Судьи долго совещались, прежде чем вынести окончательное решение. Вот, наконец, рефери пригласил боксеров на середину ринга для объявления результата. Когда, в знак победы, он поднял руку Ротгольца, пораженный многотысячный зал безмолвствовал.

Бескомпромиссная схватка

Геннадий Винница

В основе рассказа лежат подлинные события

Бреслау, 13 ноября 1938 года

В городе уже господствовала поздняя осень. Хмурый вечер, опустившийся на Бреслау, выдался холодным, промозглым и серым. Пронизывающий ветер, гнувший и трепавший деревья, усиливался, грозя стать шквалом. Небо заволокли свинцовые, низко повисшие тучи, лившие на землю моросящий, монотонный дождь. Одинокие прохожие, старались не задерживаться на улице, спеша добраться домой. В эту пору ненастные дни часто наведывались в город, рассекавшийся на части рекой Одер и четырьмя ее притоками, но будто скобами, скреплявшийся триста тремя мостами.

В огромном и величественном бетонном здании зрительно — спортивного «Зала Столетия», возведенного двадцать пять лет назад, в противовес осенней непогоде было тепло, шумно и светло. Здесь царило необычное оживление. Вот — вот должен состояться боксерский матч между командами Германии и Польши. Трибуны заполнили болельщики, жаждавшие предстоящего зрелища. Среди зрителей в зале находилось немало важных чиновников Третьего рейха, в том числе гауляйтер Силезии Йозеф Вагнер и обер-бургомистр города Ханс Фридрих. Генеральный консул Польши в Бреслау Леон Коппенс также счел нужным присутствовать на этом состязании.

Газеты «Völkischer Beobachter» (Народный обозреватель) и «Der Angriff» (Атака) еще накануне оповестили об этом событии. Его представляли как очередное доказательство превосходства арийской расы. Одно за другим эти издания сообщали, что боксерская команда Третьего рейха не имеет себе равных на старом континенте и многие могут убедиться в ее силе именно в день матча. Тем более, что будут выступать победители последнего первенства Европы Нюрнберг и Мурах, а также вице — чемпион Рунге.

Вечер бокса начался двумя показательными боями, проведенными для разогрева болельщиков. После этого две национальные сборные прошли к хорошо освещенному и сверкавшему новизной рингу, установленному в центре зала. В состав польской дружины входил и Шапсель Ротгольц. Он был невысокого роста, худощав. Обращали на себя внимание широкие плечи, сильные мускулистые руки атлета и стройные ноги. На лице выделялись длинный прямой нос и волевой подбородок. Взгляд был цепким и пронзительным.

Ротгольц являлся боксером еврейского спортивного клуба «Штерн» (Звезда) из Варшавы. За время выступлений в составе национальной сборной у него сложились непростые отношения с руководством федерации бокса Польши. В 1933 году Шапсель стал первой перчаткой страны. Вот только для того, чтобы он смог надеть бело-красную форму польской сборной понадобился еще целый год. Не все хотели, чтобы еврей представлял Польшу на международных соревнованиях. В дальнейшем Ротгольцу нужно было постоянно доказывать свою состоятельность, иначе двери сборной могли для него захлопнуться.

— Если другие могут свободно проиграть -то у меня нет права на такую привилегию, — говорил Шапсель. Он побеждал всех своих конкурентов, причем с заметным преимуществом. Выдерживал и такие испытания, как проявления антисемитизма. Даже в этом 1938 году проблем не убавилось. Десять месяцев назад Ротгольц усиленно готовился к домашнему матчу с Германией. Вопрос его участия не вызывал сомнений.

В то утро в конце января мелкими хлопьями шел снег, покрывая землю, словно одеялом, густым, ровным и пушистым слоем. Он оседал белым пухом на домах, деревьях и проводах. Тишина уже уходила в растворившуюся ночь. Звуки нового рабочего дня постепенно заполняли окружающее пространство. Тренировка Шапселя в зале родного клуба на улице Лешно близилась к завершению. Его спарринг — партнер Затель уже разбинтовывал руки. Он выдержал нелегкий вольный бой с Ротгольцем, который на последних минутах поединка щадил своего оппонента. В это время в зал вошел тренер Андерс — в прошлом боксер Маккаби, чемпион Варшавы и член сборной столицы. Он заметно раздобрел, обзаведясь брюшком. От полулегкого веса, в котором Андерс выступал, осталось одно воспоминание. Сегодня он напоминал больше низкорослого полутяжеловеса. Шапсель заметил, что, судя по выражению лица, настроение у него было не из лучших.

