Леонид Рохлин: Монгольские дневники

Loading

Помните, как из-за пустяшного выстрела принципиального серба Гаврило началась Первая мировая война. Вторая была вызвана более весомыми причинами. А вот начало Третьей могло возникнуть в результате обычной пьянки советских офицеров, случившейся на границе Монголии и Китая. Я не шучу.

Монгольские дневники

Леонид Рохлин

«Не имеет значения победа или поражение. Значение имеет лишь смелость продолжать».
Уинстон Черчилль

Он заехал за мной очень рано. Только-только из-за ближней горы выскользнули первые лучи солнца и высветили рельеф областного аймака Гобь Алтая. Трудно назвать его городом, тем более областным центром. Две–три тысячи белоснежных юрт на пологом склоне невысокой горы и шесть трёхэтажных блочных зданий чуть выше по склону. Три дома для областного начальства, дом общественных организаций — почта, милиция и больничка. Два дома для советских специалистов. На противоположной стороне долины, не более чем в полукилометре от города, высились два искусственных холма, в чреве которых годами хранились огромные баки с тысячами тонн бензина и дизельного топлива… для заправки танков. Зачем и почему — никто не знал. То была великая тайна. Правда, жить по соседству с такой “тайной” было весьма опасно. Да кто ж обращал внимание на такой пустяк!

Белые конусы юрт оживляли унылый черный раскрас гор, располагаясь полукругом на почтительном расстоянии от жилья начальства. Между народом и начальством чернела каменистая площадь с огромным памятником монгольскому вождю.

К приезду большого начальства верховые милиционеры гортанными воплями сгоняли из юрт краснощёких женщин. Выстроившись длинными рядами, под звуки больших барабанов, женщины мётлами очищали площадь. В связи с хронической нехваткой воды — очищали всухую. Поднимались тучи пыли, застилающие солнце. Проходил час, другой и пыль пластами оседала… на памятник великого воина тов. Д. Сухэ-Батора, коммуниста и личного друга вождя всех народов мира тов. В. И. Ленина, чем-то очень похожего на ещё более великого, эпохального Чингиз Хана. Личный друг Ленина естественно восседал на мощном коне с развевающимся победным знаменем и огромным мечом.

Он — начальник областного управления водного хозяйства тов. Алмас Лувсан. Третий человек в областной иерархии. До этого высокого поста был второй фигурой в области, в поте лица трудясь руководителем местного КГБ в звании полковника. По слухам за чрезмерное пьянство и беспримерное блядство был тихо снят и брошен на водное хозяйство. Невысокий, крепкий, с тёмным от загара лицом, испещрённым многочисленными глубокими морщинами разной направленности.

Я — новый руководитель советских специалистов в аймаке. Мы спешили на приёмку скважин, обеспечивающих водой малочисленные группы населения и бесчисленные отары овец, табуны лошадей и верблюдов в долинах Чонгарского хребта. Путь долгий, утомительный. Дорог, естественно нет. Степь!

Новенький советский ГАЗ-69, удачно прозванный козлом из-за непредсказуемой своенравности, трудолюбию и проходимости, пылил по каменистым тропам. Зябко, и я поначалу кутался в куртку. Но в Монголии солнце прогревает атмосферу быстро и вот уже жара заставила раздеться. Я снял куртку.

— Что это у тебя с рукой Эд… ард …. Израил….

Лувсан вновь запутался и в имени моём и тем более отчестве. Никак они ему не давались.

— Фашисткая пуля, — смеясь, сострил я.

— А почему у тебя такое странное отчество. Никогда не встречал. Ты что, не советский.

Я споткнулся с ответом, подбирая достойные выражения.

— Да нет, советский. Коренной россиянин и москвич. Еврей я, еврей. Есть такая нация, которая расселена среди населения многих стран. Так исторически сложилось. Мой отец получил имя по названию еврейского государства, когда-то существовавшего на берегах Средиземного моря. Было такое — Израиль. Вот так я стал Эдуардом Израилевичем.

Лувсан задумался. В его постоянно полупьяной голове крутились какие-то мысли и, наконец, он выбрал одну из них и облегчённо произнёс.

— Конечно, слышал и читал, что есть евреи. Много слышал. Однако люди признают, что вы очень умные и хитрые. Никогда не видел… живого еврея.

