Зоя Мастер: Графская походка

Loading

Пока гитарист играл соло, Коля спустился в зал, и Софа залюбовалась его походкой. Графская, определила она; почему-то ей подумалось, что графы ходили именно так — неспешно, с достоинством, чуть задрав голову и расправив плечи, с загадочно-насмешливым выражением лица.

Графская походка

Зоя Мастер

 Зоя Мастер Терпеть не могу костюмы в клетку. Соответственно, мужчины, которые их носят, вызывают инстинктивную неприязнь. А на этом персонаже мало того, что костюмчик был в крупную коричневую клетку, так ещё и отсвечивал люрексом.

«Наверняка, привёз из Союза лет тридцать назад и никак расстаться не может», — подумала я.

— Николай, — бархатным интимным баритоном сообщил незнакомец, — и на какое-то мгновение я даже допустила шальную мысль: возможно, мы с ним когда-то тесно общались. Но никаких близких отношений с колями-николаями у меня быть не могло хотя бы потому, что это имя, наряду с парочкой других, мне категорически не нравилось. Бывает же, одни имена, как некоторые иностранные языки, ласкают слух, а другие — раздражают, вызывая такую же реакцию, какая возникает у кошек, когда их гладят против шерсти.

— Тамара, — ответила я, вынужденно пожав протянутую руку.

— Знаю, — кивнул Николай.

— Конечно знает, — между нами втиснулась худощавая, вёрткая, средних лет дамочка, — по всей видимости, жена, — это же вы пишете в газете о разных звёздах. Выглядите точно как на фотографии, только волосы темнее. Вам надо сро-о-чно осветлиться.

— Непременно, — согласилась я.

— Минуточку, — остановил меня Николай, — я не просто так к вам подошёл. Я как раз хотел спросить по поводу этого певца сладкоголосого, что тут недавно гастролировал. Зачем вообще вы с этим геем интервью делали? Да ещё на три страницы. Ради денег, что ли?

Пока я судорожно решала, вежливо послать или нахамить, вмешалась активная супруга:

— А что? Прикажешь ей делать интервью с тобой? Хотя…, почему нет? Слушайте, вы же, наверное, и не в курсе, мой муж, — правда, тогда он был женат на другой, но это не важно, — знаменитый композитор и исполнитель, он даже участвовал в «Песне Года». Помните, была такая передача в советское время? А туда лишь бы кого не звали. Коленька, у тебя бизнес-карточки с собой? Дай одну. Пусть женщина позвонит. Вот, возьмите. — Она засунула карточку в передний карман моей сумки. — Всё, всё, Коленька, иду. Извините, нам ещё в пару мест забежать надо.

Дама помахала изящной ручкой со свежим маникюром: «Рада была лично познакомиться. И обяза-а-ательно осветлите волосы».

Я смотрела им вслед. Меж налепленными на окна магазина лохматыми объявлениями о сдаче квартир и продаже мебели просматривались две удаляющиеся фигуры: женская, по-птичьи семенящая к машине, и мужская, горделиво шествующая так, словно под ногами был не мокрый после весеннего ливня асфальт, а паркетный пол бального зала. И я вспомнила, откуда знала этого человека, который, то ли не узнал, то ли предпочёл не узнать меня.

Впервые Софа увидела Николая Мазура в гостинице «Интурист». Она зашла поужинать в ресторан, где по вечерам Коля со своей вокально-инструментальной группой исполнял шлягеры. Музыке Софа никогда не училась и музыкантов считала высшими существами. Скорее всего, увидев Колю вне сцены, Софа не обратила бы на него внимания: среднего роста, худощавый, кареглазый. Но тогда, сидя напротив полукруглой эстрады, Софа сначала повернулась на его вкрадчивый, чувственный баритон, а потом не смогла оторвать взгляд от благородного профиля.

За соседним столиком шумно отмечали день рождения: позвякивали столовыми приборами, выкрикивали тосты. Софа бросала негодующие взгляды на юбиляра и его гостей: музыканты — боги, их нельзя трогать руками, ими нельзя заедать цыплёнка табака.

Пока гитарист играл соло, Коля спустился в зал, и Софа залюбовалась его походкой. Графская, определила она; почему-то ей подумалось, что графы ходили именно так — неспешно, с достоинством, чуть задрав голову и расправив плечи, с загадочно-насмешливым выражением лица.

Она влюбилась сразу. Платонически, как в Муслима Магомаева или Демиса Руссоса. И Коля заметил, как его слушает круглолицая шатенка за передним столиком. Он подошёл к Софе, кивком головы пригласил на танец. Она протянула руку, пошла вслед.

— Какие у вас потные ладони, — заметил Коля, — волнуетесь?

