Дмитрий Гаранин: Об антологии «Кочевье» Татьяны Ивлевой

Loading

Напрашивается расширения понятия «кочевье» как духовного процесса, делающего поэта «Вечным Жидом», не находящим себе места ни там, ни здесь. Об этом, в сущности, говорится во вступительной статье Татьяны Ивлевой.

Об антологии «Кочевье» Татьяны Ивлевой

Дмитрий Гаранин

К новому, 2019-му, году издательства «Алетейя» (СПб) и «Каяла» (Киев) выпустили антологию «Кочевье», составленную поэтессой Татьяной Ивлевой (Эссен) при участии поэта и издателя журнала «Крещатик» Бориса Марковского (Бремен). Хорошо изданная 450-страничная книга в твёрдой обложке содержит подборки стихов 40 поэтов (двое из которых переводчики), короткие произведения 5 прозаиков, а также работы двух фотографов и одного художника-графика. В ожидании своего авторского экземпляра я купил электронную версию на lulu.com (PDF-файл — очевидно, макет книги), а бумажную книгу видел у другого автора и моего хорошего друга Алексея Глуховского в Баден-Бадене.

Название антологии «Кочевье» указывает на эмиграцию. Практически, на эмиграцию четвёртой волны. Среди авторов очень много живущих в Германии, плюс несколько человек из других европейских стран. На втором месте по численности — Израиль. Практически нет «американцев». Марина Гарбер училась в Америке и сейчас проживает в Лас Вегасе, но в промежутке она многие годы находилась в Люксембурге. Автор этих строк помечен Нью-Йорком, где работает и проводит основное время, оставаясь при этом гражданином Германии. В общем, антология «Кочевье» — продукт «Старого Света».

В кажущемся противоречии с названием, среди авторов довольно много людей, которые никуда не откочевали: 12 из России, 5 из Украины, 2 из Белоруссии. Как это понимать? Напрашивается расширения понятия «кочевье» как духовного процесса, делающего поэта «Вечным Жидом», не находящим себе места ни там, ни здесь. Об этом, в сущности, говорится во вступительной статье Татьяны Ивлевой. Действительно, прошли советские времена, когда часть литераторов могла жить литературным трудом, а другая сидела в котельных и официально не существовала. Теперь всё перемешалось, и, по крайней мере, из поэтов, заработать не может уже никто. Идеологические кулисы сменились. Вера в прогресс пошатнулась. В этом смысле все оказались в положении сорванных с места эмигрантов, и каждый творчески выживает, как может.

По словам Татьяны Ивлевой, её задачей в этой и предыдущих её антологиях («Певчий Ангел», «Дежавю», «Ностальгия», «Талисман») было сохранить от забвения стихи (и, частично, прозу) хороших, но менее известных авторов, которые могли бы пропасть среди переизбытка литературной продукции разных уровней. И это несмотря на то, что книгу открывают и закрывают знаменитые барды: Александр Городницкий и Вероника Долина. На мой взгляд, составительнице удалось собрать очень сильную «команду» под одной крышей. Многие подборки стихов доходят до размера мини-книжки и дают хорошее представление о творчестве автора. Закрываешь книгу с чувством, что настоящих поэтов гораздо больше на самом деле, чем на слуху, и разговоры об «измельчании поэзии» неоправданны.

Далее попытаюсь коротко охарактеризовать поэтов, авторов антологии, о которых на данный момент у меня есть, что сказать. Обо всех сказать невозможно, но это не значит, что остальные недостаточно хороши.

Израильтянин Роман Айзенштат (родом из Минска) — поэт явно интеллектуального склада, мыслящий концепциями, отлитыми в стихи. Такое представление у меня сложилось ещё по Фейсбуку, где я прочёл много стихов Романа. Меня всегда восхищал его ясный взгляд на действительность и умение видеть в ней диалектику. Пример из антологии:

Эй, ты, человечья единица,
Что дрожишь под буйными ветрами?
Бедная, боишься обнулиться,
В миг какой-то быть уже не с нами.

