Наш район Бруклина был заселён в основном итальянцами с вкраплениями ортодоксальных евреев и новоприбывших русских. Никакой преступности в нем не наблюдалось. Как ни парадоксально, объяснялось это наличием среди итальянцев некоторого количества мафиози.
Как я покупал свои первые машины в Америке
Григорий Писаревский
Звонок по объявлению
Первые месяцы после приезда в Америку, тридцать один год назад, я подрабатывал где только мог — в магазине по продаже домашних животных, в супермаркете, подручным у электрика, в кар-сервисе. Жена подрабатывала в прачечной. Собрали какие-то деньги. Месяцев через шесть я задался мыслью приобрести старенькую машину. Со своим авто я мог экономить время и зарабатывать куда больше — до тех пор, пока не найду работу программиста.
Мужик решил — мужик сделал. Я купил местную газету и открыл ее на нужной странице. Там имелось больше полусотни объявлений о продаже подержанных автомобилей. Я обвёл карандашом те, где указанная цена была мне по карману -таких набралось штуки три. Дождался, когда жена отправилась с сыном погулять, чтобы ничего не отвлекало и я мог полностью сконцентрироваться на важном разговоре. И позвонил по первому объявлению.
— Хеллоу? — ответил довольно приятный женский голос.
«Здорово они произносят это своё «хеллоу» — восхитился я, и начал, разумеется, по-английски:
— Здравствуйте! Меня интересует ваше объявление о продаже машины.
В ответ я услышал короткий вопрос:
— What (Что)?
И столько непонимания и даже какого-то раздражения прозвучало в этом недоуменном «what», что мне стало не по себе. Значит, женщина на другом конце линии не разобрала ни единого слова. А я-то считал, что могу более-менее прилично объясниться. Общался чуть ли не на равных с покупателями в собачье-кошачьем магазине и с коллегами в подсобке супермаркета. Без проблем вёл переговоры с клерками в многочисленных офисах, заговаривал с людьми, сидящими рядом со мной в сабвее… И вообще считался специалистом по языку среди новоприбывших. Несколько раз меня приглашали с собой знакомые в какие-то организации в качестве переводчика. Вроде бы каждый раз успешно справлялся. И тут на тебе…
Срочно необходимо было изыскать в памяти новые слова, те, в которых мой русский акцент не проявлялся бы так сильно. Перефразировать всю попытку общения под неким более внятным углом.
— Извините, — сказал я женщине по телефону. — Как я понимаю, вы продаёте машину. Когда я смогу ее посмотреть?
— What? — спросила она.
На сей раз в ее интонации проступило нетерпение и даже некоторое презрение — мол, как не стыдно лопотать непонятно что и морочить людям голову. Выучи английский, чурка ты этакий, и потом берись звонить по телефону. А пока что не отрывай занятых людей от дела! И помимо всего прочего, в её голосе ясно прозвучал британский акцент. Этого мне только не хватало — высокомерной англичанки, ещё недавно гулявшей со своим чопорным фокстерьером где-то на Пикадилли!
— Извините меня, — сделал я новый заход, все-таки надеясь прорваться сквозь глухую завесу языкового непонимания. — Я хочу купить подержанный автомобиль. Вы продаёте машину, не так ли?
В ответ, слегка помедлив, она произнесла:
— What?
Теперь в ее голосе четко слышался снобизм и надменность породистых английских лордов, по праву рождения презрительно взирающих со стен своих тауэров на копошащихся далеко внизу жалких плебеев. Мое терпение иссякло.
— Ты е#$#ая козлиха! — сказал я на повышенных тонах. — Пошла ты на х#й со своей пи#$#ватой машиной!
И естественным образом добавил кое-что ещё.
— Так бы сразу и сказали! — с явным облегчением ответила моя абонентка на чистом русском языке.
Это была женщина с абсолютным музыкальным слухом, способная с уникальной точностью воспроизвести малейшие оттенки произношения. Но в ее английском лексиконе значилось только два слова: «what?» и «hello».
Не помню, по каким причинам наша сделка не состоялась. А автомобиль я купил через месяц на дилерской стоянке. Это был двенадцатилетний бьюик зеленого цвета с ржавыми пятнами на нижней части дверей, но с мощным 6-цилиндровым двигателем. Мой бьюик обожал бензин и пожирал его, как голодный аллигатор. Иногда он кашлял, будто астматик, или не желал двигаться, словно упрямый ишак, но честно прослужил мне ещё почти три года.
