Роман Казак-Барский: Памяти моего друга, истребителя танков Иосифа Фридзона, добровольца 41-го, наводчика орудия и командира…

Loading

8 мая 1945 года в 23:01 по среднеевропейскому времени
фашистская Германия капитулировала.
Ко Дню Победы в Европе (Victory in Europe Day):

Роман Казак-Барский

Памяти моего друга, истребителя танков Иосифа Фридзона, добровольца 41-го, наводчика орудия и командира…

— Он родился в рубашке, — сказал старый ветеран в архиве Печерского райвоенкомата Киева, знакомясь с личным делом Иосифа Фридзона, прошедшего войну от первой бомбы, сброшенной на родной город, до последнего выстрела в Берлине. — «Лёгкое ранение в бою в апреле 45-го». Эта отписка медсанбата не даёт права на инвалидность. Жаль. Ничем не могу помочь.

— Но ведь за последние 40 лет у него уже было два инфаркта! И потом — глаукома… Он же этим глазом ловил в прицел немецкие танки…

— Потому и сожалею. Вижу, что иптаповец. Такие долго не воевали. Один-два боя… Времени обучать расчёты не было… Сорокапятка — хорошая пушка. Но если с первого выстрела немецкий «панцер» не остановил, то, как любовно звали эту пушечку фронтовики, — «Смерть фашизму — пиз**ц расчёту».

Справку всё же ветеран дал. На коричневой обёрточной бумаге. Я отправил её в Кирьят-Ям. Однако она ему уже не понадобилась…

В 41-м Иосиф закончил школу №52, что на Фундуклеевской, в которую я должен был пойти на следующий год…

22-го июня 41-го, в 2 часа пополудни он был в военкомате…

Так начался боевой путь Иосифа Фридзона.

В то ужасное лето 41-го за нежелание учиться и неумение воевать бывшие вахмистры и унтера — «герои» Гражданской войны, нынешние генералы-конармейцы расплачивались кровью собственных солдат, территорией собственной страны и жизнями брошенных на произвол судьбы на оккупированой территории своих братьев и сестёр, отцов и матерей. Впрочем, жизнь показала, что большинство из них неспособны были к обучению. Тех, кто умел, поставили к стенке ещё до войны. Кого не успели расстрелять в 37-38-м, добили уже после 22-го июня. Среди последних был генерал Штерн и дважды Герой Советского Союза, герой испанского неба генерал Смушкевич.

Иосифу очень повезло. Он не попал в плен ни в сентябре 41-го, ни в погроме, устроенном Манштейном армиям товарища Маршала Тимошенко в мае-июне 42-го под Барвенково. Остатки советских разбитых армий откатывались к Сталинграду и на Кубань.

Необученные, без специальной экипировки потрёпанные подразделения Красной Армии поспешно занимали кавказские перевалы, где много лет спустя в вечных снегах Главного Кавказского хребта будут находить замёрзшие трупы красноармейцев в летнем обмундировании, в армейских ботинках с обмотками в обнимку с трёхлинейными винтовками образца 1891/1930 года. Небольшие группы горных стрелков, поспешно подготовленные альпинистом старшим лейтенантом Гусевым, не могли противостоять элитной горнострелковой дивизии «Эдельвейс», батальонами которой командовали альпинисты, прошедшие  в 40-м году практику на кавказских тропах под руководством советских проводников.

Десяток солдат-иптаповцев, оставшихся в живых, под командой старшины прорвались из окружения и брели на восток по пыльным просёлкам Кубани. Среди них был и наводчик орудия рядовой Иосиф Фридзон. Через два дня группа растворилась в обезлюдевших станицах. Дальше на восток Иосиф шел один. Он тоже мог бы остаться у Марии, которая накормила, напоила и приютила его на ночь в своей постели. Она уговаривала его остаться. Но он добровольно пошел на фронт сражаться с немецкими фашистами. Свою красноармейскую книжку и комсомольский билет Иосиф спрятал в разбитые рыжие солдатские ботинки. Кроме них от униформы у него остались шаровары, обмотки, бязевая нательная рубаха и сумка от противогаза. Гимнастёрку в последнем бою он порвал на жгуты, пытаясь остановить кровь у раненого заряжающего. Кончились снаряды, лошади куда-то исчезли, да и командиры тоже. Просёлок петлял между холмами, покрытыми рыжими кустиками сожженной августовским солнцем жёсткой травы. Чтобы не поднимать тонкую пудру дорожной пыли, Иосиф шел по обочине дороги. Грунт там был твёрже и идти было легче, да и облачка пыли не демаскировали его на пустынной дороге среди голой степи.

