кто пилотом, кто разведчиком, кто десантником. Перед глазами у них был пример, ведь в каждой семье кто-то в разное время участвовал в каких-нибудь космических войнах, от локальных внутризвёздных до межгалактических.

Женька, как и все, тоже мечтал о космофлоте. Но мечтал не так, как его одноклассники. Ему казалось, что для мальчишек в его школе это желание было скорее игрой; для Женьки же это было взвешенное, взрослое решение. Цель в жизни. Но об этом Женька никому не говорил, всё равно никто не понял бы, насколько он серьёзно.

Женька решил доверить свой секрет лишь одному человеку — бабе Лине. Лиалина Антоновна Йенвиль отличалась от всех других бабушек и мам, которых Женька встречал, и он точно знал, что она его поймёт. И сегодня утром, когда они с ней собирались на парад в честь третьего августа, Женька поделился своей мечтой.

В ответ на его заявление бабушка не улыбнулась снисходительно, не отмахнулась свысока, не высмеяла. Баба Лина сначала просто смотрела на Женьку, а потом — словно сквозь него, будто видела вместо внука кого-то другого, и в глазах у неё было пополам грусти и гордости. А затем как-то так по-особому ему кивнула, и этот кивок значил для Женьки больше любых слов.

Парад в честь дня защитника галактики всегда проводился с размахом. По главной магистрали метроплекса торжественным маршем проходили войска космической пехоты и артиллерии и взводы орбитальной охраны. Между идеально чеканящими шаг полками маршировали отряды военного оркестра и ехала самая разнообразная планетарная военная техника. По обочинам магистрали, образуя своего рода коридор, навытяжку стояла гвардия Млечного пути в своей белоснежной парадной форме со сверкающими серебряными портупеями.

Но больше всего Женьку завораживал парад, который проходил в воздухе. В небе, образуя строй не менее идеальный, чем на земле, летели пузатые шары орбитальных шаттлов и хищные стрелы корветов. Над ними, в высших слоях атмосферы, двигались огромные силуэты фрегатов и малых крейсеров. А на больших экранах, установленных по пути следования парада, можно было посмотреть трансляцию с лунного спутника: торжественный круг, который совершали по орбите планеты массивные авианосцы, тяжёлые крейсеры и величественные линкоры.

После парада Женька с бабушкой всегда ходили смотреть на выставку техники и оружия. На аллеях метроплекса можно было увидеть всё, от самых древних луноходов двадцатого и марсолётов двадцать второго веков до новейших линкоров-разрушителей и турболазерных орудийных станций.

Когда Женька заканчивал тщательное изучение всех экспонатов, они с бабушкой обычно обедали в «Северной звезде». Корабль ресторана плыл по авроральному течению над планетой и благодаря бомбардировке заряженными частицами плазменного потока вокруг себя он оказывался внутри искусственно созданного полярного сияния. Стены, пол и потолок зала ресторана были прозрачными, и потому посетителям казалось, будто они парили внутри кокона света, переливающегося всеми оттенками синего и зелёного.

В этот год Женька с бабушкой не стали изменять традиции и отправились туда же. А после того, как с обедом было покончено, и Женьке принесли обязательную порцию шоколадного мороженого, он попросил:

— Бабуль, а расскажи мне что-нибудь про деда!

— Жень, мне кажется, я тебе уже столько всего рассказала, что больше ничего не осталось, — ответила она ему.

— Быть того не может, — уверенно заявил внук. Он не помнил деда, но знал, что тот был героем, а это значит, что его биография просто обязана быть переполнена самыми разными историями. Возможно, бабушка и впрямь рассказала ему про самые главные подвиги, но ведь наверняка остались и другие истории, может, не совсем про войну, но всё равно интересные.

Именно это Женька выложил бабе Лине. Она улыбнулась:

— Ну, если не про войну… Хочешь, расскажу, как твой дедушка со мной познакомился?

Честно говоря, Женька ожидал немного других историй. Пусть не про сражения и не про подвиги, но, например, про то, как дед учился. Или чем занимался между подвигами. Про его боевых товарищей, наконец. Но он не хотел обижать бабушку, которую очень любил, и ответил:

— Хочу.

Баба Лина перевела взгляд на переливающееся всеми оттенками синего и зелёного полярное сияние за прозрачными стенами ресторана, словно где-то там, в глубине, можно было увидеть события прошлого, и начала рассказ — сдержанно, по-военному чётко, будто делала устный рапорт командованию.

— Твой дед тогда служил в составе флотилии Андромеды. На Каппа 3 Грумбриджа обнаружили заводской комплекс, где, по данными разведки, собирали проекторы гравитационных колодцев для Доминиона. Командование решило уничтожить комплекс быстрой ударной операцией и отправило на планету несколько десантных групп. Твой дедушка пилотировал один из десантных шаттлов.

