Яков Шульман: Из невыдуманных рассказов

Loading

Мне было известно, что есть ряд вузов, в которые еврею подавать документы бесполезно, их вернут. В других, документы могут взять, но вступительные экзамены никогда не сдашь, будь хоть семи пядей во лбу. Я с детства знал, что если хочу чего-нибудь добиться в жизни, то должен быть лучше других.

Из невыдуманных рассказов

Яков Шульман

 Яков Шульман В Тамбове

В конце июля 1957 года я после окончания машиностроительного техникума по направлению отправился в город Тамбов на завод химического машиностроения «Комсомолец». Несмотря на такое название, завод изготовлял установки для пищевой промышленности, судовую и другую аппаратуру, например, газоразделительные установки. Всё это относилось к сфере химического машиностроения. Мне предстояла пересадка в Москве, а ехал я с Украины.

В Московском педагогическом институте имени В. И. Ленина училась моя двоюродная сестра, и я надеялся, что она поможет мне найти место ночёвки. Так оно и оказалось. Но место это было необычным для меня, 18-летнего парня, смотревшего с обожанием на всех привлекательных девушек и женщин. Оно запомнилось мне на всю жизнь. Я ночевал в комнате женского общежития педагогического института вместе с шестью молодыми привлекательными девушками. Мне нашли раскладушку, и я уже не помню, сколько времени не мог заснуть, а потом какие восхитительные сны мне снились.

Уехав в Тамбов, я начал строить свою самостоятельную жизнь и наполнять её смыслом. Об это я подумал, прочитав намного позднее написанные в 1938 году, слова Рут Майер: «Каждый человек сам должен наполнить свою жизнь смыслом». Если сопоставить, когда были сказаны эти слова, с годом моего рождения, то здесь можно почувствовать голос судьбы. Но для этого нужно прожить долгую жизнь и только на её закате начинать осознавать, что с тобой происходило раньше.

В то время после окончания техникума выпускники были обязаны отработать 3 года, из них полгода обязательно на рабочем месте. Самостоятельная жизнь началась довольно весело.

Для зачисления на работу надо было пройти медицинскую комиссию.

Анекдотичной получилась сдача анализа мочи. Вместе с приятелем, Вовкой Дроздовым, учились в техникуме в одной группе, мы не нашли подходящей тары и частично заполнили поллитровые бутылки из-под молока, которым питались. Когда мы отдали бутылки лаборантке, она спросила: «А больше вы не могли?» На что хором непроизвольно спросили: «А что, нужно было больше?» После чего все трое долго заходились от смеха. Лаборантка была молодой и симпатичной девушкой.

Я стал слесарем 2-го разряда в одной из бригад слесарей железо-аппаратного цеха. Основными цехами на заводе были ЖАЦ (железо-аппаратный) и МАЦ (медно-аппаратный) цехи. Вовку определили в другую бригаду.

В комнате рабочего общежития, куда нас поселили, жили 12 человек. Жизнь была весьма оригинальной. Так как работали по сменам, то каждый получал свою долю в своё время.

Первая смена кончалась в 16 часов, вторая в 24 часа. После 24-х часов приходила вторая смена, включала свет, и пришедшие начинали есть и переговариваться, постепенно готовясь ко сну, не обращая внимания на спящих, которые должны были выйти на работу в первую смену. Утром приходила третья смена, и всё повторялось. Мне всегда было жалко пожилого пожарного, у которого, видимо, не было своего жилья, и он жил в одной комнате с нами.

Прошло полгода работы и хождения в выданном мне рабочем комбинезоне, в котором я выглядел довольно уморительно, так как его брючная часть кончалась у меня выше щиколоток. Через полгода Вовку и меня пригласил главный инженер завода и сказал, что нас переводят на инженерно-технические должности. Есть две вакансии: начальник ацетиленовой станции и инженер-конструктор в механической группе конструкторского отдела. Мы сказали, что нам надо немного подумать, и вышли за дверь. Там бросили монету, и по жребию мне выпало идти в конструкторский отдел.