Сзади послышался рокот мотоциклетного мотора. «Ну, вот и пришёл» — подумал Иосиф. Скрыться было некуда. От мотоцикла не убежишь. Мотоцикл обогнал его и остановился поперёк дороги. Пыль медленно осела. В седле боевого BMW сидел солдат чуть старше Иосифа. Расстёгнутая у ворота тужурка, закатанные рукава, типичная арийская внешность. Без головного убора. Белесый чуб прилип ко лбу. На груди автомат. Немец внимательно рассматривал Иосифа.

— Зольдат? — спросил немец.

— Йа, — ответил Иосиф.

Знание школьного курса немецкого да и идиша вполне позволили ему объясниться с немцем.

— Куда ты идёшь? — спросил солдат.

— Домой.

— Где твой дом?

— Махачкала, — ответил Иосиф и махнул рукой на восток.

— Гут. Сталин капут.

Иосиф не стал возражать. Видимо немец не очень разбирался в тонкостях расовых отличий, а может просто оказался порядочным человеком.

— Есть хочешь?

— Хочу.

Немец неожиданно опустил руку в коляску мотоцикла и достал оттуда полбуханки хлеба.

— Держи! — и кинул хлеб Иосифу.

— Курить хочешь?

— Хочу.

Вслед полетела полупачка сигарет.

— Иди домой. — Он развернул мотоцикл и дал по газам.

Иосиф минут пять стоял. Пыльное облачко от мотоцикла медленно таяло на горизонте.

Через день он вышел к своим.

В фильтрационном лагере его двое суток допрашивали особисты. Видимо его мальчишеская наивность, чистосердечный рассказ о встрече на дороге, объяснявший наличие трёх сигарет в пачке с написью по-немецки, сохранившиеся документы и, главное, — взаимное опознание его и сержанта-однополчанина, тоже вышедшего в одиночку из окружения, — убедили особистов, что он — не немецкий шпион.

Вместо штрафбата его направили в артучилище. Войне ещё не видно было конца, а обстрелянных грамотных кандидатов в офицеры не хватало.

В училище он узнал, что мать и сестра эвакуировались на Урал, а отец погиб в боях под Киевом.

Учили тогда быстро. Кормили скудно. Гоняли тяжко. Всем хотелось поскорее на фронт.

Летом 43-го лейтенант Фридзон принял батарею родных сорокопяток на южном фасе курского выступа.

Вечером, накануне контрударной операции, в батарею поступило пополнение. Утром обнаружилось отсутствие одного из новобранцев.

Член Военного Совета фронта генерал-лейтенант Никита Хрущёв отвечал не только за политическое воспитание бойцов и командиров, но и за сохранение военной тайны. Он кричал и размахивал кулаками перед лицом мальчишки-комбата, свято веря, что солдат-перебежчик, невыявленный враг, выдаст врагу страшную военную тайну — сколько патронов помещается в магазин винтовки, и тем самым сорвёт операцию фронта. Оторавшись и отдышавшись, спросил:

— Как твоё фамилиё?

— Лейтенант Фридзон, товарищ генерал.

— Давно воюешь?

— С июня 41-го.

— На каком фронте?

— На Юго-Западном.

— Откуда родом?

— Из Киева.

— Родители есть?

— Мать и сестра на Урале в эвакуации. Отец погиб на фронте под Киевом. Больше никого нет.

