Александр Локшин: Ночная исповедь

Loading

Но о чем же, собственно говоря, моя заметка? Это попытка идентификации одного персонажа, не названного по имени в “Свидетельстве” — книге Соломона Волкова, записанной им со слов Дмитрия Шостаковича.

Ночная исповедь

Александр Локшин

Предисловие Елены Кушнеровой

Предлагаемая читателю статья Александра Локшина содержит чрезвычайно спорный материал. Но, тем не менее, заслуживающий — на мой взгляд — общественного обсуждения. Станет ли Рихтер, лишённый нимба святого, хуже как пианист? Очевидно, нет. Что касается интереса широкой публики к «самому низкому»*, т.е. к биографии артиста, то этот интерес рано или поздно будет удовлетворен. Вопрос лишь в том — с помощью мифа или кропотливо восстановленной исторической истины… Наверное, первым сильным шоком для многих была книга Гаврилова. Она могла бы стать убойной бомбой, если бы Гаврилов остался на Олимпе, где он находился после победы на конкурсе им. Чайковского. Я его прекрасно помню по школе, мы учились у одного педагога — Татьяны Евгеньевны Кестнер. Он был настоящей звездой; я, его младшая соученица, моментально садилась учить его репертуар — «Исламей», «Наваждение», «Скарбо» — настолько меня вдохновляло его исполнение. Но, к моему величайшему сожалению, со временем Гаврилов сильно сдал свои позиции. Не знаю, что с ним случилось, но его игра в последнее время вызывает у меня лишь глубокое сожаление. Именно поэтому (убеждена в этом) его книга и встретила такое отторжение, вызвала бурю негодования со стороны не только приверженцев Рихтера, но и просто читателей. И действительно, сразу возникает противопоставление: с одной стороны — Гигант с репутацией морального Камертона, с другой — «лузер», неблагодарный человек, предавший своего великого ментора. Но, если посмотреть на вещи холодно, без эмоций, то многое из того, что описывает Андрей, я помню (об этом было много разговоров в музыкальном мире), кое-что мне известно от него самого и от его матери. Так что в достоверности его описаний я ничуть не сомневаюсь. Да и выдумать такое невозможно! Что касается характеристики Рихтера как личности — для меня она стала недостающим звеном в понимании его (Рихтера) искусства. Должна сознаться, игра Рихтера меня никогда не трогала. Что-то было в его игре… как это лучше объяснить, что меня отталкивало. Какое-то тёмное облако, что ли, звук серый и закрытый. Звук этот был абсолютно лишен красок; он был всегда либо просто серый, либо темно-серый, как грозовые облака. Была в его игре невероятная мощь и сила, некое психическое давление, гипнотизирующее публику, как удав кролика. Но на меня гипноз не действовал, я уходила с его концертов скорее озадаченная, чем восхищённая. С этой его игрой никак у меня не складывалась целостная картина. Имею в виду характеристики Рихтера как человека светлого, невинного, слегка сумасшедшего Гения, исходящие от его безумных почитателей и друзей-музыкантов. Рихтер представал как Солнце, освещающее все вокруг. Его давняя подруга Вера Прохорова, к примеру, называет его «Светик», а приближенные к его Величеству музыканты готовы целовать след от его кареты и пытаются сверять свои поступки и помыслы с тем Высоким, что олицетворяет Он! Это все мне очень напоминало портрет Ленина — тоже такой Гений и высокоморальный, добрый, любящий детей,«самый человечный человек». Это уже после падения Империи нам стали известны неприглядные факты его биографии…

*) С. Рихтер: «Биография — это самое низкое… Должно быть больше тумана». См. Борисов Ю.А. По направлению к Рихтеру. — М.:РУТЕНА, 2003, с. 74.

Баден-Баден,
17.08.2019

* * *

 Александр Локшин В этой заметке я стараюсь обходиться одними цитатами без сколько-нибудь существенных собственных комментариев. Некоторые цитаты великоваты по объему, но сократить их еще больше мне показалось совершенно невозможным. Заметка, конечно, рассчитана на читателя, знакомого с музыкальной жизнью в России и обладающего иммунитетом к общественному мнению. (Последнее, увы, встречается достаточно редко.)

Замечу еще, что, читая интернет-дискуссии, я встречал в свой адрес такие упреки: «Он не гнушается ссылками на книгу пианиста Андрея Гаврилова “Чайник, Фира и Андрей”», «Позволяет себе цитировать давно опровергнутое “Свидетельство” Соломона Волкова».

Обе упомянутые книги представляют собой, на мой взгляд, исключительно важные и правдивые свидетельства о жизни в СССР, касающиеся далеко не только музыки. Фактически тотальное неприятие этих глубоких текстов говорит, на мой взгляд, исключительно о страхе интеллигента “быть не как все”.

Если бы у меня не было примерно тридцатилетнего опыта расследования истории своего отца, композитора А.Л. Локшина, то я, наверно, относился бы серьезно к упомянутым всплескам общественного мнения. А теперь мне больше по душе слова Елены Боннэр: «…многое, что считают (и у нас в стране, и на Западе) общественным мнением, формируется в КГБ.»

Но о чем же, собственно говоря, моя заметка? Она представляет собой попытку идентификации одного персонажа, не названного по имени в “Свидетельстве” — книге Соломона Волкова, записанной им со слов Дмитрия Шостаковича.

Цитата 1. Свиридов Г.В. “Музыка как судьба”. (М.: «Молодая гвардия», 2002 г., с. 206.)

«Вспоминаю: возвращался однажды в Ленинград из Москвы. В «Стреле» оказался в одном купе с Нейгаузом. Он был немного навеселе, но в меру. Знал меня он мало (вспоминал «Трио», хвалил). Было это году в пятидесятом или около того. Разговаривали о пианистах. Я спросил его мнение о тогдашних виртуозах. Как сейчас помню, было это в проходе у окна. Он, глядя на меня в упор, с улыбкой сказал: «Это же — торгаши». Слова эти помню точно. Между прочим, речь шла и об его учениках. Хвалил же одного Рихтера.
Он под конец жизни совершенно разрушился как личность. Хвалил все, что угодно, вступил в деловой альянс с откровенными негодяями, позволяя спекулировать своим именем. Думая (о, наивность!), что он заставляет служить их себе; он сам стал слугой грязнейших людей.»

Приведенная цитата представляется мне вполне громобойной, особенно на фоне недавних публикаций Кирилла Гилельса в «Музыкальном Зазеркалье».

Что касается “откровенных негодяев” и “грязнейших людей”, о которых, не называя имен, пишет Георгий Свиридов, то число возможных кандидатов на эту роль, очевидно, очень невелико. Чьим слугой можно было счесть Г.Г. Нейгауза? Я вижу только одного бесспорного кандидата…

Цитата 2.
В известной книге Бруно Монсенжона «Рихтер: Дневники. Диалоги» (М.: Классика-XXI, 2007) приведены дневниковые записи Рихтера, в подлинности которых, насколько мне известно, никто никогда не сомневался. В частности, имеется запись от 30 мая 1972 года (с. 138):

«А вот и Рахманинов… Думаю, что хорошо, а редактор грамзаписи считает прошлую запись живее и лучше (“за что его потом и зверски убили”).»

Михаил Лидский в своей заметке писал по этому поводу:

«… Но гораздо большее недоумение вызывает второй абзац, в особенности слова в скобках. Непонятны также кавычки — но никаких объяснений нет. Возможно, это просто странная фантазия, но ведь мне известно имя того несчастного редактора (думаю, оно известно многим московским музыкантам 70–80-х годов). Его действительно зверски убили гомосексуалисты (известно несколько подобных случаев). Каково видеть эту публикацию родным убитого, его друзьям, знакомым? А многочисленным почитателям Рихтера — в контексте упомянутых мною обстоятельств?» (См. в этой связи также [1].)

Цитата 2а. Гаврилов, «Чайник, Фира и Андрей» (Вашингтон: Издательство «Юго-Восток», 2011, с.144) https://www.litmir.me/br/?b=200265&p=38

«В тот последний злополучный вечер Яков Исаакович [Мильштейн], как обычно, аккомпанировал Рихтеру новое произведение Рихтеровского репертуара и помогал ценнейшими советами.

А потом он вышел на Бронной от Рихтера холодной морозной ночью, пошел домой и где-то напротив консерватории упал замертво, лицом вниз.

А Слава сидел у меня на подоконнике, раскачивал своей громадной ногой…

Уставился на меня и спросил: «Знаете уже, про Мильштейна?»

— Да, — говорю, — слышал, ужас.

— Ага, — говорит Слава, — сдох, старая [непередаваемо грязный мат — А.Л.] — мордой в асфальт. Это я его убил.

И смотрит на меня со злобным озорством. Я — в немом оцепенении. И это тоже доставляет господину артисту нескрываемое удовольствие.»

Цитата 2б. Владимир Мак, пост в фейсбуке от 16.08.2019.

«Еще раз напомню то, что мне лично рассказывал покойный Гаррик Нейгауз: “В день смерти отца первым в Переделкине появился Рихтер. Вошел, глупо улыбаясь, и рассказал пошлый анекдот”».

Цитата 3. Бруно Монсенжон «Рихтер: Дневники. Диалоги» (М.: Классика-XXI, 2007, с.58)

«Мое первое выступление в Ленинграде состоялось 5 января 1944 года. <…> Когда вечером я вышел из зала, намереваясь вернуться в гостиницу, с неба посыпались бомбы.