— А гутн Моргн (Доброе утро)! — произнес тренер с какой -то досадой в голосе. — Шепсл! Ну как Зателек? Хорошо держался?

— Нормально, только завтра он отдыхает. Я договорился с Зисманом.

— У меня есть новости из федерации.

— Наконец -то. Когда нужно выезжать в сборную?

— Подожди… Мне очень жаль… Сообщили, что в матче с Германией ты не боксируешь. Тебя заменит Собковяк.

— Как? Почему? Ведь я же абсолютно здоров и нахожусь в хорошей форме, — спросил ошарашенный неожиданной вестью Шапсель. У него было такое ощущение, будто ему нанесли запрещенный правилами удар.

— Тут не совсем приятное известие. Спортивные руководители Познани, где должна была проводиться международная встреча, сделали все возможное, чтобы не допустить еврея Ротгольца к участию в матче.

— Вот оно наше еврейское счастье, — сказал Шапсель. Бросил на пол перчатки и быстро вышел из зала, хлопнув дверью.

У Ротгольца наступила депрессия. Он перестал тренироваться. В знак протеста не участвовал в первенстве Варшавы. Однако, подобное состояние не могло продолжаться вечно. Любой другой на его месте мог бы опустить руки, бросить навсегда занятия боксом, но только не Шапсель. Явная несправедливость не сломила отважного спортсмена. Он нашел в себе силы возобновить тренировки. Снова набрал хорошую физическую форму. Возвращение в сборную Польши было триумфальным. Ротгольц одержал победу над чемпионом Франции Бернарди.

После того состязания с боксером из Тулузы прошло четыре месяца. Ротгольца ожидала новая проверка на прочность. На этот раз в Бреслау. Сейчас его переполняло чувство гнева. Предстоящий поединок не был для Шапселя обычным боем, каких он провел на ринге немало. Предстояла непримиримая схватка с огромным злом, пустившим глубокие корни в немецкой земле.

Два дня назад Ротгольц из газет узнал, что по всей Германии прошли антиеврейские акции. 9 — 10 ноября в Третьем рейхе бушевало пламя погромов. Итогом этого бесчинства стали сожженные синагоги в Вене, Гамбурге, Кельне, Нюрнберге и десятках других мест. В Берлине громили магазины и били стекла в еврейских домах. Убиты два и арестованы 10000 евреев. В Мюнхене все евреи получили распоряжение в течение 24 часов покинуть город.

В связи с этими событиями в квартире у Шапселя произошла сцена, оставившая глубокий след в его душе. Он прощался с молодой женой в прихожей. В это время раздался стук. Шапсель поспешно открыл дверь и увидел своего отца Лейбу. На лице его отражались замешательство и тревога. Он устремил на сына беспокойный и вопросительный взгляд.

— Что случилось папа?

— Как это что случилось? Ты же нам с мамой ничего не сказал. Это конечно хорошо, что она не знает. Я соврал ей, что схожу на минутку к двоюродному брату Шолому.

— А что я не сказал?

— И ты еще спрашиваешь? Уже собрался и уезжаешь, а у твоей жены слезы на глазах. Вот интересно. Куда это ты направляешься?

— Ничего такого не произошло папа. Еду, как обычно, на соревнования.

— Ой, вейз мир (Б-же мой!). У моего сына от меня тайны, которые я должен узнавать из газет. Ты едешь в логово зверя и мы ничего не знаем. Почему?

— Не хотел тебя с мамой тревожить.

— Сынок! Твои родители волнуются за тебя со дня твоего рождения. Одним волнением больше, одним меньше. Как -нибудь потерпим.

— Вот только что объяснял Мирьям. Еду не один, а с польской командой. Там целая делегация. Это займет всего пару дней.