Хрущ любил Киев. Может быть, чувствовал свою вину перед сотнями тысяч погибших и пленённых солдат Юго-Западного фронта, которых он бросил на произвол судьбы в котле под Лохвицей, устроенном Клейстом и Гудерианом в сентябре 41-го.

— Ладно… Иди, воюй, лейтенант.

— Тебе, лейтенант, здорово повезло, — заметили штабные, — Обычно он таких расстреливает.

В боях на Курской дуге, левобережной Украине, когда в батарее несколько раз сменился личный состав, а на вооружении были уже 76-ти мм пушки, его хранил Бог.

В августе 43-го Красная Армия вышла к Днепру. Бесперспективные тяжёлые бои за Букринский плацдарм на высоком правом берегу Днепра южнее Киева не сулили ничего хорошего. Невыполнение приказа Верховного — во что бы то ни стало к годовщине Октябрьской революции освободить от немецко-фашистских оккупантов столицу Украины город Киев, могло обернуться крупными неприятностями для высоких военачальников. Тогда-то и был принят план — обойти Киев с севера, форсировав Днепр у Лютежа.

В конце октября температура воды в Днепре у Киева не более 10 градусов по Цельсию. Первой волне десанта на правый берег были обещаны Геройские звёзды. Да и не мудрено. Ширина реки около 600 метров. Переправочные средства — рыбацкие лодки-плоскодонки, самодельные плоты и охапки хвороста, обёрнутые плащ-палатками. Мало кому удалось достичь правого берега даже под покровом ночи.

Иосиф пошёл артиллерийским корректировщиком с первыми лодками.

Он хорошо корректировал огонь артиллерийских батарей, поддерживающих десант, и был одним из первых представлен к званию Героя командованием стрелкового соединения, которое первым закрепилось на правом берегу.

Иначе рассудили штабисты: «Молод. Пусть ещё повоюет. Хватит ему и ордена. Мы ведь тоже форсировали Днепр не последними. Правда, уже на понтонах. Да и… поди разбери, кто первее»…

Безлюдная центральная часть города встретила освободителей руинами и скелетами сгоревших домов. Некогда самая красивая улица, Крещатик, был завален битым кирпичом и искорёженными стальными балками. Дом на Фундуклеевской, 4, откуда Иосиф ушёл на фронт, родная школа смотрели пустыми глазницами окон на брусчатку мостовой. Запах гари и железа висел над дотла сожженными кварталами. В районе Шевченковского парка вился лёгкий дымок. Это догорало главное здание Университета.

Много лет спустя молодые историки-аналитики задумаются, кому и зачем понадобилось в сентябре 41-го взорвать и сжечь центральные кварталы города, Успенский собор — памятник архитектуры ХII века. Ведь уличных боёв ни в 41-м, ни в 43-м в городе не было. Центр города не подвергался бомбардировкам. Город, которому насчитывалось 1500 лет, пытались лишить своего лица.

В этот праздничный день Иосиф узнал, что у него нет теперь дома, что десятки тысяч евреев, граждан города, предки которых жили здесь более тысячи лет и вложили немало сил и средств в его развитие и процветание, были расстреляны 29-30 сентября 41-го года нацистами в пригородном овраге Бабий Яр за старым еврейским кладбищем. И стал Бабий Яр за 778 дней оккупации братской могилой евреев, цыган, пленных красноармейцев, украинских националистов, больных психиатрической больницы и заложников, стал первым в ряду мест массового уничтожения евреев Европы, таких как Освенцим, Треблинка, Понар и Майданек…

На плечах отступающего противника Красная Армия ворвалась в Житомир, где фельдмаршал Манштейн оставил красноармейцам праздничный подарок — эшелон со спиртом…

Пока Хрущёв с Ватутиным проводили праздничные митинги в честь ХХVI-й годовщины Октябрьской революции и освобождения Киева от немецко— фашистских захватчиков, Манштейн нанёс ответный удар, отбив у пьяной армии Житомир. Танковый клин во главе с лейб-штандартом танковой дивизией СС «Адольф Гитлер» форсированным маршем двигался к Фастову, угрожая отбросить Красную Армию обратно за Днепр. Чтобы остановить немецкое наступление, под Фастов были брошены все противотанковые средства фронта…