Всюду на улицах валялись мерзлые трупы. Тем не менее, я продолжил путь к гостинице “Астория”, находившейся довольно близко. Приключение взбудоражило меня. <…>

Снова я приехал в Ленинград в 1945 году, и снова в январе. Я был страшно разочарован [Данный текст нужно, конечно, читать медленно. — А.Л.], это был совсем другой город. Осаду к тому времени сняли, улицы были запружены людьми, царила атмосфера ликования, крайне неприятная. Словом, от второй поездки остался скверный осадок.»

Цитата 4. Гаврилов, «Чайник, Фира и Андрей» (Вашингтон: Издательство «Юго-Восток», 2011, с.158)

«Темно, Слава не любит свет. Рихтер шепчет, и я не знаю — говорит он со мной или проговаривает сам для себя, то, к чему его влечет неодолимая сила…

— Андрей, а Вы могли бы убить? Мне кажется, могли бы! Я бы так хотел мочь убивать, ох как мне тяжело, что я могу убивать только мух, а Вы, Вы можете, в Вас это есть. Мочь убивать — какое это блаженство!»

Цитата 5. Борисов Ю.А. «По направлению к Рихтеру» (М.: Рутена, 2003, с.75).

«Как Вы думаете, я мог бы сыграть Сальери?.. А мне казалось, что мог бы. Во всяком случае, отравить… например, Гаврилова. Когда он играл g-moll’ную сюиту Генделя, у меня эта мысль была. Можете это Гаврилову передать.»

Цитата 6. Гаврилов, «Чайник, Фира и Андрей» (Вашингтон: Издательство «Юго-Восток», 2011, с.160).

«Слава был фанатиком кинематографа. Можно предположить, что именно кино было главным источником его художественной фантазии. В ранний период нашей дружбы он часто показывал мне мизансцены из впечатливших его фильмов. Это были бесконечные сцены насилия.

— И вот представляете, Андрей, он сажает его в зубоврачебное кресло и…

Тут лицо Рихтера становится сладко-вдохновенным, как у Дракулы в момент прокусывания сонной артерии у девушки. Слава встает, огромный, как утес, угрожающе надвигается на меня, в его огромном кулаке появляется жуткая бормашина. Он показывает и вещает…

— И бор-машиной мед-лен-но высверливает ему все нервы в каждом зубе по очереди.

После подобных показов Слава внимательно смотрел на меня, проверял, получил ли я удовольствие от его представления.»

Цитата 7 (основная). «Свидетельство», мемуары Шостаковича, записанные Соломоном Волковым, фрагмент. (Я получил согласие Соломона Волкова на публикацию этого фрагмента.)

«Знакомство с одним человеком, с которым я пил как-то ночь напролет, открыло мне его сердце. Он ночевал у меня, но мы не сомкнули глаз. Он стал признаваться, что его мучит одно желание. Сплошной кошмар! Вот что мне открылось.
Видите ли, с самого детства он любил читать описания пыток и казней. Такая у него была удивительная страсть. Он прочитал все, что было написано по этому отвратительному поводу. Он перечислил мне прочитанное, и получился довольно длинный список. Прежде я думал: «Как странно, что в России, когда пытают, стараются не оставлять следов». Я имею в виду не следы на теле — те-то остаются, даже при наличии современной науки о том, как пытать, не оставляя следов на теле. Я говорю о письменных следах. Однако, как оказалось, и в России была литература на этот предмет.
Дальше — больше. Он признался, что его интерес к описаниям пыток лишь скрывал его истинную страсть: ему хотелось самому мучить людей. Прежде я считал этого человека хорошим музыкантом. Но чем больше он рассказывал, тем меньше он мне казался таковым. А он продолжал говорить, задыхаясь и дрожа.
<…>Так впервые я услышал о садистских развлечениях Скуратова, хотя и до того немало знал о нем. И впервые я услышал о пытках животных. Такое тоже было, этим извергам было недостаточно мучить людей. Конечно, животных мучают всегда и все, у кого на это хватает сил. Но то, что было тогда, кажется особенно ужасным. Не только сами пытки, но и их прикрытие якобы соблюдением законности. Я вижу в этом желание опустить животное до уровня человека, так, чтобы с ним можно было поступать как с человеком. Фактически, они попытались сделать животных людьми, а людей при этом — животными.
Все эти пытки происходили не так давно, всего-навсего несколько столетий назад. Пытали коров, лошадей, собак, обезьян, даже мышей и гусениц. Их считали дьяволами. Врагами народа. Животных терзали, кровь стекала в реки, коровы мычали, собаки лаяли и выли, лошади ржали. Их допрашивали, а в роли переводчиков выступали специалисты по мычанию. Могу себе представить, как это происходило. «Признается ли враг народа в том-то и том-то?» Корова молчит. Ей в бок вонзают копье. Она мычит, и специалист переводит: «Она полностью признает свою вину во всех антинародных действиях».
Молчание — признание вины, и мычание — тоже. Костры, кровь, возбужденные палачи. Время? Семнадцатое столетие. Место? Россия, Москва. А может, это было вчера? Не знаю. Кто тут зверь, кто человек?
[Это перефразированная цитата из ахматовского Реквиема — А.Л.] Тоже не знаю. Все смешалось в этом мире.
Позже я еще не раз слышал о пытках животных. Но в ту незабываемую ночь я в ужасе смотрел на этого человека, моего гостя. Он был вне себя, его лицо пылало. Обычно это был спокойный, рассудительный человек, но тут передо мной был некто совершенно иной. Я ясно видел, что он — из той же самой породы мерзких подонков, что и сами палачи. Он махал руками, его голос дрожал и срывался, но не от негодования, а от волнения.
А потом он выпустил пар и внезапно затих. Я смотрел на него с отвращением, но без жалости. Нет, никакой жалости я не испытывал. Я думал: «Ты — пропащий человек. Ты жаждешь власти, мечтаешь о том, чтобы мучить других, и единственное, что не позволило тебе стать палачом, — твоя трусость».
И я сказал это ему в лицо. Это мое правило — говорить, причем, всё. Он начал плакать и каяться, но с того момента он для меня перестал существовать как музыкант. Я понял, что ошибался в нем, потому что такая тяга к крови — извращение, а извращенное существо неспособно понимать искусство, и в частности музыку.»

Я думаю, что одна из причин яростной атаки на книгу Соломона Волкова — этот фрагмент, рассказывающий о некоем человеке без имени. Вполне допускаю, что эта причина не была главной.
Цитата 8. Гаврилов, «Чайник, Фира и Андрей» (Вашингтон, Издательство «Юго-Восток», 2011, с.56-57)

«Когда я стал невыездным <…> Сеппо подарил мне здоровенную, страниц на 600, переплетенную как книгу, копию с машинописного оригинала рукописи книги Соломона Волкова «Свидетельство» на русском языке с надписями фломастером на каждой странице: «Читал, Шостакович». Помню, проглотил ее за день. Сеппо говорил мне позже: «Это единственная хорошая книга Волкова. Остальные бесталанные, а эта гениальная, значит, подлинная».

Прочитав книгу, я отнес ее Рихтеру.

На следующий день Слава сказал мне: «ОН тут совершенно живой!»

— А как же протесты семьи? Максим книгу не признал… Экспертизы… Ведь все в один голос заявили, что это фальшивка!

— Мне все это не интересно. Экспертизы, реакция семьи. Это ОН, я его знал таким, он на каждой странице живой. Кстати, надо срочно написать в завещании, чтобы на следующий день после моей смерти сожгли мой письменный стол, — я удивленно уставился на него. — Вы представляете, Андрей, за его столом сидит уже какой-то режиссер. Не успел Дмитрий Дмитрич умереть, а за его столом сидит посторонний мужчина, я не хочу, чтобы со мной произошло то же самое, это отвратительно. Пожалуй, лучше я сожгу его сам.»

Цитата 9. Борисов Ю.А. «По направлению к Рихтеру» (М.: Рутена, 2003, с.87-88).

«([Рихтер] Имитирует собачий вой — очень достоверно). В Лондоне меня мучила бессонница. Все время была красная луна. Крыши у домов как будто покачивались. Я открывал окно и издавал нечто подобное… Это был весьма дорогой отель и жильцы утром жаловались хозяину: “Безобразие, у вас под окнами воет голодная собака! Накормите ее!”»

Цитата 9а. Гаврилов, «Чайник, Фира и Андрей» (Вашингтон, Издательство «Юго-Восток», 2011, с.159).

«Рихтера терзало какое-то ноющее отвращение к миру, к самому себе. Стоило лучику солнца случайно проникнуть в плотно зашторенную комнату, как его лицо искажалось яростной, болезненной гримасой и он издавал стон или животное рычание. Он рычал и стонал, не как человек! Мне казалось, что у него вырастали клыки и огромные когти. Иногда он вертел головой и выл: “Ууу-ааа-ууу”. Выл, как ужасный ребенок-оборотень, ростом в два метра. Это было отвратительно, нестерпимо.»

Представить себе, что Георгий Свиридов, Соломон Волков, Бруно Монсенжон, Владимир Мак, Юрий Борисов, Михаил Лидский и Андрей Гаврилов сговорились, я не в состоянии.