В конструкторском отделе я попал в бюро Бениамина Иосифовича Клиота, в группу Татьяны Семёновны Пчелинцевой. На первых порах надо мной шефствовал опытный конструктор Игорь Козадаев, то есть я начал разрабатывать узлы и детали аппаратов, разработанных им. Через много лет я понял, что этот человек, был вехой на моём жизненном пути и определённым знаком судьбы. Когда я после окончания института работал в городе Дзержинске, я жил на частной квартире у хозяев, фамилия которых была Козодой.

Среди различных типов аппаратов, которые мы разрабатывали, была и аппаратура установок для производства спирта из пищевых продуктов. Однажды нам предложили съездить на экскурсию на Рассказовский спиртзавод, чтобы мы посмотрели, как работает разрабатываемая нами аппаратура, и послушали отзывы людей, её эксплуатирующих. Козадаев, как человек опытный, сказал мне, что надо взять с собой резиновую грелку. Её можно заполнить спиртом, заткнуть за пояс и спокойно пройти через проходную завода.

Приехав на завод, мы прошли по всему технологическому циклу производства спирта. В конце технологической линии технолог цеха любезно разрешил каждому из нас аккуратно заполнить принесённую ёмкость 96%-ным спиртом из смотрового фонаря. Все это сделали аккуратно, а затем прошли через проходную завода без каких-либо замечаний.

Приехав домой, в общежитие, а я тогда уже жил в общежитии ИТР, решил попробовать привезенный спирт с приятелями. В комнате нас жило 4 человека: выпускник Харьковского политехнического института Ваня Ильин, выпускник Львовского политехнического института Иван Ильин, выпускник Бердичевского машиностроительного техникума Валентин Данчевский и я. Особенно мы подружились с Ваней Ильиным. Родом он был из Смоленской области, являлся большим любителем литературы и очень обаятельным человеком. Сам я до того никогда не пил неразведенный спирт. Спирт при разливке по стаканам оказался не очень приятным на вид. Частично растворив резину грелки, он стал мутным и имел запах резины. Глотнув налитое в стакан, стал потом судорожно закусывать. Утром начались чудеса. После чистки зубов я глотнул немного воды, и меня опять начало качать из стороны в сторону.

Возможно, глядя, как на меня действует спиртное, Ваня Ильин на мой следующий день рождения подарил мне 2 книги: брошюру «Пьянство губит человека» и сборник К. Г. Паустовского «Повесть о лесах». Можно сказать, что таким образом я был приобщён к Паустовскому, о котором раньше не знал, и к поэзии Александра Блока. Прочитав в одном из рассказов Паустовского отрывок из стихотворения «Россия»:

И невозможное возможно,
Дорога долгая легка,
Когда блеснёт в дали дорожной
Мгновенный взор из-под платка,
Когда звенит тоской острожной
Глухая песня ямщика!.. ─

я был очарован поэзией Блока и остался её поклонником на всю жизнь. В дальнейшем поэзия стала неотъемлемой частью моей жизни и уже, будучи в возрасте, я всегда могу найти у А. С. Пушкина стихи, которые адекватно отражают моё душевное состояние. Недавно поразила очень ёмкая и удивительная строка «Несметные богатства в малом…» Оказалось это написал великий английский поэт Кристофер Марло, у которого не стеснялся заимствовать кое-что и Вильям Шекспир.

Здание конструкторского отдела находилось рядом со зданием механического цеха. Весной и осенью почему-то всегда приходилось идти через месиво, состоящее из разложившегося карбида кальция, воды и грязи. Однажды осенью, возвращаясь после обеденного перерыва из столовой, которая находилась за территорией завода, на высоком берегу реки Цна, я шёл как обычно в толпе сотрудников конструкторского отдела. Проходя через одну из луж, я поскользнулся и, пытаясь удержаться на ногах, взмахнул руками, ударил при этом одной ногой по луже так, что окатил грязью шедшую передо мной женщину, но на ногах удержался. Через день меня вызвал к себе главный конструктор Сёмин Алексей Васильевич.