Позабытое Женькой мороженое медленно таяло в вазочке. Рассказ о том, как дедушка познакомился с бабушкой, оказался увлекательнее, чем он ожидал.

— Операция прошла успешно — комплекс взорвали. — Тут баба Лина вздохнула. — К сожалению, разведка не знала, какими значительными силами Доминиона охранялся объект. Воспользовавшись внезапностью, десантники сумели установить взрывчатку на комплексе, но благополучно вернуться к шаттлам не могли, потому что путь обратно им отрезала усиленная пехота. Когда твой дедушка понял, что ребята не прорвутся к кораблям, он решил сесть в самую гущу боя и забрать их оттуда. На шаттле не было ни ионной пушки, ни турболазерной установки, только слабенький силовой щит, и Герман рассчитывал, что тот продержится против ручных бластеров достаточно долго для того, чтобы вытащить ребят…

Женька зачарованно кивнул. Собираясь стать космофлотчиком, он много читал про военные корабли и потому прекрасно знал, что десантные шаттлы не оснащены орудиями боя, так как не рассчитаны на боевые действия; это всего лишь транспорт повышенной маневренности, предназначенный не для сражения, а для высадки и вывоза десантных отрядов… Словом, дед здорово рисковал.

— У Германа не было никакого оружия кроме стандартного табельного лазера. Им-то он и воспользовался — выскочил наружу и, стоя на самой границе защитного поля силового щита, прикрывал отход оставшихся в живых десантников. Он зашёл на борт самым последним, забрав всех, кого смог, сумел уйти от артобстрела и благополучно улетел с планеты. В той операции погибло три четверти десантников, а на линкор вернулся только один шаттл. Тот, который пилотировал твой дедушка. По возвращении его немедленно отправили на медицинский крейсер. Понимаешь, один десантник был тяжело ранен уже почти у самого шаттла. Герман выскочил из-под силового поля и дотащил его до корабля на себе, но и сам получил ранение.

Картина происходящего стояла перед Женькиными глазами так явно, словно он смотрел кино. А бабушка ещё говорила, что уже рассказала обо всех дедушкиных подвигах…

— Именно в том госпитале Герман в первый раз и увидел доктора, — интонация бабушки изменилась, из по-военному чёткой и сухой стала более мягкой, даже немного мечтательной. — Врач была очень сдержанной и сосредоточенной, и у неё были самые красивые серые глаза на свете. Она зашила ему плечо, пожелала скорейшего выздоровления и ушла, даже не заметив, что, залечив одну рану, нанесла своему пациенту другую — в самое сердце…

— И прежде чем дедушка окончательно выздоровел, он признался тебе в любви, и вы поженились, — закончил Женька рассказ за бабушку.

Баба Лина тихо рассмеялась в ответ.

— Если бы! Врач не обращала на дедушку никакого внимания, хотя он так старался ей понравиться! Не реагировала на его шутки, не отвечала на комплименты и, кажется, не позволила себе ни одной улыбки…

— Но почему? — нахмурился Женька. — Неужели деда Гера тебе совсем не понравился?

Бабушка не ответила на вопрос.

— Его выписали из госпиталя через два дня, и он очень сильно жалел, что его ранение оказалось таким лёгким. Будь у него что-то серьёзнее, он бы задержался в госпитале дольше и уж точно сумел бы завоевать симпатию так понравившейся ему девушки… Когда Герман вернулся в расположение, он несколько раз пытался связаться с врачом, но та не выходила на связь. Он отправил ей несколько сообщений, но она на них не ответила.

— Бабуль, а разве он не мог просто как-нибудь прилететь в госпиталь и навестить тебя?

— Во время боевых действий никто не разрешит солдату лететь куда ему вздумается. Именно поэтому Герман решился на отчаянные меры. При корпусе, где он служил, был только один медицинский линкор. Значит, чтобы оказаться там, он должен опять получить ранение. Помнишь, я рассказывала тебе о захвате крейсера «Оплот», за который твой дед получил орден «За заслуги перед галактикой»?

Женька кивнул. Он помнил рассказ бабы Лины, а позже он столько раз прочитал весь параграф из учебника истории про ту операцию, что практически выучил текст наизусть. Разведке стало известно, что на крейсере «Оплот» собралось командование сил Доминиона в Андромеде, и генштаб Млечного Пути решил захватить руководство вражеской армии. На операцию отправили несколько тяжёлых торпедных катеров, оснащённых турболазерными турельными установками, ионными орудиями, большим боекомплектом торпед и значительной дефлекторной защитой. По замыслу командования, они должны были принять огонь на себя и отвлечь внимание охраняющих крейсер сил, а десантные катера, воспользовавшись этим, — атаковать «Оплот», высадить десант и захватить крейсер и командование.