— Эту пару дней ведь как -то надо пережить… Если уж ты так любишь драться, то передай от меня немцу хорошую затрещину, — произнес Лейба и крепко обнял сына.

Погружение в раздумья, как временное отвлечение от реальности, было для Ротгольца необходимо. Это позволяло ему настроиться перед боем, чтобы затем действовать гораздо лучше. Сейчас воспоминания о минувшем уходили, растворяясь за поворотом времени.

После выступления руководителя ассоциации бокса Германии, немецкие спортсмены, как по команде, дружно вскинули вверх правую руку в нацистском приветствии, восклицая «Heil Hitler!»(Да здравствует Гитлер). В ответ им загромыхала рокотом голосов, будто покатилась горная лавина, многотысячная толпа болельщиков. Стены «Зала Столетия» сотрясались от выкриков «Sieg Heil!» (Да здравствует Победа!). Так публика, наэлектризованная призывами пропаганды и средств массовой информации, дружно выражала одобрение и поддерживала своих спортсменов. Ведь сейчас это произойдет. Команда Германии готова к бою. На заклание ей брошена польская сборная. Вот уже закончена торжественная церемония. К рингу подходят боксеры наилегчайшего веса (до 50,8 килограммов), сопровождаемые секундантами.

В первом ряду зала расположились два официальных представителя немецкой команды. Они негромко обсуждали предстоящий бой. Один из них среднего роста, плотного телосложения и совершенно лысый доктор права штурмбанфюрер СС Франц Людвиг Метцнер. Третью ученую степень он получил семнадцать лет назад. Ему тогда казалось, что он сможет высоко взлететь по карьерной лестнице. Однако, продвижение не задалось. Он прозябал, надеясь на лучшую участь и работая журналистом в газетах. Спустя четыре года ему немного повезло. Метцнер поднялся на одну ступеньку. Его приняли на должность пресс — атташе регионального правительства в Тюрингии. Однако, честолюбие не давало ему покоя. Метцнер жаждал успеха, влияния, лидерства и власти, наконец. Следовательно, надо было присоединиться к какому -нибудь политическому движению. Его выбор пал тогда на национал — социалистическую немецкую рабочую партию (НСДАП). Появилась перспектива карьерного роста. Начиная с февраля 1933 года, Метцнер стал исполнять обязанности референта министра внутренних дел Германии Вильгельма Фрика. Ровно через четыре года рейхсспортфюрер Ханс фон Чаммер — Остен назначил его руководителем двух национальных ассоциаций бокса: любительской и профессиональной. Метцнер не останавливается на достигнутом. Спустя три года он вступил в СС, получив звание штурмбанфюрера, что соответствовало званию майора вермахта.

Теперь Франц Людвиг Метцнер был крайне заинтересован в победе своей команды. По сообщениям официального агентства Третьего рейха «Немецкого информационного бюро» боксерский матч с Польшей являлся для Германии таким же важным, как в легкой атлетике могла бы быть встреча со Швецией, в плавании с Венгрией, а в гребле с Италией. Во всех этих матчах речь шла о лидерстве в Европе. Штурмбанфюреру Метцнеру, на которого тяжелым бременем легла ответственность за результат, было не по себе. Он испытывал нарастающее чувство беспокойства. Бегающие маленькие глазки за выпуклыми линзами очков выдавали в нем волнение. «Поляки показали за последнее время серьезный прогресс и неожиданно обошли Германию в командном зачете на прошлогоднем чемпионате Европы — рассуждал Метцнер. — К тому же, мы уступили в начале этого года в гостевой встрече в Польше». Он очнулся от невеселых дум и произнес:

— Неудивительно, что к этому матчу проявляется такой огромный интерес. Сегодняшнее противоборство наша команда способна выиграть, по крайней мере, со счетом 10 : 6. Однако, хочется большего. Первое место в Европе «ex aequo et bono» (по справедливости) должно принадлежать Германии. У меня есть уверенность в пятерых парнях, а что Вы скажете о самом легком боксере, который первым выйдет на ринг?