…В батарее у Иосифа оставалось одно орудие…

Эта праздничная пьянка обошлась Красной Армии в девяносто тысяч человек…

И в этой мясорубке Бог хранил Иосифа…

На переформировке капитан Иосиф Фридзон получил экспериментальную противотанковую батарею, вооруженную 100 мм пушками. Поставленные на колёса длинноствольные корабельные орудия стали очень серьёзным противотанковым оружием. Любой танк 2-й мировой войны мог быть поражен такой пушкой на расстоянии 1.5-2 км.

Мощные канадские бронетранспортёры-тягачи легко таскали на прицепе «сотку» по украинскому бездорожью, скрыв за своими стальными бортами орудийный расчёт и минимальный запас двухпудовых снарядов.

Получая новую технику, Иосиф обнаружил, что кожаные спецкостюмы для экипажей бронетранспортёров и трёхдневный запас продовольствия, которыми были укомплектованы машины, поставленные союзниками, почему-то остались у интендантов и штабных начальников. Ему положено было только железо…

Теперь, с азартом охотников, сидя в засаде, батарейцы Иосифа поджидали появление немецких танков. За каждый уничтоженный немецкий танк наводчикам платили 500 рублей, а за шесть — можно было и орден получить, а то и Героя. Впрочем, буханка хлеба на киевском Сенном базаре в 44-м стоила 300 рублей. Батарейцам-истребителям на фронте и вовсе деньги были ни к чему. Самогон, закусь к выпивке, помимо американской тушёнки, и бабы брались «с бою», как в добрые старые времена…

Их в армии уважали. Почти, как камикадзе в Японии. Позиции истребителей танков были всегда впереди, на прямой наводке. И первый удар они принимали на себя. Тогда, в 44-м, истребители танков, получили на рукав нашивку — окантованный красным кантом ромб, внутри которого были изображены желтые перекрещенные пушки на чёрном фоне.

Потом был бросок через южную Польшу к Висле, захват Сандомирского плацдарма. Немцы, во что бы то ни стало, пытались сбросить Красную Армию за Вислу, не пустить к границам Рейха или хотя бы затормозить её продвижение на запад. Батарея Иосифа Фридзона успешно отбивала танковые атаки гитлеровцев. На его позиции шли уже не Рz-III и Pz-IV, а «Пантеры» Pz-V и «Тигры» Pz-VI. Однако в его батарее были уже и Герои…

Последний бой войны с танками противника батарея Фридзона приняла под Потсдамом в апреле 45-го.

Среди белого дня, открыто, не маскируясь, большая колонна немецких машин с танками пыталась прорваться на запад, чтобы сдаться союзникам. Немцы не стреляли. Вероятно у них кончились боеприпасы. Капитан Фридзон из походного порядка развернул батарею к бою. Расстояние до колонны было метров 800. В голове колоны шел «Королевский тигр». Первым залпом «Тигр» был сброшен с дороги. Все четыре снаряда одновременно угодили в цель. Башня вывалилась из посадочных клюзов, но танк не взорвался. У него не было боеприпаса. Как в тире батарея расстреляла всю боевую технику. Немцы не отвечали, но оставшиеся в живых солдаты упорно, как сомнамбулы, шли вперёд на батарею… Стрелять по пехоте пудовыми болванками было бесполезно. Сняв замки и оставив орудия, батарейцы отступили. Немцы прошли сквозь позиции артиллеристов на запад. Вернувшись к своим пушкам, истребители продолжили движение к Берлину.

Когда батарея вытянулась на дороге в походную колонну, водитель командирского трофейного «Опель кадетта» ещё копался в двигателе. К позиции, только что покинутой артиллеристами, вышли два немецких солдата. Один из них был ранен и опирался на плечи другого. Видимо они отстали от только что прорвавшейся колонны. Иосиф его узнал сразу… Позади щёлкнул затвор карабина в руках у водителя…

— Погоди, не стреляй. Они без оружия. Где твой мотоцикл, солдат?

