Леонид Комиссаренко: Картинки с выставки. Выпуск 5

Loading

В гестапо, в силу своего поведения, он попал в немилость начальства, и от наказания его спасло только окончание войны. Сразу же он был арестован французской военной администрацией…

Картинки с выставки

Выпуск пятый

Леонид Комиссаренко

Продолжение. Начало

 Леонид Комиссаренко Нетипичные личности

Работа с материалами выставки имеет своим результатом не только новые познания и подробности того жуткого времени, но и наводит на размышления о количестве „оттенков серого“ в поведении самых разных персонажей. Впервые столкнулся я с этой проблемой многозначности при работе с материалом об Освальде Руфайзене. Есть там каратель, полицмейстер Хайн. Вот его слова:

«— Как вы думаете, разве я не чувствую жалости к ним? (расстреливаемым евреям — Л. К.) — продолжал комендант. — Но кто-то должен это делать, приказ есть приказ, и я не буду нести ответственности за его исполнение.

Освальд открыто признался, сказав: Я еврей. После этих слов сердце коменданта вздрогнуло. Он схватился за голову и сказал: Боже, я офицер полиции 28 лет, но у меня ещё не было такой трагедии. Даже слезы стояли в его глазах».

Это оставим без комментариев. Но в экспозиции есть примеры и из этого среза немецкого общества. Их я сегодня хотел бы представить.

Ойген Зельбер

Именно вечером того дня, 9-го ноября 1938 года, когда чиновник гестапо Ойген Зельбер был повышен в звании до штурмфюрера СС, что соответствовало армейскому званию лейтенант, он получил от своего начальника Карла Трауба (1888–1945) приказ конфисковать ночью в синагоге архив еврейской общины. Таким образом он стал свидетелем поджога синагоги ранним утром 10 ноября. В гестапо Зельбер служил с 1937 года. В том же году вступил в НСДАП и СС. Вышел из католической церкви.

Родившийся в 1885 году в Оффенбурге Ойген Зельбер в Первую мировую войну и после неё служил в баденской полиции. В 1924 году женился на Элизабет Ринк из семьи ремесленника, в 1931 году у них родилась дочь. В 1935 году он был переведен в „Отдел N“ уголовной полиции, занимавшийся политическими случаями, двумя годами позже переведен в гестапо.

С осени 1939 до лета 1940 года Зельбер был в командировке в полиции безопасности в Кракове и вблизи лежащем Тарнове. Занимался внутренней и курьерской службой. Из имеющихся документов явствует, что в преступлениях, совершённых членами его подразделения, участия не принимал. Вскоре он подал рапорт о возвращении на службу во Фрайбург — официально, из-за болезни жены, но, возможно, из-за ситуации в Тарнове.

В глазах своих начальников он „не обладал необходимой полицейскому твёрдостью“.

В гестапо Фрайбурга его назначили „Делопроизводителем по еврейскин вопросам“. В этом ранге он участвовал в депортации евреев, доказано и сопровождение им двух депортационных поездов. Однако после окончания войны многие евреи свидетельствовали, что Зельбер делал для них всё, что мог. Одних он информировал о планируемых мероприятиях гестапо и даже предупреждал о заключении в концлагерь. Неоднократно помогал с продуктами питания. Помогал и другим преследуемым. Так ему удавалось по некоторым делам прекращать производство или при допросе обвиняемых буквально вкладывать в их уста смягчающие обстоятельства. Насколько было возможно скрывал доносы на содержание проповедей католических священников. Но в одном случае участвовал и в расследовании дела польского принудработника, который был позже приговорен к смертной казни и казнён.

В гестапо, в силу своего поведения, он попал в немилость начальства, и от наказания его спасло только окончание войны.

Сразу же он был арестован французской военной администрацией. С 1946 по 1948 гг. был в лагере для интернированных во Фрайбурге. При денацификации после долгих слушаний был отнесён к категории „Попутчик“, т. е между „Виновен“ и „Невиновен“.

В 1952 году Зельберу было разрешено поступить на государсвенную службу. В 1961 году с должности главного секретаря округа он вышел на пенсию. Умер Зельбер в 1962 году во Фрайбурге.