* * *

Добавление

Цитата Д1. «В 1942 году, когда Славе [Рихтеру, немцу по записи в паспорте] стало опасно жить в нашей семье [семье Нейгаузов],

Вера [Прохорова] и ее семья (мать и сестра) пригласили его переселиться к ним. Слава прожил у Веры до 1946 года

См. Нейгауз М.Г. “Святослав Рихтер в семье Генриха Густавовича Нейгауза”/Вспоминая Святослава Рихтера. — М.: Константа,2000, с.34.

Но как же все-таки был организован сам переезд Рихтера к Прохоровой?

Цитата Д2. «В.И. Прохорова: <…> 4 ноября 1941 года арестовали профессора Генриха Нейгауза, мужа моей двоюродной сестры Милицы Сергеевны. У профессора Нейгауза в это время был прописан Святослав Рихтер. Через три дня пришли за Святославом. В повестке было написано:”Лихтеру явиться в милицию.” Он сказал: “Я не Лихтер, а Рихтер, и никуда не пойду.” Тетя моя была замужем за Нейгаузом (для него это был второй брак). И мама с тетей тут же договорились, чтобы Святослав переехал к нам, на ул. Фурманова. “Стараниями” КГБ , который в 1941 году арестовал дядю, тетю и моего двоюродного брата, у Святослава была комната, и всю войну он прожил у нас, причем не проявляя никакого страха. Все равно ходил через день или каждый день к тете Милице. Я ему говорю: “Тебя же могут арестовать.” А он говорил: “Нет, я иду спокойно, книжку даже читаю по дороге. Они не будут думать, что я прячусь.” Так и вышло.»

См. “XX век в истории одной судьбы…” (интервью, взятое Т. Головиной у В.И. Прохоровой). — Газета КИФА, 07.06.2010.

Цитата Д3. «Есть русская поговорка: “Не имей сто рублей, а имей сто друзей”. Она не лжет. Куда бы я ни пришел, даже в самый разгар войны, всюду находилась для меня картофелина на ужин. Меня совершенно не заботило, что я не имел пристанища. Ночевал у кого придется: у Анатолия Ведерникова, Володи Чайковского, математика Шафаревича. У всех мне было очень хорошо. Но главное, в продолжение многих лет я находил приют у Нейгауза.»

См.: Монсенжон Б. “Рихтер. Диалоги. Дневники.” — М.: Классика-XXI, 2007, с.49.

К ужасу доверчивого читателя в последней цитате нет ни слова о Прохоровой. Ключ к разгадке — в том, что мать Прохоровой, организовавшая переезд, была агентом НКВД. (Это документально подтверждено. В своих воспоминаниях Прохорова пишет [2], что ее мать работала в Интуристе, причем — чего Прохорова не знала — как раз в то время, когда Интурист официально входил в состав НКВД [3].) Очевидным образом Рихтер лжет, желая создать впечатление, что в условиях осадного положения, введенного в Москве, скрывался от властей. (Напомню, что в сентябре 1941 г. был издан приказ о выселении немцев из Москвы и Московской области.)

Уверен, что вся затея с «Лихтером» вместо «Рихтера» представляла собой спецоперацию для создания соответствующей легенды. (Просто не вижу другого объяснения.)

Да, мне кажется очевидным, что Рихтер был агентом Лубянки. (См. по этому поводу также [4].)

Думаю, что сейчас (после опубликования упомянутых выше рассекреченных документов, а также рассекреченных указов 1942 года о выселении членов семей “предателей Родины” [5]) в прежнем виде рихтеровский миф существовать уже не сможет. Но остается все же нерешенным интереснейший вопрос — кому из музыкантов принадлежит ночная исповедь перед Шостаковичем (см. выше Цитату 7). Я предполагаю, что неназванный музыкант — это Рихтер (со мной, кстати, солидарен Владимир Мак). Если я прав, то приведенный в Цитате 7 рассказ Шостаковича — Волкова приобретает огромную дополнительную ценность. Ведь, пожалуй, впервые в истории искусства удается заглянуть в подсознание артиста (причем великого, гениального и др.). В точных науках есть еще только один случай проникновения в подсознание гения — это рассказ Пуанкаре о психологии математического открытия.

рис. автора

___

[1] «… никто давно не скрывает, что Святослав Теофилович был одним из самых знаменитых геев ХХ века.» См. Зимянина Н.М. От До до До. О чем не пишут музыкальные критики. — М.: Классика-ХХI, 2019, с. 185. Следует, вероятно, напомнить современному читателю, что упомянутая ориентация Рихтера считалась в СССР уголовным преступлением.

[2] Прохорова В.И. Четыре друга на фоне столетия. — М.: Астрель, 2012, с.45.

[3] Лубянка. Сталин и НКВД — НКГБ — ГУКР «Смерш». 1939 — март 1946. — М.: Материк, 2006, с.16.

[4] См. в этой связи статью Артура Штильмана «Судьба виртуоза» где содержится весьма прозрачный намек на сотрудничество Рихтера с Лубянкой.

[5] Мозохин О.Б. Репрессии в цифрах и документах. — М.: Вече, 2018, с. 33-34.

Москва 17 марта 2019

Print Friendly, PDF & Email

69 комментариев для “Александр Локшин: Ночная исповедь

  1. 1) Когда я писал «Ночную исповедь», то знал, что говорю правду и не вырываю цитаты из контекста. Я считал (и считаю), что собранных мною сведений достаточно, чтобы восстановить картину некоторых важных событий прошлого.
    2) Я убежден, что в наше время с помощью ИИ по стилю уже можно с высокой вероятностью определить
    степень правдивости рассказчика, а по содержанию — оценить справедливость сделанных им выводов.
    Готов предоставить всем желающим для анализа с помощью ИИ «Ночную исповедь»:
    https://club.berkovich-zametki.com/?p=5
    Для успешного прохождения эксперимента нужно, чтобы отчет ИИ был представлен не мной, а человеком посторонним и непредвзятым.
    По понятным причинам, анонимный отчет (в котором не будет указано полное имя человека, задававшего вопросы ИИ)
    не будет иметь никакой ценности.
    Вот какие вопросы мне представляются уместными:
    1) является ли А.А.Локшин, автор «Ночной исповеди», лжецом, клеветником, шизофреником? (таких эпитетов я удостоился как-то раз в связи со своими расследованиями)
    2) какова степень обоснованности выводов, сделанных А.А.Локшиным? (нулевая, очень низкая, низкая, средняя, высокая)
    * * *
    Хорошо помню, как некий уважаемый на просторах Интернета человек назвал статью Артура Штильмана «Борис Гольдштейн: Судьба виртуоза»
    https://berkovich-zametki.com/2006/Starina/Nomer7/Shtilman1.htm
    (точнее, ее часть, где речь идет о Рихтере) – хренью. Почему бы и эту статью не пропустить через ИИ аналогичным образом?

    1. Дорогой А.А. Локшин!
      Не будучи знаком с И.И., не могу задать ему/ей (?) никаких вопросов.
      Да и нужно ли?
      1. Любому ежу сегодня понятно, что Елена Боннэр не ошиблась: «…многое, что считают (и у нас в стране, и на Западе) общественным мнением, формируется в КГБ.»
      2. Метаморфозы, происходящие со многими (казалось бы) приличными людьми,
      включая Соломона (Волкова, …да и царя Соломона, строившего подобия Храма для своих наложниц)), — хорошо известны.
      3. Считаю своим гражданским долгом сказать, что А.А. Локшин, автор «Ночной исповеди», НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ни в какой мере ни лжецом, ни клеветником, ни шизофреником. Свидетельством служат его многочисленные публикации в одном из лучших сетевых сайтов — в «СЕМИ ИСКУССТВАХ».
      4. На мой взгляд, степень обоснованности выводов, сделанных А.А. Локшиным достаточно ВЫСОКАЯ, чтобы не сомневаться в сделанных им выводах.
      5. Желаю А.А. Локшину здоровья, терпения и вдохновения, чтобы его новые работы по-прежнему публиковались в «СЕМИ ИСКУССТВАХ».

        1. И Вам, дорогой А.В. желаю максимального здоровья и всевозможных успехов!

  2. Недавно вышел толстый том не публиковавшихся ранее писем Марии Юдиной (Неизвестная переписка Марии Юдиной. — М.: Нестор-История, 2022)
    Обнаружил феноменальное совпадение некоторых ее музыкальных оценок с тем, что пишет Елена Кушнерова.
    (Из письма Юдиной к П. Сувчинскому от 12.12.1959; с. 206 — 207):
    «Итак, для Генриха Густавовича и почти всех его многочисленных и очень способных, иногда и одаренных учеников: “Нет Бога, кроме Аллаха и Магомета, его пророка”. Таков у них Рихтер… Что бы, как бы он ни сыграл – все … истина.
    Увы, вокруг Рихтера – «теноровая атмосфера»… Множество престарелых влюбленных дам или девчонок. Мне не пристало писать о своем college’e по «оружию» или «по станку», но чтобы раз навсегда с этим покончить, добавлю еще немного! Рихтер абсолютно всеяден – Рахманинов, Чайковский, Римский-Корсаков (Le Concert!), Бах, Барток, Дебюсси, Бетховен, – всюду он, Рихтер, – могучие руки, беззвучное, мёртвое pianissimo, грандиозная виртуозность, внешняя экспрессивность (рычание, «темпераментные» швырянья рук и пр. – если не специально für das Publikum, то для чего и кого?!), а за этим – какая-то инфантильная, индифферентная концепция или отсутствие таковой. Все композиторы делаются похожими и – никакими… Мне кажется, это виртуоз и артист устарелого «листианского» типа, но в этом разрезе, м.б., и гениальный. Я почти не хожу на его концерты. Борис Леонидович его обожает!
    Боюсь, что упала в Ваших глазах этим «очерком». Все это на тему моего одиночества здесь, ибо .мало с кем есть общий язык…
    Больше, чем с Рихтером у меня общего с каким-нибудь честным комсомольцем, который искренне делает то или иное для будущего блага людей… В нём – будущее, в Рихтере – declin [закат, упадок – фр.] начала нашего столетия, несмотря на все «феноменальные октавы»! Ну, не сердитесь, прошу!»