Однако всё пошло совсем не так, как рассчитывал генштаб Млечного Пути. Охраняющие «Оплот» корабли Доминиона оказались оснащены новейшими гиперпространственными сканерами и заранее засекли приближение противника. Ни о каком эффекте неожиданности не могло быть и речи. Противник расстрелял почти все тяжёлые катера за считанные минуты; державшиеся позади десантные корабли оказались один на один с такой огневой мощью, которой они ничего не могли противопоставить.

Единственным разумным выходом было отступление. Но вместо того, чтобы бежать, дед Женьки включил двигатели на полную мощность, поднял слабый, совсем не предназначенный для отражения ударов тяжёлого лазерного оружия щит, и, отчаянно маневрируя, рванул прямо к «Оплоту». Он довёл сильно повреждённый катер к крейсеру и, взорвав стену посадочного ангара, высадил десант на борт. А потом сдерживал противника на внутреннем входе в ангар из единственной оставшейся на борту катера сдвоенной лазерной пушки, пока десантники проводили захват командиров Доминиона.

И хотя имени деда в учебнике не указали, читая про подвиг одного отчаянного десантного экипажа, Женька улыбался, ведь он-то знал, кто был пилотом того корабля и благодаря кому удалось выполнить такую важную миссию.

— Герман отчаянно рисковал тогда, и всё потому, что хотел снова увиделся с доктором, — продолжала, тем временем. бабушка. — И ещё ему, конечно, очень хотелось появиться перед ней прославленным героем. Все любят героев, значит, и она тоже должна! Германа ранили в грудь, и он пролежал в госпитале целую неделю, но за это время врач так и не впечатлилась ни его новым орденом, ни его подвигом, — бабушка улыбнулась, глядя мимо Женьки, и покачала головой: — И, конечно, она не поняла, что рисковал Герман в первую очередь ради ещё одной встречи с ней.

Теперь уже искренне заинтересованный историей знакомства дедушки с бабушкой, Женька спросил:

— И что же было дальше?

— А дальше твой дедушка упёрся, — усмехнулась баба Лина. — Его выписали из госпиталя, и с той поры Герман только и делал, что вызывался волонтёром на самые опасные операции или совершал разные героические безумства. Именно за эти выходки он и заработал самые почётные свои награды: орден Бесстрашия, медаль «Золотая комета» и Звезду Тора. И всё это ради новой госпитализации, ради ещё одной встречи с доктором и ещё одной возможности очаровать её ореолом героя. После захвата «Оплота» Герман попадал на медицинский крейсер ещё четыре раза, и всё без толку. Последний раз его доставили с тяжёлым ранением в голову и, когда твой дед, наконец, выздоровел, доктор сама пришла его выписать. Она назвала Германа самым постоянным её пациентом и посоветовала ему сменить тактику и чуть меньше геройствовать, потому что, подвергая себя такой опасности, он играет со смертью. «А вам не всё равно, что со мной будет?» — спросил тогда твой дед. «Разумеется, нет, — серьёзно ответила врач и добавила: — Мне же вас лечить». Герман послушался совета и сменил тактику. Он попросил увольнительную, которую ему, как герою, дали, и на следующий после выписки день пришёл в больницу с огромным букетом цветов и сделал предложение… Тогда врач впервые ему улыбнулась, приняла букет и сказала: «Я уже давно ждала, когда же ты наберёшься храбрости…»

Домой бабушка с Женькой возвращались в молчании. Баба Лина думала о чём-то своём, а Женька привыкал к новому деде Герману. Он не помнил дедушку и потому создал в своём воображении образ, основанный на тех историях, что он слышал. Дед был больше, чем просто человеком — он был Героем с большой буквы. Легендой. Но после истории о том, как дедушка с бабушкой знакомился, деда Герман вдруг стал для Женьки более близким и настоящим. Более живым.

Когда Женька с бабушкой прилетели домой, на улице уже стемнело. В центральном парке вскоре должен был начаться салют в честь дня защитника галактики.

— Пойдём смотреть? — спросил Женька, хотя подозревал, что бабушка откажется; на салют она почему-то никогда не ходила.

— Нет, — баба Лина покачала головой. — Что-то я сегодня устала. Ты иди, а я с балкона посмотрю, оттуда хорошо видно.

— А ты не обидишься, что я без тебя пойду? — Женька медлил в дверях.

— Нет, конечно, — улыбнулась бабушка.

Проводив внука взглядом с балкона, Лиалина Антоновна прошла в свою спальню. Ненадолго задержалась у висевшей на стене голограммы сына с невесткой под фиолетовым небом Цереры.

