Эмиль Коган: «Берега». Главы из книги

Loading

Эмиль Коган

«Берега». Главы из книги[1]

(окончание, см. начало здесь)

СЧС-1244, обыкновенный сейнер, превращается в «Эксодус» 

Такое судно я обнаружил в Поти. Это был сейнер СЧС-1244, принадлежащий потийскому рыбколхозу. Судно уже потеряло срок действия судовых документов Регистра. Их надо было обновить. Между тем, сейнер всё это время не стоял. Экипаж регулярно выходил по ночам в море и контрабандно подрабатывал себе на пропитание. И конечно, рыбаки не были очень рады тому, что их судно продаётся.

Так или иначе, руководство решило его продать. Мы заключили договор купли-продажи сейнера и составили акт передачи. Кроме судна я купил на складе рыбколхоза четырёхвёсельный ял с комплектом вёсел, рулевым веслом, мачтой и парусом. Экипаж на переход подобрать было несложно. Относительно механиков я договорился с начальником Аджаррыбфлота Джумбери Мойсцрапишвили, а относительно штурманов — с начальником Грузинского пароходства Джемалом Чигвария. Я решил, что механиками, которые должны обеспечить переход, должны быть специалисты, которые всю свою жизнь обслуживали подобные суда с аналогичными двигателями. Судоводители же могли быть любые, о которых я смогу договориться с руководством пароходства. Относительно выпуска их в загранрейс не должно было быть никаких проблем — все они имели Паспорт моряка и все необходимые сертификаты.

Первыми из нашей семьи распрощались с Батуми Марина и Девик. К пассажирскому причалу собрались наши близкие и друзья. Пришли Кемал с Мадленой, Серёжа Котляров с Микрулой, Эмиль Крупник, Рита и Зурабчик Габуния, наши родственники Гудкины, Смыченко, Шукисы, Фуксы. Мы с мамой ещё оставались, а Марина с Девиком направлялись в Одессу, где Марина должна была попрощаться со своей мамой и одесскими родственниками в ожидании приезда моей мамы и их совместного отправления на пассажирском судне в Пирей. Для того, чтобы не возникало проблем на пути из Пирея на Хайфу, я передал Марине небольшую, но достаточную для этого сумму в валюте с подтверждающими её законность банковскими документами, где указано, что сумма мной получена официально.

Днём я подъехал к порту и поставил на пассажирское судно машину, загруженную нашими вещами. А сейчас мои близкие и дорогие нам люди собирались, чтоб проститься и стояли, как и мы, немного растерянные и растроганные происходящим. Когда пароход отходил, Марина стояла с Девиком на открытом для обозрения месте верхней палубы и, не вытирая увлажнившихся глаз, медленно помахивала рукой оставшимся на причале, постепенно удаляющимся, но навсегда остающимся близкими и дорогими. Пароход отошёл от причала и, разворачиваясь на акватории входного фарватера, стал набирать обороты на выход из порта. Провожающие понуро и молча возвращались по своим домам. Мы с мамой тоже вернулись в пустую, уже переставшую быть для нас уютной нашу, нет, уже и не нашу, осиротевшую квартиру.

Мне предстояла большая работа по подготовке к переходу судна «СЧС-1244», которое я собирался переименовать в «Эксодус». Говорят, что дружба и отношения проверяются в деле. Я обратился за помощью к начальнику мастерских пароходства, своему многолетнему, можно сказать, приятелю детства, с которым у меня много общих друзей. Вова, Вова Парцвания, что же с тобой должно было произойти, чтобы ты так струсил, испугался своего начальника — главного инженера пароходства, — чтобы отказаться от нашего многолетнего прошлого, отказавшись выполнить так необходимые для моего судна работы!? Я же готов был оплатить всё, как любой другой заказчик. Ведь сколько сторонних работ под твоей командой выполняли твои люди? Бог тебе судья.

К некоторым сварочным работам по корпусу я сумел привлечь бригаду украинских сварщиков, находившихся в командировке в порту. Я бы, конечно, хотел большего, но рабочие должны были уезжать; спасибо им и за то, что они успели сделать. Большое спасибо Хасану, дорогому Нодари Зекировичу Халваши. Работая начальником базовой навигационной камеры, он постарался сделать всё, что было в его силах и даже более того. Надо отдать должное и его работникам, друзьям моего брата Саши Шукиса, который тоже готовился к переходу, чтобы своими глазами посмотреть, что там делается в Земле Обетованной. Ребята из Навкамеры установили на судне радар, списанный с танкера «Зугдиди», поставили списанную станцию спутниковой навигационной системы «Магнавокс 1201».