— Да, — призналась Софа и, понимая, что к окончанию проигрыша Коля вернётся на эстраду, торопливо добавила, — я работаю на третьем этаже, в бухгалтерии.

— Понял, — подмигнул Николай и улыбнулся белоснежной улыбкой крепких зубов.

— Ты что, совсем дура? — удивилась Аурика, официантка и бывшая одноклассница, которая в тот первый вечер провела Софу в ресторан и посадила за столик с табличкой «спецобслуживание».

— Все лабухи — выпивохи и блядуны.

— Он не лабух, он музыкант, — обиделась Софа.

— Брось! Настоящие музыканты выступают на сцене, как Кобзон или Юрий Антонов. А которые в кабаках и на свадьбах — халтурщики, лишние люди. В смысле, не для семьи они. Только представь, как вся эта гоп-компания, — Аурика кивнула в сторону эстрады, — сядет бухать у тебя дома, заедая борщом и котлетами, которые ты приготовила на три рабочих дня.

Годы спустя, Софа не переставала удивляться пророческим до мелочей словам подружки, но всё же счастье всегда ассоциировалось с той первой белозубой улыбкой, а затем шумной свадьбой и медовым месяцем в Сочи. Потом они вернулись в подаренную её родителями кооперативную квартиру и всё пошло по спрогнозированному Аурикой сценарию: Коля спал до полудня, часам к трём приходили друзья, опустошали холодильник, и в клубах сигаретного дыма рожали новые хиты для интуристов. Пару песен Коля через знакомого клавишника передал Пугачёвой, но та не ответила. А он, каждый раз, когда по телевизору объявляли премьеру песни в исполнении примадонны, покрывался испариной — боялся, что хит украли и никто не узнает имя настоящего автора. В такие минуты Софе бывало особенно жаль мужа, и она, не зная, как выразить сочувствие, спешила к плите приготовить что-нибудь вкусненькое.

Друзья завидовали Коле, а он считал жену мещанкой и не стеснялся язвить в присутствии посторонних. Впрочем, он всегда это делал ласково, с присущим ему обаянием. Тем не менее, послевкусие оставалось. Иначе вряд ли столько лет я бы помнила смущённый взгляд Софы, её вздрагивающий, заискивающий смех, плохо скрывающий уязвлённое самолюбие.

— Софочка, ну кто ходит в таких халатах? Не стыдно молодой женщине так себя запускать?

— Так я же на кухне возилась, — виновато улыбалась Софа . — Сейчас на стол накрою и переоденусь, а то действительно, что люди подумают?

— Именно, — многозначительно продолжал Коля, — люди уже подумали. Ведь самодостаточный человек ни от чьего мнения не зависит и не рефлексирует по поводу своей внешности. Так считал Шопенгауэр. А ты?

— Что — я?

— Тебе важно, что о тебе думают другие?

— Ну… да, смущалась Софа, — У нас в бухгалтерии все хотят хорошо выглядеть, и я тоже. Вот на днях новый крем купила польский, и помаду. Тоже польскую.

— Потому что вы в своей бухгалтерии — обыватели, люди от искусства и философии далёкие. А вот древние греки умели быть счастливыми именно потому, что понимали: красота — внутри нас, счастье — в самодостаточности. Вот к чему тебе надо стремиться. Поняла? Молодец. Тогда достань ещё бутылочку коньячка там, в серванте.

А что, собственно такое, самодостаточность? Достаток? Софа и до замужества жила хорошо, одевалась модно, и свободных денег тогда было больше, потому что они не тратились на выпивку. Уже задним числом Софа вычитала, что Коля относился к третьему виду алкоголиков: он был алкоголик-философ. Впрочем, даже не алкоголик, а так, любитель крепко выпить и хорошо закусить. Не самый худший вариант. Софа и не подумала бы с ним разводиться, но муж сам её бросил. Как раз тогда, когда к нему наконец-то пришёл успех, когда его имя объявила ведущая «Песни года», и когда мы отмечали это событие за столом в их уютной квартире: музыканты, приятели Коли, Аурика, как всегда выручившая Софу с продуктами, и я — соседка по лестничной площадке, тогда ещё студентка-первокурсница.

По случаю участия Коли в главном телеконцерте страны, лучший портной города сшил ему двубортный костюм невероятного бутылочного цвета. Именно через этого портного, который десятилетиями обшивал их семью, Софа вышла на модистку, знавшую костюмершу балетной группы примадонны. И хоть переданные через эту хитроумную цепочку Колины песни не приглянулись самой певице, одну из них каким-то образом заполучил вхожий в её дом начинающий исполнитель — ещё не раскрученный, но уже лауреат одного из многочисленных молодёжных конкурсов.