Прямодушно изъяснился внебрачный потомок великого кагана. И протянул руку. Как равный — равному.

— Мы с тобой, Эд… ард, братья по несчастью. — полковник в улыбке ощерил рот, блеснув золотом маленьких прокуренных зубов. — Ты еврей, а я уйгур. Люди без родины…

Я не стал вдаваться в подробности, уж слишком мало знакомы, да и прежняя его должность настораживала. Но “признание” полковника сдружили живого еврея и вечно полупьяного уйгура. Особенно после того, как случились две весёленькие истории.

КРОВАВОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ

Помните, как из-за пустяшного выстрела принципиального серба Гаврило началась Первая мировая война. Вторая была вызвана более весомыми причинами. А вот начало Третьей могло возникнуть в результате обычной пьянки советских офицеров, случившейся на границе Монголии и Китая. Я не шучу.

Расскажу без утайки.

В лето 1973 года бурил скважины в дне пути от города Булгана, что на границе с Китаем. А две другие мои бригады бурили рядом в 3–5 км. На четвёртый день примчался бурмастер с соседнего станка, Игорёк, и сообщил, что заклинило трубы и как они не старались поднять колонну, ничего не получалось. Я приказал Игорьку и его помощнику Коляну, давнему другу и отчаянному охотнику, ехать на базу, в город, за специальным подъёмным оборудованием. Ребята обрадовались. Домой! К ласковым женам! К борщу с халявной бараньей грудинкой…

Прошло двое суток. Ни Игорька, ни Коляна. Я забеспокоился. Обсадку могло заклинить навечно. Да и было от чего беспокоится! Знал взрывной необузданный характер своего бурмастера.

— Изральич! Смотри! Кто-то пылит к нам — произнёс Коля-геофизик.

Машина быстро приближалась. Из тучи пыли выскочил шофёр моего начальника Лувсана и громко крича, подбежал к нам. Он плохо говорил по русски.

— Дарга, дарга, — орал шофёр и от волнения у него дергалась левая щека. — Русский стреляет, другой русский однако тоже стрелял, много стреляли, китайцы на границе поднялись. Война однако. Лувсан сказал: «Быстро в город. Давай, бросай, поехали…» Я показать короткая дорога.

Мы остолбенели. Какая война? Но мысль о сыне и жене сработала молниеносно и уже через десяток минут две машины закрутились по долинам. Прибыли к вечеру субботнего дня. В городе тихо. Даже собаки куда-то попрятались. Шум доносился с юга, с китайской границы. Я было направил машину к дому, где жил, но шофёр Лувсана вновь грозно закричал.

— Нет дом, дарга. Нет! Лувсан ждёт. Давай быстро. Твой жена и чичик всё хорош, хорош.

Тут вдруг со стороны границы услышал короткую автоматную очередь. Ещё одну. Затем два выстрела из ружей. Ветер донёс какие-то крики, показалось женские вопли. Дорога привела на очередной холм. Мы остановились и я в мощный бинокль стал разглядывать окрестности. Господи! За пограничной рекой открыто копошились сотни китайских солдат и военная техника.

— Это что китайцы? Что случилось? Кто стреляет?

— Это твои русские стрелять, женок наказать, — непонятно ответил шофер. — Ехать, ехать быстрее, тебя очень ждут.

Каких женок? Сердце в предчувствии беды заныло.

В ярко освещённой приёмной крошечной больницы толпилась областная власть во главе с полковником Лувсаном. На двух столиках дымился чай. Рядом с Лувсаном сидел незнакомый российский капитан, безвольно опустив плечи и глаза. За ним у стены стоял наш солдат. Маленький такой, мухортенький, конопатенький, в мятой форме, значительно превышающей его естественные размеры. Он стоял навытяжку и бессмысленно, в упор, смотрел вперёд.

Полковник встретил словами.

— Твои мастера однако бесстрашный охотник. С дробовиками против автоматов не всякий полезет… Плохо, что китайцы всполошились. Видно заметили ваших военных в форме и военные машины. А тут ещё стрельба из автоматов. Звонили и требуют объяснений. А мы сами не знать в чем дело.

Многоопытный Лувсан тревожно посмотрел на меня и произнёс начальственным тоном.