Собеседником руководителя ассоциации бокса был высокий и худой капитан команды, гауптштурмфюрер СС Хиронимус, заметными чертами лица которого являлись квадратный подбородок и приплюснутый нос, явно указывавший на боксерское прошлое. «Распродано 11000 билетов. Это же успех, свидетельствующий о небывалом ажиотаже у публики», — размышлял он. — Победа нашей команды будет способствовать еще большему триумфу национал — социализма». Хиронимус, оторвавшись от собственных мыслей, отвечал своему начальнику:

— Думаю, что Обермауэру по силам победить. Он находится в прекрасной форме. Мне пришлось не раз видеть его в действии. Нико молод, но это уже сложившийся боксмайстер. По крайней мере, он боевит и выглядит лучше, чем бывший чемпион страны Шпаннагель.

— Хорошо. Допустим, что я согласен. Очень хочется поверить Вам, но у меня есть сомнения. В этом бою за Польшу выступает Ротгольц, а он сильный боксер. Тем не менее, немцу надо добыть победу для Третьего рейха. Надеюсь, что он выиграет у этого поляка.

— Мы же знаем, что он не поляк, а презренный еврей. — возмутился гауптштурмфюрер. Он ненавидел евреев не только потому, что был членом НСДАП и разделял идеологию этой партии. С евреями были связаны неприятные воспоминания прошлого, а вернее — с одним из них. Он не забыл события восьмилетней давности. Тогда выход в финал первенства Берлина стал для Хиронимуса лучшим достижением в спортивной карьере. Когда ему уже казалось, что долгожданный титул чемпиона столицы вот — вот окажется в его руках, на пути к его мечте стал еврей Нойман, который и выиграл тот бой. Больше такой возможности у него уже не появлялось.

— О чем Вы думаете, Хиронимус? — услышал он вопрос Метцнера.

— Извините, штурмбанфюрер. Отвлекся — ответил тот, вперив в своего начальника пристальный взгляд.

— Это же нонсенс. Зачем мы согласились на участие этого Ротгольца в составе польской команды? Прошло уже пять лет как в Третьем рейхе евреи отстранены от участия в боксерских соревнованиях. Даже не могу себе представить, как этот унтерменш будет драться с немцем.

— Думаю, что Нико сможет выиграть бой и докажет превосходство арийской расы. Мне удалось навести справки. Ротгольц уже четыре года, как не побеждает на крупных внутренних турнирах. С 1935 по 1938 годы его нет в списках призеров первенств Польши. Он живет в Варшаве, но даже чемпионом города еще не был.

— Это мне неизвестно, хотя есть и противоположная информация. Он продолжал, тем не менее, выступать за сборную своей страны и команду Варшавы. В частности, он выиграл у наших чемпионов. После Шпаннагеля одержал победы над Раппзильбером, Фаербером и Граафом. Выходит, что Обермауэру будет нелегко. Он не скомпрометирует нас проигрышем? — недовольно произнес Метцнер.

Хиронимус не подал виду, что ему это не нравится и сказал:

— В последнее время Ротгольц не производит особого впечатления и физические кондиции у него не такие, как года три назад. У нашего боксера есть шансы на победу.

— Предполагаете, что Обермауэр способен преподнести нам сюрприз? — с надеждой в голосе произнес штурмбаннфюрер СС Метцнер.

— Вполне может так случиться, хотя это для него и непростое испытание. Потом следует объявить, что еврей уже не тот, что раньше, случайно попал в сборную Польши и наш чемпион доказал это.

В это время загрохотал переполненный зал. Шквалом аплодисментов встретила публика появление в квадрате ринга немецкого боксера Николауса Обермауэра из Кельна — столицы севера страны. Он был молод, но убедительно выиграл чемпионат Германии 1938 года. Одолев в предварительных боях трех соперников, Нико в финале уверенно победил Якоба Бамбергера из Франкфурта.

Обермауэр имел ряд признаков представителя арийской расы. Светло — русые волосы. Серого цвета глаза. Высокий лоб. Правильные черты лица. Разве только рост его не дотягивал до нужных 180 сантиметров. Он, оказавшись на ринге, думал о своем: «Это же надо как не повезло. Один еврей у поляков и тот достался мне. Да к тому же говорят, что он неплохой боксер, а ведь хотелось бы одержать эффектную победу».