Поначалу Софа не решалась рассказать мужу о своей попытке добраться до «самОй», но когда раздался звонок из Москвы, а за ним — переговоры и приглашение на съёмку, она коротко и сбивчиво выложила всю правду.

— Конечно, у тебя бы и без меня всё получилось, — выдохнула она извиняющейся скороговоркой, — но ведь так быстрее, правда?

— Само собой, — ответил он, глядя поверх её головы. — Меня просили подкинуть ещё пару песен и намекнули, что со временем придётся переехать в столицу.

До начала трансляции концерта оставалось десять минут.

— Давайте пока выпьем за моего мужа, — предложила Софа. — За его талант!

— Нет, я хочу предложить тост за мою жену, — перебил Коля и вдохновенно рассказал всю историю о том, каким образом и с чьей помощью его песню заметили, и как ему повезло в жизни встретить жену-умницу, единомышленницу и музу в одном лице.

Такое откровение стало неожиданностью не только для меня: усатый гитарист застыл с поднесённым ко рту бокалом красного вина. Это вино было презентовано их ансамблю и привезено в канистре после халтуры из знаменитых на всю страну винных подвалов. Там неподалёку играли свадьбу дочки какого-то местного начальника. Почему-то мне запомнилась и эта байка, и озадаченная физиономия парня.

Я слушала дифирамбы Коли, смотрела на зардевшееся лицо его жены, на её счастливую, безмятежную улыбку и думала о том, насколько плохо разбираюсь в людях и как глупо судить о ком-то, когда и себя-то знаешь не до конца. Моя самоуверенность получила пощёчину: Коля оказался порядочным человеком. Его язвительное презрение к жене-счетоводу, простушке с облезшим маникюром в китайском поролоновом халате, на самом деле было маской неуверенного в себе талантливого человека. Я вдруг обнаружила, что у него замечательная улыбка, что его ничуть не портят залысины: казавшиеся некрасивыми, теперь они выглядели многозначительными.

Сцена искрилась и мигала новогодними огнями, а на ней раскованные, улыбчивые сменялись авторы и исполнители: лица, знакомые всей стране. Мне казалось невероятным, что вот там, среди звёзд был мой сосед, которого я зову, хоть и на «вы», но по имени, с которым иногда сталкиваюсь у мусоропровода, к чьей жене могу запросто зайти в гости.

Но вот отзвучала долгожданная песня, ведущие пригласили на сцену авторов, камера выхватила лицо Коли.

— А где же автор слов? — удивилась Аурика.

— Вот ты деревня. Поэт давно ушёл в мир иной, — нервно бросил Коля: чуть привстав, он напряжённо наблюдал за собой, неспешно идущим между рядами.

— Хорошо сидит костюмчик, однако, — заметил клавишник со сложносочинённой еврейской фамилией, которой вполне хватило бы на три. — Вполне себе столичный видон.

— Да, — откликнулся Коля, не отрываясь от экрана, — это моя Софочка постаралась. Если бы не она, я бы себя сейчас не в студии Останкино, а в зеркале видел.

Николай Мазур шествовал навстречу своей славе элегантной, вальяжной походкой. Казалось, в его руке покачивалась невидимая трость, и одет он был не в изделие провинциального портного, а во фрак, сшитый в одном из лучших Лондонских домов моды.

— Графская походка, — выдохнула Софа, словно прочитав мои мысли.

Но Коля не дошёл до сцены, потому что картинка внезапно поменялась. Ведущая, распиравшая рамки экрана подкладными плечиками усеянного бисером платья, уже объявляла следующую песню. На сцену вышел детский хор, а за ним выкатился человек-гномик в пижонском клетчатом пиджаке и бодро, с хитрым прищуром на простодушном лице, заиграл знакомую миллионам мелодию.

— Лажают пионэры, однако, — мрачно прокомментировал один из Колиных друзей.

Его подружка услужливо захихикала, а когда она смущённо замолкла, кладбищенская тишина над столом стала тягучей и давящей, как перед вселенской катастрофой.

— Ну, может, завтра, во втором отделении покажут полностью, — брякнула Софа и беспомощно улыбнулась. Над её верхней губой выступили капельки пота. — Диплом-то ведь дали, вот он, здесь.

— Вырезали, собаки, — дрожащим голосом вымолвил Коля, но тут же взяв себя в руки, добавил: «А так мне и надо. Выглядел как поц с привоза. Даже этот шпендик, видели в каком клетчатом прикиде явился публике? Да все там — столичные люди, а я — в зелёном с отливом лапсердаке. Выперся. Только пера в одном месте не хватало».