— Ты Эд… ард руководитель, однако, всех русских. Тебе и отвечать за эту стрельбу. Такого ещё не было у нас. Но ты нам очень полезен. Возьми-ка капитана и солдатика. Выйди с ними и пусть расскажут тебе, своему соотечественнику, всё, что произошло. Нам боятся, однако, сказать правду. А мне нужна точность. Так что давай быстро разберись, пока я не принял крутых мер. Тогда обратную дорогу будет трудно сыскать. И я уже не смогу тебе помочь. Ты понял. Один звонок в Улан Батор и тебя нет… И здесь и в Москве.

Я молча кивнул и мы вышли с капитаном на воздух. За нами, как оловянный солдатик, последовал конопатенький.

— Ну что тут рассказывать. Мой шофёр лучше всё знает. Вы представляете, в сорокаградусную жару, почти весь день, происходила стрельба прямо над дымящимся, несмотря на вентиляцию, хранилищем бензина и дизельного топлива и в любой момент могла произойти катастрофа. Взрыв смёл бы весь городок… Да и на китайцев перекинулся бы. Мы же на пороховой бочке.

— Вы давайте конкретно. Почему вы здесь? Какое хранилище?

— Этого я вам, гражданскому не могу сказать. Просто знайте, что время от времени мы приезжаем, чтобы протестировать качество хранящегося здесь топлива. Вчера подъехали к городу на двух спецмашинах. На одной шофёр, я и два старлейта, Егоров и Беридзе. На второй химлаборатория. В километре от города встретили двух русских женщин. Милые такие, простенькие. Вышли размять ноги, разговорились. Оказалось, жены ваших специалистов, которые где-то бурят скважины на воду. У одной такие нахальные, голодные глаза. Я сразу заметил. Ну парни мои и завелись. Беридзе особенно. Он по этой части большой специалист в полку, и не раз был бит, но всё не унимался. У меня болела голова. Шестьсот вёрст по жутким ухабам кого угодно в могилу сведут. Отошел и прилёг. Вскоре слышу заразительный женский смех. Ну думаю, мой химик начал опробование и теперь уже не отстанет, пока досконально не изучит физический состав натуры.

— Хорошо объясняетесь, капитан.

— Да я здесь случайно. Окончил московский МИТХТ и сразу загремел в армию… — Он продолжал. — Ну, поговорили мои старлейты минут десять и мы помчались на техпункт. Он на холме. Там построена маленькая казарма с кухней. Продукты с нами. Приехали. Стало темнеть. Сразу сняли пломбы с горловины подземного хранилища. Проверили вентиляцию. Почти в пределах нормы. Лишь правый танк немного дымил. Одного шофёра отправил кашеварить, вот его за дровами, а сами стали раскладывать спецодежду, маски, портативную химлабораторию, чтобы завтра поутру отобрать пробы и прочие дела. Утром и начали работу. Думал к вечеру управиться и следующим днём, воскресным, домой. Смотреть-то тут нечего. Пустыня. Зато знатная охота…

— Тут и начались странности. Вскоре Беридзе заявил, что концентрация основного лабораторного реактива резко повысилась и потребуется много времени для его очистки до нормального состояния. «Так что, капитан, — заключил он с непонятной усмешкой, — зарядим хлористым углеродом, подождём, а вам пока можно поохотится». Он знал чем меня выпроводить. Я, честно говоря, обрадовался. Моя единственная страсть — охота, а Монголия богата зверьём. Походил, походил, взял ружьецо, объяснил своему шофёру примерный маршрут, на всякий случай, и пошел. Вот и всё. Остальное расскажет рядовой Поддубный.

Я нервно расхохотался, услышав фамилию тщедушного солдатика. А тот встрепенулся и скороговоркой начал.

— А чо рассказать-то. Стыдно прямо, товарищ капитан. Про такое говорить.

— Ты не виляй Поддубный. Это приказ. Повтори с подробностями всё, что видел.

