Литературный обзор X

Loading

Удивительным в эссе является тот факт, что в нём нет ни единой цитаты из Пастернака и Вознесенского. Казалось бы, это так естественно — цитировать этих двух гениев… А вот не пошёл Гальперин по этому пути, а взамен соткал такой текст, который заставляет читателя вспомнить прекрасных поэтов.

Литературный обзор

Выпуск десятый
Продолжение. Начало

Сегодняшний выпуск Литобзора проведет Александр Левковский. В его списке:

  • Владимир Резник: «Король»;
  • Григорий Быстрицкий. «Анабель»;
  • Иосиф Гальперин, «Кепка Пастернака и шарфик Вознесенского».

Александр Левковский

ЛевковскийВладимир Резник: «Король»
(«Заметки по еврейской истории», ноябрь-декабрь 2018 года)

Прочитав этот рассказ, я немедленно полез в комментарии, абсолютно уверенный, что я найду там взрыв восторга. И что же я увидел? Тепловатые, вялые похвалы и копание в текстовых мелочишках

Господа, товарищи, хаверим, ladies and gentlemen! Перед вами — еврейский литературный шедевр! Почему же вы его не видите!? Где ваши глаза!? Вы евреи или кто!?

А потом я остыл и подумал: ведь для того, чтобы по-настоящему оценить этот замечательный рассказ, надо было пожить в еврейско-украинском местечке, где-нибудь на Киевщине или Житомирщине. Мне, босоногому хлопчику 10-13 лет, жившему после войны в местечке Ракитно (120 километров южнее Киева), говорившему на чудовищной смеси русского, украинского и идиш, знакомого со всеми героями Резника (кроме, пожалуй, дантиста — его в Ракитно не было), -— конечно, мне легко восхититься тем, как любовно и точно описал Владимир Резник уходящее в небытие еврейское местечко! (Тут Резник может возмутиться: мол, какое это вам местечко, славный город Славута, тридцать пять тысяч обитателей!? Местечко, местечко, судя по вашим, Владимир, шолом-алейхемовским героям!).

А ведь были в Ракитно ещё и другие колоритные персонажи, которые так и просятся в рассказ Резника! К примеру, единственный на всё местечко извозчик Бенюмин, которого мы звали Беня-орденоносец. Вы, конечно, спросите: зачем в нищем местечке извозчик и почему его зовут орденоносцем? А я вам отвечу, что Ракитно, к несчастью, было расположено в трёх километрах от железнодорожной станции — и тощая кобыла Бенюмина, запряжённая в телегу, была единственным средством сообщения между задрипанным местечком и не менее задрипанным вокзалом.

А орденоносцем звали дядю Беню потому, что на его заношенном и заплатанном пиджачке постоянно красовались две медали — «За победу над Германией» и «За взятие Кенигсберга».

И я подтверждаю, что Резник прав — слово «вор» на украинском идиш произносится именно как «ганыф». Тут интересно вспомнить, что в устах местечковых евреев это существительное превращалось в очень выразительное прилагательное «гэнэйвише», Например во фразе, проклинающей советское правительство: «А гэнэйвише мелихэ!».

И вот что ещё интересно — как искусно и органично вплетали местечковые евреи идиш в украинский и русский языки. Самый поразительный пример — употребление идишистского артикля «а» перед русскими или украинскими существительными, которые, как известно, никаких артиклей не имеют. Эффект, на мой взгляд, получался просто замечательным! Для примера приведу отрывок из «Еврейских сказок» Наума Сагаловского:

«Федька Егоров -— а гой, а бандит! —
Странно, что Федька в тюрьме не сидит!..»

Я мог бы ещё долго хвалить прекрасный рассказ Владимира Резника, его язык, его тонкий юмор, его интересно построенный сюжет и отличную развязку, -— но объём рецензии сдерживает меня.

Но несмотря на это, я просто обязан процитировать хотя бы вот этот отличный отрывок из повествования Резника:

«… старик, придя из бани, уже выпил рюмку креплёной черносмородиновой наливки собственного приготовления и собирался налить вторую под мерцающий нежным золотом Песин бульон с дрейфующими в нём островками куриного креплах. В огромной, занимающей полкомнаты печи, доходил до совершенства картофельный кугл, и тёплый вечер обещал Мееру все ещё доступные в его возрасте удовольствия».

