Роман Казак-Барский: Ездюк

Loading

Роман Казак-Барский

Ездюк

«Водители бывают трёх классов: 1-й — ездок, 2-й — ездюк и 3-й…— правильно —п*здюк», — начал свою первую лекцию курса «Устройство автомобилей, двигателей внутреннего сгорания и станций электропитания средств связи и РЛС» майор с помятой мордой хорошо пьющего человека. На груди у него было минимальное количество орденских планок фронтовика, а на погонах — колёсики с крылышками и рулевой колонкой — эмблемой принадлежности к автомобильным частям.

Майор был отъявленным матерщинником, но предмет свой знал великолепно. Объясняя физику процессов, происходящих в цилиндрах двигателя внутреннего сгорания, он для наглядности использовал метафорические образы акта совокупления, при этом называл сам процесс и части тела, принимающие участие в этой кинематике, именами и терминами, известными всякому, кто мало-мальски знаком с русским языком. Эффект был потрясающий! С первой же фразы даже самому тупому и безграмотному становилось всё понятно до самого дна. «Да и какой же русский не любит быстрой езды!», —  правильно заметил Великий Классик.

Судьба не ласкала майора. Отвечая за организацию своевременной доставки грузов к фронту, он всегда был виноват и за свои, и за чужие промахи. Начинал он ещё в Монголии, на Халхин-Голе. Его подразделение в голой степи, без дорог, за сотни километров вовремя, к танковой атаке, доставило горючее. Там и познакомился он с будущим Маршалом Победы. Получил медаль «За боевые заслуги». Потом Финская кампания. Разжаловали. Чуть не попал под трибунал. Поди докажи бывшему кавалеристу, что в сорокаградусный мороз нужны морозостойкие горюче-смазочные материалы и длительный разогрев картеров двигателей. А без паяльной лампы, костерком под прицелом снайперов картер не разогреть. По льду Ладоги его полуторки и ЗИС’ы под бомбами Юнкерсов пробивались в блокированный немцами Питер с грузами для армии. Каждый рейс по льду — что боевой вылет. Кто-то не возвращался на базу. За эту «Дорогу жизни» он получил первый свой орден…

Майор считал эти машины лучшими.  «Они лёгкие и простые. Даже если застрянут в грязи, отделение солдат вытащит. Немецкие «опели» и большегрузные «маны», итальянские «фиаты» годны для автострад. Не с их ходовой частью в нашу грязь. — Потом, понизив голос, добавил, — Полуторка, между прочим, — «форд». Только 29-го года. Эта разработка была сделана, когда в Америке ещё не было автострад. Для фермеров. А грунты в их прериях такие же, как у нас на юге. Завод в Нижнем строился Фордом под выпуск своих автомобилей. Грамотный человек принимал решение, какой завод покупать в Америке. Сколько их пошло под лёд на Ладоге… Всё же большая часть прорывалась в город. А если бы не было у нас этих лёгких, дешёвых, простых машин, не на чем было бы доставлять по льду грузы. Заслуженная машина… Это потом союзники поставили нам «студера», «доджи» да «виллисы». Очень хорошие машины. Для войны. Специально разрабатывались. Вряд ли в ближайшие 50 лет кто лучше сделает. А Гитлер и Дуче просрали войну, потому что думали, что в Африке и в Ростовской области автобаны, как в Германии. И осенью, и весной их транспорт, да и танки с узкими гусеницами, утопли в нашей грязи, сели на мосты и днища в раскисшем чернозёме… Без хорошего автомобиля нынешняя армия небоеспособна. Запомните это. Какие бы хитроумные операции генералы ни разрабатывали, без хорошего автомобиля их не осуществить.»

Этот человек был симпатичен за феноменальную преданность своей профессии, глубину знаний и оригинальный метод изложения учебного материала. Тогда, особенно для военного человека, такое преподавание было нетипично. Майор на память знал каждую деталь любого автомобиля и двигателя, материал, из которого она была изготовлена, технологию её изготовления, и требовал от каждого ученика это усвоить.