Нико был уверен в себе. Тем более, что менее чем месяц назад на командных соревнованиях, он одержал победу над олимпийским чемпионом 1936 года Вилли Кайзером. Его мысли бежали вперед, опережая события. Он уже представлял себе, как ему поднимают руку в знак триумфа, как его расхваливают на все лады по радио и в газетах. Обермауэр, пытаясь справиться с возникшим волнением, настраивался на успех. Он обратился к своему секунданту Хансу Цигларскому:

— Чувствую себя прекрасно. С поляками я еще не боксировал и не имею понятия кто такой Ротгольц, но сделаю все, чтобы одолеть его. Мне хочется выиграть у этого еврея досрочно, еще до окончания основного времени поединка.

Цигларски был невысоким, среднего телосложения, с шапкой темно — русых волос. Он ходил короткими шагами, что указывало на осторожность и сдержанность в его поведении. Ханс раньше был известным боксером. Десять лет назад он стал чемпионом Германии. Еще через четыре года завоевал серебряную медаль на Олимпийских играх в Лос — Анджелесе и сразу завершил карьеру. Последние шесть лет он работал тренером, но все еще считался молодым специалистом, а особенно в национальной сборной, где не обладал достаточным авторитетом. В состав команды входило немало титулованных боксеров. Рунге был победителем Олимпиады в Берлине, а Мурах и Фогт вице — чемпионами. Вместе с тем, за время выступлений на ринге и за несколько лет работы тренером, Ханс повидал немало. Он приобрел достаточный опыт и мог дать нужный совет.

— Ты удостоен чести представлять национальный спорт, поэтому торопиться не следует, — ответил он. — Согласен. Совсем неплохо, если бы случилось так, как ты хочешь. Ты можешь победить. Вот только как? Ротгольц опытен и неплохо тренирован, поэтому умерь свои аппетиты и придерживайся более разумной тактики, о которой мы с тобой уже говорили раньше.

Польская делегация также придавала большое значение предстоящему матчу с Германией. Немецкий бокс высоко котировался в Европе. Каждое очко, отвоеванное у команды Германии, вселяло уверенность в своих силах, подтверждая поступательное движение вперед польских спортсменов. Об этом размышлял Феликс Штамм, который считался в Польше ведущим тренером по боксу. Он был ниже среднего роста, поджарый. Волосы зачесывал назад. Заметной чертой его лица являлся мясистый нос. Взгляд вдумчивый и внимательный. Раньше он сам выступал на ринге, но больших высот не достиг. Лучшим его достижением была победа над чемпионом Польши в полулегком весе Яном Готовалой.

Перед мысленным взором Штамма возникли картины расставания с родиной. Всплыло из глубин памяти двухэтажное здание железнодорожного вокзала из красного кирпича в Познани. Кругом людская суета. Чемоданы, баулы, котомки. Громко объявлялись номера отправляющихся и прибывающих поездов. Вот один из них уже тронулся, ускользая из вида чередой светящихся окон и вытягиваясь в унылые сумерки осеннего вечера. Как будто вместо него с другой стороны на путь становился следующий состав, прибывший в пункт назначения издалека.

Запомнилась Штамму и импровизированная пресс — конференция, состоявшаяся на вокзале. Вопросы, адресованные в основном недавно избранному президенту федерации бокса Польши майору доктору Владиславу Мижиньскому, сыпались со всех сторон. Один из них прочно засел в голове главного тренера польской дружины.

— Как пан оценивает наши перспективы в Германии? — интересовался представитель газеты «Республика» из Лодзи.

— Наибольшие шансы на победу у Ротгольца. Мы рассчитываем также на успех Чортэка и Кольчинского. К тому же, сюрпризы могут преподнести Собковяк и Писарский, которым вполне по силам выиграть.

— Целиком разделяю мнение пана Мижиньского. Вероятность победы в этом матче есть — присоединился к разговору капитан сборной Сущиньский.

