Элла Грайфер

Глядя с Востока

10. Сказка про храброго зайца

Некоторые люди держатся так, словно на них

 направлены жерла пушек, тогда как на самом деле

 на них направлены всего лишь театральные бинокли.

Б. Брехт

Такие люди всегда звучат гордо. Бравируют своим нонконформизмом, по поводу и без повода подчеркивая независимость от «профессиональных евреев» – «произраильского» руководства всех и всяческих общин. На самом деле такое «размежевание» ничем им не грозит, ибо единственная реальная власть «профессиональных евреев» – распределение отстегиваемых госчиновниками фондов, а поскольку «профессиональных анстисионистов» всегда найдется кому подкормить (во всяком случае, пока нефть в цене не упала!), не придется беспокоиться им о том, чтобы на свой кусок хлеба еще и кусок масла… Притом, что и хлеб свой насущный зарабатывают они, как правило, не при синагоге, а по университетам да по редакциям, где антисемитизм с благовоспитанностью уже опять вполне совместим и где настоящий нонконформизм наверняка обошелся бы им недешево. Вы только не подумайте, граждане, что ими движет голая корысть. Ничего подобного, у них – идеология.

Все они, как один, убежденные сторонники свободы. Не в том, конечно, смысле, чтоб писать, чего редактору не понравится, или учить тому, что не впишется в ректорскую парадигму, нет конечно, не снизойдут они до таких мелочей! Их идеал – Свобода с большой буквы, чтобы быть ли ему белым или черным, евреем или эскимосом, мужчиной или женщиной, всяк человек выбирал бы сам. Сегодня они, к примеру, выбирают евреями быть, поскольку нееврейские антисионисты, за массовостью, уже не в цене, а завтра, может, уже и побрезгуют об нас грешных мараться. Вот перестанут на Песах есть мацу, на Йом-Киппур не придут в синагогу и – всё тут! И уверяю вас, если не все, то многие из них искренне в это верят.

С точки зрения морали упрекнуть их, вроде бы, не в чем. В конце концов, их же не спрашивали, хотят ли они родиться евреями, а что без них решено – то они и не обязаны исполнять. Ладно бы еще за это давали бы какие-нибудь коврижки, хотя бы в виде почета и уважения от широкой публики – так и того ведь нету. Репутация прескверная, перспектив никаких, да еще Израиль этот несчастный под ногами путается. С какой же это стати должны они отвечать за отсутствие воды в любом кране? Один виртуальный собеседник долго плакался мне в жилетку, что вот, мол, специально на русской женился, чтоб детишек избавить от всех этих неприятностей, а она, гадина, его же и бросила, да напоследок еще жидом обругала… Хотя, собственно говоря, что тут неожиданного, ежели в жены выбрал единомышленницу?

С точки зрения морали возразить против такой позиции, повторяю, нечего, зато есть чего – с точки зрения опыта. Хотя бы личного опыта несчастного моего собеседника. Если бы женился он, скажем, просто так – по любви, хоть на русской, хоть на китаянке – возможны варианты, но вот в случае целенаправленной женитьбы на русской для ради собственной «аризации» – всенепременно нарвешься в конце концов на «жида». Для него это, конечно, было открытием, поскольку истории своего народа товарищ не знал и не учился, что, правда, скорее его беда, чем вина.

История у передовых товарищей нынче во всем цивилизованном мире из моды вышла. И правда, чего там предками заниматься, если в любую минуту можно по собственному выбору их поменять. Лет десять тому назад объяснила мне одна очень симпатичная психологиня из Германии, что ее собственные бабушка с дедушкой ей о своей жизни ничего не рассказывают, а она и не интересуется даже. Очень была удивлена, услышав, что у меня-то в семье дело обстояло как раз наоборот. Но что в России, что в Израиле, в семьях по-разному, а уж чтобы в школе – ни-ни! Что толку в историю лезть, чему там можно научиться, если жизнь у нас теперь совсем другая пошла? И сами мы совсем уже другие: свободные, глобализованные, равноправные, знаем, как надо, и понимаем гораздо больше смешных дикарей, не видавших даже компьютера. Но если бы хоть на минуточку соблаговолили бы гордые свободолюбцы бросить взгляд со своего Олимпа на родную историю, то, возможно все-таки разглядели бы, что они – далеко не первые (даст Бог – и не последние), кто из нее пытается выскочить. И чем обычно кончалось это дело.