Он сказал, что на меня поступила жалоба и, улыбаясь, дал мне её почитать. Заявление было от сотрудницы технического архива. Она писала, что я шёл за ней и, проходя через лужу, поскользнулся, но нарочно не упал, а окатил её сзади грязью, чем испортил её пальто из дорогого импортного материала. Теперь пальто не берут в химчистку, и она просила главного конструктора обязать меня вернуть ей стоимость пальто. Была указана сумма. Я посмотрел на Алексея Васильевича и вернул ему заявление. Он, смеясь, сказал мне: «Что же ты, Яков, нарочно не упал?» На этом инцидент был исчерпан, и в дальнейшем Алексей Васильевич, который хорошо относился ко мне, при встрече всегда улыбался и спрашивал: «Что же ты, Яков, нарочно не упал?»

Через два с половиной года работы в конструкторском отделе я был назначен инженером-конструктором II-ой категории бюро газоразделительных установок с окладом 1200 рублей.

К этому времени я собрался покинуть завод и уехать учиться в Москву, сдав в июле вступительные экзамены в институт и пройдя конкурс. Алексей Васильевич пригласил меня к себе и сказал, что этого не стоит делать. «По окончании института — сказал он, хорошо, если ты получишь такую должность, а за время, которое у тебя уйдёт на учёбу, я уверен, ты у нас вырастешь в очень грамотного специалиста и будешь иметь хорошую должность и оклад». Было это в августе 1960 года.

А в апреле 1960 года в стране отмечали 90-летие со дня рождения В. И. Ленина. В предверии этой даты, кто не помнит − 22 апреля, Тамбовский горком комсомола решил отправить несколько групп лыжников в агитационный поход по сёлам Тамбовской области. Было это во второй половине февраля и время похода совпало с празднованием масленицы. Пел я довольно неплохо, ходил на лыжах и меня включили в состав группы от нашего завода.

В составе группы были две девушки из конструкторского отдела, Елена и Тамара, остальные ребята. Инструментальную часть группы представляли аккордеонист Гена Мелиоранский, высокий парень крепкого телосложения, и гитарист Слава Фисин. После концертов, которые всегда пользовались большим успехом, добрые председатели колхозов давали нам на дальнейшую дорогу сани, запряжённые лошадкой, чтобы мы могли спокойно добраться до соседнего села. К саням привязывались по бокам 2 каната. Девушки, их лыжи, аккордеонист, инструменты и наши пожитки помещались в сани, а остальные, держась за канаты, ехали на прицепе по накатанной снежной дороге на лыжах. В одной из деревень мы попали на свадьбу и дали для гостей, я думаю, незабываемый концерт. В свою очередь молодые и их родители на другой день после свадьбы угостили нас на славу. На столе были отбивные из телятины в большой сковороде, блины с мёдом и вдоволь хорошей выпивки, включая самогон из пшеницы.

В общем 90-летие со дня рождения В. И. Ленина мы отметили достойно, и, после возвращения из агитационной поездки, все участники получили грамоты от Тамбовского горкома комсомола. Грамота подписана 1 марта 1960 года.

На память остались и услышанные в деревнях тамбовские частушки, типа:

Во дворе барана режут,
Я баранины хочу.
Если мать меня не женит,
Чем-то печь разворочу.

В Тамбове я воочию познакомился и с оперным искусством. Летом 1959 года в Тамбове появились афиши: Только 30 дней с 1 по 30 июля гастроли Горьковского театра оперы и балета. Гастроли проходили в помещении областного драматического театра имени А. В. Луначарского. Я купил билет на оперу Ж. Бизе «Кармен». Музыка оперы мне нравилась, когда я слышал отдельные фрагменты по радио. Однако постановка ввела меня в раздумья. Партию Кармен исполняла певица с неплохим голосом, но довольно внушительных размеров, и я никак не мог понять полюбившего её Хозе. Для таких постановок пословица «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать», принимает несколько юмористический оттенок. С другой стороны это являлось наглядным подтверждением поговорки «на вкус и цвет товарищей нет». Если хорошо подумать, то даже в этом можно увидеть знак судьбы, ибо после окончания института, я большую часть своей жизни проработал в Горьковской области.