    1. Вот фрагмент из еще одного не публиковавшегося ранее юдинского письма — речь идет о похоронах Пастернака.
      М.В. Юдина – П.П. и М.Л. Сувчинским, 5.VI.1960 (с.259 – 260)
      «Было громадное стечение народу, хотя было объявлено кратко, всего в двух газетах, и не был объявлен ни день, ни час, ни место похорон. Но ведь все важное узнается само собой. Ничего официального не было; была музыка; он лежал сперва в маленькой комнате, где рояль стоял (т.е., вероятно, он болезнь провел в своей просторной комнате наверху; а его после близкие туда снесли). Утром рано в день похорон его установили в просторной тоже столовой, и весь в цветах, конечно (сейчас ведь такая буйная весна!) он там и пребывал до конца, и все прощались, а мы рядом в спальне, где оказался рояль, — играли: Стасик Нейгауз, Волконский и я со своими двумя милыми инструменталистами. Зинаида Николаевна просила обязательно трио Чайковского, ибо он его очень любил, “под него родился почти”, ибо это сочинение постоянно играла его мать и, видимо, близко от срока его рождения; в один день мне собрать его было почти невозможно, ибо… кое-кто, к позору сих игрецов – отказывался… Я сама не играла его с эпохи той фотографии открытия музея в Клину, что я Вам посылала – т.е. 18 лет… но я села повторять его на рассвете, и все же партитуры нашлись и ее желание было исполнено; она после этой музыки разрыдалась, целовала и обнимала этих юношей, что играли, и меня, и говорила: “Вы не знаете, Что Вы сыграли!…”
      Еще мы играли дивное Andante из 1-го трио Шуберта – дважды сыграли, и оно ее успокоило, она его не знала и сказала: “Какая дивная музыка!” Cтасик играл Largo из III сонаты Шопена и Похоронный марш из b-moll’ной (бедный Стасик – он сильно поседевший); Волконский – три сарабанды из сюит Баха; по просьбе Ленички я сыграла Largo из 7-ой сонаты Бетховена. Ожидали Рихтера: Зинаида Николаевна хотела, чтобы он сыграл из “Gotterdammerung” Похоронный марш, но он его забыл; он в это утро приехал из Ленинграда, приехал в третьем часу, привез Гарри. И вот он сел играть; начал с разных Adagio Бетховена и играл чрезмерно много, и больше никто из нас (из-за него) уже играть не смог и, увы, на меня это произвело очень тягостное впечатление: сознание прежде всего себя и игнорирование окружающих и других – “равных ему по общему делу” – смертных… Но Борис Леонидович его любил, и я больше не стану сетовать на поведение знаменитого пианиста (но, увы, он для меня стал еще более чуждым в своем эгоцентризме…)»

  3. A.Lokshin
    — К чему скорбеть, я не простой, а горный!
    Легко теперь спущусь с заоблачных вершин
    В расселину, где прячется Локшин,
    И накажу его…
    2020
    Локшин бежал быстрее лани
    От стада горного козлов
    Спастись от них на ероплане
    Он не успел…
    :::::::Reply::::::::::
    Локшин бежал быстрее лани
    От стада горного с Ухани
    Спастись от них на ероплане
    Он не пытался…лишних слов
    И предисловий полу-честных,
    затоптанных и неуместных..
    Поднялся Недогрибов с места
    Чтоб победительным копытом
    Поставить точку и бандиты
    Не одолели Локшина.
    До амазонкиного устья
    летят и бороды, и усья

  4. Басня
    Один мудрец, всемирно знаменитый,
    Борясь со Злом,
    В зерцало глядючи,
    Узрел, что стал козлом.
    Его ланиты
    Покрыты шерстию,
    Рога весьма завиты,
    Брада свисает, скручена узлом…
    — О горе мне! В моей судьбе излом!
    Неужто мне воздалось поделом?
    Так возопил мудрец, и на копыта
    Слеза его была горючая пролита…
    Но вскоре он воспрял душою непокорной:
    — К чему скорбеть, я не простой, а горный!
    Легко теперь спущусь с заоблачных вершин
    В расселину, где прячется Локшин,
    И накажу его…
    2020

    Эпитафия самому себе

    Локшин бежал быстрее лани
    От стада горного козлов
    Спастись от них на ероплане
    Он не успел…Без лишних слов
    И предисловий неуместных
    И сожалений полу-честных
    Скажу: затоптан был беглец.
    Теперь лежать ему убитым,
    Коль победительным копытом
    Проломлен череп наконец.
    2020

  5. Вы и сами, A.A., давно всё объяснили: “Ни Рихтер, ни миллионы узников Гулага НЕ создавали “свою систему сексотов, предателей и т.д., более [мелкую и] гнусненькую, чем сталинская” (слово “мелкая” применено, похоже, в моральном смысле – будто некие “сексоты и предатели” от рихтеров были более ничтожными существами, чем сталинcкие сексоты ЧКГБ, поправшие свою совесть и “подчинившиеся воле государства из страха жизнь потерять”)… »

  6. Зачем мне пугаться вас? Это же просто смешно. За пожелание — спасибо, за объяснение знака факториал — ещё большее. Вчера перечитал краткую биографию вашего отца. За него обидно — у неплохого, даже хорошего можно сказать композитора, и такой сутяга и склочник сын, форменный, как говаривала моя мама, в этом смысле ан ойсвурф. Е. Боннер оставьте в покое. Ей можно было сравнительно легко заморочить голову. Пока был жив АД — он нередко её останавливал. Потом, в одной такой остановке принимал и я участие. Удалось, и даже к хорошим отношениям с ней привело.

      1. Жил на свете Таракан,
        Крошечные усья…
        А потом его поймал
        Господин Амусья.

        Этот подлый Таракан
        Сволочь и сутяга,
        Жулик, нулик и болван
        И к тому же скряга.

        “Ты ответишь, Таракан, —
        Жизнию клянусь я,” —
        В гневе праведном вскричал
        Господин Амусья.

        Вот он тычет прямо в глаз
        Таракану вилкой…
        Каждый раз – то в бровь, то в глаз,
        С доброю ухмылкой.

  7. А.Локшину:
    Который год Вы выносите околомузыкаотные дрязги «на люди». Зачем?

      1. Ошибаетесь, дорогой А.А., не поймут и не оценят.
        Недогрибова на них нет. Да и Грибоедов был бы кстати, потому как
        настоящая комедия разворачивается: им как бы за композитора А.Л.,
        вашего отца, обидно…Оне понимаютъ, “что вы пишИте”, они всю грамматику превзошли. Таким грамотеям, извините, доказывать поздно.
        Будьте здоровы и веселы.

  8. Не пугайтесь, сударь, мой пасквиль вам не грозит. Все вы сделали сами) Здоровья вам и до120! (120 факториал)

  9. Сударь, то что мы оба пишем, читают непредвзятые люди. Кто из нас прав — решать им, а не нам с вами. Вот, к сожалению, вся эпопея с «техническим запретом» , обрушившимся на Елену Федорович, сейчас стерта. Очень жаль. Впрочем, свидетелей всего этого уникального процесса было немало.

    1. Ну, теперь на меня грозитесь пасквиль сочинить? Хорошо, что не оперу. Но я ж не великий музыкант, однако зуд души понять можно — рука тянется. Я не знакомый или родственник Рихтера, что почитал бы за честь, и сам ещё хорошо помню те времена, без ваших сописателей и пр. Оценку вам я дал — см. ниже. Считаю, что чем больше вас прочтут — тем лучше, поскольку и в падении есть нечто поучительное. Поэтому ваши пасквили в адрес великого музыканта — на яркий свет. Отца память, однако, пожалейте. Низко то, чем здесь занимаетесь, простите за прямоту.

