Леониду Львовичу в этом году исполнится 64 года, он по-прежнему подтянут, худощав, подвижен, объективно смотрится лет на пятьдесят. Соответственно, кипит энтузиазмом относительно новых работ. Я пытаюсь подкидывать ему информацию, на которую набрёл сам.
Беседа с Леонидом Смиловицким о литературе, политике и не только
Анатолий Матвиенко
Писатель, историк, доктор философии Леонид Львович Смиловицкий из Иерусалима в очередной раз наведался в Беларусь. Без преувеличения скажу, что этот человек способен разрушить многие ложные стереотипы, в том числе самые устоявшиеся. Рождённый в Речице Гомельской области, он является искренним патриотом и Беларуси, и Израиля. Это очень необычно в наше время, когда от людей требуют определиться — «наш» ты или «не наш». Либо глобалист, т. е. ничей.
Леонид сохраняет самые тёплые чувства к людям Беларуси. Считает белорусское еврейство неотъемлемой частью народа нашей страны. И в то же время чувствует себя членом гражданского общества государства Израиль.
Вот так. Можно любить две страны, два народа. И там, и там быть своим, не чужим. Хотя по менталитету профессор Смиловицкий скорее израильтянин.
Десятилетиями он разрабатывает тему еврейской истории в Беларуси. Не противопоставляет, не выделяет еврейство особняком. Книги Смиловицкого — это живая история этих земель, от Средневековья до современности, через призму еврейского присутствия.
Сейчас он интересуется остатками кладбищ. Почему?
— Потому что еврейские кладбища — единственный материальный след, оставшийся в когда-то густонаселённых еврейских местечках, — рассказывает Смиловицкий. Синагоги и другие сооружения давно разрушены или потеряли прежний вид. Вместе с ними стирается историческая память. Так, я обнаружил следы русского полевого госпиталя для пленных французских офицеров. Они сдались в конце 1812 года при отступлении наполеоновской армии через Беларусь, среди них было много больных, обмороженных. Спросите меня — какова численность пациентов? Три тысяч! Госпиталь стоял в еврейском местечке Круглое. То есть снабжение, размещение, уход за французами — всё легло на плечи местного населения. Непременно — с одобрения раввина. То есть на госпиталь работало всё местечко. Сейчас об этом осталось минимум информации…
Позже я погуглил и обнаружил, что на месте еврейской усадьбы ныне находится Свято-Троицкий храм и районный центр социального обслуживания населения. Там планируется установить камень с доской возле здания… Планировалось ещё в 2012 году. И до сих пор остаётся в планах.
У меня невольно всплывает в памяти монумент в Хайфе. Он поставлен солдатам Наполеона, павшим в Египетском походе корсиканца. Евреи сохранили чужой для них памятник, чужим для них людям. Оцените разницу!
— От большинства кладбищ не осталось почти ничего, — продолжает Леонид. — В Крупках на месте захоронений построены жилые дома, каменные надгробия содраны экскаватором, погружены в грузовик и свалены в лесу как мусор. А есть совершенно противоположные примеры. Могилы уничтожены, камни растащены, но местные огораживают участок земли, как в том же местечке Круглое, и ничего не позволяют строить или распахивать. Тела-то лежат в земле! Тревожить усопших грешно. Где-то осталось всего две-три могилы с читаемыми надписями. И там, где люди по своей воле, по своей инициативе не осквернили кладбище, сохранили, всегда помнят об истории своего места, не только о евреях.
— А если уничтожено подчистую? Как в Крупках.
— Тогда ничего и нет. Будто в деревне никаких событий не происходило двести или триста лет.
Возможно, он несколько преувеличивает. Действительно, если в еврейском местечке жили представители только этого народа, уничтоженные в Холокосте, от репрессий или мирно уехавшие, то памяти нет и быть не может. В пустующие дома заселились другие, не чувствующие связи с предшественниками. Синагога превратилась в клуб или даже в амбар. Ситуация не уникальная. В студенчестве, в 1981 году, наш отряд квартировал в татарской деревушке неподалёку от Гурзуфа в Крыму. Я спрашивал местных русских: что вы знаете о татарах? Ответ всегда был единообразен — крымские татары сочувствовали оккупантам и были выселены Сталиным. Точка. Думаю, полное отсутствие интереса к жизни, бурлившей здесь ранее — не есть хорошо…
— Леонид, а кто вас направляет на эти исследования? Сформулирую вопрос шире. Поездки, издания патриотических еврейских книг стоят денег. Это финансирует правительство? Напрямую или через творческие союзы?
