Виктор Ген: Пять коротких рассказов

Loading

И вот к моему столику подошёл и сел молодой человек, лет тридцати, с таким опухшим лицом, которое бывает только у пьющих в больших дозах и каждый день. Приличный фингал под левым глазом завершал общую картину.

Пять коротких рассказов

Виктор Ген

 Виктор Ген Академик Б. и его внук

Академик Б. неодобрительно смотрел на меня, и наше с мамой покаяние воспринимал недоверчиво. Он лежал на кровати, видимо, трудно болел или устал от жизни. Наверное, и от физиолога она требовала усилий и мужества.

Ты вёл себя плохо — сказал он.

Помолчав для приличия, я ответил — это случайно получилось.

Ладно, иди, — милостиво отозвался он.

Вообще-то я не всю правду сказал. Его внук был порядочный засранец, вечно мешал в наших играх, и поэтому подножку ему я поставил намеренно. После чего он грохнулся на кафель вестибюля нашей школы и сломал руку. Кстати, когда он лежал на кафеле и вопил от боли, то это было вполне эстетично по простой причине — кафель был очень красивый, дореволюционный, и, как было написано на нескольких плитках, из магазина «Мюр и Мерелиз», будущего ЦУМа в Москве. Моя же совесть была чиста в том смысле, что я не предполагал такого печального развития событий.

Когда мы с мамой вышли от Б.-вых, отдав им апельсины в знак нашего раскаяния, мама произнесла такую фразу — когда что-то делаешь, то думай о последствиях, видишь, пришлось приходить и извиняться, чтобы тебя не выгнали из школы.

За прошедшие шестьдесят с лишним лет, я признаюсь, что не всегда следовал этому совету. Прости, мама.

Послесловие

После нашего посещения академика прошло лет двадцать, и я узнал, что он вёл себя отвратительно во время очередного сталинского разгрома науки и поносил своих коллег последними словами.

Поскольку эта позорная страница была им вписана в историю науки до того, как я сломал руку его внуку, то, возможно, моя выходка была частью задуманного свыше наказания академика Б.

Страсти по гороху

Сомнения во всесилии науки у меня зародились рано, в пятом классе. До этого почтительное отношение к ней рождалось из передач радио, где упоминались электромагнитные волны и иногда даже теория относительности. От всего этого исходило некое очарование непонятного. Хотя главные интересы были сосредоточены на футболе и чтении романов Дюма. А поводом для сомнений стал научный эксперимент.

Учительница ботаники Фаня Исааковна, верная поклонница академика Трофима Денисовича Лысенко, на одном из уроков дала мне два горшочка с землёй и две порции семян гороха. Почему-то она понадеялась именно на меня, что я её не подведу, то ли из-за того, что я часто задавал вопросы на уроках, то ли из-за моей еврейской национальности.

Она объяснила, что я должен одну порцию продержать в холоде три дня, а другую порцию — при комнатной температуре. После этого посадить в разные горшочки и через, кажется, две недели записать в дневник, на сколько сантиметров выросли ростки.

По замыслу Т. Д. Лысенко и его верного оруженосца, Фани Исааковны, семена, пролежавшие в холоде, должны были показать более бурный рост.

Когда пришлось подводить итоги эксперимента, то оказалось, что семена, пролежавшие в тепле, дали более мощные ростки гороха. Вера в науку у меня была подорвана бесповоротно.

Я честно написал в дневнике о результатах эксперимента и увидел в глазах Фани Исааковны выражение гнева. Она выразилась в том духе, что я рассеян и мог всё перепутать. Но мой эксперимент мы делали дома вместе с мамой, правда, я ботаничке об этом не сказал. Фаня Исааковна отомстила мне, несмотря на нашу национальную близость, и поставила в табеле за год тройку.

Прошло года четыре или пять, и академик Лысенко был, можно сказать, скинут с научного пьедестала вместе с его идеями охлаждения семян.

Каждый раз, когда я проходил в школе мимо Фани Исааковны, меня подмывало сказать ей, что зря она была поклонницей Трофима Денисовича. Но она за эти годы заметно постарела и сгорбилась, и я воздержался от этой затеи.

Я долго тогда был не уверен, правильно ли я поступил. Сейчас я рад этому.

Второй раз мне пришлось пострадать за науку лет через тридцать. Так что в промежутках жить можно.

Сосед

Памяти Алика К.

Если у него что-то съедобное падало на пол, он его отряхивал, и, не обмывая, продолжал есть.

Если он ел яблоко, то съедал его полностью, вместе с косточками внутри, выбрасывая только черенок.

Если он напивался, то до синих соплей. И когда я навещал его в воскресенье после субботней пьянки, то он, лежа на тахте, видимо, заснул в одежде, произносил: «эта сука вчера принесла классную квашеную капусту» и предлагал попробовать.