Я так и вижу своего деда (его звали не Меер, а Мойше) в типичном еврейском местечке Ракитно, пьющего чёрносмородиновую наливку под мерцающий нежным золотом бульон моей бабушки Фейги…

Примите, Владимир, мою признательность и благодарность за Ваш талантливый рассказ!

Григорий Быстрицкий: «Анабель»
(«Заметки по еврейской истории», апрель 2017)

Первое, что приходит на ум по завершению чтения этого произведения, -— это явное расхождение подзаголовка с содержанием текста. Григорий Быстрицкий дал следующий подзаголовок к тексту: «Фрагмент литсценария», но это либо ошибка, либо небрежность, либо попытка сообщить читателю, что перед ним всего лишь черновая запись, сырой незаконченный материал, -— а вот полный, отшлифованный литературный киносценарий будет представлен автором позднее. (Здесь и далее я полагаю, что Быстрицкий, употребив слово «литсценарий» имел в виду жанр «литературный киносценарий»).

Почему я пришёл к такому заключению? Да потому, что, во-первых, текст «Анабель» не является фрагментом, а во-вторых, этот текст не представляет собой литературного киносценария.

Давайте сначала разберёмся со словом фрагмент. Толковые словари русского языка (к примеру, словари Д. Н. Ушакова и А. Н. Чудинова) определяют слово фрагмент, в частности, как «Обломок, уцелевшая часть чего либо целого…», «Отрывок текста…».

Но текст «Анабель», к какому бы жанру мы его ни относили, отрывком не является; это законченный текст, имеющий начало, развитие и окончание. (Другое дело, что этот текст, по критериям художественного произведения, страдает значительными недостатками; но об этом мы поговорим позже).

Таким образом, слово фрагмент в подзаголвке -— явно не к месту.

Теперь обратимся к более сложной проблеме, а именно: почему нельзя признать этот текст литературным киносценарием?

Прежде всего, каковы общепринятые отличительные черты киносценария, которые содержатся в учебной литературе, применяемой в киноинститутах и на сценарных курсах — как в Европе, так и в Америке?

В сжатой форме жанр киносценария можно определисть так:

киносценарий — это подробное текстовое описание всех событий, действий и диалогов, которые будут перенесены режиссёром и артистами на экран. Декларативный и повествовательный текст, который нельзя тем или иным способом перенести на экран, в киносценарий не включается.

Достаточно почитать опубликованные на Интернете тексты популярных киносценариев, чтобы убедиться в этом.

Структурно любой киносценарий в какой-то степени подобен пьесе. Вы не найдёте в тексте любой пьесы или любого профессионального киносценария таких повествовательных фраз, как, например: «Николай подумал, что надо бы съездить на дачу…», или «Раиса решила, что с завтрашнего дня начнёт диету…», или «»Почти год он не видел семью, укрытую в Ташкенте. Столько изменилось за этот год, калейдоскоп событий с осени 1952 завертелся стремительно». Смысл подобных фраз решается в пьесе через главное средство драматургии — диалог, а в киносценарии — через диалог и, чаще всего, через основное средство кино — действие.

Но «Анабель» как раз и изобилует массой пространных декларативных и повествовательных фрагментов (вот здесь слово «фрагмент» абсолютно уместно!), вполне нормальных — и даже необходимых -— для прозаического произведения (рассказа или повести), но совершенно неприемлемых в киносценарии, так как для этих фрагментов автор не дал визуального (экранного) решения в тексте. Вот несколько примеров таких фрагментов из текста «Анабель»:

«Замысел гениального вождя воплощается уже за Обью, в лесотундровой зоне Западной Сибири. При этом слово «зона» обслуживает сразу два понятия: географическое и образа жизни строителей».

«Маркшейдер Арам Артурович Карапетов на самом деле никакой не Арам Артурович. На самом деле он беглый геолог Борис Самойлович Берман. Его появление в зоне это совсем другая история, к нашей героине покуда отношения не имеет. Он сам на птичьих правах, лишние телодвижения, которые могут его разоблачить, ему не нужны. Но и бросить политическую на произвол судьбы из-за собственной безопасности человеку, прошедшему войну, не позволяет ни гордость, ни совесть».

«Почти год он не видел семью, укрытую в Ташкенте. […] Спасаясь от неминуемого ареста, Берман купил фальшивые, прекрасно изготовленные документы и стал Карапетовым. Он потерял любимую профессию, дом, друзей, вынужден был отправить семью подальше от бдительных глаз, под чужим именем устроился на новую работу».