— Ну вы ушли, а мы с Митькой сели в кухоньке, чтобы не мешать товарищам офицерам. Вскоре Егоров зовёт Митьку, то есть солдата Митрофанова. «Ты, — говорит, — быстренько рули-ка в магазин. Вот тебе деньги, купи архи и тушенки. Давай брат. И капитану молчок. Понял. Исполняй!» Я остался на кухне. Вдруг смотрю по тропинке к нам поднимаются те две бабёнки, извините женщины, которых мы повстречали вчера в степи. Такие все расфуфыренные, напомаженные. И прямиком к нам. Ну, думаю, счас начнётся кувыркаж. Но такого, товарищ… — Солдат посмотрел на меня, не зная как назвать, но чувствуя важность моей персоны, откашлялся и продолжал. — … никак не ожидал. А Беридзе специально выпроводил вас, товарищ капитан. Это точно!.. Ну, дело солдатское, служи да помалкивай. Значит, дверку я им открыл, а сам было на кухню. Но одна тут же сказала: «Ты милёнок, пойди лучше куда-нибудь, а то лишние глаза да уши не нужны нам»…

— Я прямиком было в степь, но солнце жаркое. Тогда устроился в трансформаторной будке, то есть в сарайчике, что рядом. Он на бугорке и из него, как на ладони, всё видно, что делалось в комнате. Ну в той, где они с бабами засели. Ну, прилёг, значит. Тут Митька подъехал. Я ему свистнул и тихохонько сказал, чтобы водку на кухне оставил, а сам давай ко мне. Митька бывалый, всё сразу скумекал. Ну вот так и лежим в сарайчике. Я задремал. Тут услышал бабьи визги. Повернулись мы с Митькой, конечно. Смотрим в оба глаза. Мать родная… А они вчетвером, голые, в чём мать родила, сидят на лавках и закусывают. Женщины пьют наравне, что товарищи офицеры. Трогают друг друга за эти, ну… за органы, поглаживают и выпивают. Чокнуться стаканчиками, выпьют, потом погладят, подёргают, поцелуют в эти органы и опять наливают. Я аж вспотел от волнения, товарищ… — Он опять вопросительно посмотрел на меня. — Вот так почитай с полчаса. Потом разом вскочили, обнялись вчетвером, прижались и давай танцевать под свою музыку. Ну ту, что джаз. А дальше! Дальше не могу рассказывать. Такой срам начался, товарищ капитан. Не могу говорить…

Поддубный покраснел, обильно вспотел, поперхнулся.

— Ну в общем попадали на одеяла и начали вчетвером этим самым заниматься. Не знамо, кто с кем, кто на ком. Беридзе, сильно пьяный, всё командует: «Егорушка, наяривай!..» А товарищ Егоров, видимо настолько выпимши, что с колен с трудом поднимался. Заливался смехом и всё что-то кричал…

— И тут обернувшись, я обомлел. По той же тропиночке, осторожненько так, поднимаются два мужика. Вижу наши, русские, незнакомые. С ружьями. Я толкнул Митьку. Мы сразу всё сообразили. Мужья, значит, проведали. Бежать в степь за вами, не могу. Они увидят и могут пальнуть. Мужики видать серьёзные, обозлённые. Да и то сказать, власти-то советской здесь нету. Делай, что хошь. Притаились и ждём. Это точно серьёзные мужики, товарищ… потому как ворвались в комнату, и сразу, с ходу, двумя-тремя ударами, наотмашь, по-таёжному, положили товарищей старших лейтенантов и давай дубасить баб. Визг поднялся несусветный, кровь брызжит во все стороны…

— Тут я сказал Митьке, что дело пахнет керосином и потому подамся вас искать, товарищ капитан. Примерно-то знал куда ехать. Ну и по пластунски эдак добрался до машины и в степь. Ну вот и всё, товарищ … — Конопатенький Поддубный опять запнулся, глядя на меня. — Больше ничего не знаю. Как там Митяй… а? А вот ещё что. Вспомнил. Отъехав чуток, услышал выстрелы, короткие автоматные очереди и одиночные выстрелы из ружей.

Помолчали. Тут капитан обратился ко мне.

— Он меня встретил, коротко объяснил ситуацию и мы поехали в город. Сразу. А перед городом нас и взяли милиционеры. Ужасная история. Господи! Все мои надежды рухнули.

— Да, вы не о себе думайте, капитан. Там стрельба идёт. И китайцы подтягиваются. Того гляди в городок войдут. Я так думаю, что стреляли и мои буровики, а они отличные охотники.