  10. Поражаюсь, право, вашему бесстыдству, Локшин. Память отца пощадите! Я прекрасно понимаю о чём и что вы пишите. Вы пишите неосновательный по доказательствам и устаревший по времени донос. Остаётся только предположить, что сделали бы вы в иные времена. А так — старо и неинтересно. А вот за память композитора Локшина обидно. Ведь неплохой был композитор. Помню, как-то услышал замечательную фразу: «Одному выпадает счастье, задравши высоко голову, лицезреть вблизи гения, а другой приговорён судьбой копаться у подошв его ботинок». И ещё: «Где ты вчера была киска? У королевы у английской. Что ты видала при дворе? Видала мышку на ковре». Так что я легко понимаю, что вы пишите, и всю силу ваших и прочих «единомыслов», доказательств. «Тоже мне, бином Ньютона»

  11. Пост (24 ноября 2019) известного журналиста и фотографа Никиты Ситникова в фейсбуке:
    Nikita Sitnikov «В 1962 или в 63 я был в Риге свидетелем «унижения» Рихтера. Вернее, он сам себя ставил так. Внешне он был тучным и некрасивым, в той среде его никто не знал. Он заискивал в самом непотребном месте перед юными и молодыми. Я всё это видел своими глазами. Мне его было жалко. Спустя много времени, мой отец познакомил меня с ним на репетициях «Декабрьских вечеров» в Изобразительном музее им. Пушкина. Там всё читалось не вооруженном взглядом. Возможно, он мог работать на Лубянку, его вполне могли прижать за его «грехи».
    Напоминаю, в СССР гомосексуализм считался уголовным преступлением. Заключение в тюрьму для пианиста — это практически наверняка крах музыкальной карьеры. Не говоря уже о том, что в тюрьме сидельцев данной ориентации не жалуют (как известно).
    А вот любопытный отрывок из книги Павла Гаука:
    «В свиту Рихтера входили самые разные люди. Тут встречались и молодые, подающие определенные надежды музыканты, и музыковеды левого толка, актеры, приживалы обоих полов и различных сексуальных ориентаций, выглядевшие старыми девами и пожилыми мальчиками, встречались ученые и профессора консерватории. … Иногда в консерваторских кулуарах можно было услышать такой диалог:
    — Ты не знаешь, кто этот странный мальчик с лицом девочки (или наоборот)?
    — Как же , это — имярек, человек из свиты Рихтера.»

  12. Сударь, вы делаете вид, что не понимаете, что я пишу. Я указал на годичное несовпадение дат. В качестве ответа — брань. Я уже не говорю о том, что переезд Рихтера, осуществленный по инициативе агента Лубянки — это вообще не тот уровень, которым мог заниматься Сталин. Из того, что Рихтер в своем мемуаре скрывает, что жил у Прохоровой, ясно, что он был в курсе — кто и зачем оставил его в Москве. («Биография — это самое низкое» — слова Рихтера.) Вот если бы это было благодеяние с самого верху — тогда какой смысл был бы Рихтеру умалчивать о женщине, которая «спасла ему жизнь и карьеру» — о Прохоровой. Это раз
    Я еще не забыл, как вы обвинили Елену Федорович во лжи, а возможность ответить перед ней внезапно оказалась закрыта («по техническим причинам»). Потребовалось вмешательство Редактора, чтобы через несколько дней эта возможность была восстановлена. После чего оказалось, что вы на глазах у изумленной публики солгали сами. Это два.
    Но и это не все.

  13. В связи с вашей цитатой \»Я вижу только одно объяснение изложенным фактам: работа Рихтера на Лубянку\» и всей вашей упорной \»работой\», хочу задать прилюдно вам А. Локшин, вопрос: \»Не стыдно вам трепать и унижать имя своего отца? Ведь то, что вы вытворяете бросает тень и на него по принципу \»яблоко от яблони недалеко падает\». Ведь если \»яблоко\» такое, то какого же дерево могло быть?!. Замечу по существу — то, что у вас и кучки вашей поддержки прочитал никаким доказательством не является. Вот и сейчас вы пишете, что Каплер познакомил Светлану Сталину с Рихтером. Она пришла в восторг, который передала это \»не чаявшему в ней души\» Сталину. И вот Сталину, чтоб выказать благодеяние, нужно было согласие Лубянки или её, лубянкино, мнение?! Нечего других считать простаками. Немцы были в ВОВ среди генералов Красной армии, один, точно знаю, командовал корпусом, если вы знаете, что это такое. Иногда просто им меняли фамилии, в упомянутом случае — на Иванов. Брат убитого Вавилова был президентом АНСССР. У сверхсекретного Хаитона анкета была похуже, чем от репресированно-сбежавших родителей, с которыми человек и не жил, а он руководил атомным проектом СССР. Боясь за его жизнь, ему не разрешали летать самолётами, а когда он приехал в ЛПИ на предвыборный митинг, закрыт местной лубянкой был целый квартал вокруг ЛПИ, не говоря о проверках ближе. Эренбург уцелел, когда всех кругом брали, а последующая мелочёвка, не понимая, почему \»не брали\», партолила, как говаривала моя покойная мама, \»детективные истории\» своего, мелочёвки, уровня. Рихтер был гений, а с некоторыми гениями возился и лелеял их даже Сталин — как бриллиант в своей короне. Вы пытаетесь очернить человека великого — вам явно не по силам — не тот масштаб, фактов нет, одни кухонного уровня домыслы. Вы лезете со своим сантиметром (иного не дано, понимаю), а здесь всё другое поведение, характер, реакции близких по масштабу. Стыдно мне, старику, вас читать. Себя опускаете и память отца позорите.

    1. Признаюсь, что, глядя на фотографию Мирона Амусьи, всегда считал его молодым человеком… Этот его пост попался мне на глаза только сейчас, после его смерти. Поэтому отвечать резко я , конечно, не буду. На мой взгляд, пост М.Амусьи нелогичен, изобилует эмоциями, которые желательно отбросить в разговоре, если цель — выяснение истины. Зачем-то М.Амусья приплел сюда моего отца, о котором в моей статье вообще речь не идет. Но еще интереснее то, что впоследствии М.Амусья нашел в себе силы и таки обнаружил некоторые «пятна на солнцах». Как спорить с оппонентом, легко меняющим свою ориентацию на 180 градусов? К своему основному тексту я хочу добавить одно новое соображение. Допустим, что некий персонаж вызывает у публики полное доверие и сочувствие всем своим действиям, но есть только одна маленькая деталь, которая смущает. У персонажа совсем чуть-чуть отклеивается ус. И вот эта микроскопическая деталь и является самой важной (надеюсь, публика со мной согласится). В случае Рихтера таких отклеивающихся усов несколько. Самый отклеившийся — цитата 3 из основного текста.

  14. Кульминация. Григорий Гордон и Андрей Гаврилов защищают Рихтера

    Листая последнюю книгу Г.Б.Гордона «Музыкальные Лабиринты. Эмиль Гилельс», я наткнулся на удивительную ошибку…
    Цитирую (с.279 – 280)):
    «Никто не сомневается: Рихтер был одарен сверх меры и обладал чудовищной работоспособностью. Но хватило бы только этого, чтобы стать пианистом “№1”?! Не иначе, — в наших-то условиях – сыграло роль что-то еще, но что?! Все хранилось за семью печатями.
    Но вот совсем недавно вышла мемуарная книга Андрея Гаврилова; в ней масса сведений самого разного свойства. Сначала я думал обратиться исключительно к характеристикам игры Рихтера, которые дает Гаврилов. Но сейчас вижу: тема требует более широкого подхода.
    Продолжаю. Непонятным образом Рихтер, чей отец был репрессиован, расстрелян, а мать ушла с немцами после их отступления, продолжал беспрепятственно концертировать, разве что ему был заказан выезд за рубеж, кроме стран социалистического лагеря.
    В чем же дело? Ведь в Советском Союзе человек с такой анкетой был обречен… Здесь-то нам и понадобится Андрей Гаврилов. Прочтем: [начало цитаты в цитате] «…Слава два раза процедил мне одну и ту же фразу: “Молодая госпожа,как мне говорили, почему-то увлеклась моими концертами, и это, кажется, спасло меня от многих неприятностей”. Рихтер имел в виду Светлану Аллилуеву, дочь Сталина, которой в 1941 году было пятнадцать лет. Тем не менее Светлана уже тогда встречалась с Каплером, который культурно развивал ее, таскал на интересные концерты. Судя по ее поздним воспоминаниям, Сталин ее безумно любил, она поделилась с отцом своим восхищением от игры Рихтера, и Сталин кому-то что-то шепнул. И Рихтер получил невидимую, но самую надежную в СССР защиту.» [ конец цитаты в цитате]
    Стал понятен, в частности, и такой эпизод: “благоволение верхов” к Рихтеру началось давно. Вспоминая конкурс 1945 года, Рихтер поведал Монсенжону: “Позднее председатель жюри Шостакович рассказывал мне, как ему звонил Молотов. “Вы боитесь дать первую премию Рихтеру? Принято решение дать вам на это разрешение, ничего не бойтесь”.”
    А бояться было чего. Представьте: 1945 год – и первая премия у немца; можно отважиться на такое?»
    Теперь мой комментарий к этой, в сущности, ключевой для понимания событий цитате из книги Г.Б.Гордона.
    В приведенной Г.Б.Гордоном цитате из книги Гаврилова содержится ошибка. Светлана Аллилуева познакомилась с Каплером не в 1941 году, а по крайней мере на год позже (см. книгу Аллилуевой «Двадцать писем к другу»:
    «В ту же зиму 1942-43 года я познакомилась с человеком, из-за которого навсегда испортились мои отношения с отцом, — с Алексеем Яковлевичем Каплером.» [1]
    Напомню, что осадное положение было введено в Москве 20 октября 1941 года, а приказ о переселении немцев был издан еще раньше – 8 сентября 1941 года. Таким образом, история с переездом Рихтера из одной московской квартиры в другую (под руководством матери В.И.Прохоровой — сотрудницы “органов”) и тот факт, что Рихтер – фактически, не скрываясь, — уцелел в Москве после депортации немцев, не может быть объяснен способом, предложенным самим Рихтером. Иными словами – Рихтер солгал, а Андрей Гаврилов и Г.Б.Гордон ему поверили. Я вижу только одно объяснение изложенным фактам: работа Рихтера на Лубянку.
    [1] Впервые Каплер и Светлана Аллилуева встретились в конце октября 1942 года (см. Аллилуева С.И. Двадцать писем к другу. – М.: Книга, 1991, с.163).