Этими тремя примерами вовсе не исчерпывается список декларативных и повествовательных отрывков в тексте «Анабель».

Автор считает, что эти (и многие другие) повествовательные фрагменты текста важны для полной передачи смысла произведения. Но тогда он должен был дать этим отрывкам соответствующее визуальное (экранное) решение — через действия и диалоги героев! — ведь это по замыслу киносценарий, а не рассказ! Он, однако, никаких экранных решений для этих повествовательных фрагментов не дал.

И вот поэтому текст «Анабель» нельзя считать киносценарием — даже с приложением слова «фрагмент».

***

Перейдём теперь к художественному анализу фрагмента литсценария. В анализ художественного произведения обычно входят следующие элементы: интересный (лучше -— необычный) замысел, создание образов героев. искусство развития сюжета, кульминация развития, искусство диалога, необычные художественные находки, впечатляющее завершение (развязка) сюжета, философский (либо эмоциональный) смысл произведения.

Для меня несомненно, что текст «Анабель» демонстрирует явно любительское, часто наивное, совершенно не профессиональное решение перечисленных художественных элементов (за исключением, пожалуй, неплохого образа Шаляпина, да ещё диалога на планёрке в офицерской столовой).

Замысел этого произведения не вызывает возражений, но замысел — это самое лёгкое; наполнение замысла художественным содержанием представляет 99 процентов трудностей в создании произведения! И автор с этими трудностями явно не справился.

Экранные образы главных героев, Арама Карапетова-Бермана и Анабель (подчёркиваю — «экранные«, без повествовательных пояснений), -— абсолютно статичны; действие развивается вяло, без эмоционального напряжения, без явной кульминации; читательский (и, значит, зрительский) интерес не поддерживается необходимыми визуальными (экранными) экскурсами в прошлую жизнь героев.

А прошлая жизнь Анабель — её тринадцатилетняя каторга! -— такова, что читатель (зритель), знакомый с произведениями Солженицына, Шаламова, Евгении Гинзбург, никогда не поверит в реальность этого женского образа -таким, каким его описал Григорий Быстрицкий. Вот отрывок из страшной главы «Женщина в лагере» (из «Архипелга ГУЛАГ»), который подтверждают абсолютную нереальность сценарного образа героини:

«… Тело истощается на такую работу, и всё, что в женщине есть женское, постоянное или в месяц раз, перестает быть. Если она дотянет до ближней комиссовки, то разденется перед врачами уже совсем не та, на которую облизывались придурки в банном коридоре: она стала безвозрастна; плечи её выступают острыми углами, груди повисли иссохшими мешочками; избыточные складки кожи морщатся на плоских ягодицах, над коленями так мало плоти, что образовался просвет, куда овечья голова пройдет и даже футбольный мяч; голос погрубел, охрип, а на лицо уже находит загар пеллагры. (А за несколько месяцев лесоповала, говорит гинеколог, опущение и выпадение более важного органа)».

Вот такой измордованной и стала реальная Анабель после 13 лет «шпал и лесоповала», и вот, будучи такой, она увидела Арама, и возродилась к жизни благодаря ему, и влюбилась в него без памяти. И вот поэтому развязка произведения — судьбоносное решение чудом вернувшейся к жизни Анабель добровольно уступить Арама его жене — вызывает у меня острейшее недоверие!

Как бы в подтверждение этого Солженицын пишет:

«… Выйдешь на волю — кому ты будешь нужна?» — вот слова, вечно звенящие в женском бараке. Ты грубеешь, стареешь, безрадостно и пусто пройдут последние женские годы».

Григорий Быстрицкий, в одном из своих комментариев, употребил однажды следующее образное выражение как высшую степень недоверия к тексту:

«… это всё равно, что в ситцевом платье и кирзовых сапогах на Луну улететь».

Мне нравится это выражение, и я позволю себе употребить его в своём суждении о финальном решении Анабель.

Так вот, для такой героини, как Анабель, с её чудовищно жестокой лагерной судьбой, с её втоптанной в грязь, исковерканной молодостью, добровольно отказаться от горячо любимого человека -— единственной надежды в её измордованной жизни! — это всё равно, что в ситцевом платье и кирзовых сапогах на Луну улететь!