В это время к больнице подъехала закрытая милицейская машина. Поначалу, сгибаясь в пояс, вышел длинный тощий солдат Митрофанов. Его никто не охранял. Он был спокоен и серьёзен, словно давно собирался идти с повинной. Увидев нас, тут же подошел к капитану и отрапортовал о прибытии. Затем выволокли женщин. Смотреть было и жалко и смешно. Лариска шла, гордо подняв окровавлённое лицо, не прикрывая голое тело. Шла, как Космодемьянская на виселицу. Вторая, тихая Вероника, мельтешила руками, стараясь прикрыть то лицо в одном огромном сине-фиолетовом подтёке, то обнаженные груди и низ живота в живописных порванных трусиках. Затем малорослые монголы выволокли двух российских чудо-богатырей в кальсонах и в наручниках. Светловолосого огромного Егорушку, смотревшего обалдевшим дурашливым пьяным взглядом. Его с трудом тащили четверо милицейских. За ними гордо, со злой усмешкой на тонких окровавленных губах, видимо сопротивлялся, самостоятельно передвигался, припадая на раненую ногу, чёрный демон из Закавказья, гражданин Беридзе. Его, когда-то белые кальсоны были обильно замазаны кровью с глиной. Вся живописная группа молча прошла в больницу. Я сказал Митрофанову остаться и подробно рассказать остаток удивительной, леденящей душу истории.

— Когда Поддубный уполз, — начал длинный Митька, — я засел в сарайчике и начал наблюдать. Всё как на ладони. Те двое, гражданских, вошли осторожненько, прямо как охотники. Зашли и на момент остолбенели. Но не надолго. И началось мордобитие, а позже стрельба. Голых-то легко бить. Голый ведь не думает о защите, а лишь бы что-то найти и срам прикрыть. А гражданские оказались крепкие парни. Сразу прикладами, привычно, положили военных, а бабы попрятались по углам. Они их стали выволакивать и бить. Зверски били. А тут наши офицеры немного очухались и прихватив один автомат, выбежали и напрямки в мою сторону. За сараем там был бугорок. Вот там они, совершенно голые и пьяные, заняли оборону. Прямо в двадцати метрах от моего сарайчика. Ну и гражданские стали по ним палить. Но с умом. Поверху бьют. Не дают подняться. Егоров, так тот совершенно невменяемый, лежал носом в песок, не шелохнувшись. А Беридзе крутился как волчок и отстреливался короткими очередями. Тут вскоре и милиция подоспела. Я по пластунски отполз подальше и сдался милицейским. Стал рассказывать, а они ничего не понимают. Только кричат нашим и махают руками. Ну чтоб значит прекратили стрельбу. И сдались. Первыми сдались гражданские. Вышли из домика с поднятыми руками. А потом и офицеры…

Когда буря немного улеглась, выяснилась трагикомическая, древняя как мир, картина произошедшего.

Два моих мастера радостные и возбуждённые примчались домой. Мускулистого Игорька встретила девятилетняя дочка.

— А мамка где? — с порога закричал радостный папка, вожделея борщ и мамку.

— А мамочка пришла с каким-то незнакомым дядей военным, русским, оставила мне кушать и сказала что придёт вечером, только поможет дяде с переводом на русский и вернётся.

Папка, хорошо изучивший нрав жены, заскулил от боли, схватил ружьё и выскочил на площадку. В этот же миг из соседней квартиры выбежал и Колян, второй мастер с искаженным от злобы лицом. И тоже с ружьём. Посмотрев друг другу в глаза, всё моментально поняв, два оскорблённых до глубины души буровых мастера, закалённые таёжными российскими законами, забыв что они на территории иностранного государства, помчались мстить. Быстро нашли точку расплаты. В магазине им сообщили о солдате, взявшим много водки и тушенки.

— Туда пошел. Вон туда. На машин, — рассказала продавщица.

Жажда мести и жара распалила чувства. Помутила разум. А представшая во всей красе картина групповой оргии, ничего не ожидавших голых людей, в самый разгар интимного общения, потрясла мужей. Они вообще перестали соображать… Первые выстрелы разбудили вековое молчание степи. Но не озадачило горожан айратов. Мало ли бродит охотников по степи. Но когда послышались автоматные очереди, вот тут всполошилась вся немногочисленная милицейская рать.

А главное — китайские пограничники. Они увидели военные машины и вызвали подмогу. Приготовились, наверное, к обороне.