Из дому я завёз на судно наш домашний холодильник. Свой цветной телевизор я обменял на чёрно-белый с моим товарищем детства и соседом по улице Шаумяна Лёвой Гумрояном. Лёва уже был назначен ко мне на судно механиком на переход. Телевизор, хоть и чёрно-белый, мы тоже установили. До нашего отхода я проводил маму в Одессу, где её ожидала Марина с Девиком. Вскоре я забрал свои вещи на судно и перебрался туда совсем.

Теперь я жил на судне один, как отшельник. Общался со своими близкими и, не очень часто, со знакомыми и друзьями. Уже была составлена Судовая роль, подписанная начальником Грузинского морского пароходства Джемалом Чигвария, начальником управления рыбного флота Джумбером Мойсцрапишвили и Председателем Колхоза «Красный рыбак» Григорием Гегенава.

Закончен осмотр судна и выписаны Батумским морским Регистром документы. Для осмотра корпуса и винто-рулевой группы судна был подогнан плавкран. Судно было поднято, установлено на подготовленные кильблоки[2]. Мы вместе с представителем Регистра осмотрели днище, винто-рулевую группу. После того как мы очистили и покрасили днище, оно, вернее, его подводная часть выглядела прекрасно. Неплохо смотрелись надводный корпус и надстройка. В общем, судно было готово к отходу.

В конце августа я получил известие из Хайфы: звонила Марина и сообщила, что они с мамой и Девиком сняли квартиру и дала адрес и номер квартирного телефона. В последние дни перед отходом мне хотелось чаще бывать на кладбище, пообщаться со своими близкими. Сейчас у меня была такая возможность. Я понимал, что мы уезжаем и уезжаем надолго, быть может даже навсегда. Мысль о том, что может создаться положение, при котором я никогда не смогу вернуться, побывать на могилах отца, брата, дедушек, бабушек, многих и многих дорогих и близких мне людей, даже сейчас не приходила мне в голову.

Шестого сентября, когда уже всё было готово к отходу: продукты были на борту, топливо в цистернах и на палубе в бочках, а я со всем экипажем — на борту, мы ожидали досмотровую комиссию. К борту судна подъехала машина, и к нам подошёл начальник КПП — контрольно-пропускного пункта. Он мне сообщил, что имеет указание своего руководства из Москвы, из Главного управления КПП при КГБ СССР, чтобы судно с экипажем не выпускать. Я пытался выяснить причину, но никто и нигде мне о причине ничего не сообщил. Я обращался и в Комитет госбезопасности Аджарии, но безрезультатно. Тогда я срочно отправил телеграмму с почты. Вот её содержание:

МОСКВА КРЕМЛЬ
ПРЕДСЕДАТЕЛЮ КОМИССИИ ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА БУРЛАЦКОМУ
ПРЕДСЕДАТЕЛЮ КГБ СССР КРЮЧКОВУ
Я, КАПИТАН ДАЛЬНЕГО ПЛАВАНИЯ КОГАН ЭМИЛЬ ИЗРАИЛЕВИЧ, ПРИОБРЁЛ ПО КОММЕРЧЕСКОЙ ЦЕНЕ В 20 ТЫСЯЧ РУБЛЕЙ СПИСАННЫЙ СЕЙНЕР, ОТРЕМОНТИРОВАЛ, ПОЛУЧИЛ ДОКУМЕНТЫ РЕГИСТРА НА ГОДНОСТЬ ПЛАВАНИЮ ТЧК ПОСЛЕ ОФОРМЛЕНИЯ ДОКУМЕНТОВ НА ВЫЕЗД В ИЗРАИЛЬ НА ПОСТОЯННОЕ ЖИТЕЛЬСТВО ДОГОВОРИЛСЯ ПЕРЕГОНЕ 5 МОРЯКАМИ ЗАГРАНПЛАВАНИЯ СОГЛАСОВАЛ С ИХ РУКОВОДСТВОМ ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЮЗ. ОДНАКО ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ПОГРАНВОЙСК, БЕЗОСНОВАТЕЛЬНО ВЫДВИГАЯ РАЗЛИЧНЫЕ МОТИВИРОВКИ, ССЫЛАЯСЬ ЗВОНОК ММФ ПРЕПЯТСТВУЕТ ВЫХОДУ СУДНА С ЭКИПАЖЕМ ДО КИПРА ТЧК ПОРТУ ХАЙФА МЕНЯ УЖЕ ДВЕ НЕДЕЛИ ОЖИДАЕТ МАТЬ ЖЕНА МАЛОЛЕТНИЙ СЫН. КАЖДЫЙ ДЕНЬ ЗАДЕРЖКИ ЭТО ВОЛНЕНИЕ БЛИЗКИХ, МАТЕРИАЛЬНЫЙ УЩЕРБ. УБЕДИТЕЛЬНО ПРОШУ СРОЧНОГО ВМЕШАТЕЛЬСТВА =ЭМИЛЬ КОГАН ОБРАТНЫЙ АДРЕС БАТУМИ МОРПОРТ СЧС-1244