На большой Земле была ты с плюсом,
Только, в космосе, где нет границы
И Земля, как это нам ни грустно,
Тоже ведь не больше единицы.

Единичка, хоть дрожит, упорна,
Что не вечна, как ребенок злится,
В Землю глубже запускает корни,
В Космос дальний улететь стремится.

Умножает, делит, отнимает,
Стойко бьется в поиске решенья,
В хлопотах порою забывая,
О боязни вечной обнуленья.

Кстати, в подборке Романа Айзенштата есть стихотворение «Кочевники», которое кончается так:

Да, мы — кочевники без седел.
Тоскуя по родным дворам,
Мы знаем: человек свободен,
Когда судьбу он выбрал сам.
Где родились, уж нету там.

Поэт Алексей Глуховский, отец писателя Дмитрия Глуховского, проживает в Баден-Бадене, где мы много раз встречались и вместе выступали в литературном клубе. Но Алексей не забывает и Москву, часто там бывает и посвятил много стихов Арбату, на котором вырос. Алексей Глуховский — самый что ни на есть лирик, мастер малой формы. Все его стихи предельно искренни, наполнены человеческой теплотой и легки, даже если речь идёт о грустном. Хоть сам Алексей и отрицает интеллектуальную компоненту своих стихов, они все очень логичны и безупречно выстроены, и в каждом есть какая-то изюминка. Всё это создаёт свой неповторимый, узнаваемый стиль:

Не заставляй меня любить
сильней, чем я могу.
Поверь, непросто это — быть
перед тобой в долгу.
Меня напрасно не вини
во всех земных грехах.
Они давно погребены
в раскаянных стихах.
Теперь считаться не резон —
кто прав, кто виноват…
Вблизи маячит горизонт
и ангелы трубят.
Возможно, возвестят с небес
всеобщую беду…
И я — единственный! — к тебе
на выручку приду.

Возможно, ключ к стихам киевского поэта Артура Новикова даёт начало второго стихотворения подборки:

во мне забыли катетер удаляя опухоль мозга
я стал мыслить эспиненциями
собранными в волюнтивные гроздья

Трудно сказать, относится ли это к автору или только к его лирическому герою, но в стихах Артура Новикова есть свой особый угол зрения, окрашивающий всё в сюрреалистические тона и делающий стихи свежими и совершенно непредсказуемыми. Например:

нелепо
слепы
вот и год
вот
и пряный дождь застыл на проводах
и рельсы так блестят и одичало
случайный поезд в брошенных полях
скользит куда-то в поисках вокзала
и жизнь встряхнулась утром в шпалах
мед блестит на солнце янтарем играя
нелепо вот и год
который год
кружится жизнь пчелой
и улетает

Поэт Юрий Берг из Франкфурта — одновременно живописец и психолог. Из его подборки меня просто поразило цитируемое ниже стихотворение, в котором то, что все мы знаем, подано с другой стороны:

Городок немецкий, тихий, год, как нет войны,
сожжены кварталы улиц, кирхи сожжены.
Нераспаханное поле съежилось от мин —
в тихом городе немецком не видать мужчин.
Два безногих инвалида да пяток юнцов
ждут товарищей из плена, ждут своих отцов.
По полям холодным, русским, не сочесть могил —
их никто не ждал в России, в гости не просил.
Городок немецкий, тихий, вечером черно,
в кафетерии «Zur Krone» светится окно.
Вечер томный, вечер длинный, как девичий стон,
о любви поет певица под аккордеон.
Столик слева, столик справа, зал совсем пустой,
два советских офицера встали на постой.
Кто дошел сюда, тот счастлив, что остался жить,
а больную память можно водкой заглушить.
И тогда он перестанет по ночам кричать
и во сне уже не будет маму призывать.
Городок немецкий, тихий, год, как нет войны,
сожжены кварталы улиц, кирхи сожжены.
Тихо крутится пластинка, плачет патефон,
о любви поет певица под аккордеон:
«Vor der Kaserne vor dem großen Tor/Stand eine Laterne/
Und steht sie noch davor/So wollen wir uns da wiedersehn/
Bei der Laterne wollen wir stehen/Wie einst Lili Marleen/
Wie einst Lili Marleen»