«В одном можно согласиться с президентом федерации, — подумал тогда Штамм, — Ротгольц действительно хорош. Да его бы и не взяли в сборную будь он хоть немного слабее. В остальном предсказывать-то легко. Прогнозы — дело неблагодарное. В команде много замен. Наверняка скажется отсутствие таких опытных бойцов, как Вознякевич, Ковальский, Козёлек, Хмелевский и Шимура».

От размышлений Феликс медленно возвращался в «Зал Столетия», заполненный так, что яблоку негде упасть. Он, как и положено секунданту, находился возле представлявшего польскую сборную в «весе мухи» Шапселя Ротгольца, стоявшего уже в своем углу ринга. Как только боксер из Варшавы вышел на ринг, в зале сразу воцарилась мертвая тишина. Она была зловещей. Не доносилось никаких звуков. Ни одного голоса, стука, шороха или скрипа, будто кто -то мгновенно выключил работавшие здесь еще недавно громкоговорители. Шапсель взглянул на стоявшего рядом Феликса Штамма, выглядевшего внешне совершенно спокойным. У него был немного скучающий вид. Однако, под маской невозмутимости скрывалась сосредоточенная работа мозга. Шапсель решил потревожить тренера вопросом.

— Пан Штамм. Мой соперник выглядит уж очень молодым. Может мне попробовать сразу после начала боя активно атаковать?

Отрешенное выражение лица Штамма изменилось. Стало строгим и решительным. Тренер будто очнулся от своих потаенных дум.

— Послушай Шапсё! Не нужно пренебрегать противником. На ринге опасен любой из них. Вспомни хотя бы свои бои в Эссене с Раппзильбером и в Берлине с Бруссом. Тебе в них не хватило выдержки и это усложнило ситуацию. Что мы знаем о Обермауэре, кроме того, что он чемпион своей страны и победил Кайзера и Шпаннагеля? Собственно говоря, ничего. Тебе нужно начинать бой осторожно с разведки. Когда выяснишь, как он владеет техникой, двигается, насколько быстр, то тогда и сможешь наступать.

— Хорошо пан Штамм. Я так и сделаю.

— Раз ты понял, то тогда постарайся сохранить спокойствие и не давать повода судье на ринге для объявления тебе предупреждений. Лучше пусть занимается другой работой. Открытие счета после твоих точных ударов — это как раз для него.

Шапсель широко улыбнулся удачной шутке тренера. Заметив это, Феликс Штамм подумал: «Ну, вот и замечательно. Правильный настрой на бой у него есть».

Ротгольц огляделся. Недолгое затишье в зале сменялось нарастающим гулом тысяч голосов. Масса зрителей больше походила на огромную, но безликую толпу на фоне вывешенных красных флагов с черной свастикой. Нельзя было не заметить, что именно первый бой матча Германия — Польша вызывает огромный интерес у публики. Взоры тысяч пар глаз устремились к рингу.

Дальнейшие события начали протекать в ускорённом ритме. После того, как польский и немецкий судьи заняли свои места, закрутилась круговерть близящегося боя. Вначале объявили боксеров, участвующих в поединке. Затем подвижный рефери Кёниг из Швейцарии, одетый в белую рубашку, брюки, туфли и галстук — бабочку черного цвета, скупым жестом пригласил соперников на середину ринга. Они выслушали его наставления о недопустимости нарушения основных правил (бить ниже пояса и по затылку), а также обязательном исполнении команд «Стоп» и «Брэйк». Затем рефери пожелал обоим боксерам удачи в бою и предложил, как того требуют международные правила, пожать друг другу руки, одетые в тугие кожаные перчатки. «Регламент соблюдать нужно, — рассуждал Шапсель, взирая на происходящее как бы со стороны, — Иначе никак нельзя. Это же представить невозможно. Еврей и немец открыто приветствуют один другого на территории Германии. Да еще в присутствии тысяч зрителей». После того, как соперники разошлись по своим углам, ударил гонг. Его дребезжащий звук вернул спокойствие Шапселю, которого несколько ранее охватило предстартовое волнение. Что -то в его душе сдвинулось, заставило сосредоточиться и собраться.