12 сентября я получил подтверждение о вручении:

МОСКВА 31/4506 24 11/9 1630=
БАТУМИ МОРПОРТ СЧС 1244 КОГАН ЭМИЛЮ= НА 601/152 11/9 НР 21/39 7/9 КГБ СССР КРЮЧКОВУ 8/9 9/9 ВЫХОДНЫЕ ВРУЧЕНА УПОЛНОМОЧЕННОМУ ПО ПРИЁМУ КОРРЕСПОНДЕНЦИИ МАЮНОВУ 10/9 0935= ТЕЛЕГРАФИСТ СУЛИМОВА— 8/9 9/9 ВЫХОДНЫЕ ТК

Посоветовавшись с друзьями, я решил, что лучше всего мне вылететь самому в Москву, что я тут же и сделал. Свои услуги относительно жилья в Москве мне предложила наша знакомая и очень близкий человек моей невестки Лены, руководитель её диссертационной работы Тамара Карловна Бруцкус.

Я пришел в приёмную КГБ СССР на Кузнецком мосту и попросил соединить меня с главным Погрануправлением КГБ, объяснил, кто я такой и цель своего приезда в Москву. Мне предложили подождать прихода полковника, отвечающего за работу контрольно-пропускных пунктов. Ждать пришлось недолго, и вскоре мы уже беседовали с двумя вежливыми, довольно располагающей наружности офицерами, один из которых представился как Данчин Владимир Петрович. Они мне объяснили, что получили «сигнал» из Управления кадров Минморфлота, из которого следовало, что те возражали против разрешения дать судну отход. Кадровики не указывали причины, но пограничники, хотя и понимали, что без каких-либо оснований права задерживать отход судна у них не было, на всякий случай всё же позвонили на КПП в Батуми и задержали отход.

— Эмиль Израилевич, если у кадровиков вашего Министерства, нет оснований задерживать вас и судно, пусть они позвонят нам, и мы тут же перезвоним в Батуми, — на этом и договорились. Они оставили мне свой рабочий телефон, а я дальше понёсся в Управление кадров. Когда я зашёл к инспекторам, то первое, о чем я их спросил, это на каком основании они обратились в Погрануправление о задержании судна. Они только и могли, что сослаться на ту информацию, которую они получили от начальника отдела кадров пароходства Бреева. Вот так да! Я обратился к Славе с просьбой о помощи в случае, если возникнет необходимость преодоления возможных формальностей, а он опять, оставаясь верным себе, тут же подставил меня, позвонив в Москву. Нет, ничему не научила его жизнь.

По всей видимости, есть люди, у которых предательство в крови или они так по-собачьи преданы системе, причём любой системе и власти, которой служат, что, видимо, уже ничего не могут поделать с собой. Что ж, их можно только пожалеть.

Инспектора, к которым я обратился, по-видимому, сами решить вопрос звонка в КГБ СССР уже не могли и обратились по этому поводу к своему начальнику. После недолгой беседы со мной кадровики сделали звонок к пограничникам. Затем я уже переговорил с полковником, и он мне обещал тут же перезвонить в Батуми. Я поблагодарил его и попрощался. Оставалось распрощаться с кадровиками, и я выразил надежду, что вопрос эксплуатации флота, возможно, скоро претерпит некоторые изменения и я, со своей стороны, всегда буду тем человеком, который рад способствовать развитию таких новых отношений Советского Союза и Государства Израиль.