В Тамбове я также узнал, что пословица «не попал в свой черёд, так не залезешь вперёд», действует, если не умеешь вовремя не сказать правду, то есть промолчать. В первый год пребывания в Тамбове я поступил в 10-й класс вечерней школы рабочей молодёжи, надеясь получить аттестат зрелости, и на основании его поступить в институт. Сдав экстерном предметы, которые мы не проходили в техникуме, и экзамены за 10-й класс, я получил аттестат зрелости и отправил документы в приёмную комиссию института, написав в автобиографии, по глупости (неумение вовремя промолчать, не говоря правды, иногда равносильно глупости), что окончил техникум. Оказалось, что в приёмной комиссии читают и автобиографию, и документы мне вернули, сообщив, что надо отработать 3 года. На следующий год горком комсомола дал мне направление в Ленинградский технологический институт имени Ленсовета. На этот раз я не написал в автобиографии, что окончил техникум. Тем не менее, оттуда документы мне вернули без комментариев. Тогда я отправил эти документы во Всесоюзный заочный машиностроительный институт в Москве. Сдав вступительные экзамены в Тамбове, и набрав одинаковое количество баллов с одним из своих приятелей, я не был принят в этот институт. Он же был принят. Вначале я был этим очень возмущён. Зато впоследствии всегда добрым словом поминал незнакомых мне людей, сделавших это доброе дело. Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. Возможно, это подтверждение мысли о том, «что всё предопределенно, но человеку дана свобода выбора». От судьбы не уйдёшь.

Очередным знаком судьбы для меня стал поступивший на завод заказ на изготовление медных сетчатых ректификационных колонн по присланным немецким чертежам для какого-то производства. Конструкторскому отделу поручили переработать эти чертежи с учётом советских гостов и технических условий, действующих на заводе. Я принимал участие в этой работе. Впоследствии, я узнал, что оборудование предназначалось для производственного объединения «Капролактам», где в одном из цехов произошёл взрыв. Производственное объединение находилось в городе Дзержинске Горьковской области, а начальником цеха, где произошёл взрыв, в результате которого он погиб, был друг семьи Гербертов, Прутенский.

Для ясности скажу, что после окончания МИХМа я получил направление на работу в город Дзержинск, где женился на Гале Герберт. В городе Дзержинске прошла большая часть моей жизни. Осознал я, что это был знак судьбы, только через много-много лет.

«Всё предопределено, но человеку дана свобода выбора; мир будет судим по добрым делам и всё будет измеряться по множеству деяний»…

Глухарь

Необычный случай произошёл со мной в начале лета 1966 года в городе Дзержинске Горьковской области. Жил я тогда на квартире у Козодоев ─ Михаила Романовича и Марии Михайловны. Квартира находилась на 2-ом этаже пятиэтажного дома во дворе. Он имел номер 44 а и был расположен через двор параллельно дому на центральной улице ─проспекте Ленина. С ними жила их младшая дочь Люба. Когда их сына, Юру, забрали в армию, они решили сдать комнату, в которой он жил, площадью 12 м2 . Старшие дети Козодоев ─ две дочери и сын уже имели свои семьи и жили отдельно.