Достаточно прочитать главу «Женщина в лагере», чтобы понять несомненную надуманность такой далёкой от жизни развязки в произведении Быстрицкого.

***

Я писал однажды, что у Григория Быстрицкого -— неплохие статьи и отдельные комментарии (если исключить часто встречающиеся грубости в его писаниях). Но писать грамотные, даже блестящие, статьи — это не то же самое, что создавать художественные произведения, где королевой повествования является писательская фантазия, где надо выстраивать интересный сюжет, выписывать образы героев, создавать запоминающиеся диалоги, нагнетать эмоциональное напряжение, рисовать тонкими штрихами атмосферу, доводить повествование до кульминации….

Для художественного творчества нужен талант увлекательного рассказчика, — а у Быстрицкого такого таланта нет — во всяком случае, он не виден в этом малохудожественном фрагменте литсценария.

Кстати, что это за странная тенденция у Быстрицкого публиковать не законченные произведения, а сырые фрагменты и заготовки, вроде заготовки к пьесе «Полигон УИ-5779«? И заметим, что со дня публикации недоваренного фрагмента литсценария «Анабель» прошло уже более двух лет, а отшлифованного законченного сценария всё ещё нет на журнальном горизонте.

***

Я завершу эту рецензию следующим поучительным -— имеющим прямое отношение к теме рецензии -— отрывком из моей беседы с известной писательницей Диной Рубиной (с разрешения редакции, я передам это интервью в ближайшее время для публикации):

А. Л. — [В литературном мире] нередко встречаются интеллигентные, начитанные, грамотные люди, способные написать блестящую статью или эссе на изысканном русском или английском, — но совершенно беспомощные в попытках создать художественное произведение.

Дина, вообще читателям было бы интересно услышать от вас развитие мысли о том, почему одному человеку дан писательский талант, а другой, не менее достойный и умный, лишён этого таланта начисто.

Дина Рубина — Вы спрашиваете — почему? Я отвечу вам любимым словом моей внучки: потому. Это вопрос не к людям, а к более высокой инстанции. Что уж там — назовем её: к Господу нашему, изобретателю страданий, зависти и негасимой тоски…

Иосиф Гальперин: «Кепка Пастернака и шарфик Вознесенского»
(«Мастерская», март 2019 г.)

Я в принципе не люблю тратить время на чтение публицистики и читаю её -— когда нельзя отвертеться, -— наспех, «по диагонали». Но есть в этом моём правиле исключения. И одним из них — и едва ли, не самым восхитительным! — явилось чтение эссе Иосифа Гальперина «Кепка Пастернака…».

Я начну свою рецензию с моего опубликованного в марте комментария к этому эссе, где я буквально захлебнулся от восторга перед мастерством автора:

Совершенно великолепно! Давно не читал я такую страстную, глубокую по смыслу и расширяющую литературный и жизненный горизонт статью! Да и не статья это, а замечательное, душою выстраданное эссе. И Пастернак, и Вознесенский предстали передо мной такими, какими я их никогда не представлял. И Ваша эпиграмма, Иосиф, просто изумительна: «Я кончу, говорит… люблю… И не надеясь на «Авось», Авось-несенский лезет вглубь, хотя кончает вкривь и вкось». А конец эссе просто эпический: «В конечном счете, нам, современникам, не так уж и важно, переживут ли нас любимые нами строки, а если переживут, то когда вспыхнут вновь негасимым огнём. Для нас они с каждым годом всё больше значат, проживая с нами жизнь, наматывая на себя вновь открываемые, но предсказанные авторами смыслы».

Для меня тема этого прекрасного эссе звучит так: вот что такое необъяснимое чудо поэзии и вот каково её уникальное место в жизни человека!

И в этой связи я вспоминаю замечание моей шестнадцатилетней внучки Лии, когда мы с ней возвращались с творческого вечера Евгения Евтушенко в Принстонском университете (я частично описал этот вечер в рассказе «Мост Ватерлоо»):

Grandpa, — сказала мне со вздохом Лия, — I feel so sorry for those who’re not acquainted with the inexplicable magic of poetry… («Дед, мне так жаль тех, кто незнаком с необъяснимым чудом поэзии…»).