Условием сохранения долгосрочной культурно-исторической общности, народом в просторечии именуемой, всегда было сохранение различий между этой и другими общностями аналогичного типа. Понятно, что фиксация этих различий всегда была выраженнее и жестче у народов диаспоры (евреев в том числе). Притом, что и смешанные браки, и ассимиляция тоже были и будут всегда, и как единичные явления, могут оказаться вполне удачными, но вот примеры удачной массовой ассимиляции евреев в истории, если и встречаются, то скорее как исключение.

Как по вашему, кому в Испании в благословенные времена Фердинанда и Изабеллы хуже пришлось: просто евреям или тем, которые марраны? (Имеются в виду, конечно, не те бедняги, что крестились под страхом смерти, а те, кто сделал это по убеждению и свободному выбору, задолго до появления опасности).

Оно конечно, изгнание – не сахар, и ограбили их основательно, и по дороге еще всяческие перевозчики убивали, но… выжившие иудеи и те, кто при первой же возможности возвращался к вере отцов, в общих чертах себе представляли, как дальше жить. И в Турции или Голландии создавали они общины по образу и подобию испанских, и отношения с окружающим миром выстраивали по тому же принципу: они и мы. Не думайте, что «они» всегда и непременно были враждебными, просто они были ДРУГИМИ. Им не надо было навязываться в родство, а надо было предложить взаимовыгодное сотрудничество, и там, где предложение принималось, все было в порядке.

Истинных же марранов, помимо всяческих репрессий (куда более свирепых, ибо изгнание – оно все-таки не костер) и малоприятных приключений в пути постигло несчастье куда более ужасное: обрушился их мир. Был мир, в котором они были «как все», а если местами и временами и встречалась дискриминация, то все понимали, что она скоро исчезнет как пережиток прошлого. Была культура, положение в обществе, были друзья… В одночасье все это рухнуло, и невозможно заново выстроить ни в каком другом месте земного шара. В Испании, а чуть позже и в колониях, уже вполне официально гнали со всех постов, при назначении требовали доказать «арийское происхождение» до -надцатого колена, по самому вздорному доносу на костер волокли. А Турция или Голландия готовы были принять либо еврея, либо, на самый худой конец, христианского беженца по политическим мотивам (на тот момент – еще бесправнее), про «общечеловеков», что «как все», там просто никто не понимал, ну вот, не водились в тех лесах такие звери. И кончалось дело трагедиями типа Баруха Спинозы или Уриэля Д’Акосты.

В Германии XX века ассимиляция уже не определялась сменой религии. Это все понимали, включая и нацистов, срочно подыскавших «расовую» замену кресту. Но и там степень ассимилированности оказалась обратно пропорциональна шансу на выживание. Какой-нибудь Ostjude, пробравшийся контрабандой из Польши, несчастный лапсердачник, что еще и пейсов-то не остриг, гораздо раньше учуял, что жареным запахло, и стал искать пути к отступлению. У кого своего нюху не хватило – тех отловили нацисты, только к власти придя, и в ту же Польшу выпихнули, а уж оттуда, ясное дело, только в Палестину или в Америку оставалось податься. Зато какой-нибудь офицер Первой мировой, кавалер Железного креста, житель аристократических кварталов Берлина и основатель солидной фирмы совсем иначе себя держал… Со всеми вытекающими.

Амплуа «законопослушного гражданина правового государства» настолько въелось в плоть и кровь евреев западной Европы, что даже под страхом смерти не соглашались многие расстаться с этой иллюзией. Прощание с матерью состоялось накануне дня рождения Нортье. Все между ними уже было сказано. Мать не хотела никуда уезжать, даже перспективу отправки на восток она воспринимала с оптимизмом: если добросовестно работать, немцы не сделают ничего плохого.

И наконец – Россия. Тут тоже четко прослеживается та же закономерность. Ивритоязычная студия Вахтангова, по причине преследований со стороны куда более соответствующей господствующей в тот момент у неевреев моде евсекции, с гастролей не возвращается. В полном составе уезжает в Палестину. И становится там «Габимой» – первым профессиональным театром будущего Израиля. А деятели, изо всех сил продвигавшие «пролетарский» идиш, дожили до конца тридцатых, максимум – до конца сороковых годов. И более того: именно в России выяснилось, что превышение средненормальной лояльности евреев нееврейскому обществу наказуемо даже тогда, когда лояльность не от хорошей жизни.