Перед отъездом я написал открытое письмо Михаилу Сергеевичу Горбачёву, в котором высказал своё мнение о лишении советского гражданства людей, уезжающих жить за границу, пусть даже на постоянное место жительства. Гражданства лишают за что-то, за какие-то неблаговидные проступки перед страной, перед народом. Человек вправе жить, где он хочет, оставаясь гражданином своей страны. И гражданство — это не только «корочка» — паспорт, хотя он, конечно же, является символом твоего государства, твоей Родины. Гражданство — это, прежде всего, позиция человека, его отношение к стране, к народу. Оно не всегда совпадает с его отношением к правительству. Как говорится, правительства меняются, а страна остаётся. Мне же, как человеку, в свои 50 лет отдавшему 30 лет труда своей стране, непонятно такое незаслуженное решение правительства. От лица государства лишать меня и таких же, как я, гражданства — это предел всякого цинизма, да ещё вдобавок слупить с нас изрядную сумму денег за эту процедуру. Вот приблизительно смысл и содержание того письма, которое я, уезжая из Москвы, оставил Тамаре Карловне Бруцкус и которое она передала в редакцию журнала «Огонёк».

К моему возвращению в Батуми приехал попрощаться из Сухуми мой двоюродный брат Рудик Кальманович. Уезжать из страны он не собирался, но ощущение нестабильности в республике не могло не тревожить человека, чья жизнь полностью была посвящена науке. Он жил и работал в научном городке Агудзера, пригорода города Сухуми, но вскоре лишился возможности заниматься своей наукой и оказался в центре военных действий, которые заставили его покинуть родные места.

Прилетел я в Батуми, уже зная, что больше не должно быть никаких задержек. Наутро 16 сентября был назначен отход, а к вечеру 15 числа мы стали у пассажирского причала. К нам приходили гости. Приходили попрощаться, приносили что-нибудь вкусненькое, хотя у нас всего было вдоволь. Нам было очень приятно. Среди гостей было немало тех, кто через какое-то время, уже в силу осложнившейся обстановки, оказались в Израиле или, проехав мимо него, перемахнули через океан, пополнили число «русских» эмигрантов в Соединённых Штатах Америки. Пришёл и Эмиль Крупник, принёс флаг Израиля, он нам был необходим при подходе к израильским территориальным водам. У нас же, кроме советского флага, других не было. В порту стоял балкер «Академик Давитая» и через его капитана Амирана Кецбая, пользуясь его любезностью, я отослал портовым властям Хайфы, на имя капитана порта, нотис о подходе к территориальным водам Израиля на 24 сентября. Попрощавшись со всеми близкими, мы перешвартовались к причалу грузового порта, куда прибыли представители властей: таможенники и пограничный наряд. Они начали проверку и провели её с большим рвением, как будто они досматривали подозреваемое в чём-то судно, причём огромных размеров. В сумке с вещами, в коробке с пуговицами таможенник обнаружил позеленевший от времени патрон мелкокалиберного ружья.

— Вот, боеприпасы мы уже обнаружили, теперь будем искать само оружие. — Дебильность их лиц вполне соответствовала их манере поведения. Старшим наряда был Амиран Барабадзе. Оказывается, быть членом семьи приличных людей — ещё не гарантия личной порядочности. Я прекрасно знал и, можно сказать, был в дружеских отношениях с его братом Шотой Барабадзе, мои родители были в самых добрых отношениях с его отцом Арсеном и дядей, писателем-драматургом Амираном Шервашидзе. Весьма приличные люди. А этот…

Кроме того, что представители властей долго искали оружие и, конечно же, так и не нашли, они внезапно мне предложили сгрузить на берег бочки с запасом топлива. Ссылаясь, что у них имеется инструкция пропускать через границу транспорт только без запасных бензобаков. Я пытался объяснить им, что это не автомобиль, а судно, отправляющееся в плавание, а не в поездку по автостраде, где по дороге имеются автозаправочные станции. Оставив предписание сгрузить бочки с топливом, они покинули судно. Здесь я уже не выдержал и позвонил начальнику таможни, своему старому приятелю, которого я просто не хотел беспокоить.

— Олег, — обратился я по телефону к Олегу Галогре. — Олег, знаешь… — и рассказал ему всю ситуацию. Он был и удивлён и возмущен, тут же попросил передать телефон ответственному дежурному и спросил у него, кто был старшим досмотровой группы и, выяснив, что тот уже убыл на пограничный пост в посёлок Сарпи, потребовал срочно его вернуть. И чтобы Барабадзе лично подписал акт досмотра и отпустил судно! Присутствующий при этом представитель «Инфлота» Семён Рубинштейн, который пришёл нас проводить в рейс, был смущён недостойным поведением брата своего друга и коллеги.