Если у него выпадали дни трезвости, бывали и такие, даже при наличии денег, то он корпел над детективом из времён блокады, который потом издал, и получил от некоторых сограждан по благотворительной столовой почётное звание «народный писатель», которое они произносили не в насмешку.

Кстати, интрига в детективе была закручена неплохо, читался сюжет легко, а некоторые нелестные отзывы персонажей в детективе, в том числе, о властях и евреях, придавали тексту человеческую достоверность. Хотя, замечу, сосед никогда не был антисемитом и у него были друзья-выпивохи из евреев, такое не раз отмечалось на просторах бывшей Российской империи.

Если мы шли вместе по улицам Васильевского острова, то с ним вечно кто-то здоровался, кого нельзя было причислить к университетской профессуре.

Он благодушно комментировал — это шпана с 11-ой линии, а этот — с конца Среднего, недавно вышел. Дело в том, что в ранней молодости он отсидел несколько лет за групповой грабёж какой-то старушки и, когда вернулся в Питер, стал вполне уважаемым человеком среди этого слоя, поскольку на следствии и в лагере вёл себя достойно.

Он был старше меня на много лет. Он уже ушёл и мне его не хватает. Его неисчерпаемого жизнелюбия.

И вот что важно -только он, единственный, помнил, как я в нашей довоенной коммунальной квартире сидел на горшке в свои два года и распевал песни.

Короткая прогулка в августе

Вышел я на улицу и вижу, что впереди идёт мужчина среднего возраста, немного седины, в очках, а в руках у него — большой жёлтый портфель, очень похожий на портфель Жванецкого.

Я невольно пошёл за ним, подумал, что это доцент из технического института, который располагался чуть дальше по этой улице, и думаю — дай проверю мою догадку. Даже хотел спросить у него, где он раздобыл такой портфель, и какой предмет читает.

Человек не спеша шёл впереди, и пузатый портфель покачивался в такт его ходьбы. Так мы прошли метров сто, я уже почти догнал его, и вдруг он слегка свернул направо, подошел к мусорной урне и заглянул в неё. После этого открыл портфель, достал из урны одну за другой две пустые бутылки и положил их внутрь портфеля.

Я почувствовал себя оскорблённым. Подвёл доцент.

Встреча

Приезжал внук, я ждал прибытия поезда на вокзале, проголодался и зашел в кафе. Взял фаготини, сел за столик и с удовольствием уплетал.

И вот к моему столику подошёл и сел молодой человек, лет тридцати, с таким опухшим лицом, которое бывает только у пьющих в больших дозах и каждый день. Приличный фингал под левым глазом завершал общую картину, хотя одет был неплохо, руки чистые, и в руках держал большой мобильник (более дорогой, чем у меня). Он вскрыл крышку мобильника, издал недовольные междометия и опять закрыл его. На полу рядом с ним замечаю ещё какое-то электронное устройство, в котором огонёк горит, видимо, аккумулятор.

Потом он, невесть откуда, достал прозрачный стаканчик, маленькую бутылочку и плеснул в емкость прозрачную жидкость. Отхлебнув, он посмотрел на меня и сказал — я тебя знаю, ты сидел в седьмом.

Я слегка опешил, доедаю фаготини и говорю ему — вы ошибаетесь.

А он — нет, я тебя видел в седьмом.

Я желаю ему счастливого Нового года и ухожу. Он не отвечает, потому что уже надел наушники.

Чуть позже я понимаю, что речь шла о седьмом блоке Крестов или чего-то подобного тюремного.

Видимо, в моей физиономии им была отмечена какая-то непреклонность.

Стареем, брат.

Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Виктор Ген: Пять коротких рассказов

    1. «Короткая прогулка в августе
      Вышел я на улицу и вижу, что впереди идёт мужчина среднего возраста, немного седины, в очках, а в руках у него — большой жёлтый портфель, очень похожий на портфель Жванецкого.
      Я невольно пошёл за ним, подумал, что это доцент из технического института, который располагался чуть дальше по этой улице, и думаю — дай проверю мою догадку…вдруг он слегка свернул направо, подошел к мусорной урне и заглянул в неё. После этого открыл портфель, достал из урны одну за другой две пустые бутылки и положил их внутрь портфеля.
      Я почувствовал себя оскорблённым. Подвёл доцент.»
      :::::::::::::::::::::::::::::::::::::
      Отличный немногословный, чёткий, как планировка старого Питера
      текст. Обращает внимание мгновенно, как памятник на броневике, между Авророй
      и закатом — Финляндским вок-залом.
      🙂 Привет из-за бугра и наилучшие пожелания
      автору, Виктору Гену.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.