Ойген Зельбер с сестрой Бертой Рихтер и её дочерью в зоопарке Берлина
Ойген Зельбер с сестрой Бертой Рихтер и её дочерью в зоопарке Берлина

Зельбер не был героем, он не оказывал активного сопротивления. Он выполнял приказы, но при этом пытался, вопреки им, помогать преследуемым. Он относится к кругу лиц во Фрайбурге, которые, выполняя свои функции, всё же стояли на критических по отношению к национал-социализму позициях. Старший прокурор Ойген Вайс, также относившийся к этому кругу, свидетельствовал в 1949 году, что Зельбер „крайне неодобрительно относился к террористическим мерам против евреев и политически инакомыслящих и соответственно вёл себя на работе. <…> Я со своей стороны благодарен тому, что в местном гестапо познакомился с этим надёжным человеком, который, насколько это было возможно, поддерживал меня в устремлениях оказать помощь расово или политически преследуемым, уберечь их от отправки в концлагеря, уберечь от смерти“.

Ойген Зельбер оставался в системе национал-социализма, но пытался держаться достойно и, вопреки всем компромиссам, следовать своим внутренним убеждениям.

Ойген Вайс

Когда рано утром 10 ноября 1938 года загорелась синагога на Вердерринге, старший прокурор Ойген Вайс в соответствии со своими обязанностями хотел начать расследование по случаю очевидного поджога, как этого требует уголовное законодательство. Но его начальство не разрешило. За год до этого он выступил за то, чтобы еврей, осуждённый по закону о так называемой „расовой стигматизации“, после отбытия наказания не отправлялся в концлагерь, а получал разрешение на переезд в Швейцарию.

Ойген Вайс
Ойген Вайс

Кем же был этот человек, который в своей деятельности не проявлял предписанного послушания и служебного рвения в исполнении воли национал-социалистических властителей.

Родился в 1881 году в Карлсруэ в семье виноторговца, на госслужбу поступил в 1905 году. В 1908 году защитил диссертацию по историко-экономической тематике, и был в 1934 году назначен старшим прокурором во Фрайбург.

С 1912 года женат на Хедвиг Нуссбаум, у них одна дочь.

Во времена Веймарской республики Вайс был членом Всегерманского союза и Немецкой национальной народной партии, с 1937 года — член НСДАП. Годом позже вышел из евангелической церкви. Также был членом профессиональной организации юристов Национал-социалистического немецкого рейха (NSRB). К этому времени он ещё верил, как сам признал в 1945 году, что Гитлер обеспечит социальный и европейский мир.

Членство в НСДАП не мешало, однако, Вайсу расследовать дела своих однопартийцев, если имелось подозрение в преступлении. Например, в 1940 году он обвинил жену обербургомистра Фрайбурга Лору Кербер (1903–1981) в получении по карточке продуктов питания в количествах, выше разрешённого для семьи уровня. Процесс тогда по указанию сверху разрешился небольшим денежным штрафом.

В конце 1941 года гауляйтер Роберт Вагнер отклонил предложение назначить Вайса Президентом Земельного суда Эльзаса. Так как Вайс продолжал расследования по деяниям членов нацистской партии, то дальнейшее продвижение по службе стало для него невозможным.

Если в 1934 и 1937 гг. он характеризовался как „чрезвычайно добросовестный чиновник с благородным характером“, то в 1943 году тот же Вагнер аттестовал его как „фанатика правосудия“ и „слишком энергичен и с большим недостатком интуиции“.

Вайс неоднократно пытался привлечь к ответственности доносчиков. Во многих процессах ему удалось добиться оправдания подозреваемых, мягких приговоров или „защитного ареста“, что означало спасение от концлагеря.

В 1944 году он даже спас от смертного приговора эльзасского дезертира. В 1944/45 годах он настолько затягивал расследования, что обвиняемые в связи с окончанием войны так и не предстали перед судом. Но некоторым указаниям высших инстанций следовать ему всё же пришлось, так что был он и участником заседаний спецсудов, выносивших смертные приговоры.

По обвинению в том, что он, будучи старшим прокурором и одновременно директором тюрьмы в Констанце, терпел жестокое обращение с заключёнными, французский военный суд Фрайбурга в 1948 году его оправдал. В итоге Вайс при денацификации был признан невиновным и отправлен на пенсию.

Личная карточка старшего прокурора Доктора Ойгена Вайса, 1936 год
Личная карточка старшего прокурора Доктора Ойгена Вайса, 1936 год

Позиция Вайса может быть определена как консервативная, хотя во многих случаях он требовал исключительно жёстких приговоров, но вместе с тем можно прийти к заключению, что насилие нацистов над традиционным правопорядком вызывало в нём глубочайшую ненависть, и он оставался на службе только ради того, чтобы помочь людям, которым угрожала опасность. Поддержку он находил в уже упомянутом круге лиц, действовавших аналогично. Это включало разные виды помощи — от семей, готовых спрятать у себя преследуемых или сделать возможным их переправку в Швейцарию, адвокатов, защищавших противников режима, до офицеров гестапо, таких как Ойген Зельбер.