В том самом ужасном сорок первом, когда российская армия в панике бежала от немцев, когда миллионы сдавались в плен, а крестьяне ждали Гитлера как освободителя, когда на волоске висела родная советская власть… вот тогда верность ей хранили, абсолютно и поголовно – одни евреи. Я не хочу сказать, что среди русских или, к примеру, украинцев не было таких, кто хранил, я только имею в виду, что среди евреев таких, кто НЕ хранил, практически не было. Не стану утверждать, что причиной тому наше врожденное душевное благородство или хотя бы особая любовь и признательность упомянутой власти. Причина, естественно, была иная, и объяснять ее нет нужды.

Итак, евреи – хранили. И кому из них тогда посчастливилось перейти линию фронта – от органов не скрыл разочарования поведением «арийских» сограждан, которые еще вчера.., а сегодня уже… ну, то есть, сами понимаете. Но после сегодня настало завтра. Красная армия пошла в наступление, и тот, кто еще сегодня в полицаях ходил, завтра срочно уходил в партизаны. Так спрашивается, нужны ему были эти свидетели? Отчего бы, по-вашему, именно в Белоруссии, где немецкие айнзатцгруппы, как ни старались, ни единого «стихийного» погрома со стороны местного населения организовать не смогли, евреев систематически убивали при попытке присоединиться к партизанским отрядам? И ладно бы еще в том самом начальном периоде войны, когда всех партизан было – полтора окруженца, а главной задачей – выживание, и подозрителен был всякий, кто на своего не похож. Так нет же – именно году где-то эдак в сорок третьем, когда ясно уже стало, чья сила солому ломит, когда пошло снабжение и приказы с Большой Земли. Вот тогда-то и поползли вдруг по всем отрядам упорные слухи, что именно евреев засылают к партизанам немцы с запасом яда, чтоб коварно всех потравить.

Желание помириться с родной советской властью возникало по многим причинам, но главная была, разумеется, Красная армия, которая явно сильнее вермахта. Советская же власть, со своей стороны, обнаруживала стремление сорок первый считать не бывшим. По многим причинам, из которых главная была, разумеется, отрицание своей, пусть и минутной, слабости. Не было никакого разгрома, ни массовой сдачи в плен (хотя пленяг, конечно, на всякий случай, всех проверяем и… лучше перебдеть, чем недобдеть!), ни встречи немцев как освободителей (хотя «проживание на оккупированной территории» в паспорте – клеймо!). Ничего этого не было, все наше население всегда нас любило, а кучка презренных предателей была всего лишь отщепенцами.

Евреи помнили иное… Евреи возвращались из лесов, погребов и Ташкента и требовали назад свое разграбленное имущество у грабителей, которые сами голодали. Евреи возвращались из армии и убивали убийц своих близких… Понятно, что при таком раскладе советская власть их сторону принять никак не могла. А если еще припомнить, что с окончанием войны связывало измученное население определенные надежды, типа роспуска колхозов, а вместо этого палочки на трудодни получило, то ни процесс ЕАК, ни «дело врачей» не покажутся такими уж загадочными. Хлеба не давали, со зрелищами тоже напряженка – зато появился общий враг, и нечего голову ломать над проблемой личного антисемитизма товарища Сталина.

Да, в этом случае выбора у евреев действительно не было. Правильно, что советской власти были верны, правильно, что дрались геройски в Российской армии, правильно в той ситуации из двух зол выбрали наименьшее. Неправильно только, что позабыли, что оно, хоть и наименьшее, а все-таки – зло. Что никакое братство по оружию не отменяет деления на «они» и «мы». И чем искреннее было их заблуждение, тем тяжелее придавило обломками воздушного замка «пролетарского интернационализма»… Не все попали в тюрьму или в лагерь, даже работу потеряли не все, но все согнулись, сжались, ощутив инстинктивно, что в этом обществе живут они как бы контрабандой. И не было в этом смысле разницы между прославленным деятелем культуры и протомафиози с подпольного черного рынка. Сколько бы денег ни нахапали, каких бы льгот и постов ни приобрели – в глубине души каждый знал, что на самом-то деле тут для них места нет. И было это для них (т.е., нас) настоящей трагедией, потому что свойственно человеку определять себя через сообщество, к которому он принадлежит, современная социология и психология именует это Identität, общепринятый русский перевод «идентичность» мне удачным не кажется, точнее и понятнее было бы, по-моему, назвать это «самоидентификация».

– Кто ты?