  15. Опять процитирую последнюю, предсмертную книгу Григория Гордона «Музыкальные лабиринты. Эмиль Гилельс» (с.285 – 287).
    «Теперь Рихтер. Его-то … – вообще во всей истории исполнительства сравнить не с кем. Сейчас это вам растолкует А.Золотов доходчивым словами своей книги [“…Листопад, или В минуты музыки” (1989)]: “Заниматься поисками каких бы то ни было сравнений Рихтера с кем-либо из великих пианистов разных времен означает попусту тратить время”.
    Ясно?! И заметьте, как трогательно заботится автор о читателе: у вас что – много свободного времени? …
    И только в новом веке стали возможны “свободные” отзывы об игре Рихтера, и они способны вогнать читателя в столбняк: перепад оказался слишком резким, непредставимым… Я уже приводил высказывание … победителя конкурса им. Чайковского Бориса Березовского; вот оно:
    “Для меня он (Рихтер) – продукт какой-то совершенно советской эпохи, когда нужен пианист номер один, а все остальные музыканты шли уже где-то за ним… Шопена он играл просто чудовищно, Бетховен ему удавался один раз, может быть, из ста… Ни фразы, ни гибкости, ни объема звучания – ничего абсолютно!”
    Эти слова беру как эпиграф к тому, что сейчас последует; они выполняют роль “подушки безопасности”, смягчают для читателя слишком жесткий и неожиданный удар… Одна надежда: Борис Березовский уже подготовил вас.»
    А дальше – Г.Б.Гордон цитирует Гаврилова и, в общем, соглашается с ним…

  16. Еще цитата из последней книги Григория Гордона «Музыкальные лабиринты. Эмиль Гилельс», М.: Азбуковник, 2020, с.463 – 465.
    «Итак, нас ждет встреча с Игорем Бэлзой. У него есть большой трехтомный труд – “История польской музыкальной культуры”; третий том полностью посвящен Шопену… Перелистаем создание Бэлзы:
    “Наиболее убедительно ощущается это превращение (“экзерсиса” в поэму. — Г.Г.) в гениальной интерпретации Святослава Рихтера, который, с потрясающей силой маркируя басы первого этюда, заставляет воспринимать их как гул набата, на фоне которого “экзерсисные” арпеджии звучат лишь как эхо этих грозных ударов. Если вспомнить, что этюд писался совсем незадолго до начала Ноябрьского восстания, то станет очевидным, что рихтеровская интерпретация…” и т.д.
    “К числу наиболее гениальных откровений Святослава Рихтера следует, как нам кажется, причислить исполнение последнего, до-минорного этюда из op. 25. Исполнение это, с небывалой силой показывающее истинный облик композитора, заслуживало бы детального анализа от начала до конца, но это не представляется возможным…”
    “…Разве гениальное прочтение Шопена Святославом Рихтером…” …» …
    Случилось так, что именно в тот период, когда я еще находился под интенсивным воздействием книги Бэлзы, мой друг – смею называть его так – композитор О.К.Эйгес позвал меня с собой на какое-то мероприятие, посвященное Польше и Шопену… Когда мы прогуливались в антракте, Эйгес неожиданно подтолкнул меня:
    — Вон идет Бэлза, пошли, я вас познакомлю.
    Познакомил. Бэлза был высокого роста, я смотрел на него снизу вверх. Держался он с достоинством, не без высокомерия. То, что произошло дальше, я не в силах объяснить. Неожиданно для самого себя, движимый какой-то непонятной силой, я вдруг выпалил:
    — Игорь Федорович, вы действительно считаете Рихтера самым крупным шопенистом?
    Спросил – и перепугался…
    Но ни один мускул не дрогнул на его лице, и он ответил, придавая вес каждому слову:
    — Я так не считаю. Так считает мой друг Гарри Нейгауз, — (он произносил – Харри Нойхауз).
    Все передаю с точностью до любой буквы. Я далеко не сразу сообразил… Как так?! В своей книге автор пользуется чужими мыслями, выдавая их за собственные, да еще он с ними не согласен!»

  17. Еще одна цитата из последней книги Г.Б. Гордона «Музыкальные лабиринты. Эмиль Гилельс» — М.: Азбуковник, 2020, с. 443 – 444:
    «Идет 1992 год. В Вене, этой, можно сказать, музыкальной столице, появился очередной номер журнала (не знаю, существует ли он сейчас), публикующего рецензии на новые пластинки (диски). Строгое жюри состоит из маститых музыкантов и критиков. Помимо рецензий , в их задачу входит оценка записей по пятибалльной системе. Так вот, на очереди запись Рихтера : Шопен. Анданте спианато и Большой блестящий полонез. Как вы думаете, какую оценку она получила? Сообщаю: по пятибалльной системе – 1 (единицу), иными словами – кол! И разносную статью в придачу. Вы очень напуганы?
    Рихтер еще жив (не очень здоров, конечно(. До того прискорбного дня, когда он покинул нашу грешную землю, еще несколько лет.
    Спешу вас успокоить. Решительно никакой катастрофы не произошло, да и следы задуманных происков обнаружить невозможно. Мало ли, ну, по тем или иным причинам исполнение не понравилось, что с того?! Дело обычное. Но в данном случае все иначе. Именно для нас, для нашего слушателя – это потрясение, светопреставление – как поверить! Далеко не случайно, конечно, что на наших просторах нигде и никоим образом ни единого сообщения об этом историческом событии не появилось. И появиться не могло. Ни одна живая душа ничего не узнала. Тем самым всеобщего возмущения удалось избежать. Все осталось на своих местах.
    А ведь 1992 год – самый разгар рихтеровских славословий. Впрочем, они всегда держались на только им присущем заоблачном уровне.»

  18. Только что, наконец, вышла книга Г.Б.Гордона «Музыкальные лабиринты. Эмиль Гилельс». Сигнальный экземпляр своей последней книги Григорий Борисович Гордон (15.02.1936 – 8.02.2020) успел увидеть…
    Начал читать с середины и сразу же наткнулся (на с. 340) на характеристику книги Андрея Гаврилова «Чайник, Фира и Андрей» : «Так выглядит правда, из первых рук». (Речь идет об одном, но весьма красноречивом эпизоде.)

  19. Две цитаты:
    Цитата 1.
    Ekaterina Pospelova Саша, Вы столько сил, времени и крови своей потратили на реабилитацию Вашего гениального папы, а теперь сами пятнаете достойных людей без всяких причин. Как Вам не стыдно? Кто-то мог пострадать и не пострадал — и хлоп: сексот. Про кого-то про себя даже не подумала Ахматова — и опять: стукач. Вы с ума что ли сошли? Может, прекратите эту волну поношений честных людей?
    Цитата 2.
    Рассказывает И.Л.Кушнерова: «Но через какое-то время опять в концерте встречаешь ещё какую-то знакомую и разговор прямо идёт тот же самый, как по тем же самым нотам. «Ты видишь Локшина?» – «Вижу». – «Будь осторожна!» – «Что такое? Откуда ты это знаешь?» – «Вот племянница Верочка». А ещё через несколько лет моя подруга, которая училась вместе со мной и училась у Локшина, пришла ко мне и сказала: «Я тебе должна сказать очень страшную вещь. Я была в гостях у одного профессора Университета (я боюсь, может быть, я ошибусь в фамилии, ну вроде Поспелов), у него был приём какой-то там, было много народу и вот они сказали, что Локшин служит в НКВД.» – Я говорю: «Откуда они это могут знать?» – Она говорит: «Ну, знаешь, племянница Верочка».»

  20. У Брэдбери есть один рассказ про раздавленную бабочку (его, конечно, все читали). Вот, невзрачное насекомое там какое-то в прошлом жило, его путешественник во времени раздавил, и вся история пошла по-другому. Такой рассказ. Ну, я думаю, не от каждой бабочки такой эффект мог бы произойти. Есть же устойчивость, которая направляет историю в ее русло. Бабочка должна находиться в каком-то особом месте, где возможна бифуркация. Я думаю, вы меня поняли…)

  21. Еще немного контекста эпохи (Наум Штаркман)
    «Блестящий пианист, профессор Московской консерватории и отец не менее выдающегося пианиста современности Александра Штаркмана был долгое время практически под запретом. На его концертной (а на какое-то время и на педагогической) деятельности в СССР фактически был поставлен крест. В конце 50-х годов он был осужден по ст. 121 УК РСФСР (гомосексуализм).»
    https://republic.ru/posts/28575

  22. Вадим Ямпольский – Александру Локшину (5 дек 2019) «Случайно наткнулся на интервью Гидона Кремера «Непознеру», он дал не очень подробный комментарий по поводу соперничества Рихтера и Гилельса. Самое ценное в комментарии то, что, по мнению Кремера, эти дневники раскрывают личность Рихтера не с лучшей стороны. Так что, в принципе, нет уже культа, который имеет смысл разоблачать. Многие дневники читали и обманываются только те, кто обманываться рад.»