***

Удивительным в эссе Иосифа является тот факт, что в нём нет ни единой цитаты из Пастернака и Вознесенского. Казалось бы, это так естественно — цитировать этих двух гениев, залить страницы их изумительными рифмами и упиваться их строками! А вот не пошёл Гальперин по этому пути, а взамен соткал такой текст, который заставляет читателя — меня, во всяком случае, — вспомнить вереницу прекрасных поэтов, перевернувших моё восприятие печатного слова. То есть произошло чудо катализации: эссе о Пастернаке и Вознесенском вызвало в моей памяти водопад стихов других замечательных поэтов

Вот, к примеру, тут же пришедшее мне на память стихотворение талантливейшей Линды Ангелиной о Ленинграде. Да простят меня покойные Бродский с Довлатовым, обожавшие этот город, который я не люблю и нелюбовь к которому лучше всего передала Ангелина:

«Нет, город насморка и бледных лиц,
Нет, город на Неве туберкулёзный —
Мне жутко в гулкости дворов-колодцев
Среди теней твоих самоубийц.
Противореча логике любой,
Твои мосты в ночи неодолимы;
Ты весь в шипах, и мною нелюбимы
Каналы с тёмной медленной водой…»

О, как хотел бы я и далее цитировать безустали стихи любимых мною поэтов, -— стихи, вызванные из моей памяти отличным пером Иосифа, -— но вернёмся к его замечательному эссе и отметим особую художественность его стиля.

Не буду описывать многословно эту удивительную художественность, а приведу без комментариев наиболее сочные отрывки из текста:

«… не разнобородые, а равноусатые…»,

«… возмущаясь переделкинским переделом…»,

«… насельники Дома Творчества…»,

«… всё равно, что поселить Пушкина и Лермонтова на улице Булгарина…»,

«… у Вознесенского длинная шея, анатомией выточенная для наматывания шарфов и платков, но не подходящая для скучных галстуков…»,

«… путь от дома, где Зинаида, до дома, где Ольга…».

Кстати, о Зинаиде и Ольге. Однажды в Манхэттене, в русском книжном магазине, я наткнулся на книжку воспоминаний Ольги Ивинской о её с Пастернаком многолетней и трагической любви. Прочитал, продумал, проникся терзаниями и драмой в жизни великого человека и понял -— видно, у каждого большого поэта должна быть своя femme fatale: у Пушкина — Наталья, у Пастернака — Ольга, у Высоцкого — Марина…

… А как восхитил меня, читателя, вот этот трогательный отрывок, повествующий о благодарности автора памяти Андрея Вознесенского!

«… А у меня по-детски вздрагивало сердце, когда я видел Вознесенского — на веранде ли, на тропинках, в коридорах редакций, в тусовках, да просто по ящику. Не то что кумир, это звучит эстадно-легковесно, и не учитель — он со мной и разговаривал-то пару раз. И не поэтический пророк — я довольно давно, лет тридцать пять назад, перестал ждать от него откровений. Просто человек, зажегший слово, сделавшее для меня иные пути неинтересными, чужими, невозможными».

***

И последнее замечание: пусть прекрасное эссе Иосифа Гальперина не содержит цитат из творений этих двух великих поэтов, -— я осмелюсь сделать это вместо него:

«Напрасно в дни великого совета,
Где высшей страсти отданы места,
Оставлена вакансия поэта:
Она опасна, если не пуста…»
(Борис Пастернак)

«Не возвращайтесь к былым возлюбленным,
былых возлюбленных на свете нет.
Есть дубликаты — как домик убранный,
где они жили немного лет…»
(Андрей Вознесенский)

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

11 комментариев для “Литературный обзор X

  1. Можно ли осуждать человека за прямолинейность? Фрагмент киносценария это отрезок с Х по ХХ минуту, с эпизода № до эпизода №№, написанный специальным шрифтом с характерными отступами, зечка это обязательно крайне и безвозвратно увядшая женщина с огромным расстоянием между ног и звериной хваткой беззубой пасти в потенциального жениха…
    Каким бы невероятно выпрямленным не был А. Левковский, это не дает мне основания сравнивать святую прямоту с палкой от швабры. Полагаю, зэков, особенно политических, он в глаза не видел, а как писать сценарии узнал из Сети. Поэтому не обижаюсь и чванливые нравоучения пропускаю. Но и ничего полезного, к сожалению, извлечь не могу.
    Любознательная Ася, действуя как заправский менеджер, пытается привлечь внимание к «Литературным обзорам» по принципу: «Любой скандал кроме некролога всегда в плюс».
    Рецензия по своему смыслу все-таки ближе к эпическому, нежели драматическому, к Брехту нежели к Станиславскому. Она не столько следит за поступками героев, сколько за замыслами автора, придумавшего эти поступки. Поэтому писать рецензии крайне противопоказано окололитературным Нарциссам, которые могут с волнительным вниманием читать только свои нетленки.
    Недаром блистательная Дина на приставания с прямопалковыми вопросами (почему одному человеку дан писательский талант, а другой, не менее достойный и умный, лишён этого таланта начисто, …почему один умный, а другой тупой, почему один рыжий, а другой кудрявый…) нашего, я даже не заметил кем прошенного, учителя Горького, добровольного опекуна местной литтусовки, неспроста опытная Рубина деликатно отсылает его к своей внучке: «потому!».