Узнав о том, что сдаётся комната, мои добрые знакомые, Чернорудские, которым я многим обязан в своей жизни, сообщили мне об этом. До этого я жил в общежитии химического комбината, так как у института, куда я был направлен на работу, жилья никакого не было. Условия поселения были следующими: ничего на кухне не готовить и в квартире не стирать. Меня эти условия не смущали. В основном, я питался на работе, а домой покупал продукты, не требующие разогрева: хлеб, молоко, творог, сметану. Бельё я относил в прачечную, расположенную в одном здании с баней на улице Бутлерова, куда я обычно ходил. За комна— ту я стал платить 25% от стоимости, назначенной хозяевами. Остальные 75% стоимости платил институт. После схода снега и достаточного потепления, начиная с первых чисел мая, я в пятницу вечером уходил в турпоход и возвращался обычно в воскресенье к концу дня. Обычно наша группа на электричке добиралась до одной из станций в Горьковской или Владимирской области. Затем пешком шли до довольно живописных мест в лесу. Почти всегда рядом было озеро или река. В рабочие дни дома я также бывал непродолжительное время, включающее время сна, умывания по утрам и вечерам и приёма пищи у себя в комнате.

Работать мы начинали в восемь часов утра. До места работы на трамвае мне приходилось добираться около часа. Однажды утром в ясный солнечный день я вышел из дома и пошагал к трамвайной остановке. Линия трамвая проходила в середине центральной улицы. Когда я был ещё во дворе, над моей головой пролетела какая-то большая птица. «Ничего себе голуби пошли»─ мелькнуло в голове. Птица летела не очень высоко, и я бросился бежать за ней. Я всегда интересовался природной живностью. Птица перелетела через проспект Ленина. Чтобы пролететь дальше, она должна была попасть в арку так называемого «колхозного» дома (очень длинного). Я бежал за ней, не отставая. Возле арки птица, не сумев набрать достаточную высоту, ударилась о стену и упала на землю. Я бросился к ней. Широко расставив руки и делая колебательные движения из стороны в сторону, стал загонять её в угол недалеко от арки. Угол был образован за счёт разной ширины здания в районе арки и примерно двух-трёх метров от её края. Птица была крупная, с большим светлым клювом, большими тёмными глазами и с красивым веерообразным хвостом. Размером она была с гуся. Раньше я никогда такой птицы не видел. Когда птица была уже почти загнана в угол, я резко бросился вперёд и крепко схватил её за туловище двумя руками. Затем, держа птицу на вытянутых руках, так как боялся, что она долбанёт меня своим клювом в глаз, пошёл обратно домой. По дороге мне встретился мужчина, который спросил: «Откуда дичь?» Я спросил: «А кто это?» Он ответил: «Глухарь». Открыв дверь на мой звонок, Мария Михайловна была очень удивлена. Я предложил привязать птицу за ногу к стояку в туалете, сделал это, и сказал, что после моего возвращения с работы решим, что делать дальше. Мария Михайловна согласилась. Приехав на работу, сказал сослуживцам, что поймал руками глухаря, чем вызвал дружный хохот окружающих и комментарии типа: «Вот заливает». Многие спрашивали, в каком чертеже (есть такая крепёжная деталь─глухарь). Наш начальник отдела, заядлый охотник, Пётр Степанович Волошин сказал мне: «Ну, ты, Яков, и загнул. Ты хоть знаешь, где водятся глухари?» И рассказал, что глухари водятся в глухих сосновых лесах. Весь день я был объектом шуток, и каждый пытался дать свою версию, почему я это выдумал.

Вернувшись с работы, домой, я встретил возмущённую Марию Михайловну. Она сказала, что она и Люба не могут зайти в туалет, так как при каждой попытке птица начинает кричать и биться. «Надо что-то делать», ─сказала она. После обсуждения Михаил Романович взял глухаря, я ─ свой туристский топорик и мы отправились во двор. Там Михаил Романович положил глухаря на деревянный брус, обычно используемый жильцами для выбивания пыли из ковров, и прижал его голову к брусу. Глухарь очень жалобно, душераздирающе закричал. Я отрубил ему голову и, после того как стекла кровь, мы отнесли его домой.