Когда Женька был маленьким, она говорила ему, что родителей отправили в очень далёкую галактику с секретным поручением, и он постоянно спрашивал её о том, когда мама с папой вернутся домой. Теперь Женька задавал этот вопрос куда реже, но каждый раз, когда всё-таки задавал, у Лиалины Антоновны сжималось сердце. Она знала, что раньше или позже, но ей придётся рассказать правду. Рассказать, что мама с папой погибли семь лет назад, когда диверсионный корвет Доминиона расстрелял научно-исследовательскую станцию, где они работали.

Лиалина Антоновна подошла к гардеробу. Из самой глубины шкафа достала вешалку с какой-то одеждой, упакованной в серый чехол. Расстегнула молнию и вынула синий китель пилота боевого космофлота. Тихо звякнули медали, вспыхнула под электрическим светом остроконечная Звезда Тора.

Очень бережно Лиалина Антоновна надела китель.

Он по-прежнему приходился ей впору.

На улице зазвучали взрывы, и она вздрогнула, хотя и понимала, что это всего лишь начался салют в честь дня защитника галактики.

Лиалина Антоновна убрала китель обратно и достала с одной из полок гардероба коробку. Медленно открыла её. Поверх пачки писем лежала голограмма. Оттуда ей счастливо улыбалась девушка в форме лётчика военного космофлота, с орденами на кителе.

Рядом с ней в белом халате поверх серой военной формы стоял очень серьёзный молодой капитан военно-медицинской службы с самыми красивыми серыми глазами на свете. Халат скрывал одинокий невзрачный орден «За спасение погибавших», которым его наградили за то, что он остался оперировать в госпитале, когда крейсер Доминиона атаковал медицинский корабль. Он ещё не побывал в плену, ещё не получил ранение. Он ещё не был понижен в звании за то, что во время сражения на Бетта 3 Эридана оперировал на поле боя всех без разбору, и своих, и врагов… У них ещё не родился сын, а о внуках они даже не думали. Они был молоды и влюблены, они верили, что война скоро закончится, что победа близко, и что впереди у них — долгая и счастливая жизнь…

— Бабуль, бабуль, ты видела салют? — раздался из прихожей возбуждённый голос Женьки.

— Видела, — отозвалась она и, убрав коробку обратно в гардероб, вышла к внуку. — Ужинать будешь?

— Буду!

Переполненный впечатлениями, Женька умудрялся болтать даже с набитым ртом.

Лиалина Антоновна с улыбкой смотрела на него, а сама думала над тем, как странно устроена жизнь, в которой война делает убийство подвигом. Она была военным пилотом, водила корабли, прикрывала отступление десанта — и получала за это медали. Герман был военным врачом, лечил раненых в тылу и на полях сражений, в госпиталях и под обстрелом противника, но никто не давал ему за это орденов.

Никто не считал, сколько жизней спас Герман. Однако Лиалина Антоновна точно знала, что каждая спасённая им жизнь — это подвиг. Куда более настоящий, чем те, которые совершила она, забирая чужие жизни.

А вот для десятилетнего мальчишки, не понимающего ни что такое настоящая война, ни что такое настоящий подвиг, военврач звучит далеко не так героично, как пилот военного космофлота, участвовавший в боях. Да и бабушка, которая печёт внуку пироги и каждое утро провожает в школу, как-то не подходит на роль героя. Так что пока пусть для Женьки таким героем будет Герман. Она только рада.

А когда внук вырастет, он сам всё поймёт.

Print Friendly, PDF & Email

7 комментариев для “Марина Ясинская: Необыкновенные истории на Новый Год

  1. С Новым годом, с новыми сказками, с новыми вполне заслуженными знаками признания таланта! Оба рассказа полны добротой и дара ненавязчивого сопереживания. Всякая художественная фантастика мне не по вкусу, поэтому, отдавая должное писательскому мастерству в обоих повествованиях, предпочитаю первый. В нём мне слышатся интонации Виталия Биянки. Не настаиваю, может быть, почудилось — я любил его рассказы для детей на «биологическом замесе». Спасибо и удачи.

  2. Папины острова . Очень реалистичная сказка. Как-то на школьном собрании черт меня дернул спросить одну девчушку, которая всегда приходила с мамой: а где твой папа? Она мне весело ответила: а у меня папы нет. У меня дядя Федя

  3. Уважаемая Марина, сначала решил, что первая сказка лучше, потом — вторая. После опять поменял мнение — обе замечательны. Спасибо и с новыми сказками в Новом году!

    1. Игорь, ты снял с языка мой комментарий. Остается присодиниться к предыдущему оратору. Прекрасные сказки! Поздравляю.

Добавить комментарий для Игорь Ю. Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.