Раненый удивлённо посмотрел на советского офицера.

— Ты помнишь дорогу на Кубани в 42-м?

Раненый наморщил лоб, пытаясь возродить в памяти события двухлетней давности.

— Йа…

— Ты догнал на мотоцикле солдата без оружия, дал ему хлеб и сигареты. И не убил его, хотя мог бы.

— Йа! — мотнул головой немец, уже вспомнив этот эпизод.

— Я — тот солдат, — сказал Иосиф. — Ты голоден?

— Йа…

— Курить хочешь?

— Йа..

Иосиф достал свой вещмешок из машины и протянул немцу банку американской тушёнки, буханку хлеба и пачку «Camel»:

— Гитлер капут! Дер криг капут!

— Йа, йа… Гитлер капут…

— Гут. Иди домой…

…Именно тогда шальная пуля, бывшая уже на излёте, вошла в грудь Иосифа у сердца, да там и осталась до самой смерти. В медсанбате ему обработали входное отверстие, заклеили, и он продолжал командовать своей батареей. Война уже издыхала. Капитану Иосифу Фридзону, командиру батареи истребителей танков шел 22-й год…

В 45-46-м годах в киевском парке имени Пушкина на выставке трофейного оружия, особняком, на перекрёстке двух аллей, стоял «Королевский тигр» с громадным проломом в борту. На табличке было написано, что этого зверя подбили советские артиллеристы под Потсдамом. Может статься, это был тот самый…

В брошенном богатом особняке в Потсдаме батарейцы взорвали сейф. По комнате кружили зелёные купюры каких-то денежных знаков. Солдат интересовали часы и мелкая бижутерия. Командиру принесли слиток желтого металла из сейфа. Иосиф передал золото в «Фонд Победы»…

Несколько месяцев спустя, уже после войны, писарь полка, оформлявший акт сдачи металла, по пьянке заметил: «Зелёный ты, капитан. Золото, что ты сдал в Потсдаме, командир с замполитом поделили. Акт сожгли, да и мне кое-что перепало…»

Война проявляет истинную сущность человека…

Эшелоны с войсками потянулись на восток. Его часть перебросили в Австрию. На войне с Японией не понадобятся такие мощные противотанковые орудия.

На соседнем аэродроме союзников базировались изящные красавцы В-29 «Суперфлаингфортрес». В то прекрасное победное лето 45-го военнослужащие союзных армий ещё общались друг с другом, пили пиво и шнапс в общих кнайпах, танцевали с девушками на общих дансингах.

Однажды ночью на аэродроме сгорела «крепость».

Опухшие от водки и безделья особисты-смершевцы решили «взять след». Стали всех поголовно опрашивать, где кто был в ту ночь, не причастен ли к «пожарной провокации». Раскрытие такого преступления сулило очередные награды и звёзды на погоны. Всё оказалось до обидного просто — пьяный американский сержант бросил окурок… Его даже не судили, отправили под арест на несколько суток. Война уже списала эти громадные машины.

Потом Иосиф служил в Бресте. Решение остаться в кадрах армии пришло не сразу. Ему было уже 25, а он ничего не умел, кроме как стрелять в немецкие танки. Решил поступать в военную академию. Сел за учебники. С первого захода стать слушателем Академии не получилось. Не добрал балла. Поехал на следующий год. Баллов набрал достаточно. В мандатной комиссии, которая выносила окончательное решение, заседали полковники от политуправления и спецслужб.

— Выйди, капитан, подожди в коридоре…

Через некоторое время к нему вышел полковник.

— Капитан, не пытайся больше поступать в Академию. У тебя в личном деле записано, что ты был в окружении…

В стране начиналась охота на ведьм.

Иосиф всё понял.

— «Климу Ворошилову письмо я написал. Товарищ Ворошилов, Народный Комиссар, в Красную Армию в нынешний год, в Красную Армию брат мой идёт» — процитировал Иосиф стихи только что расстрелянного детского поэта, члена Еврейского Антифашистского комитета Льва Квитко.