Руководимая доблестным Лувсаном, милиционеры быстро окружили место яростного сражения. И вдоволь насмеялись, увидев, как двое белых старших братьев, офицеров советской армии, голые, с автоматом яростно оборонялись, заняв на вершине холма круговую оборону. Наступали, под женский вой и визги, двое знакомых русских с ружьями. Гражданские непрерывно стреляли крупной дробью. Как на медведя. Правда, поверх голов. А им отвечал один голый офицер короткими очередями и что-то возбуждённо орал. На непонятном языке. Он был по пояс залит кровью и сильно хромал.

Доблестный Лувсан был вынужден послать трех дрожащих от страха милиционеров с белым флагом, дабы разъединить противоборствующие стороны.

Бой пилигримов прекратился. Лувсан привёз пленных и приказал военным как можно быстрее убираться из города, а по приезду написать рапорт своему начальству, что рана мол случилась на охоте. Случайно. Моих мастеров, под мои гарантии, отпустил по домам.

— Забудь об этом инцинденте, Эдд.. ард. Забудь. Не было ничего. По пьянке твой мастер стрелять.

Он зло засмеялся. Город погрузился в тишину. А я два дня с тоской ожидал своей участи. Лувсан молчал, но на третий день, при встрече, вдруг издевательски заметил.

— Да, Эд… ард, ты не воин. Однако, сильно мирный человек, а твои мастера хорош бойцы. А вот боевые офицеры отчаянный народ. Как монгольский бандит. За день двух женок увёл и сделал двух чичика. Герой, однако! С китайцами договорились. Сказал, что офицеры мол, заблудились. Поехали на охоту и заблудились… Всяко бывает.

У меня отлегло от сердца. Мудрым оказался Лувсан. Замял дело. Да и то понятно, что мог и сам погореть окончательно.

Лувсан вернул нас к буровым станкам. Мы рьяно и молча продолжали работу, обеспечивая водой единственное богатство малочисленного народа — многочисленные стада жаждущих животных.

Лишь молва ещё долго гуляла по степи и встреченные в командировках айраты, угощая кумысом, издевательски улыбались, спрашивали о здоровье жен моих мастеров и чмокали от смеха губами…

Вот так был потушен в зародыше источник третьей мировой войны.

Окончание
Print Friendly, PDF & Email

4 комментария для “Леонид Рохлин: Монгольские дневники

  1. Возможно, уваж. Sava, увлекшись, не заметил: “Но в Монголии солнце прогревает атмосферу…” И солнце Монголии подействовало на “ отсталых представителей великого советского народа”. Оно, солнце, действует везде.
    Странновато, однако: даже в эпоху развитого социализма, культура была
    н а ц и о н а л ь н о й — по форме, и только по соде-ржанию соцИалиСТической;
    ça va! , как говорят французы.
    p.s. http://jeparle.ru/zapas/sava-po-frantsuzski.html
    … пополним наше знание французского языка выражением — что означает и как переводится на русский «ça va»…Как не повезло сове или немного о французском:
    Есть во французском языке такое выражение — «ça va». Произносится «савА» и означает примерно «все нормально».

  2. Тут же перехожу к окончанию. Но прежде — благодарность автору за очень интересный, колоритный, занимательный рассказ, за язык и стиль его доставки читателю. Это моё первое знакомство с автором. Рад знакомству.

  3. Интересный,наверное более документальный, нежели выдуманный, рассказ, основанный на воспоминаниях автора, участника описываемых приключений. Впечатляют, но не удивляют зарисовки картинок быта и нравов одно из отсталых представителей великого советского народа,в эпоху развитого социализма.

  4. “Он — начальник областного управления водного хозяйства тов. Алмас Лувсан. Третий человек в областной иерархии. До этого высокого поста был второй фигурой в области, в поте лица трудясь руководителем местного КГБ в звании полковника. По слухам за чрезмерное пьянство и беспримерное блядство был тихо снят и брошен на водное хозяйство”… Удачно отмывали полковника задумываться стал: “В его постоянно полупьяной голове крутились какие-то мысли и, наконец, он выбрал одну из них и облегчённо произнёс.
    — Мы с тобой, Эд… ард, братья по несчастью. — полковник в улыбке ощерил рот, блеснув золотом маленьких прокуренных зубов. — Ты еврей, а я уйгур….”
    :::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
    Симпатичный, хорошо сделанный рассказ о том, “как был потушен в зародыше источник третьей мировой войны.” Автору – поклон.
    🙂

Добавить комментарий для Sava Sh. Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.