Мария Михайловна его ощипала. Затем Михаил Романович его взвесил, в нём оказалось 4,5 кг. Мы его внимательно осмотрели. На теле глухаря каких-либо следов ранения не было. Его великолепный хвост Михаил Романович взял себе на память. Мария Михайловна приготовила из глухаря и первое и второе. Сама она и Люба его не ели. Мы с Михаилом Романовичем выпили и закусили. Это был первый случай, когда я ел на кухне. Мясо было довольно вкусным, насколько помню несколько красноватым. Затем с разрешения хозяев ко мне заходили Чернорудские, несколько сослуживцев и приятелей по турпоходам. Большую часть глухаря, я думаю, съели мы с Михаилом Романовичем, так как участвовали во всех застольях. Потом я очень жалел, что не сфотографировал птицу живой.

В книге «Птицы России» о глухаре написано следующее:

«Очень крупная птица. Окраска самцов серовато-чёрная, крылья буровато-коричневые, брюшко чёрное с белыми пятнами. Хвост относительно длинный закруглённый, чёрный с белым рисунком. Клюв массивный, светлый. Обитатель хвойных лесов, преимущественно сосновых. Самки значительно мельче, буровато-рыжие с тёмным струйчатым рисунком (рябью). Оседлая птица, пар не образует. Весной самцы собираются на поросших сосной моховых болотах или по борам, где токуют, издавая негромкие, трудно передаваемые словами звуки».

Судя по этому описанию, пойманная птица была самец. Была выдвинута версия, что какой-то охотник сумел во время токования поймать птицу в силки, привёз её домой, подрезал крылья и привязал на балконе. Когда крылья отросли, глухарь сумел вырваться и улететь. Здесь ему встретился я. Как было на самом деле, уже никто не узнает, если не жив охотник, который его поймал. Если он жив, то надо, чтобы рассказ был опубликован, и он его прочитал. Вероятность этих событий крайне мала.

О проживании у Козодоев у меня сохранился оригинальный документ, который понадобился при получении моей первой самостоятельной квартиры. Выдана она ЖКО домоуправления №12 и гласит:

Дана настоящая Шульману Якову Мееровичу о том,
что он проживает в г. Дзержинске, проспект Ленина, дом 44а, кв. 8,
о том, что он своей жилплощади не имеет, проживает у дяди.
Справка дана для предоставления по месту работы.

Так как в направлении меня на работу в институт было сказано: «с предоставлением жилья», то на основании этой справки, направления и справки о беременности жены, я через четыре месяца после свадьбы получил первую в нашей совместной жизни квартиру, однокомнатную, без балкона, на втором этаже дома, который построил для сотрудников наш институт.

Встречи с КГБ

Ощутимо с моей стороны мне известны три встречи с КГБ. Из них два контакта были в явном виде и один в неявном.

В первом случае, где-то в конце 1960-х годов, меня вызвали к представителю КГБ, который, видимо, курировал институт в городе Дзержинске Горьковской области, где я работал. Сидел он на территории Чернореченского химического завода, в здании заводоуправления. Скорее всего мне позвонили из нашего первого отдела (который был подотчётен КГБ) и сказали, что мне нужно пойти в заводоуправление в комнату № такой-то. Там меня встретил человек в штатском, который сказал мне: «Мы знаем, что вы встречаетесь с Костей Авербухом. Мы бы хотели, чтобы вы периодически сообщали нам, о чём он говорит». Костя Авербух являлся сотрудником отдела грануляционной техники и занимался обзором литературы по этой тематике. Он был весьма остроумным человеком и, чаще всего, когда мы с ним встречались, то обменивались анекдотами. Я ответил, что не очень часто встречаюсь с Костей, не являюсь его близким другом, и, вероятно, им следует подыскать другого человека. После этого разговора меня по этой теме больше не беспокоили.