Наступили суровые времена…

Однако Бог не забыл его. Дал ему хорошую жену и даже хорошую тёщу. Жена родила ему двух дочек.

В 57-м Иосифа, как и 600 тысяч других, таких же фронтовиков, социально беззащитных и не умеющих ничего делать на гражданке, вышвырнули из армии как отработанный материал. Они любили свою Родину-мать и защищали её, как могли. Она же, Родина, как капризная кокотка, не ответила им взаимностью.

Иосиф вернулся в родной город. Пошёл работать на завод учеником слесаря, где я с ним и познакомился. Тогда на заводе было много демобилизованых офицеров-фронтовиков. Иосиф делал работу добросовестно, как на фронте. Его любили и уважали. Свои боевые награды никогда не носил. Кроме знака участника Отечественной войны. Может быть потому, что уж очень они обесценились. К концу войны боевые «подруги» больших командиров и командующих из числа связисток, медсестричек и даже любимых певичек, носили на своих пышных грудях такие «иконостасы» наград, что медаль «За боевые заслуги» была там самой малозаметной. Да и чему удивляться, если штабные интенданты, музыканты и «энкавэдисты» получали такую медаль за 10 лет службы, орден «Красная Звезда» — за 15 лет, а «Орден Ленина» — за 25. Советские адмиралы, не одержавшие ни одной победы в морских сражениях, с гордостью носили на груди ордена «Ушакова» и «Нахимова». Ну, а скромный замполит, полковник Брежнев, став Генсеком, вообще обвешал себя орденами всех стран и народов от кадыка до яиц, перещеголяв в количестве Геройских звёзд самого «Маршала Победы» Георгия Жукова! Проходя мимо доски с портретами членов Политбюро, увешанных Геройскими звёздами, Иосиф иронично замечал — «Посмотрите, какие они все у нас Герои!»

Инфаркты «достали» его в 80-х…

Как только приоткрылась «калитка», дети вывезли его на историческую Родину. Бог был милостив к нему, одарив прекрасной семьёй и надёжными друзьями. Иосиф пережил ХХ-й век…

Последний раз я и наш общий друг Александр Заславский пришли на могилу Иосифа вместе с его вдовой, дочкой Наташей и внучкой Аничкой, солдатом Армии Обороны Израиля в 2002-м году…

Мир праху твоему, дорогой друг… 

Print Friendly, PDF & Email

6 комментариев для “Роман Казак-Барский: Памяти моего друга, истребителя танков Иосифа Фридзона, добровольца 41-го, наводчика орудия и командира…

  1. Роман, спасибо за интересный рассказ. Очень жаль, что я не был знаком с Иосифом… Вечная ему память.

  2. Вот так воевали наши еврейские ребята.

  3. Спасибо за память.

    «…кавказские перевалы, где много лет спустя в вечных снегах Главного Кавказского хребта будут находить замёрзшие трупы красноармейцев в летнем обмундировании, в армейских ботинках с обмотками..» — это я видел в 1972-м.

  4. Эта история впечатляет, и тем , как написана — без всякой выспренности , пафоса- и самой судьбой этого человека, к которому оказалась милостивой фортуна. Я не разбираюсь в типах артиллерийских орудий, из которых стрелял герой этого рассказа (меня не восхищают и разрабатываемые новые виды — все более изощренные способы уничтожения себе подобных). Поражает воображение другое, как в этой бойне можно было сохранить человечность . Вот эти два эпизода в рассказе говорят больше, чем все оглушительные победоносные залпы. Побеждает человеческое, что в немецком солдате, что в русском. На личном уровне все обстоит по-другому.
    И об этом я не раз слышала от тех, кто воевал. Спасибо, Роман, за Ваш рассказ.

  5. Я хочу, чтобы об этом скромном человеке знали люди. Чтобы его потомки гордились им. Граждане Израиля! Его потомки — ваши соотечественники нынче…
    Спасибо, Самуил, за оценку…

Обсуждение закрыто.