    1. «Рецензия по своему смыслу все-таки ближе к эпическому, нежели драматическому, к Брехту нежели к Станиславскому. Она не столько следит за поступками героев, сколько за замыслами автора, придумавшего эти поступки».
      —————————————————
      Согласен с вами, Григорий. Как сказал Бродский: «Главное — это величие замысла».

  2. /Для художественного творчества нужен талант увлекательного рассказчика, — а у Быстрицкого такого таланта нет …/
    =======================

    Г-н Левковский!
    Литературное творчество это не математика, где с какой стороны не подойди, а 2×2=4. Тут все сравнительно.
    Вы талант Быстрицкого сравнивали с чьим? Гоголя? Чехова? Вашим? А почему Вы решили, что у Вас он есть?
    Вот Лев Толстой, например, не любил Шекспира и считал его «Гамлета» — «грубым, пошлым и бессмысленным произведением». Имел право так считать. Потому что – Лев Толстой с его «Войной и Миром» и «Анной Карениной», а не Левковский с его «помогающим себе костылем», бывшим миллионером и незаконной дочерью Пушкина у пивного ларька. Ахматова не жаловала пьесы Чехова, но любила всего Достоевского. И Бродский не любил Чехова, а Солженицын не любил Бродского, но любил Набокова и выдвигал его на Нобелевскую премию.А Набоков любил Чехова с Толстым, и не любил Достоевского…
    Они- могли! Имели право. Зазслужили. Было что с чем сравнивать.
    Вы то куда, с таким своим «творчеством» да в калашный ряд?

    Таким литераторам Василий Курочкин, в свое время, дал хороший совет:

    Друг мой, вот тебе совет:
    Если хочешь жить на свете
    Сколь возможно больше лет
    В мире, здравье и совете,
    Свежим воздухом дыши,
    Без особенных претензий;
    Если глуп — так не пиши,
    А особенно рецензий (С).

    А ты Гриша! Меньше обращай внимание на жалких графоманов, слушай умницу М.Твена: «Избегайте тех, кто пытается подорвать вашу веру в себя. Эта черта свойственна мелким людям. Великий человек, наоборот, внушает вам чувство, что и вы можете стать великим».

  3. Уважаемый Александр Левковский!
    Итак, произведение Быстрицкого, по-Вашему, не художественное и неталантливое. Непонятно только, на какой литературной площадке прозвучало Ваше дерзкое слово, в каком жанре написано Ваше произведение? Вы полагаете, что это литературная критика? Но где же анализ произведения? Вы пытались вяло оценить «качество» текста — без социально-политического нерва, без нравственного ориентира, который необходим именно этому тексту. Кстати, можно и о слабом произведении написать хорошую статью. А Вы что наплели? А я Вас спрашиваю; удалось ли автору на переломе эпох, во времена переоценки ( многими) сталинских репрессий показать ужас Гулага, увидели ли Вы что-нибудь новое после страшных открытий эпохи перестройки? . Ничего не увидели из того, что необходимо увидеть литературному критику. А вот почему-то Вам не понравилось, что автор определил своё произведения как фрагмент, тогда как определения жанра – святая воля автора. И если Гоголь свой очерк «Рим» назвал отрывком ( непонятно никому только, от чего отрывок), то так тому и быть по сей день. Зачем Вы написали свой невнятного жанра текст? А затем, чтобы обидеть автора, и что ещё хуже: Вы затевали травлю писателя, и дай Бог, чтобы у Вас ничего не получилось.