Елена Элентух, родившаяся в Москве в середине прошлого века, жившая в Латвии, а потом перебравшаяся в Израиль, начала писать стихи в 2010 году, то есть, в возрасте около 60 лет. Пробудившийся недюжинный талант бросается в глаза в каждом её стихотворении, где строчки, наполненные красочными образами, кажется, падают с неба:

РЫБАРЬ

Моли не моли,
потеряет беда ключи
от белых дверей с латунным тяжелым замком.
В замочную скважину глазом косят грачи,
уже прилетели, а им говорят — потом.
За дверью беснуется вербный душистый куст,
под дверь протолкнулся сиреневый пятицвет.
Дорога к тебе — по гравию серому хруст.
Пришла, помолчала, искала. Тебя здесь нет.
Он Петр. Он знает места. Тут отличный клев.
Три первых звезды, крючок, зацепились лучи.
Распахнут заката ангинный бугристый зев
над морем спокойным.
Поймали, так не кричи.

Борис Фабрикант (Англия, родом из Львова) порадовал большой подборкой стихов, «останавливающих» то или иное мгновение жизни. От трогательных и ностальгических стихов о детстве он переходит к настоящему:

Сливаясь с тенью, виснут кружевами
Пустоты между почвой и кустами,
Коклюшками в цветах мелькают пчелы,
Горластый разномастный мир веселый
Сплетает стебли, ветви со стволами —
И это все строенье, между нами,
Похоже на модели ДНК.
На все, конечно, Божия рука,
И жизнь, — его творенье, рукоделье, —
То повод нам для слез, то для веселья.
И каплет мед, и горем пахнет счастье.
Власть думает, что обладает властью.
И меж собой аукаются встречи,
А утра переходят в новый вечер
В другой стране в другие времена.
Нам обещает бабочек из сна
Всех гусениц изогнутая бровь.
И радостно живет наш муравейник.
Слоится быт, как склейка, и затейник
Льет в старый вечный двигатель любовь.

Стихи Евгении Джен Барановой (Москва, родом из Крыма) довольно сложны и требуют нескольких прочтений. Основная нота — экзистенциальный конфликт, рефлексия по поводу преходящести всего, внутренней пустоты и непонятности цели. Вот характерное стихотворение, читающееся, как исповедальное:

Как искренне вдыхает человек
пот тонкорунных, временных акаций,
когда, тридцатилетен, робок, пег,
идет к прудам водою надышаться.

Когда осознает, что он разбит
лебяжьим небом, говором синичьим,
и все, что он неслышимо хранит,
вторично, одинаково, вторично.

Вот он дрожал, вот обнимаем был,
вот тер лопатки синим полотенцем.
Все ждал, и ждал, и жаждал что есть сил
какого-то нездешнего сюжетца.

Какого-то прохладного огня,
какого-то необщего рисунка.
Но не нашел и вышел, полупьян
от августа, с собакой на прогулку.

Пойдет ли он за чипсами в «Фасоль»?
Возьмет ли овощей (морковь, горошек)?
Он чувствует, что вымышлен и зол,
но ничего почувствовать не может.

Как искренне не жалко никого.
Купить ли замороженную клюкву?
Идет домой простое существо,
бестрепетно привязанное к буквам.

Григорий Брайнин (Бердянск) в своей подборке демонстрирует поистине цветаевский размах и накал, что усиливается обращением к темам античности. Богатая образность, многочисленные анжамбеманы и отсутствие знаков препинания делают чтение затруднённым, заставляют читателя возвращаться и перечитывать.