Через час-полтора, когда все формальности были окончены, мы простились по радиотелефону с нашими друзьями, собравшимися в Портнадзоре, и вышли за брекватор[3]. Проследовав на безопасное расстояние от входного мола в порт, мы легли курсом на Босфор. Ночь уже полностью опустилась на землю. Сквозь рваные облака еще временами высвечивались звёзды, но ветер с юго-запада всё больше и больше сгущал над нами тёмные облака, и еще недавно чистое голубое небо полностью закрылось тучами. Дождь, сначала отдельными крупными каплями, а затем всё сильнее и сильнее забарабанил по корпусу и надстройке, омывая судно, словно прощальными слезами. Зыбь становилась всё крупнее и ощутимее, и вскоре мы почувствовали разницу между восприятием моря на больших транспортных судах и на этом маленьком судёнышке. Именно здесь, в Чёрном море, мы полностью смогли оценить мореходные качества нашего сейнера.

Принимая волну на скулу судна, мы, можно сказать, прорывались через препятствующую нашему продвижению морскую стихию. Казалось, что даже море, наше родное Чёрное море не хотело нас отпускать, понимая происходящее и сопереживая горечь разлуки. Кстати, с выходом в море судно у нас получило новое наименование, соответствующее ситуации, особенно, если считать все сложности, с которыми мне пришлось столкнуться в процессе подготовки и выхода в это морское путешествие. Новое название, которое мы дали судну, было “EXODUS”, что в переводе на русский означает «Исход», и соответствует главе Библии, но главным образом это имя было дано в честь судна, доставившего на Землю Обетованную первых послевоенных репатриантов.

Наперекор стихии мы продвигались в сторону Босфора. Утро встретили в условиях пасмурного, как будто опустившегося на наши плечи неба. Судно, покачиваясь, отыгрывало на очередной набегавшей волне. Качнувшись и зачерпнув воду бортом, судно кренится в другую сторону и, забирая воду на палубу, перекатывает её на другой борт, разбивая о лебёдку и комингс грузового трюма, сливает в море. В такт этим покачиваниям волн судно с бака и до кормы захлёстывается брызгами, окатывающими надстройку, заливая стёкла рулевой рубки. Время от времени эти стёкла приходилось ополаскивать пресной водой, смывая соль, слоем застывающую от постоянного забрызгивания морской водой. Авторулевого на судне конечно же не было, и нам приходилось поочёредно стоять вахту на руле и быть одновременно вперёдсмотрящими. Ведь правил несения ходовой вахты никто не отменял. Что же касается питания, то продукты у нас, конечно, были, но кто же будет регулярно готовить нам еду? Как говорится «война войной, а еда по расписанию». В этих условиях наш Саша Шукис оказался в рейсе незаменимым человеком. Приготовление еды он взял на себя, и мы об этом совсем не пожалели. Кроме того, Саша нормально нёс вахту на руле, а что касается электричества, электрооборудования и навигационной электроники, то мы, конечно, сами не смогли бы с этим справиться, если бы не Саша. Всё оборудование было смонтировано на скорую руку и подключено к специально установленному преобразователю, так как штатное судовое электроснабжение было на 220 вольт постоянного тока. В общем, Саша был как Фигаро здесь, Фигаро там, и, как говорится, был мастер на все руки.

Механики Лёва Гумроян и Вазген Карапетян всю свою жизнь проработали на судах, однотипных нашему СЧС. Они прекрасно знали работу их главных двигателей и вспомогательных механизмов. Кроме того, они, как рыбаки, можно сказать, умели делать всё: и ловить рыбу сетями и тралом, и стоять на руле, а при необходимости швартовать судно к причалу или становиться лагом к другому судну, я уже не говорю об умении приготовить пищу.

Мои помощники, как и большинство штурманов, это судовая аристократия, большим рукотворчеством не отличались, ну что с них возьмёшь, одним словом, штурмана, звучит почти как белоручки. Но здесь, в условиях, «приближённых к боевым», никуда не денешься, как говорят у нас на флоте: «Жизнь заставит и капитаном пойдёшь». Да, кстати, про капитанство. В отходной судовой роли мой помощник Мераби Бадзгарадзе числился капитаном, а Давид Микеладзе старшим помощником. Судно имело флаг СССР, а согласно Кодексу Торгового Мореплавания управлять советским судном имеет право только гражданин СССР. По отходной судовой роли я был записан как «Судовладелец» — человек без гражданства. Как только мы вышли из Батуми, в действие вступила настоящая судовая роль…

На третьи сутки, на подходе к турецким берегам, ветер усилился до штормового, постепенно переходя на северо-запад, и нам пришлось всё больше и больше подворачивать вправо, избегая волны в борт. Таким образом, счисление, которое мы вели, уводило нас севернее входа пролива Босфор. Определения, которые мы периодически получали с приёмо-индикатора системы «Магнавокс», давали нам картину нашего движения, относительно близкую к истине, и возможность знать фактический курс и скорость движения. Поэтому, несмотря на продолжительную дискретность между определениями, мы имели возможность вести счисление, близкое к фактическому.