— Да ладно, старик, не переживай. Главное, песню не вырезали. Ты теперь — не только местная, ты — всесоюзная знаменитость! За это и выпьем, — подытожил усатый гитарист.

— Правильно, — подхватила Софа. — У меня как раз курочка готова.

— Курочка??! — взорвался Коля.

— Не пошла бы ты вместе с ней! Нет, вы только представьте: эту долбаную курицу она растила на балконе. К Новому году. На всякий случай, если в магазине облом случится. Открыл дверь, а там вонища, сено какое-то, дерьмо, пух. Могу я жить с обывательницей, мещанкой, бюргершей? Могу творить, сочинять хиты, когда она, — Колин указательный палец вонзился в грудь застывшей от ужаса Сони, в сантиметре от брошки чешского стекла, — разводит кур?! Может в такой обстановочке свои нетленки создавать Добрынин или тот же, блин, Шаинский?!

Как ни странно, Коля был всё ещё трезв, поэтому возразить ему было нечего. В течение пятнадцати минут гости разошлись, а ещё через полчаса, пока мы с Аурикой мыли посуду, Коля собрал вещи и ушёл. Навсегда.

… и возник в суете русского магазина на «диком западе»: окончательно облысевший, с одутловатым, в сеточке лиловых прожилок лицом, слегка ссохшийся, основательно полинявший за прошедшие десятилетия, но такой же многозначительно-элегантный, сохранивший свою неподражаемую графскую походку.

Я достала из сумки красную в золотой рамочке визитку и прочитала:

Nikolai Mazur
Vocalist and Party Host
Cash preferred
Call any time xxx-xxx-xxxx

«Надо будет отправить эту карточку Софе, — подумала я. — Впрочем, у неё давно другая жизнь, в которой от Коли остался только в спешке забытый им томик Шопенгауэра».

Print Friendly, PDF & Email

6 комментариев для “Зоя Мастер: Графская походка

  1. Спасибо всем прочитавшим мой рассказ. Благодарю Инну, Григория, Алекса и Аарона за отзывы.

  2. Ну вот, наконец-то и нам повезло. Любителям не статей, аналитики или мемуаров, а просто хороших художественных рассказов, написанных человеческим, а в данном случае и мастерским языком. Повезло! Среди привычного старческого попукивания, жалких потуг на литературу, а то и просто глазированной тошнотины, с точностью курьерского поезда возникающей в уикэнд, среди всего этого благолепия Зоя Мастер представила настоящее литературное произведение, жаль, что малой формы.
    Впрочем, и в этом коротком тексте зримо и замечательно вылеплены три образа со своими судьбами: главного павлина, его первой жены и автора. И еще мы увидели несколько персонажей второго плана, тоже живых и узнаваемых.
    Не соглашусь с Алексом: павлин он и есть павлин, на западе, на востоке и независимый от возраста.

    1. «павлин он и есть павлин, на западе, на востоке и независимый от возраста.»
      Вот Вы и изложили весь рассказ. Остальное лишнее. Определение павлин хорошо,но просится ещё одно, не столь образное и приличное

  3. Этот рассказ заставляет задуматься о духовном и бездуховном. Софа из бухгалтерии должна быть бездуховной обывательницей, а ее муж-музыкант существом духовным, от искусства. Автор показал нам, что все наоборот. Софа благовеет перед музыкой, она вообще тоньше, чем кажется: заботится не только о пище телесной, но и о душе своего слабого духом супруга, хочет ему помочь и при этом не обидеть.

    Он же не обращает никакого внимания на ее чувства и в своем восхождении к высшим сферам придает слишком большое значение неправильному костюму.

  4. “Я слушала дифирамбы Коли, смотрела на зардевшееся лицо его жены, на её счастливую, безмятежную улыбку и думала о том, насколько плохо разбираюсь в людях…Коля оказался порядочным человеком. Его язвительное презрение к жене-счетоводу, простушке с облезшим маникюром в китайском поролоновом халате, на самом деле было маской неуверенного в себе талантливого человека. Я вдруг обнаружила, что у него замечательная улыбка, что его ничуть не портят залысины: казавшиеся некрасивыми, теперь они выглядели многозначительными…
    … и возник в суете русского магазина на «диком западе»: окончательно облысевший, с одутловатым, в сеточке лиловых прожилок лицом, слегка ссохшийся, основательно полинявший за прошедшие десятилетия, но такой же многозначительно-элегантный, сохранивший свою неподражаемую графскую походку.”
    :::::::::::::::::::::::::
    Дорогая Зоя М., в вашем прелестном рассказе — два Коли, “восточный” и “западный”, сохранивших свою неподражаемую графскую походку, но таких разных

Добавить комментарий для Aaron Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.