осень мимо дожди люди
полупрозрачные воздухом ветерка
касаясь поворачивается флюгер
дерева попавшего в кадр

ветер заполняют зазоры между
магнитами тел переносит
из электрички с толпой одежды
граждан осень

дерева вихри обнимают ось
времени добавляя слои
ты под дождем как незваный гость
дождь стоит

наклонно вокруг рясно поодаль
люди в дожде
не глядя идут по водам
перрона далее везде

Елена Малишевская (Киев) представила очень красивые, ювелирно огранённые стихи:

Юли, юла, летай, иголка,
Сквози ушком злащенный след,
Пчелы-жужжалки елкий свет,
Коль не бывает прошве колко.
Выписывай сквозные трели
Из волосков царицы Маб,
Ровней клади и не ослабь
Спиральных голосов капели,
Двух пальцев, двух молящих втуне,
Удержан двух сложеньем рук
Не дольше пары дюймов звук,
От солнца проросток в подлунье,
От риз линялых в покрова,
Где горицвет вбирает иней,
Где львиный зев и мех тигриный
От лилий, эта нить права.
Пыльца пчелиных амораль-
Стежков и лютик тянет шейку,
Утяжелит листок едва ль
Роса из глаза златошвейки.

Марк Шехтман (Иерусалим, родом из Таджикистана) — поэт ситуаций, сюжетов, которые он разрабатывает с большим мастерством. Например:

ФЛАМИНГО

Фламинго был похож на нотный знак —
Как будто Бах в заношенном халате,
Склонив над партитурою колпак,
Черкнул пером на розовом закате.

Мой век мне много чудного явил,
Но никакая музыка не пела,
Как эта, где строку благословил
Небесный ключ фламингового тела.

В изгибах шеи, в линиях крыла
Иных миров здесь царствовали меры,
И в их непостижимости была
Соединенность грезы и химеры.

И столь полна возвышенных тревог
Казалась мне пернатая токката,
Что я подумал: это Бах и Бог
Играют вместе музыку заката!

Стихи Ирины Валериной (Минск) обращены к духовному, метафизичны:

СМОТРИ, СЕСТРА

Смотри, сестра: вот мир на волоске,
вот ручка Паркер в пляшущей руке
(пусть не десница — но боготворят),
вот росчерк, как полет нетопыря,
вот смятый лист под гербовой печатью,
вот кабинет, в котором не заплачут
над миром, что повис на волоске.

Смотри, сестра, у шахматной доски
свиваются клубками червяки.
Фигуры вот, что вскорости сожрут.
Смерть некрасива даже на миру,
но им опять про то сказать забыли,
и потому лежат под слоем пыли
те пешки, что уже снесли с доски.

Смотри, сестра, вот мышь, а вот гора.
Мышь голодна, ее кормить пора,
но скоро у горы щедрот не станет
кормить всю тьмищу ртов мышиной стаи,
и, чтоб отсрочить страшный приговор,
играют мыши с миром с давних пор,
и верит до последнего гора.

Смотри, сестра, она уже идет.
Горька ее усмешка, скошен рот,
и лязгают полоски стылой стали —
они по теплой нити заскучали,
но кто же точно скажет, по какой?
Растут слова под нервною рукой,
и нить дрожит, и Атропос и…

Отличительная черта небольшой подборки Марии Савкиной (СПб) — мягкий юмор с примесью самоиронии. В качестве примера

копии…
многочисленные копии…
миллионные тиражи…
переписанные, перепечатанные ксерокопии…
бледные копии копьями брошенные.
сожженные.
пеплом собственным запорошенные.
обезличенные. пораженные.
забвению преданные через полмгновения.
про что этот стих, дети? правильно:
про общественное мнение.

Подборка Георгия Яропольского (1958-2015), жившего в Нальчике, включает только два стихотворения, оба замечательные, совмещающие атмосферность с логикой развития мысли. Приведу второе, написанное в свободной форме:

ВЛАЖНАЯ УБОРКА

Пыль всех дорог — сквозь щели рам оконных.
Я был везде, и я открыл закон
Неубыванья Пыли.

В моем скелете кальций тот же самый,
что был в скелете давнего врага
подобных измышлений.

В его зрачках ночное небо отражалось,
он отражен в зрачках погасших звезд,
чей свет в морях рассеян.

И я курю шестую сигарету,
пуская дым в сноп солнца из-за штор,
где мечутся пылинки.