К береговой черте мы подошли севернее входа в пролив, и, чтобы выяснить ситуацию, сбавили ход. Теперь всё сильней и сильней чувствовалось влияние северного течения. Усиленное ветром, оно буквально затягивало нас в Босфор. Но развернуть судно, чтобы направить его движение в пролив, было делом непростым. Изловчившись и поймав момент некоторого волнового затишья, мы развернулись в сторону пролива. Нас буквально понесло на вход в канал. Вокруг, на рейде, штормовало много судов, и лишь некоторые из них решались войти в пролив. Нас же несло туда с большой скоростью. Но, тем не менее, мы управлялись. Когда же мы влетели в пролив, то поняли, что суда, стоявшие на рейде перед входом в Босфор, ожидали не только улучшения погоды и ослабления ветра. Дело в том, что в проливе ветра не ощущалось, и сразу же, в районе мыса Тарабья и Банки Умурьери, резко ухудшилась видимость, стоял густой туман.

Мы расположились на достаточно безопасной дистанции за кормой крупнотоннажного судна и вслед за ним продвигались по проливу. Где-то перед входом в Мраморное море погода изменилась, и мы буквально выскочили одновременно из тумана и из пролива. Не прижимаясь к береговой черте, мы направились в Мраморное море, прошли маяк Кызкулеси, и, спустившись на юг, развернулись в сторону Дарданелл.

К проливу Дарданеллы мы подошли, когда уже стемнело. Спокойно преодолев все повороты, мы вышли из пролива в Эгейское море. Таким образом, мы проскочили проливы и территориальные воды Турции без оформления прохода властями и соответствующей за это оплаты. Нет, так нет. Нас просто не заметили, и это не удивительно. Нас действительно, при такой видимости, могли и не заметить, либо принять за своё турецкое судно.

По радиотелефону нас вызвал танкер «Ахалцихе». Мы связались с капитаном Георгием Рамишвили и договорились о краткосрочной встрече в море. Море было спокойным, и стать лагом к борту судна, оборудованному надёжными кранцами, вывешенными вдоль правого борта, не представило никакого труда. Пока «Эксодус» стоял у борта, наши члены экипажа пополнили израсходованный бункер, приняли около 2-х тонн дизельного топлива и добавили пресной водички. Кое-кто сбегал в душевую и успел принять душ, а главное — наши моряки съели настоящий судовой борщ, которым угостили гостеприимные коллеги. Георгий Георгиевич передал мне копию циркулярной радиограммы, адресованной судам Грузинского пароходства, находящимся в регионе Чёрного и Средиземного морей, о следовании нашего судна и обязывающей все суда, находящиеся поблизости, выходить на связь с капитаном Коганом и оказывать ему необходимую помощь. Радиограмма, надо полагать, дана с подтверждения начальника Грузинского пароходства Джемала Чигвария и подписана капитаном регионального координационного центра наблюдения за безопасностью мореплавания Тенгизом (Хасаном) Пагава. Кто может усомниться в морской солидарности и преданности этих проверенных многолетней дружбой людей? Да я никогда и не сомневался в их мужестве и благородстве!

Распрощавшись с экипажем танкера «Ахалцихе», мы продолжили свой путь в южном направлении. Мы могли бы проложить курсы вдоль береговой черты и между островами, но я выбрал путь привычными для себя традиционными курсами, спускаясь на остров Родос, через пролив Карпатос и дальше мимо западной оконечности Кипра в зону израильского коридора безопасности для подхода к Хайфскому заливу. Следующая задержка, которая нам предстояла, это была встреча с танкером «Юсуп Кобаладзе» под командованием капитана Владимира Галаева. Они нас обогнали в проливе Дарданеллы и после выхода из пролива легли в дрейф недалеко от острова Тавшан. Как только мы подошли к танкеру и надёжно ошвартовались к его борту, на «Юсуп Кобаладзе» дали ход и они, буксируя нас лагом, проследовали дальше по своему и нашему общему направлению.