  4. Левковский:
    «Для художественного творчества нужен талант увлекательного рассказчика, — а у Быстрицкого такого таланта нет…»
    «…[В литературном мире] нередко встречаются интеллигентные, начитанные, грамотные люди, способные написать блестящую статью или эссе на изысканном русском или английском, — но совершенно беспомощные в попытках создать художественное произведение».
    ==========================
    В цитируемых выше строчках г-н Левковский характеризует не произведение Григория Быстрицкого, а самого автора. Это по меньшей мере неэтично. А вся «рецензия» выглядет как мелочное сведение счетов.
    Насильно мил не будешь, но г-ну Левковскому если уж не хватило великодушия, было бы правильнее устраниться от рецензирования Григория Быстрицкого.

  5. Из рецензии уважаемого А. Левковского: Владимир Резник: «Король»
    “Прочитав этот рассказ, я немедленно полез в комментарии, абсолютно уверенный, что я найду там взрыв восторга. И что же я увидел? Тепловатые, вялые похвалы и копание в текстовых мелочишках…Господа, товарищи, хаверим, ladies and gentlemen! Перед вами — еврейский литературный шедевр! Почему же вы его не видите!? Где ваши глаза!? Вы евреи или кто!? А потом я остыл и подумал…”
    :::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
    …подумали и прочитали “зимние» комменты (для контраста :)). Однако весной, в марте, задолго до так называемого ЛитературнОГО обзора X, были и “взрывы восторга”. Не по разнарядке, заметьте:
    1. Л. Беренсон 26-03-19
    Рассказ мне понравился, Верно и ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНО передан языковой, типажный, бытовой колорит еврейской жизни, верны приметы времени и места, большинство деталей и сюжетных ответвлений оправданны, работают на тему и нарратив. Это всё, конечно,IMHO. Я не стал бы всуе и походя поминать Бабеля, «воспевающего романтику вымогательств, грабежей..» Что касается идишизмов: вор — גנב ГонеВ (ганеВ), «куриного креплах» неправильно: креплах -мн. число. Спасибо и успеха автору.
    2. Aleks B. 29-03-19
    Mне рассказы Владимира Резника понравились давно, с первого, в Мастерской —
    “«И сынок мой по тому, по снежочку». И не только из-за совпадения в произношении идишских слов. Нравятся, потому что мастерские; несмотря на лох ын коп, кот. могут сделать комменты некоторых “пардоньте”, по непонятным причинам боящиеся “буков” и ловящие блох в чужих текстах… Автору, уваж. Вл. Резнику, — поклон и наилучшие пожелания.
    Что же касается за Григория Быстрицкого, Анабель (фрагмент литсценария) – то Soplemennik из далёкой Австралии справедливо отметил две большие разницы
    между положительными комментариями к работе Г.Б. и литрецензией.
    Причём, комментаторы — не случайные прохожие в Портале: Тамара Львова, Л.С.-2, sergey, Л. Беренсон, Виктор (Бр.), Б.Тененбаум, Владимир Янкелевич.
    “Странности” такого рода случаются чаще, чем хотелось бы.
    Чтобы закончить не на грустной ноте, процитирую из Анабели —
    “ — Граждане зеки! Вы мне заканчивайте враждебную пропаганду устраивать! Договоритесь у меня…
    Бригада ужинает, потом Арам уходит в палатку закончить обработку полученных данных, Анабель с Шаляпиным все убирают, моют посуду.
    — Пойду себе еще лапника настригу. Не могу я в палатке спать, простору хочу… Не желаешь на свежем воздухе, Анетта? — подмигивает баритон.
    — Пошлость вам не к лицу, маэстро. Спойте лучше арию Каварадосси…”
    Литдела Григория Быстрицкого, полагаю, не плохи; дела с Литобозрением, imho, оставляют желать лучшего. Согласные буквы З и Р так легко перепутать
    :).

  6. Дорогой Ефим, принимая пафос вашего ответа, скажу, что вы не поняли главного. В колонке мы не только рецензируем ранее опубликованные материалы, но рецензируем (может быть в первую очередь!) и сами рецензии. Этот литературный жанр интересен сам по себе, а не только как одобряющий или заклеймяющий штемпель. Тем более у нас! Да, когда это была рецензия в газете “Правда” – это был “штемпель”, разгром, конец. А здесь высказывайтесь!
    Наши рецензенты пишут по своему умению, по своему характеру, по своему пониманию открывшихся возможностей. А я как ведущий рубрики (а не редактор рубрики!) в материалах менять ничего не собираюсь. Потому что тогда это будут мои рецензии, а не авторские!