В их танце — мятный холодок предчувствий,
и земляной прохладой веет день,
но запах полироли —

побеждает…

Стихи Полины Орынянской из подмосковной Балашихи наполнены ароматами лета на природе — это своего рода современная деревенская лирика с границ большого города.

ИМЯ ТВОЕ

Обеденная тень, истома, тишь.
Зажатый вскрик. Касания-ожоги.
Закинуть руки, выгнуться… Летишь
к вершинам гор — обрывистых, пологих,
то зеленью объятых, как огнем,
то сонных, как цикорий, и бесцветных…
Мне столько мнится в имени твоем
жары и жажды, марева и света —
дрожащего. Ты знаешь эту дрожь?
Так зной ласкает трещины в базальте;
так тянешься за ягодой, сорвешь —
и теплый сок стекает между пальцев…
Потом из рыжей тьмы вплывает вдруг
цикады стрекот, край ленивой шторы,
сквозняк, собачий лай из-под забора,
кастрюль-тарелок-ложек перестук.
И сладко пахнут пыльные сады.
Дай мне воды…

Небольшая подборка стихов Эллы Крыловой носит ярко выраженный философско-религиозный характер, в нескольких стихотворениях с восточным влиянием:

ВЕЧЕРОМ

И отсветы японских чайных свечек
дрожат на лицах будд слоновой кости,
на бронзе танцем схваченного Шивы,
на золоте Мадонны Остробрамской;
семь чайных свечек — семь озерец света,
наплаканных скорбящею Рахилью.
И совмещенье сих вещей сакральных,
я полагаю, Богу не противно,
затем, что в приютившем их жилище
покой и мир, и доброе согласье,
чего нельзя сказать о мире внешнем,
где есть все, что угодно, кроме мира…

Сергей Богомолов (Минск) побывал в разных точках земного шара, включая Тюмень и США, писать начал поздно и без особых амбиций. Стихи Сергея визионерские, некоторые по мотивам снов, и чувствуется, что писались быстро. Вот одно из стихотворений, покороче:

ВСЕ, КАК ВСЕГДА, ПОД НЕБОМ СТАРЫМ

Все, как всегда, под небом старым:
рассвет струится новым днем,
перемещает Ниагара
из водоема в водоем
миллионы тонн, и будут падать
они чуть дальше, с высоты,
в объятья ласточек и радуг.
И дальше вновь — без суеты,
без оглушительного шума —
бежит себе к себе вода…
Под этот бег так просто думать,
что пусть все будет как всегда.
А если, думая сложнее,
упасть с разбега в эту тишь,
то ты проснешься в чьем-то сне и,
как вода, бежишь, бежишь…

Александр Ланин (Франкфурт, родом из Ленинграда) — поэт широких жестов и смелых образов, идущий на обострение.

А ты ожидал, что Питер встретит дождем
И лютым холодом, так, чтоб до самых жабр.
Вагон не спешит, он просто тебя не ждет.
Ему плевать, что ты не готов бежать.

Закат сегодня красавчик, закат — пижон.
У солнца еще дела на той стороне.
А небо накинуло розовый капюшон
И выглядит чуть моложе и чуть стройней.

И мир — пограничник, вчерашним тобой рожден,
Пришлепнет своей печатью твою печать.
А ты ожидал, что Питер встретит дождем,
А он решил вообще тебя не встречать.

Марина Гершенович (Дюссельдорф, родом из Новосибирска) представила небольшую подборку, но я читал много её стихов на Фейсбуке. Стихи Марины, как правило, на личные темы и отличаются оригинальностью взгляда, глубиной и подлинностью чувств. Хотя по форме эти стихи вроде бы и обычны, но производят впечатление чего-то совсем нового, и объяснить этот эффект не удаётся.

ДРУЗЬЯМ

Так неуверенно, но увлеченно,
щурясь от дыма своей сигареты,
мелом и грифелем, белым и черным,
юность моя рисовала портреты.
Каждый из вас ей казался избранником
редкой судьбы, чудотворцем и гением.
Пьяный солдат — очарованным странником.
Эхо в парадном — божественным пением,
словом живым ей казалось. И слышала
юность моя голоса незнакомые…
Знала, что в поисках разума высшего
из пустоты извлекает искомое.