  23. Важное дополнение к статье (для читателя, который «не в теме»). Долгое время Рихтер стоял. во главе кампании, направленной против моего отца, композитора А.Л.Локшина. (Как писал в свое время Б. Иоффе, «Рихтер возненавидел Локшина»; см. также в этой связи эссе Т.Апраксиной «По ту сторону Реквиема».). Поэтому мой интерес к личности Рихтера и его мотивам вполне объясним.
    Пользуясь случаем, объявляю, что мой блог в 7 искусствах более не существует.

  24. От Анжелики Огарёвой к Ночной исповеди и дальше…
    —————————————————————————-
    Д.Д. Шостакович: «Возьмите удивительный взлет Мухтара Ашрафи, композитора, знаменитого не только в его родном Узбекистане. Он — обладатель двух Сталинских премий, Народный артист СССР, профессор. Он даже награжден орденом Ленина. Я так хорошо знаю его звания и награды потому, что изучал его дело. Он оказался беззастенчивым плагиатором и вором. …Мы прижали Ашрафи к стенке. Проделали изнурительную работу — и, как оказалось, совершенно впустую. Сначала мы, казалось, достигли некоторого результата: его исключили из Союза композиторов. Но недавно я читал журнал, не помню уж какой именно, и увидел знакомое имя. Ашрафи давал интервью. Он снова был у власти, делился творческими планами, которые оказались весьма обширными. Как тут не умыть руки, не послать все к черту!»…
    ::::::::::::::::::::::::::::::
    Дорогой А.А., ментальных катастроф, как известно, — пруд пруди. Особенно на Востоке.
    Однако, и на Западе имеются (в каждой норушке — по 2-3 зверушки)…
    Если гений Д.Д. Шостакович “умыл руки”, куда деваться бедному татарину-еврею-страннику… ?
    Разве что, -в незаканчивающиеся дискуссии, выходящее на общефилософские проблемы…
    Типа — http://blogs.7iskusstv.com/?p=76727 …Не проще ЛИ – у й т и — в свой Б л о г, где
    Живет моя Отрада
    В невысоком ТЕРЕМУ… А в терем тот высOкий нет входу никому
    🙂

    1. Спасибо за доброе отношение, дорогой А.Б. Я думаю, что скоро моя активность закончится … Если бы я писал свою статью сейчас, после отшумевшей дискуссии http://club.berkovich-zametki.com/?p=51176
      то, конечно, выразился бы более определенно. Теперь я абсолютно убежден в том, что ночным гостем Шостаковича был именно Рихтер. Если бы это был кто-то другой, информация о музыканте с «необычными» наклонностями непременно просочилась бы за долгие годы. Но здесь — полная, гробовая тишина

  25. A.Lokshin: Цитата из статьи М. Ярыгиной в «Музыкальном Зазеркалье»
    «Теперь у меня хранится подарок семьи Гилельс, ксерокс машинописного «Свидетельства» до его первого издания, с рукой Дмитрия Шостаковича. Сравнивая тексты до и после перевода, я вижу, что некоторые признаки времени и языка, яркие детали из перевода ушли: «барахолка» превратилась в «комиссионный магазин», «зловещий балахон» и кеды на ногах Марии Юдиной стали «черным платьем» и «тапочками». Но даже в дважды переведенном тексте всё живо…»
    «Я храню эту папку как дорогую реликвию – эти страницы читал Гилельс, и это мысли Шостаковича.»
    ::::::::::::::::::::::::::::::::
    A.Lokshin’у: Переводы – занятие не для случайных прохожих.
    Перевёл 2-3 абзаца из вашей работы (о С. Рихтере) и сдался. После прочтения (несуществующих) откликов редких читателей приходит такая, не новая мысль: “Собрать все книги бы (и партитуры) и сжечь”. И дело с концом… Каждому кулику лишь своё болото интересно, прошли времена Гилельса-Шостаковича. Да и Рихтеры нынче поменьше калибром. Остаётся лишь пастерначить детворе: не то сейчас тысячелетье во дворе.
    … “«Барахолка» превратилась в «комиссионный магазин», «зловещий балахон» и кеды на ногах Марии Юдиной стали «черным платьем» и «тапочками»…”, а на месте М.Ю. — А.Пугачёва
    🙂

  26. Цитата из статьи М. Ярыгиной в «Музыкальном Зазеркалье»
    «Теперь у меня хранится подарок семьи Гилельс, ксерокс машинописного «Свидетельства» до его первого издания, с рукой Дмитрия Шостаковича. Сравнивая тексты до и после перевода, я вижу, что некоторые признаки времени и языка, яркие детали из перевода ушли: «барахолка» превратилась в «комиссионный магазин», «зловещий балахон» и кеды на ногах Марии Юдиной стали «черным платьем» и «тапочками». Но даже в дважды переведенном тексте всё живо.
    По свидетельству Петра Никитенко, зятя и доверенного лица Эмиля Гилельса, Эмиль Григорьевич говорил: «Там всё – правда». Петр Порфирьевич рассказывал мне, что Гилельс обсуждал «Свидетельство» с Борисом Гольдштейном при встрече в Германии. Буся Гольдштейн сказал тогда: «Под каждым словом подпишусь».
    Я храню эту папку как дорогую реликвию – эти страницы читал Гилельс, и это мысли Шостаковича.
    © Мария Ярыгина»

    1. Поправки к предыдущему комментУ:
      Переводы – занятие не из лёгких, — попробовал перевести 3-4 абзаца
      из вашей работы (о С.Р.) и быстро скапустился… После прочтения 2-3-х откликов читателей приходит странная и не новая мысль:
      “Собрать все книги бы (и партитуры) и сжечь”.
      🙂 И дело с концом. Каждому кулику своё болото интересно. Не закончились ли времена Гилельса-Шостаковича и С. Рихтеров? Или — меньше калибром стали новые композиторы и исполнители, п о м е н ь ш е, так сказать?
      И остаётся пастерначить детворе:
      не то сейчас тысячелетье во дворе… Всё это, согласитесь, может надоесть:
      “«барахолка», ставшая «комиссионным магазином», а на месте М. Юдиной – никого.
      p.s. Спорить, однако, нельзя: если повезёт, “даже в дважды переведенном
      тексте всё живо..» И я бы, разумеется, хранил такие папки, как реликвию, как страницы настоящих Мастеров всех Семи Искусств, — ведь их становится
      всё меньше. Можно, однако, утешаться тем что “Новые родятся командиры…” До новых встреч – в Мастерской и в Блогах.

  27. Цитирую документ, на который раньше не обратил внимания — рассекреченную докладную записку от 4 янв.1942 года коменданта Москвы СИНИЛОВА, адресованную тов. БЕРИЯ: «За указанный период времени жилой сектор массовой проверкой документов охвачен на 100%» . См. «Лубянка в дни битвы за Москву» — М.: Звонница, 2002, с.109.
    Замечу теперь, что Рихтер в 41 году жил в квартире Нейгауза, а затем в 42 году — в квартире Прохоровой, фактически не скрываясь. (Как пишет Прохорова = чуть ли не каждый день он ходил заниматься на рояле в квартиру Нейгауза.) Считаю, что все это, вместе взятое, полностью закрывает «вопрос».