С началом поединка Ротгольц не бросился в атаку, вел себя сдержанно и действовал весьма осмотрительно. Раньше ему не приходилось видеть немца на ринге и поэтому, чтобы победить, необходимо было выяснить слабые стороны соперника. Обычно боксеры проводят так называемую разведку, в задачу которой входят изучение возможностей, манеры ведения боя и выявление уязвимых мест противника. С этой целью Шапсель применял ложные выпады. Удары обозначались, но умышленно не доводились до конца. Он смотрел на скорость реакции соперника, на предпринимаемые им действия. Проводил разведку и Обермауэр, но видя, что противник осторожничает, он первым начал атаковать. Нико старался жалить прямыми ударами левой, набирая очки. Потом добавлял правой. Ротгольц изящно защищался. Движением тела, уклонами, шагами в сторону и назад. Руки держал высоко в стойке. Это длилось до середины раунда. Боксеру из Варшавы хватило полторы минуты, чтобы сориентироваться в силах соперника и вступить в сражение. Он обратил используемую немцем тактику в свою пользу. Дождавшись, когда Нико в очередной раз выстрелил левым прямым, Шапсель провел через руку Обермауэра перекрестный удар. Кулак, выброшенный с разворотом и переносом веса тела на переднюю ногу, точно попал в цель. Немец стал медленно оседать. Это длилось мгновение. Удар потряс его, но Обермауэр быстро пришел в себя, подняв руки в глухую защиту и перейдя к обороне. Рефери сделал вид, что ничего не произошло. С этого момента все сразу изменилось. Ротгольц стал крушить защитные бастионы соперника. Особенно ему удалась серия, которая заметно встряхнула немца. Тот, в свою очередь не захотел уступать и навязал Шапселю обмен ударами.

После окончания первого раунда Ротгольц опустился на выставленную табуретку.

— Не ввязывайся в драку Шапсё, — начал недовольно поучать его Штамм. — Ты все же не смог удержаться. Я ведь не раз говорил, что боксер, умеющий думать на ринге, в состоянии победить более сильного противника. После перерыва навяжи немцу ближний бой. Старайся постоянно атаковать. Ты это хорошо умеешь делать. Успех боксера является следствием продуманной и четко проведенной работы.

— Я постараюсь пан Штамм.

В противоположном углу ристалища Обермауэр выговаривал своему секунданту:

— Кто бы мог подумать, что у еврея такой сильный удар. Не ожидал.

— Значит, следи за его правой. Ротгольц пониже, поэтому держись на дальней дистанции. Длина рук позволяет.

Второй раунд начался бурным наступлением Ротгольца. Он рванулся вперед стремительно и неукротимо. Ему удалось вплотную приблизиться к сопернику. Кулаки Шапселя полетели с молниеносной быстротой. Он обрушил на Обермауэра снизу и сбоку целый ураган сильных коротких ударов, не давая тому даже шанса сосредоточиться. Растерянный немец был вынужден пятиться назад и при этом отчаянно защищаться. Обермауер несколько раз провел атаки, но хаотично, без эффекта. Остановить наступательный порыв соперника ему не удалось. Шапсель теснил его к канатам, задавшись целью загнать немца в угол. Именно там, в ограниченном пространстве, он хотел завершить бой в свою пользу. Обермауэр почувствовал угрозу поражения и увертывался, смещаясь в сторону, но постоянные выпады Ротгольца возвращали его к канатам. Шапсель выдал вихрь ударов в голову немца, после которого по лицу Обермауэра из разбитой брови багровой струйкой потекла кровь. Публика, напряженно следившая за поединком, всполошилась. По залу прошла волна недовольных возгласов, послышались выкрики и свист. Ротгольц продолжал бомбардировку соперника. Тот стал слабеть. Через мгновение Шапсель смог провести отработанную на тренировках комбинацию, завершал которую акцентированный хук справа. Ноги Обермауэра подогнулись. Он словно подкошенный повалился на настил ринга. Рефери открыл счет, но завершить его не смог, так как раздался гонг, спасший немца от поражения нокаутом.

Шапсель потратил в этом отрезке боя немало сил. Ему нужен был кратковременный отдых, чтобы после перерыва снова ринуться вперед. Он опустился на табуретку. Положил ставшие тяжелыми руки на канаты ринга, расслабив мышцы тела

В это же самое время в рядах зрителей ощущалось заметное волнение. Штурмбанфюрера СС Франца Людвига Метцнера переполняла ярость.