Подборка Валерия Рыльцова (Ростов-на-Дону) производит впечатление эпическим размахом и достойна народного трибуна:

Давай наговоримся всласть, покамест не пришли за нами, — безнравственна любая власть, неправедно любое знамя. В зените Марс, в партере тать, на сцене фарс и буффонада, чтоб афоризмы изрекать, ума особого не надо. Смекай, былой «властитель дум», с чем на Господень Суд явиться, когда накаркает беду язык безумного провидца. Где придан только медью лба блеск человеческой натуре, чем монолитнее толпа, тем безотрадней вектор дури и тем желаннее правеж для государственного блага, народу ботать невтерпеж на языке Архипелага…

и т. д. Во второй части подборки стихи о жизни вообще, написанные в таком же мощном стиле.

Анна Германова (Оффенбах-на-Майне, родом из Подмосковья), душевным складом напомнила мне Марину Цветаеву. Хотя по форме её стихи дальше от Цветаевой, чем стихи Григория Брайнина, поэт находится в конфликте с миром — цветаевская черта. Если в стихах Евгении Джен Барановой экзистенциальный конфликт выражается в состоянии раздробленности, здесь лирический герой более сильный и способен к противостоянию. Приведу первое же стихотворение подборки:

ЧЕРТОПОЛОХ

Не оглянусь на гул и грохот,
столпом не стану соляным
в стальных скобах чертополоха,
в насечке ягод белены.
Стопой ни камня не задену,
не отпущу последний взгляд
метаться там, где были стены
мгновение тому назад.
Все выше дым на месте дома
и купол холода в груди.
Легко, привычно, невесомо
терять, прощаться, уходить.

Подборка составительницы антологии Татьяны Ивлевой (Эссен, родом из Казахстана) наиболее точно следует заявленной в названии антологии теме. Многие стихи разрабатывают тему кочевья в тональности от грустинки до трагизма и напомнили мне Максимилиана Волошина.

ПЯТИЗВЕЗДНОЕ КОЧЕВЬЕ

В. Р.

Сквозняки пятизвездных кочевий
Над песчаным свистят пятачком,
Вытесняя сыновне-дочерний
Смысл в понятиях: Родина. Дом.
Здесь искали мы воли и доли,
Лопоча на чужом языке,
Рассыпаясь кристаллами соли
В европейском промытом песке.
Врозь — во многоязычном смятенье —
Мы родную коверкали речь,
Потеряв наше предназначенье,
Перепутав, что жечь, что беречь.
Здесь — раскинут шатры бедуины,
Здесь, — где храмы стояли вчера! —
Станут земли подобием глины,
Станут книги добычей костра.
Минаретов воинственных дула
Прорастут, в небеса устремясь,
И померкнет, чураясь разгула,
Золотая славянская вязь…
Но, сдается мне, в отблеске майском,
Сто ли, триста столетий спустя, —
Колокольчиком звякнет валдайским
В кочевой колыбели дитя.

И закончу этот обзор, в качестве привета всем собратьям-кочевникам, собственной фантазией на темы Лермонтова:

И чудно, и торжественно вокруг,
как будто что-то важное свершилось —
от человечества ушел во тьму недуг,
которым бог являл свою немилость,
и жизни путь, лишившийся конца,
за бесконечность по кремню проходит…
Скажи звездам от первого лица,
что ты душой равновелик природе,
пока Земля под их сияньем спит
и свежей мглою полнятся долины…
Всей боли выход из тебя открыт —
ты, как ребенок, смотришь в мир невинный,
где над тобою зеленеет дуб,
где, наконец, в тени ветвей пригожих
густой траве как брат родимый люб,
на отдых свой остановиться сможешь.

Надеюсь, что достаточно разжёг интерес, и желаю всем обладателям этой замечательной антологии приятного чтения и многих открытий.

Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Дмитрий Гаранин: Об антологии «Кочевье» Татьяны Ивлевой

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.