Наш диалог на темы практические и даже откровенно меркантильные вошёл в противоречие с пейзажем, на фоне которого проходил. Мы бредём по берегу маленькой речки в Осиповичском районе, куда Смиловицкий приехал на несколько дней отдохнуть со своей очаровательной женой Викторией.
— Знаете, в Израиле обвинение учёного-историка или документалиста в том, что он идеологически ангажирован, относится к категории наиболее тяжких. Ценится объективность, беспристрастность.
— Но полная беспристрастность невозможна?
— Конечно. От субъективизма не свободен никто. Надо хотя бы стремиться к правде. Что же касается распределения ресурсов на исследования и литературу, то часть средств идёт от Министерства культуры, но гораздо больше — от региональных администраций. И, конечно, от частных спонсоров.
Как сотрудник аппарата Союза писателей Беларуси интересуюсь:
— Средства поступают напрямую авторам? Или через объединения?
— Ну, организации, подобной Союзу писателей СССР, у нас нет. Существует несколько творческих союзов, в них много репатриантов с постсоветского пространства, в основном это клубы общения по интересам. Иногда — с целью издания коллективных работ. Я не состою ни в одном из них. Гранты у нас выделяются сугубо персонально, под имя автора. Если сработал плохо и выдал откровенный брак, репутация загублена безвозвратно, больше денег не дадут.
— И у нас в Беларуси тоже часть книг дотационная, часть распродаётся и приносит некоторый доход.
— В Израиле хорошо живут писатели, чьи книги пользуются спросом на рынке.
Конечно, все мы знаем патриархов израильской русскоязычной литературы, выходцев из СССР — Дину Рубину, Игоря Губермана и др. Но как справляется нынешнее поколение, в т. ч. нерусскоязычное?
— Так каким образом, Леонид, добиться успеха на книжном рынке Израиля?
— Анатолий, наш рынок очень специфический. Во-первых, узкий. У нас небольшая страна. Во-вторых, перенасыщенный. Самые успешные работают на внешний рынок, на целевую аудиторию диаспоры. Важно правильно выбрать тематику — писать про евреев, Израиль, чтобы иностранцам было интересно.
— И что в этом сложного?
— О, тут кроется огромное противоречие, — Смиловицкий улыбается, но улыбка вышла печальной. — Для нас главная проблема — война с арабами, главная мечта — мир и спокойствие. Я понимаю, что причин для оптимизма нет никаких. Но европейскому и американскому читателю лучше дать надежду. Ублажить их толерантность. Показать, что к арабам можно и нужно относиться лояльно.
— А разве нельзя?
Ответ на этот вопрос я знаю. Слишком долго изучал историю конфликта при написании небольшой повести «Судный день 1973», она, кстати, в этом году выйдет вторым изданием. Но у меня, чуточку европейца, тоже теплится иллюзия надежды, вдруг что-то меняется… Зря.
— Любые наши уступки по-прежнему воспринимаются как капитуляция. Поэтому правительство вынуждено держаться жёсткой позиции.
— Евреи, проживающие за пределами Израиля, не разделяют эту точку зрения?
— За пределами? Да что вы! В самом Израиле вы бы знали, что происходит! Это в Иерусалиме, окружённом арабскими поселениями, с целыми арабскими кварталами в восточной части, мы чувствуем себя как на передовой. В Тель-Авиве тихо и совсем другие настроения. Там тон задают левые. Либеральная интеллигенция. А между городами какие-то 65 километров! И часть литераторов пытается угодить левым. Хуже того, я слышал, отдельные за пропаганду уступок арабам берут у них деньги…
Как всё похоже! Кто платит, тот и заказывает музыку, это правило действует не только на Ближнем Востоке. И везде перед литератором стоит выбор — писать по совести или в соответствии с требованиями заказчика.
Кстати, в среде моих знакомых израильтян, выходцев из СССР, независимо от города обитания, преобладают правые, зачастую непримиримые взгляды. Многие симпатизируют радикальной партии «Наш дом Израиль».