Следующая встреча, если я не ошибаюсь в дате, происходила летом 1972 года. Мне позвонили из городского отдела КГБ и попросили туда зайти. Когда я пришёл, дежурный сказал мне в какую комнату надо идти. Сотрудник, который находился в этой комнате, спросил меня: «Вы знаете, что в сентябре в Брюсселе состоится Всемирный сионистский конгресс?» Я ответил, что не знаю и не понимаю, какое это отношение имеет ко мне. Он сказал: «Там собираются обсуждать вопрос об антисемитизме в СССР. Желательно, чтобы вы к такому-то числу подготовили статью в газету «Дзержинец» (городская газета), показав на своём примере, что антисемитизма в СССР нет». Я пошёл к тестю и рассказал ему о беседе. Он сказал: «Надо писать». Я в это время учился в заочной аспирантуре МИХМа и был начальником лаборатории (на правах отдела). Я написал статью, в которой рассказал, что окончил школу, техникум, институт, учусь в заочной аспирантуре и на протяжении своей жизни с антисемитизмом не встречался. Закончил я статью такой фразой: «Надеюсь, что при будущей защите своей диссертации, я также не столкнусь с этим явлением». В назначенный день я отнёс статью в городской отдел КГБ. Но в газете «Дзержинец» она не появилась. Через некоторое время на эту тему в газете была напечатана статья доктора химических наук Ю. Э., который работал в одном из химических НИИ города.

Что касается антисемитизма, то могу сказать, что знал о нём. На Украине он был более распространённым явлением, чем в России. Антисемитизм, на мой взгляд, за исключением патологических случаев, один из видов экономической конкуренции на национальной основе. Его распространение на Украине стало одной из причин, из-за которых я, после окончания техникума, взял направление на работу в Россию, в Тамбов. Мне было известно, что есть ряд вузов, в которые еврею подавать документы бесполезно, их вернут. В других, документы могут взять, но вступительные экзамены, если ты еврей, никогда не сдашь, будь хоть семи пядей во лбу. Я с детства знал, что если я хочу чего-нибудь добиться в жизни, то должен быть лучше других. Я знал, что если я что-то сделаю не так, то скажут: «Смотри, что делает этот еврей». Поэтому я всегда чувствовал свою ответственность перед своей нацией и старался везде и всегда вести себя так, чтобы не бросить тень на евреев. В меру своих сил и способностей я старался делать выполняемую работу качественно. На вопрос: что значит быть евреем?─я бы ответил так: чувствовать ответственность за свои поступки перед нацией, которую представляешь. Ты являешься полномочным представителем своей нации перед другими. Впрочем, это относится к людям любой национальности. Это же требование позволяет ответить на вопрос о настоящем патриотизме. По поводу пятого пункта анкеты существовало большое число анекдотов, и антисемитизм в Советском Союзе не был тайной за семью печатями.

Все люди разные. Каждого надо оценивать по поступкам. Мне больше всего не нравятся евреи, своими поступками бросающие тень на всех остальных евреев. Следующая моя встреча с КГБ была заочной и состоялась она в конце 1978 года. К этому времени у меня уже была подготовлена диссертация, но её защита затягивалась из-за подковёрной борьбы, которая развернулась после смерти моего первого научного руководителя.

Но это совсем другая история. Хотя, возможно, вся возня накануне моей защиты была ответом на реплику в конце отданной в КГБ, но неопубликованной статьи.

В начале ноября 1978 года меня вызвал директор института. Он сказал, что из городского отдела КГБ пришла бумага, которую написал на меня руководитель конструкторского сектора лаборатории, которой я руководил, Корнев О. Ю. Дал мне это заявление и сказал, что будет создана комиссия, и я должен подготовить для комиссии объяснения по всем пунктам выдвинутых против меня обвинений. Кроме этого он дал мне ещё заявление на его имя от друга Корнева, Леонова А. С., ведущего конструктора того же сектора. Директор сказал, что также необходимо подготовить объяснения по всем пунктам обвинения этого заявления. Леонов проводил в лаборатории политинформации, являясь политинформатором по международным вопросам. В своём заявлении Леонов разбирал эпизод на политинформации, которую он проводил 28 января 1977 года, когда я ему сказал, что об этих вещах лучше рассказывать в кулуарах.