Потерянные номера
А потом бьюик больше не выдержал и сломался. Я уже какое-то время работал программистом, а жена буккипером, т.е. попросту бухгалтером, как и в Союзе. Мы жили в Бруклине, на работу ездили в Манхэттен на сабвее, но машина настоятельно требовалась для еженедельного «шопинга» и субботних вылазок на берег моря или в парк. А главное, для поездок через Верразано-бридж в соседний Нью-Джерси — мы стали подумывать о покупке недорогого дома.
И я приобрел на дилерской стоянке свеженький, всего лишь двухлетний олдсмобиль «Катласс Сиерра». По тем временам, для нас это была совершенно роскошная машина, нежно-голубого цвета, без малейших повреждений корпуса, с чистыми сиденьями из бежевого кожзаменителя и пробегом чуть более 30-ти тысяч миль.
Наш район Бруклина был заселён в основном итальянцами с вкраплениями ортодоксальных евреев и новоприбывших русских. Никакой преступности в нем не наблюдалось. Как ни парадоксально, объяснялось это наличием среди итальянцев некоторого количества мафиози. Сами они по месту жительства вели себя образцово. Их присутствие и гарантировало безопасность района. Правда иногда, очень редко, по ночам кто-то воровал автомобили. Но дорогие машины стояли в гаражах и задних дворах богатых итальянцев, а мы обитали в шестиэтажке с плотно припаркованными вокруг 7-ми — 8-летними колымагами. И оставлять среди них почти что новенький голубой олдсмобиль с временным бумажным номером на стекле мне вовсе не улыбалось. Ведь он будет как магнит притягивать хищные взгляды ночных похитителей!
Для маскировки я основательно забрызгал машину грязью, отлепил бумажный листок, приклеенный автодилером, и прицепил спереди и сзади номерные платы с моего старого олдсмобиля. До получения новых знаков я решил попридержать их и не сдавать, как положено, в Department of Motor Vehicles (Городской Отдел Транспорта).
Теперь мой красавец выглядел ничуть не лучше окружающих машин, и даже хуже многих, чего я и добивался. На другой день вечером, приехав с работы, я первым делом отправился в конец блока проверить свое четырехколесное детище. Оно мирно стояло там, где я его оставил. За стеклоочистителем торчал штрафной тикет. Это было не так уж страшно. Штрафы, как, впрочем, и зарплаты, в те времена были незначительные. Гораздо хуже было то, что на машине отсутствовали номерные платы. Не было номеров! Винтики, впрочем, остались на месте. А вот номера — кирдык!
Я удрученно разглядывал полицейский тикет. Это, конечно, была блеклая копия с рядами цифр и каких-то невразумительных словесных сокращений. Я догадывался, что Department of Motor Vehicles вряд ли пришлёт за мной полицейский наряд, чтобы арестовать за несданные номерные знаки. Но я не хотел оставлять свой великолепный олдсмобиль на ночь без номеров. Уж так его точно стибрят!
Отвергнув возражения жены, я переночевал в машине, а наутро захватил тикет с собой на работу — посоветоваться с коллегами. В те времена я был единственный русский в отделе.
За соседним столом со мной работала чернокожая американка по имени Кассандра. Поначалу, когда меня приняли в департамент информационных технологий и посадили рядом с ней, мы не поладили. Мне не понравилась ее неуемная говорливость, а ей, скорее всего, мой сильный акцент. Но уже через пару недель Кассандра и я нашли между собой много общего. Мы были ровесниками. Оба состояли во втором браке, и оба по четырнадцать лет. У каждого их нас был один ребёнок. Она приехала из Южной Каролины, а я из Союза. В итоге неприязнь плавно переросла в дружбу — мы стали приносить друг другу кофе или чай, сообщать, когда наш босс уходил с работы и можно было немного расслабиться, напоминать о разных срочных делах и оказывать другие мелкие услуги. К ней-то я и обратился за помощью.
Кассандра показала себя настоящим другом. Она тут же отодвинула в сторону рабочие бумаги и выключила экран компьютера. Затем она расшифровала мой тикет. Его выписал полицейский из участка, расположенного в десяти минутах ходьбы от моего дома. Он, очевидно, и снял номера.
— Ты понимаешь, что совершил нарушение? — дружелюбно, однако с уловимой некой строгости спросила Кассандра. Видимо, она все ещё принимала меня за безмозглого иностранца.