Помню, на севере Израиля, в Акко, я попал на арабский праздник окончания Рамадана и сказал сопровождавшей нас девушке: почему вы враждебно к ним настроены? Арабы такие общительные, весёлые! У еврейки натурально хлынули слёзы из глаз. Она утёрлась и ответила единственной фразой «Они нас убивают!»
В общем, в Израиле есть вещи, с которыми лучше не шутить.
— То есть арабов вы, Леонид, ненавидите?
— Нет. Не правда. В любой войне виноваты политики. Рядовые граждане с обеих сторон — жертвы. Немецкий народ во Второй мировой войне тоже жертва, обманутый нацистами. Это очень выигрышная позиция для литераторов. Нужно вызывать понимание, сопереживание…
Послушайте! Эти слова сказал еврей, трудившийся в архиве Национального института памяти жертв нацизма и героев Сопротивления Яд ва-Шем. Энциклопедически знающий Катастрофу европейского еврейства и «заслуги» гитлеровцев. Способный рассказать о войне так, что прошибёт насквозь самого бесчувственного. Сын фронтовика!
Я в целом согласен с ним… Кроме одного, но очень значимого пункта. Политиков, развязывающих войны, как правило, избирают совершенно демократическим путём те самые люди, кого Смиловицкий призывает считать жертвами.
Есть в юриспруденции такое понятие — виктимное поведение. Т.е. поведение человека, спровоцировавшее обретение им статуса жертвы. Поэтому к народам с виктимным поведением, выразившимся в выборе политиков-ястребов, а потом их поддержавших, у меня сочувствия на порядок меньше. Даже если не использую какие-то маркетинговые возможности для будущего художественного произведения. Впрочем, есть и исключения. Электорат слушает предвыборные лозунги. Думаю, американцы даже предположить не могли, что их президент развяжет войну в Европе, лишь бы отвлечь внимание от сексуального скандала в Белом Доме. Впечатления ястреба он не производил.
Ну, довольно политики, пусть она и даёт множество тем для литературного творчества.
Говорили мы со Смиловицким и о грядущих проектах. Леониду Львовичу в этом году исполнится 64 года, он по-прежнему подтянут, худощав, подвижен, объективно смотрится лет на пятьдесят. Соответственно, кипит энтузиазмом относительно новых работ. Я пытаюсь подкидывать ему информацию, на которую набрёл сам, в том числе — о малоизвестных фактах «борьбы с космополитизмом» в Советской Белоруссии на закате эпохи Сталина, он дал тоже немало ценных советов.
Общались мы долго, благо есть множество точек соприкосновения. Младшие сыновья у обоих одновременно отслужили срочную, мой — в белорусской, у Леонида — в Армии Обороны Израиля (ЦАХАЛ). Я строю дом, семья Смиловицкого тоже стала на этот тернистый путь. Даже машины у нас одинакового бренда — «Тойота». И книжек написали много, только у меня преобладает беллетристика, мой коллега — документалист.
— О еврейской теме в литературе… Ну и о еврейском вопросе вообще. Леонид, у меня есть надежда, что когда-нибудь отношение к евреям перестанет быть особенным. Их не будут презирать или, наоборот, жалеть. Просто начнут воспринимать как другой народ, со своими отличительными чертами. Людям воздавать по заслугам в зависимости от личных поступков, а не из-за принадлежности к нации.
— Сейчас такой тенденции не просматривается, — огорчил меня Смиловицкий. — Антисемитизм жив и распространяется. Особенно в европейских странах, заполонённых мусульманами из беднейших стран Азии и Африки. С другой стороны, в некоторых кругах быть евреем становится модно, люди вспоминают каких-то родственников, утверждают, что они — евреи. Надеются на либеральное отношение тех же немцев, до сих пор ощущающих вину за Холокост. Или на субсидии по линии еврейских общин, дотации на репатриацию в Израиль по программе Алии. В общем, ровного отношения к нам ожидать не приходится.
Что мне на это сказать? Я не еврей и не собираюсь им притворяться, тем более — переезжать в Израиль на ПМЖ. Жить в Беларуси совсем не плохо. Одна природа чего стоит…
На этой мажорной ноте мы расстались. Надеюсь — до следующей встречи.
Беседовал Анатолий Матвиенко