Танкер «Юсуп Кобаладзе»

Опять мы пополнили часть израсходованного топлива, получили пресной воды, пообщались с экипажем, поговорили с капитаном. Не знаю, как повлиял и повлиял ли наш разговор на Володю, но через 2-3 года Владимир Галаев тоже с семьёй оказался в Израиле. Поблагодарив своего коллегу и попрощавшись, я спустился на своё судно и, переложив руль вправо, мы стали отдаляться от уходящего вперёд танкера. Воздух сотрясли три коротких гудка, а затем один продолжительный, завершивший традиционный сигнал прощания. Танкер постепенно уходил вперёд, удаляясь от нас, и довольно скоро совсем скрылся за горизонтом.

Я подсчитал, что плановый расход топлива никак не соответствовал фактическому. Взятый в Батуми дополнительный запас в бочках нас тоже бы не полностью удовлетворил. Встреча с нашими судами и их дружеская морская поддержка буквально выручили нас. Мы должны были прибыть в порт назначения, ещё имея на борту вполне достаточный штормовой запас. Вторая половина нашего перехода проходила в хороших погодных условиях. Но вот из машинного отделения вдруг послышались посторонние звуки, говорящие о появлении какой-то неисправности. Наши механики определили эти шумы, как ослабление крепления опорного подшипника гребного вала Оно произошло во время штормового перехода на Чёрном море. Мы застопорили машину, и механики подтянули ослабевшие болтовые соединения. Вовремя замеченная неисправность и ее устранение предотвратило возможность развития серьёзных повреждений. Когда мы запустили двигатель, то больше никаких посторонних шумов уже не было.

Далеко в море, на горизонте, показались два сторожевых корабля, направляющиеся в нашу сторону, разрезая штевнем расходящиеся в стороны две волны. За кормой каждого, у самого среза, возвышались гребни волн, и за ними был виден тянувшийся след. У нас была маломощная станция УКВ и, возможно, поэтому мы друг друга не слышали. Корабли выполнили заранее подготовленный манёвр, и мы оказались между ними. Когда они приблизились на расстояние, с которого можно было различить человеческие фигуры, я понял, что команды кораблей находятся в «боевой готовности», и на нас были наставлены их пулемёты и малокалиберные пушки. Ощущение, которое появилось при этом, было не из самых приятных, но наверно так и положено кораблям подходить к незнакомому объекту.

И тут нам стало ясно, что команды кораблей оповещены о нашем подходе, а сейчас они поняли, что мы и есть то судно, которое подавало нотис о приходе. Мы продолжили своё продвижение по указанному на карте подходному 50-ти мильному коридору к району территориальных вод Израиля. К Хайфе мы подходили, когда было ещё светло, но уже начинало смеркаться. Справа, далеко на горизонте, показался мыс, покрытый густой тёмно-зелённой растительностью. Из порта навстречу нам вышел портовый полицейский катер. Между нами установилась надёжная радиосвязь на УКВ. Нас приветствовали на русском языке, дали указание, чтобы мы следовали за катером в порт и сообщили, что капитана, т.е. меня, в порту ожидает семья. Мы последовали за катером. Но катер в главные ворота порта не вошёл. А между тем стемнело.

Встреча с Хайфой первые шаги по Земле Израиля 

Когда город зажёг свои огни, он показался огромных размеров, и береговые огни освещали побережье, насколько видит глаз. Оказалось, что мы идём на швартовку в новый порт Кишон, расположенный рядом с акваторией главного порта. Нам дали команду швартоваться сразу же справа от входа, за входными воротами у свободного причала. Спустя несколько минут мы стояли ошвартованными. На корме у нас вяло висел красный флаг СССР, а на рее, как и полагалось, флаг страны порта прихода, бело-голубой флаг Израиля. Подъехала машина с властями. На борт поднялись две миловидные девушки в форме. Они поприветствовали нас, и присев на установленную на палубе рядом с трапом скамейку, стали заполнять приходные документы.

К нам поднялся офицер морской полиции, который нас встречал в море на полицейском катере и который разговаривал со мной на русском языке. Это был Шику Крайтмаи, очень приятный, общительный человек средних лет, пытавшийся дать мне как можно больше необходимой информации. Но что я мог тогда сразу из этого запомнить! На берегу стояли машина телевидения, корреспонденты радио и газет. Брали короткие интервью, мелькали вспышки фотокамер, а я всё старался пробиться к семье, которая в стороне от этого шума терпеливо ожидала, когда мы освободимся. Но вот я прорвался сквозь всю эту человеческую стихию, называемую прессой. Мой рассеянный взгляд всё никак не мог сосредоточиться на тех, к кому я больше всего стремился. Я такой отстраненности не чувствовал, даже возвращаясь с очень продолжительных рейсов из далёких стран. И теперь, конечно, мне было необходимо некоторое уединение для оценки обстановки, принятия каких-то решений и для составления какого-то плана действий. Но прежде чем стало возможным сосредоточиться, необходимо было расслабиться, отдышаться, осмотреться. 