– Я – женщина, Я – католик, Я – физик, Я – цыган… Я всегда определяю себя через принадлежность к некоторому коллективу. На самом деле коллективов таких, конечно, у каждого из нас целый набор, но прежде всего в ответ я называю тот, принадлежность к которому на данный момент для меня по каким-то причинам важнее. Никто никогда на такой вопрос не ответит: «Я – общечеловек». Хотя в принадлежности к роду человеческому мало кто из нас сомневается, такой маркер для самоидентификации не годится. И если не могу я, как поколения моих предков, не задумываясь ответить: «Я – еврей», то… приходится искать замену.

Вот, к примеру, небезызвестный товарищ Троцкий заявляет, что не еврей-де он, а революционер. Даже если предположить, что желал он всего лишь очиститься от подозрений в чрезмерном покровительстве единоплеменникам, все равно выходит, что вынужден он выбирать. Разве Желябов, став революционером, перестал быть русским? Или Робеспьер из французов выписался?

Уже в предреволюционный период была, по свидетельству Жаботинского, широко распространена порода «я не еврей – я русский литератор» (напр. Б. Пастернак), всем нам широко известны не евреи, а ученые, не евреи, а инженеры, актеры, так что в решении известного российского политика, своего папу «юристом» именовать, как хотите, а некоторая логика есть. Не говоря уже обо всех бесчисленных «не евреях, а революционерах», положивших живот за отдачу земли крестьянам в Гренаде, за равноправие негров в Америке, а также за вымирающие виды насекомых острова Тринидад. Так вот, больнее всего любое «дело врачей» ударит всегда по тому, кто сам для себя в душе «не еврей, а офтальмолог». Такого человека отлучить от профессии – не только экономическая проблема и по честолюбию удар, это обрушение внутренней структуры личности: недвусмысленно отвергнутый группой, к которой ты себя причисляешь, отвечая на вопрос «кто ты», становишься ты просто никем.

…К сожалению, опыт испанских марранов ничему не научил немецких интеллектуалов. Точно также как размышления над их печальной судьбой нисколько не подготовили идейных российских коммунистов к тому роковому утру, когда они проснулись безродными космополитами. И никакими хитростями не в силах мы передать еврейским элитам западной Европы и примкнувшей к ним элите Израиля – высокоцивилизованным наследникам героических первопроходцев – все, что поняли и пережили сами.

Так это, знаете ли, приятно, душевно так, сидя за столиком в кафе с ученым видом знатока сожалеть об этом явно неудачном проекте «Израиль». Им же никто никогда не рассказывал, сколько раз уже терпел неудачу проект «ассимиляция», они же верят, что такие милые, такие вежливые европейцы непременно их полюбили бы, если бы их не раздражал непрестанно этот неудачный проект. Ну, пусть они даже иногда не совсем справедливы, издалека все видится не так, как на месте, но они же так гуманны, отзывчивы, так горько рыдают на каждом монументе Катастрофы, так искренне хотят, чтобы всем было хорошо.

Верят, да… потому что очень хочется верить. Потому что практически каждый из них может, не кривя душой, сказать о себе: Я не еврей, я писатель, профессор, телекомментатор… В этих сообществах они существуют, через них определяют себя, в них себя чувствуют как рыба в воде. Потерять эту принадлежность для них – себя потерять. А между тем…

Проект (если угодно) «Европа» близится к завершению. Он был удачным, но… всему на свете приходит конец. Тем, кто не может уже ни работать, ни воевать, ни даже размножаться, остается только делать хорошую мину при плохой игре, убеждая себя и посторонних, у кого хватит наивности поверить, что не покоряются они культурной экспансии воинствующего ислама, а наоборот, покровительствуют бедным пришельцам от широты своей мультикультурной души. И самая актуальная задача – найти наиболее безболезненную для их гордости форму перехода в статус «дхимми».

Интуитивно она уже нащупывается – это как бы объединение с завоевателями против общего врага. Неопасного, такого, чтобы всерьез бороться не пришлось, зато участие в ритуальном растаптывании послужит залогом лояльности новому хозяину. Ну, напрягитесь же, сосредоточьтесь на минутку, сообразите, КОГО назначат этим самым врагом?.. Осознайте, что несправедливость к Израилю отнюдь не случайна, что не поможет вам ни отмежевание, ни предательство, ни долгая, самоотверженная и беспорочная служба.

Это правда, это правда, это правда

Это было и наверно будет завтра.

Может завтра, может даже скорее…

Так не шейте же, евреи, ливреи.

А.Галич

2007