В поисках свободного пространства — Адвокат из Фрайбурга Мария Плум

После войны контрольная комиссия по политической чистке Южного Бадена характеризовала перед французской военной администрацией одарённого юриста, известного фрайбургского адвоката доктора Марию Плум как phènomène juridique, юридический феномен. Палата по вопросами денацификации к лету 1946 года уже год занималась её случаем. Исключительная фигура среди фрайбургских адвокатов уже хотя бы в силу того, что женщина. Плум относилась к пионерскому поколению женщин-юристов, которые с 1922 года впервые были допущены к профессии. Специализируясь на правовых вопросах экономики, она основала первую во Фрайбурге канцелярию, руководимую женщиной. После прихода к власти нацистов эта канцелярия стала важным адресом для тех, кому была необходима правовая поддержка.

Объёмные акты её процесса денацификации впечатляюще документируют, с какой полнотой оказывала она юридическую помощь, и как старалась найти для своих клиентов щели в законах для решения вопросов.

Между 1933 и 1939 гг. она представляла еврейских эмигрантов в вопросах трансфера имущества и капиталов за границу и находила легальные пути хотя бы частичной защиты еврейской собственности от налоговых предписаний нацистского режима. Среди её знаменитых клиентов были, среди прочих, профессора Сигфрид Таннхаузер и Фриц Принсхайм, которые эмигрировали после изгнания из Фрайбургского университета.

Поддержка Марии Плум длилась годами. Она помогала в получении виз и использовала командировки в Швейцарию для обмена корреспонденцией между еврейскими эмигрантами и евреями в Германии. Кроме того, до запрета в 1934 году она предоставляла евреям место референта в своей канцелярии. Такую же солидарность проявляла она позже и со своими молодыми коллегами. Когда Карола Феттвайс в 1937 году столкнулась с запретом допуска женщин к профессии адвоката, Плум посоветовала ей и дальше оставаться в канцелярии, так как, по её мнению, „запреты такого плана долго не удержатся“.

Мария Плум
Мария Плум (1894–1962)

По той же предпосылке руководила Мария Плум и делами Немецкого союза женщин с высшим образованием во Фрайбурге. Благодаря самороспуску в 1933 году, Союз избежал „ариизации“. Но во Фрайбурге члены его продолжали встречаться, и после возобновления деятельности под крышей Союза немецких женщин в 1936 году Плум позаботилась о том, чтобы еврейские женщины продолжали участвовать в его работе.

Первый раз, в 1933 году, по доносу одной из коллег Плум обвинили в критических политических высказываниях. Последовали профессиональные выговоры, следственные действия и наконец в 1943 году — политическое предупреждение гестапо. Несмотря на этот процесс, она получила от местной национал-социалистической ячейки Женская дружба предложение возглавить арбитраж. Ячейка считала необходимым, чтобы арбитражем руководила юрист, и Плум, взвесив все за и против, решила предложение принять.

Многие свидетельницы в июне 1945 года подтвердили перед комиссией по денацификации, что на этом посту Плум всегда пыталась отвести от женщин бéды. Заявления, по которым грозили судебные преследования, Плум затягивала до самого конца войны.

Однако, для Марии Плум служба в арбитраже означала крайне нежелательное членство в НСДАП, что в её случае после войны привело к кратковременному запрету на профессию. По данным одной из её подруг можно судить, насколько тяжело переживала она обвинения в том, что была адвокатом нацистов. К концу лета 1946 года она была оправдана.

Конрад Грёбер — между приспособленчеством и сопротивлением

Архиепископ Конрад Грёбер (1872–1948) слывёт противоречивой фигурой в числе фрайбургских духовных пастырей, для некоторых он даже „Наци-епископ“ или „коричневый Конрад“. Противоречивые действия Грёбера показывают: с одной стороны он член СС, с другой — связан с сотрудницей Каритас Гертруд Лукнер, финансируя её деятельность по спасению преследуемых по расовым или политическим мотивам.