— Какой позор, — говорил негодующий руководитель ассоциации бокса Германии. — Расово неполноценный еврей избивает чемпиона Третьего рейха на глазах у тысяч арийцев. Вы Хиронимус уверяли меня, что Обермауэр способен преподнести сюрприз. Он выражается в досрочном поражении?

— Что Вы. Нет, конечно. Никто не мог предположить, что Ротгольц настолько силен, что будет иметь такое преимущество в бою, — отвечал недовольно капитан немецкой команды.

— Разве можно вытерпеть такое унижение? Надеюсь, что наша общая победа в матче, в которой я не сомневаюсь, несколько завуалирует это бесчестье.

В третьем раунде преимущество снова за Ротгольцем. Он прочно захватил инициативу. Однако, Обермауэр не собирался сдаваться. Ему хватило минутного перерыва, чтобы прийти в себя. Рассеченную бровь тщательно замазал вазелином Цигларски. В начале последнего отрезка поединка немец еще агрессивен. Он пробует исполнить свой небогатый репертуар, в котором длинные и резкие прямые удары, занимают основное место. Шапсель, уступая в росте, ищет успеха в ближнем бою и берет верх почти во всех эпизодах схватки. Легконогий и выносливый, он действует быстро, осыпая соперника градом ударов. Его руки, будто детали механизма, работают без устали. Он, как опытный боец, умеет расслабляться во время поединка и использовать короткие паузы между атаками для отдыха, чтобы в следующую секунду броситься на штурм оборонительных редутов соперника. Его энергетической пружиной были такие врожденные качества, как смелость и упорство. Немец, чувствовавший себя после перерыва довольно бодро, на второй минуте раунда стал терять силы. От пропущенных в голову ударов у него снова пошла кровь из разбитой брови. Явный перевес на стороне Ротгольца, который не прекращал наступления. В один из следующих моментов боя Шапсель легко уклонился от встречного левого прямого и сблизившись, мощно пробил коронным хуком справа. Как и во втором раунде, этот его удар пришелся точно в челюсть. Нико встряхнуло. Он почувствовал, будто граната взорвалась в его голове. Она закружилась, и Обермауэр рухнул на настил ринга весь залитый кровью. Толпа зрителей отреагировала возбужденным ревом.

— Нико вставай!

— Обермауэр не сдавайся!

— Продолжай бой!

Выкрики неслись со всех сторон. Публика подбадривала немецкого боксера, думая, что его проигрыш неминуем. Обермауэр с трудом, но поднялся. Тотчас Ротгольц принялся колотить его, как боксерскую грушу. Зал замер. Немец держался из последних сил. Он вошел в клинч и будто приклеился к Шапселю, сковывая его действия и перемазав кровью. «Выстоять. Только не проиграть досрочно», — пульсировала мысль в голове Нико. Этот маневр был единственным спасением Обермауэра. Бой стал больше напоминать борьбу. Нико удерживал руки Шапселя, а тот, в свою очередь, вырывался, пытаясь снова наносить свои беспощадные удары. Рефери не реагировал на происходящее, сознавая, что представитель Германии может в любую секунду рухнуть окончательно и пропустить счет. Наконец прозвучал глухой звук гонга. В нем было что -то тревожное. Хотя для Нико он и стал спасением от окончательного разгрома. Обермауэр с трудом доплелся до своего угла и оперся на канаты. Ноги предательски дрожали, сгибаясь в коленях.

Шапсель находился в нетерпеливом ожидании. Здесь, в Третьем рейхе, его могли лишить заслуженного триумфа. Причем исход поединка можно было без труда проследить по внешнему виду соперников. С одной стороны залитый кровью, оглушенный и едва удерживающийся на ногах Обермауэр. С другой — уставший, но уверенно стоящий Ротгольц. Пауза затягивалась. Судьи долго совещались, прежде чем вынести окончательное решение. Вот, наконец, рефери пригласил боксеров на середину ринга для объявления результата. Когда, в знак победы, он поднял руку Ротгольца, пораженный многотысячный зал безмолвствовал.