— Понимаю, — сказал я.
— И ты должен будешь заплатить штраф.
— Конечно, — подтвердил я. — Но мне нужны мои номерные знаки. Сегодня.
— Это мы сейчас сделаем, — уверенно кивнула головой Кассандра. — Действительно, какого черта этот коп снял у тебя номера?
Кассандра с трудом разобрала фамилию полицейского на тикете, позвонила в участок и потребовала его к телефону. Ей ответили, что в данный момент этот парень отсутствует и перезвонит позже.
— Как бы не так! — заявила Кассандра к моему полному восторгу. — Я ещё никогда не слышала, чтобы коп кому-то перезвонил. Свяжитесь с ним, пока я на телефоне. Я недаром плачу налоги и знаю свои права. Ваш коп незаконно снял номера с машины моего мужа. Я хочу знать, во-первых, почему он это сделал и, во-вторых, когда мой муж сможет забрать свои номера обратно!
Когда Кассандра испытывала эмоции, у неё заметно проступал выговор афро-американцев из южных штатов. В то время ещё не было такого повышенного внимания к межрасовым отношениям, как в наши дни, но к афро-американцам относились с некоторой осторожностью. Особенно к тем, кто сам звонил в полицейский участок. Моя офисная подруга сумела убедить дежурного, что ее важная проблема не терпит отлагательства.
Кассандра ждала на телефоне не менее получаса, но каждые пять минут ей докладывали:
— Ma’am (Мадам), мы все ещё пытаемся его разыскать. Ждите, скоро найдём.
И они, конечно, нашли. Коп стоически выслушал эмоциональный монолог Кассандры. Потом он сказал, что если я готов оплатить штраф, то смогу сегодня же забрать номера.
— В котором часу ты до них доберёшься? В четверть седьмого? — спросила Кассандра у меня, не прикрывая трубку. И любезно сообщила полиции:
— Муж сможет быть у вас между шестью и семью. Номера будут его ждать? Спасибо.
— Получишь свои номера в приемной, — разъяснила мне Кассандра, любившая уточнить все детали, и добавила то, что я уже слышал: — Я им сказала, что ты мой муж.
В ответ я заулыбался до ушей. И мы с Кассандрой сделали друг другу “hi five” (Жест, когда двое людей поднимают руку ладонью вперёд где-то на уровень головы и слегка хлопают ладонью о ладонь друг друга. Означает поздравление или выражение дружелюбия. В последние годы большей частью заменено на касание кулаками — видимо, из гигиенических соображений).
Вечером, как было условлено, я явился в участок. За стойкой в приемной беседовали двое полицейских, судя по виду, итальянского происхождения. Услыхав мой явственно русский акцент, оба дружно вытаращили на меня глаза. Один из них недоверчиво поинтересовался:
— Эта женщина, что звонила днём — она действительно твоя жена?
— Жена, — невозмутимо подтвердил я. — уже скоро три года. Потрясающая баба, ребята!
— Не сомневаюсь! — сказал служитель закона, обменявшись коротким взглядом со своим товарищем, и вручил мне номера. Они были аккуратно перехвачены двумя резинками. — Хорошего вечера, сэр.
Замечательные, смешные рассказы! Наверное, эмиграция в Штаты смешнее эмиграции в Германию.
В первых годах эмиграции всегда присутствует юморное начало. Вы, Григорий, точно его подметили и донесли. Я работал в первые годы учителем музыки на продлёнке. Бывaет подойдёт малыш и начинает тараторить с такoй скоростью, что ни слова не понятно. Тогда я подзывал ученика-ученицу постар]е и просил медленно перевести, что он там наговорил… А один знакомый аккордеoнист, когда ему давали задание на день, перезванивал жене, передавал начальству трубку, а потом жена, учительница немецкого в России, ему переводила.
«Бесплатные советы при покупке авто» — на эту удочку не попадались?
Большое спасибо, дорогой Григорий, за юмор, который нам \»… жить помогает\»!
Смешно стало уже после первого \»What?\»
Подумалось: \»Как мне всё это знакомо! Сколько наших прошли через этот цурес, попались (включая меня) на удочку проходимцев !\»
Твоя история (знаю точно) коснулась многих из читателей этого сайта — абсолютная копия начала нашей имигрантской жизни. Потом — у всех было по-разному, как-то устаканилось. Но, начало было, почти у всех, одинаково и трудным, и комичным.