Необычное поручение Архиепископа: Лукнер поручается быть духовником в случаях особых обстоятельств

Действительности соответствует и тот факт, что будучи в 1931 году назначен епископом Майсена, а на следующий год архиепископом Фрайбурга, он с самого начала не дистанцировался от нового режима. Более того, после захвата нацистами власти в 1933 году Грёбер надеялся, что широкие круги немецкого клироса примут новых властителей с расположением. К тому же католическая церковь Германии, как и Рима, в борьбе с большевизмом была едина с национал-социалистами.

Архиепископ Конрад Грёбер при своей интронизации 20-го июня 1932 года
Архиепископ Конрад Грёбер при своей интронизации 20-го июня 1932 года

Девиз, сформулированный Грёбером в его основополагающей речи перед епархиальным синодом с 25 по 28 апреля 1933 года гласил: „Mы не должны провоцировать, ибо тот, кто хватается за меч, от меча и погибнет (от Матфея 25,52). Нам не нужно бесполезное преждевременное мученичество. Это вредно для тех, кто это должен пережить и вредно для дела“.

Угрозу опасности, исходившей от национал-социализма, вначале Грёбер не осознал. Вместе с большим числом служителей собора архиепископ был поддерживающим членом СС (Поддерживающий член СС входил в СС, но не участвовал в активных действиях, а только финансово поддерживал СС). В этом Грёбер видел возможность подчеркнуть связь церкви и системы, не будучи членом НСДАП. Надежда на сотрудничество между национал-социалистическим городским правлением и церковью казалась осуществлённой самим фактом официального участия нового обербургомистра Фрайбурга Франца Кербера в процессии по случаю Праздника тела Господня в 1933 году. В последующие годы Кербер в процессиях не участвовал. С 1935 года было предписано, что члены городского совета, его служащие и пожарники могут участвовать в процессиях только в качестве частных лиц, с 1936 года городские здания не украшались флагами, и уже ощущалось массивное противодействие партии церковным мероприятиям.

По мере того, как нацистская политика ограничивала и препятствовала работе церкви в социально-каритативной области, в детских садах, школах и университетах, архиепископ всё более удалялся от системы и с 1934 года занял критическую к ней позицию. Открытое сопротивление системе он позволить себе не мог, но, например, по вопросам эвтаназии и принудительной стерилизации занял совершенно чёткую позицию. Уже в 1934 году в брошюре „Исцели меня, Господь“, он выступил против убийства людей с наследственными заболеваниями, что было отражено в одном из отчётов Имперской службы безопасности и представлено как „Нападение на основные ценности“. Среди немецких епископов Грёбер был первым, кто в 1939 году обратился письменно — в адрес министра внутренних дел Бадена Карла Пфлаумера — с протестом против этой убийственной программы.

В прессе, прежде всего в нацистской „Allemanen“, участились атаки на Грёбера и церковь. Целенаправленно собирались порочащие материалы, призванные подорвать его моральный авторитет. Проповеди Грёбера, легендарного, по мнению его современников, оратора, в которых он открыто критиковал высшее духовенство, печатались и в газете епископата. Газета многократно конфисковывалась гестапо, в глазах которого Грёбер слыл „худшим подстрекателем Третьего рейха“.

В качестве реакции на знаменитую проповедь Грёбера на Сильвестр 1939 года начальник Главного управления имперской безопасности Рейнхард Гейдрих, перед которым лежала стенограмма проповеди, в письме рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру от 12 января 1940 года предложил до конца войны запретить Грёберу публичные выступления, прекратить государсвенное финансирование и поместить в монастырь подальше от его епархии.

Да и сам Йозеф Геббельс 1 февраля 1940 года записал в дневнике: „Этого парня мы должны позже купить“.

Во время войны даже сами нацисты не осмеливались наложить руку на архиепископа. Расчёт должен был состояться после „окончательной победы“.

Что касается взаимоотношений Грёбер — Лукнер, то подробно изложено здесь. Да и в документальной части выставки их стенды рядом. Второе сверху фото.

Добавлено лишь два фото с выставки.

Гертруд Лукнер в районе Швабентор (без шляпы)
Гертруд Лукнер в районе Швабентор (без шляпы)
Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Леонид Комиссаренко: Картинки с выставки. Выпуск 5

  1. Представленная информация дает основание утверждать лишь тот факт. что нацистский режим проявил себя значительно более терпимым к своим родным грешникам, нежели беспощадный и жестокий сталинский по отношению даже только подозреваемых в маниакально мнительном воображении тирана в недостаточной ему преданности.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.