В частности он писал:

«Видимо, в дальнейшем, в своих политинформациях я не могу докладывать о недавних бесчинствах сионистских элементов около советского представительства при ООН в США, вообще ничего не могу говорить о представителях могущественного сионистского произраильского лобби в США, играющего очень важную роль на международной арене, не могу говорить о присуждении «Нобелевской премии мира» президенту Египта А. Садату и премьер-министру Израиля Бегину и т. д. и т. п., так как эти сообщения задевают каким-то образом заведующего лабораторией Шульмана Я. М. как еврея по национальности».

В конце своего заявления Леонов писал:

«К евреям, как и гражданам других наций и национальностей СССР, да и к нациям и национальностям других стран у меня отношение доброжелательное. Я уважаю все народы. Но, когда, будь то русский, грузин, татарин, еврей, казах, киргиз, осетин и т. д. выступает против СССР, изменяет СССР в той или иной форме, то я, как работник советской пропаганды, должен такие факты сообщить, дать объективную оценку. Считаю это своим долгом. К сожалению, времени на составление справки было дано мне мало, поэтому если всё изложенное заинтересует компетентные органы, то я могу дать более подробный устный или письменный ответ».

Написал он пять страниц убористого текста.

Решением партийного бюро института была создана комиссия в составе: председателя комиссии─заместителя секретаря партийного бюро Зиновьева Н. Т., заведующего лабораторией грануляционной техники Ненашева Е. Н. и заведующего сектором конструкторского бюро отдела № 5 Орлова А. А.. Комиссия, рассмотрев выдвинутые против меня обвинения и мои объяснения, пришла к выводу:

«1) Обвинения, выдвинутые зав. сектором лаборатории № 17 т. Корневым О. Ю. против т. Шульмана Я. М., предвзяты и надуманы. Это подтверждает и письмо членам комиссии от рабочих и служащих лаборатории, которое подписали 20 человек из 30 (по списочному составу).

2) Провести собрание рабочих и служащих лаборатории, на котором рассмотреть вопрос о повышении ответственности каждого рабочего и служащего за выполнение тематического плана.

3) Администрации филиала, цеховой парторганизации разработать мероприятия по созданию рабочей обстановки в лаборатории № 17 и указать зав. лабораторией т. Шульману Я. М. на имеющиеся недостатки в воспитательной работе с подчинёнными, на недостаточную оперативность в решении технических и организационных вопросов».

Здесь следует отметить, что в выводах комиссии ничего не говорится об обвинениях Леонова, так как после моего рассказа об эпизоде и бесед с сотрудниками лаборатории комиссия решила, что все его обвинения притянуты за уши.

Справка была утверждена на заседании партийного бюро института 25 декабря 1978 года и отослана в городской комитет КГБ. Копия решения комиссии у меня имеется. Директор института подарил мне на память оригинал заявления Леонова. Корнева и Леонова вывели из состава лаборатории, повысили им оклады и создали новое подразделение, где они стали работать.

Я был единственным беспартийным среди начальников отделов института. После этого случая жена и тесть стали меня уговаривать, чтобы я подал заявление о вступлении в партию. Но это уже другая история.

Больше меня в городской комитет КГБ не вызывали.

Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Яков Шульман: Из невыдуманных рассказов

  1. «…Поэтому я всегда чувствовал свою ответственность перед своей нацией и старался всегда и везде вести себя так, чтобы не бросать тень на евреев» — Вполне солидарен с автором. Хочу добавить: никогда и ни перед кем не следует скрывать того, кто ты есть, хотя и кичиться своим происхождением неуместно. В конечном счете окружающие оценивают человека по его поступкам. Хотя по отношению к евреям у части населения России (как и других стран) имеются определенные воспитанные средой предубеждения. Они скрыты в мирное время и вырываются наружу в дни лихолетия. К rэтому надо быть готовым. В детстве в связи с национальным вопросом какое-то время я ощущал себя «гадким утенком». Как это ни странно, «дело врачей» мне хорошо вправило мозги, и теперь заявляю: «Я имею честь принадлежать к одному из великих народов мира». Михаил К.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.