Обучение практическому вождению было организовано таким образом, чтобы каждый курсант по скользящему графику в течение часа отрабатывал езду с инструктором, опытным сверхсрочником, в условиях полевых дорог, городских улиц, по бездорожью, в любое время суток, в разные времена года. Так что за год набиралось нужное количество часов. Для этих целей были выделены несколько пожилых грузовиков ЗИС-5, переживших войну и один новый ГАЗ-51. В районе территории училища было сколько угодно «целины», примитивных просёлков, две дороги с твёрдым покрытием гранитным камнем (шоссе Гомель — Речица) и городской большак — от города к училищу. Улицы самого города, одна главная, Советская, мощёная жёлтым кирпичом, уложенным ёлочкой на ребро, и все остальные, замощённые булыжником, также служили «полигоном». Почти полное отсутствие автотранспорта во втором после Минска городе республики, способствовало полноценному учебному процессу. Единственный автобусный маршрут, соединявший привокзальную площадь с училищем, обслуживали несколько автобусов, среди которых выделялся чудом сохранившийся антикварный экземпляр ЗИС-8.

После Киева город Гомель казался большой деревней. Его строения взобрались на высокий правый берег реки Сож, левого притока Днепра, которая была вполне судоходной и с давних времён служила главным путём сообщений жителей этого древнего города с соседями. Две главные улицы города сходились у центральной площади, примыкавшей к роскошному парку графа Паскевича, в котором над обрывом берега возвышались руины дворца бывшего владельца. В тёплое время года по воскресениям, как до революции, в крытой галерее играл духовой оркестр одной из воинских частей, расквартированных в городе…

Инструктором был пожилой старшина-сверхсрочник, шоферивший с 26-го года, не отпускавший баранку всю войну. Как-то курсант вёл по городу машину, а это был старый добрый ЗИС-5, который, как старый конь, чутко отзывался на импульсы управления, потихоньку бренча своими деталями на колдобинах булыжной мостовой, не ремонтировавшейся вероятно с 1-й Империалистической войны. Он почувствовал, что  старшина внимательно смотрит на него, а не на дорогу. И тут он обратился к нему… на идиш. Он слышал, как бабка иногда беседовала с соседкой Ханой Давидовной, крупным знатоком всех еврейских праздников, потому безошибочно определил знакомую фонетику. Он помотал головой и смущённо признался, что не понимает.

— А ну, стой! — сказал старшина.

Он припарковал машину.

— Но ты же еврей? — спросил старшина.

— Да, — ответил он.

— Как же ты не знаешь родного языка?

Он объяснил, что в семье только бабка и отец знали язык, но плохо. Не с кем было общаться.

Старшина задумался.

— В нашей деревне половина жителей были евреи, половина — белорусы. И все мы знали оба языка. И было хорошо. После войны только одна еврейская семья осталась в живых. Спрятали добрые люди. Остальных каратели расстреляли в противотанковом рву. А нынче и эта семья уехала… Жаль. Хорошие были люди. Дружно жили. Плохо, что ты не учён языку.

— Но ведь и вы пользуетесь русским. И забываете родной белорусский. Верно ведь?

— Верно, курсант. И это плохо… — подумав, сказал старшина.

В нарушение правил дорожного движения и субординации подъехали к ближайшей чайной и за укрепление дружбы между народами опрокинули по стаканчику портвейна. В портвейне доля алкоголя была невелика, скорость старенького ЗИС’а не превышала 25 км/час, отсутствие встречного транспорта и пешеходов не грозили совершением дорожно-транспортного происшествия…

Print Friendly, PDF & Email

4 комментария для “Роман Казак-Барский: Ездюк

  1. Интересно. Роман, спасибо. Ждём новые рассказы.

  2. Познавательно. Потому что автор пишет о том, что знает.

Обсуждение закрыто.