  7. Объемная рецензия на работу Г.Быстрицкого посвящена двум вещам:

    Перед нами не фрагмент, а полный сценарий
    Перед нами не сценарий, а киноповесть.

    Если все остальное в порядке — то дела Быстрицкого не так плохи!

  8. Ефим Левертов — Асе Крамер
    Петербург, Россия — 2019-06-14 15:41

    Дорогая Ася!
    Право, не знаю, как объяснить сегодняшнюю неудачу с «Литературным обзором». Как могли Вы, редактор и активно пишущий человек (постеснялся написать «писатель»), долженствующий знать проклятую человеческую душу, включить в обзор г-на Левковского работу Быстрицкого. Разве Вы не читали статью Быстрицкого http://club.berkovich-zametki.com/?p=45775, в которой Григорий подвергает острой, но, на мой взгляд, совершенно справедливой критике очередное на то время произведение Левковского?
    Левковский, со своим первым здесь произведением про пленного немца, был незаслуженно захвален. Эти похвалы были приняты им всерьез, не понимая, что это был пока еще аванс его дебюту, который следует отработать более критическим отношением к себе. Помнится, я сам слишком мягко пожурил г-на Левковского за «мелкие недочеты»: «…два места, стоящие очень близко друг к другу, могут втянуть читателя в сравнение двух тоталитарных систем, совершенно не нужное для Вашего рассказа. Не нужное в художественном плане, и не нужное – фактически: евреев и комиссаров расстреливали согласно известному нацистскому приказу «О комиссарах и евреях», а немцев расстреливали люди, четыре года проведшие в грязных и сырых окопах, ежедневно читавшие агитационные листки Эренбурга с подзаголовками «Убей немца!». Вот оно — всесилие четвертой власти задолго до сегодняшнего всесилия СМИ! Ваш немец поет про себя песню «Лили Марлен», и сразу затем Вы приводите текст этой песни в переводе Бродского. Не хочу обсуждать художественные особенности этого перевода, хочу лишь сказать: во-первых, этот перевод был сделан существенно позже описываемых в рассказе событий и, во-вторых, он не в полной мере отвечает психологическому состоянию героя рассказа-немца… Ваш немецкий герой, как я понял – немецкий-интеллигент, не попавший под «обаяние» Гитлера, с его неукротимой ненавистью к евреям. Иначе бы он не назвал «нашим» великого поэта Гейне, книги которого сжигались в Германии. В то же время главный герой рассказа – мальчик-еврей, по крайней мере, по маме. Здесь могло бы быть некоторое, хотя бы формальное, выяснение отношений, быть может извинения или разъяснение своей позиции. Впрочем, возможно, немец не узнал в мальчике еврея, внешне он напомнил его сына: «у вас обоих одинаковый цвет волос, и такие же голубые глаза, и такие же ямочки на щеках». Ваш герой, уважаемый Автор, — очень большой лирик. Уже во вполне взрослом возрасте он был под таким впечатлением от встречи с немцем и его возлюбленной, что продолжал искать их в Литве, это легко, но и в Германии, то есть уже после открытия «железного занавеса», ведь поехать в Германию когда-то было не так просто. Вы тоже, уважаемый Александр Левковский, большой лирик…». Вместе с тем я хотел направить его дарование на более внимательное отношение к своим текстам. Не понял г-н Левковский моих пожеланий и стал ставить здесь тексты по одному в неделю. Также он стал ждать момента вернуть «долг» и Быстрицкому. И таки дождался.
    Дорогая Ася! Мне кажется, что если у нас здесь будут писать подобные обзоры по принципу «ты мне — я тебе», то Ваша затея не стоит ломаного гроша. Я думаю, что надо извлечь урок, преподанный г-ном Левковским, и изъять, по-крайней мере, часть его обзора, касающуюся работы Быстрицкого, или снять весь его обзор. В дальнейшем же надо более внимательно отнестись как к людям, пишущим обзоры, так и к обозреваемым ими работам, сопоставляя их.
    С уважением, Ефим.

  9. Десяток положительных отзывов на работу Г.Быстрицкого и … разгромная рецензия.
    Странно, очень странно.

Добавить комментарий для Soplemennik Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.