Здесь к нам подошла женщина, корреспондент израильского радио «Коль Исраэль» Шали Рожанская. Высокая, достаточно моложавая женщина, с приятным грассирующим говором и хорошей русской речью. С первых же слов Шали сумела так расположить нас к себе, что мы могли с ней общаться как с человеком давно и хорошо знакомым. Она не просто проявила свою профессиональную заинтересованность, задавая вопросы мне и членам команды, вопросы, связанные с восьмидневным переходом из Батуми. Всё-таки не каждый день в Израиль приходят суда, хоть и небольших размеров, но с таким многозначительным названием, как «Эксодус», и капитан которого сам совершил на нём «алию»! Шали с теплотой отнеслась и к моей семье, приехавшей на месяц раньше меня. Эти наши приятельские отношения сохранились. Ей очень хотелось верить, что здесь, в новой для нас стране, у нас будет возможность реализовать свой потенциал, как людям, уже состоявшимся в этой жизни. У меня было много энергии, большой капитанский и жизненный опыт и поэтому большие надежды.

С первого же дня нашего прихода нам оказал много внимания, как говорят, «знакомый моих знакомых». Наша землячка и приятельница Клара Левина, а в настоящее время по мужу Шпитальник, через своих друзей поручила жителю Хайфы Хаиму Марко оказать нам содействие. Могу только сказать, что Хаим выполнил поставленную перед ним задачу на все 100 процентов. В день прихода Хаим доставил в порт для встречи судна мою семью, купил для экипажа свежий хлеб и свежие продукты. Так что я и мои моряки смогли сразу оценить его доброжелательность и заботу о нас. Мои кавказские земляки, услышав имя Хаим, чуть было не свалились с ног, столь непривычным для их слуха казалось это нормальное, даже красивое еврейское имя. Они и раньше его слышали, но только как нарицательное и с каким-то уничижительным контекстом. А здесь Хаим вдруг оказался хорошим парнем, добрым, энергичным, без какого-нибудь интереса для себя оказывающий внимание посторонним людям. Просто даже не верилось.

Но вот закончились первые встречи в первый день прихода и с первыми израильтянами на израильской земле. Корреспонденты разъехались по своим редакциям, чтобы с утра оповестить своих читателей ещё об одной семье, совершившей алию, о семье, которую ждёт радостное будущее на родной земле. Утомлённые впечатлениями от прихода и от многочисленных встреч с корреспондентами, мы распрощались с моими товарищами по морскому переходу. Оставив их на судне и давая им возможность тоже отдохнуть и выспаться, мы всей семьёй на машине Хаима отправились домой на съёмную квартиру, расположенную по улице Бен Иегуда.


[1] «Берега». © Эмиль Коган, Хайфа, 2009.

[2] Место установки судовой шлюпки.

[3] Наброска специально изготовленных железобетонных конструкций, для ограждения акватории порта от волн.

Print Friendly, PDF & Email

5 комментариев для “Эмиль Коган: «Берега». Главы из книги

  1. Уважаемый Самуил! Мне очень приятно было прочесть Ваш отклик на две главы, опубликованные на этом сайте.
    В первой книге конечно же имеются и другие истории, которые, как мне кажется, могут быть интересны Вам, как и другим читателям. Но увы таковы правила и печатают только ограниченное количество строк. Возможно будут опубликованы страницы и второй моей книги. Очень надеюсь.
    Эмиль Коган.

  2. Эмиль, вы замечательно пишете. Но самое главное в вас — вы настоящий мужчина. Вы бросили вызов советской власти, а это стоит дорого.

  3. Интересно и очень трогательно.

    1. Уважаемая Майя! Благодарю за оценку моей книги. Но только я никакого героизма не проявлял, а просто проживал какие-то участки своей жизни. Эмиль Коган.

    2. Спасибо Вам, Борис.
      После того,как я прочитал о Вас, мне ваш отклик показался очень искренним и приятным.
      С уважением Эмиль Коган.

Обсуждение закрыто.