  28. Нас всех “вызывали”
    А.А.Локшин
    Описание вербовки в мемуарах, относящихся к эпохе сталинского террора, всегда приковывает внимание читателя – существа, как правило, доверчивого. Как можно не верить автору, который побывал там, на границе жизни и смерти (духовной или физической – на выбор)?
    Н.И.Катаева-Лыткина (основатель и директор Дома-музея Цветаевой) внешне почти не участвовала в кампании, направленной против моего отца. Есть только маленький абзац в ее статье [1], где она пишет о вербовке во время террора. Взятый сам по себе, этот иносказательно написанный крошечный отрывок, призванный бросить тень на моего отца, кажется неуязвимым. При погружении отрывка в контекст происходит, однако, нечто непредвиденное. Итак,
    Цитата 1. (См.[1, c.159]).
    «Много болтали лишнего. Ничего хорошего из этого не вышло. Верочку Максимову арестовали первой [это случилось в1944 году – А.Л.]. * * *
    Нас всех “вызывали”. Каждый выдержал это испытание по-своему. Вызывали и Анатолия Ивановича [Ведерникова]. Угрожали сослать в Среднюю Азию. Он выстоял. Отказался. Никуда не сослали.
    “Мефистофель” [Локшин] попал в собственный капкан.»
    На первый взгляд, написано убедительно и разумно. Никаких лишних деталей, к которым можно прицепиться. Впрочем, при более внимательном чтении кое-что обнаруживается.
    Прежде всего, вместо «Отказался» должно (при минимальных требованиях к объективности) стоять: «Он сказал мне, что отказался». Все-таки, нехорошо так давить на читателя…
    Но это мелочи.
    Нетрудно понять, что наименьшее обвинение, которое можно было предъявить “вызываемым” – это обвинение в недоносительстве.
    В результате Катаева-Лыткина предлагает нам, по сути дела, согласиться со следующим чудом во время террора:
    Отец Анатолия Ведерникова арестован и расстрелян как «шпион» (1937).
    Мать арестована (1937) и приговорена к 8 годам заключения как ЧСИР.
    Брат отца арестован и расстрелян как родственник шпиона.
    Сестра матери арестована и выслана на 8 лет. Ее муж арестован и расстрелян (1937) (см. [2], c.24).
    Недоносительство.
    Отказ от вербовки.
    В комсомоле не состоял, общественной нагрузки не имел (см. [3], c. 171).
    В 1941 году записался в ополчение, но опоздал из-за задержки транспорта, отряд ушел без него (см. [2], с. 28). При том, что неявка записавшихся в ополчение приравнивалась к плену.[4]
    В 1942 ГОДУ (В РАЗГАР ВОЙНЫ) ЖЕНИЛСЯ НА НЕМКЕ ОЛЬГЕ ЮЛЬЕВНЕ ГЕККЕР, КОТОРУЮ СЛУЧАЙНО (?) НЕ ДЕПОРТИРОВАЛИ. (См.[2], с.29)
    И в качестве результата – ничего…
    Невзирая на приказ НКВД №0047 от 30 июля 1937 года о выселении из Москвы семей репрессированных по “первой категории” (т. е. расстрелянных); см.[7]. Невзирая на приказ от 17 августа 1940 года, где говорится “о привлечении к уголовной ответственности членов семей изменников родине” [8].
    Хотел бы я найти человека, способного поверить в такое благостное чудо во время террора.
    Да, я считаю, что Катаева-Лыткина сознательно лжет, желая дискредитировать моего отца на фоне “устоявшего” Ведерникова. Был ли Ведерников (ближайший друг Рихтера, именно Рихтер познакомил его с О.Ю.) агентом “органов”, оставленным в Москве в военное время с той же целью, что и Рихтер?
    Это, безусловно, вопрос, заслуживающий выяснения. Кстати, имеется весьма содержательная
    Цитата 2. (См. [5], c. 57).
    «Анатолий Ведерников: Вот, был Первый Всесоюзный конкурс [в 1945 году], когда Мержанов и Рихтер получили первые премии, я же на третий тур не прошел. Не знаю, почему.
    Анатолий Шелудяков: Не могли припомнить [арест, расстрел] родителей или что-нибудь такое?
    Анатолий Ведерников: Нет. [Совершенно непонятно, как это можно было узнать, не имея тесной связи с “органами”. – А.Л.] Считают, что я играл удачно, но там надо было дать кому-то из Прибалтики премию, или еще кому-то.»
    Жутковатый ляпсус, допущенный Ведерниковым, заметил не только я. В [6] неудача Ведерникова на конкурсе объясняется именно тем, что он – сын репрессированных родителей. Впрочем, это не отменяет ответа “Нет”, неосторожно данного самим Ведерниковым и разошедшегося вместе с напечатанной книгой [5].
    * * *
    В заключение – немного хронологии:
    1949 год, июль — арест А.С.Есенина-Вольпина;
    1950 год, август — арест В.И.Прохоровой;
    1950 год – изгнанный из Консерватории Локшин не может найти работу;
    1950 год, октябрь — Н.И.Лыткина назначена секретарем Окружной избирательной комиссии (от организации Красного Креста Центрального института курортологии). И это — несмотря на то, что «Нас всех «вызывали «» (См.[1, c.159]).
    [1] Катаева-Лыткина Н.И. “Анатолий Иванович Ведерников”/Анатолий Ведерников: Статьи. Воспоминания. — М.: Композитор, 2002. С. 143 – 166.
    [2] Ведерникова О.Ю. “Анатолий Ведерников”/ Анатолий Ведерников: Статьи. Воспоминания.- М.: Композитор, 2002. С.12 – 49.
    [3] Бубнова-Рыбникова П.А. “Анатолий Ведерников”/ Анатолий Ведерников: Статьи. Воспоминания.- М.: Композитор, 2002. С. 166 – 175.
    [4] См. Млечин Л.М. Один день без Сталина. – М., 2012, с.240.
    [5] Шелудяков А.В. Беседа с А.И.Ведерниковым / Анатолий Ведерников: Статьи. Воспоминания.- М.: Композитор, 2002. С. 49 — 61.
    [6] Бубнова-Рыбникова П.А. Главы из семейного архива. – М., 2003, с. 126.
    [7] Мозохин О.Б. Сталин и органы государственной безопасности. – М.: ВЕЧЕ, с. 200.
    [8] Лубянка.: Сталин и НКВД-НКГБ-ГУКР “СМЕРШ” 1939 – март 1946. – М.: Материк, 2006, с.200.

    1. В сентябре 2019 я получил в фейсбуке от Neifakh Anna отклик на одну из своих публикаций:
      « Я познакомилась в Монтекатини с очаровательной парой геев из Вены. Он был актер, а его партнер -архитектор. Друзья Рихтера. Они очень удивлялись, почему Слава не остается на Западе. Он жил в квартире этого актера в Вене.»
      Анна Нейфах любезно разрешила мне сослаться на ее процитированный выше отклик и добавила:
      «Только я не помню их [геев] имен. Один был актером в Бургтеатре в Вене. Это было очень давно.»
      Для того, чтобы остаться на Западе, у Рихтера, казалось бы, имелись веские основания:
      А) отец расстрелян НКВД в начале войны как «шпион»;
      Б) мать (ушедшая вместе с отступающими немецкими войсками на Запад) проживала в Швейцарии;
      В) отсутствовали люди, которые могли бы (в случае рихтеровского бегства на Запад) пострадать как заложники;
      Г) принадлежность к гей-сообществу считалась в СССР уголовным преступлением.
      Таким образом, удивление «очаровательной пары геев» кажется естественным.
      Однако геи удивлялись напрасно.
      Рихтер — будучи агентом Лубянки (это мое мнение; обоснование см., например, в моей книжке «Музыка, оскорбительная для Сталина») – просто-напросто не мог себе этого позволить (почему – объяснять не надо).

    2. Оказывается, Рихтеру многократно предлагали остаться на Западе (см. Борисов Ю. «По направлению к Рихтеру» — М.: Рутена, 2003, с. 22). А вот доводы самого Рихтера, которые он приводил Юрию Борисову, объясняя свой выбор:
      1) «унижение» (от побега);
      2) «дух протеста».
      Не комментирую.

  29. Об одной ментальной катастрофе
    Иногда бывает необходимо называть вещи своими именами, не надеясь на сообразительность читателя, придушенного общественным мнением. Сейчас, после публикации переписки Бориса Пастернака с его первой женой в «Новом литературном обозрении» (1998), статьи В.А.Гевиксмана (2002), книг Григория Гордона (2007) и Елены Федорович (2007), уже стало общеизвестным, что от гибели в тюрьме и лагере Генриха Нейгауза спас Эмиль Гилельс, причем с риском для собственной жизни.
    Думаю, что ближайшему окружению Нейгауза (где недолюбливали Гилельса) все это было прекрасно известно еще в сороковые годы. В этой связи Григорий Гордон пишет вполне определенно: «То, что он [Рихтер] был не осведомлен, — исключено»; cм. [1, с.154]. Этот момент оказывается ключевым для понимания дальнейшего.
    Замечу от себя, что Виталий Артемьевич Гевиксман, друг моего отца, был чрезвычайно общительным и смелым человеком, а узнать от Гилельса подробности вышеупомянутой истории он, очевидно, мог не позднее 1985 года (т.е. задолго до смерти Рихтера) и ни в коем случае не стал бы молчать. Добавлю еще, что Гевиксман проживал, если так можно выразиться, в эпицентре бурной музыкальной жизни Москвы – в знаменитом композиторском доме (ул. Огарева, 13). Поэтому утверждение Г.Б.Гордона представляется мне абсолютно верным.
    Вот, что пишет В.А. Гевиксман в своей статье (см.[2, с. 148-149]):
    «Нейгауза спас Эмиль Гилельс. Замечательный пианист, ученик Нейгауза, Эмиль Григорьевич Гилельс рассказывал мне, что бывал частенько приглашаем “великим вождем всех народов” на приемы иностранных гостей из стран-союзников. “Bеликий” услаждал игрой Гилельса важных гостей, демонстрируя им свой высокий вкус к классической музыке. После этого он обычно спрашивал пианиста: “Как живете? Если есть какие-либо просьбы, нэ стэсняйтэс! Поможэм!” Гилельс обычно отвечал: “Спасибо! Все хорошо”. Но здесь он решился… “Товарищ Сталин! У меня есть старый учитель. Он наш, советский человек. Но недавно он по глупости обронил дурацкую фразу. Спасите его от тюрьмы…”. “Великий” нахмурился… Он был недоволен. “Хм… у вас есть старый учитэль, обронивший глупую фразу. Хорошо. Я постараюсь помочь вашэму старому учитэлю”…»
    Приведу теперь слова Рихтера, содержащиеся в книге Монсенжона: «Его [Г.Г. Нейгауза] обвинили в умышленном сокрытии своего немецкого происхождения и посадили в тюрьму. Но в нем было столько обаяния, что ему удалось смягчить даже эти инстанции. Через два месяца его выпустили и эвакуировали в Свердловск…»
    На мой взгляд, со стороны Рихтера это выдающаяся подлость. А то, что Рихтера до сих пор принято считать своего рода Эталоном Нравственности – ментальная катастрофа.
    [1] Эмиль Гилельс: за гранью мифа. – М.: Классика-XXI, 2007.
    [2] Генрих Нейгауз: Воспоминания о Г.Г. Нейгаузе. Статьи / [Сост. Е. Рихтер]. — М. : Классика-XXI, 2002.

  30. Мне пришло в голову, что нужно обладать каким-то особенным даром, чтобы, живя в комнате арестованного, ночуя в его постели, укрываясь его одеялом, обедая его ложкой из его тарелки, устраивать в этой же комнате костюмированные балы. См. http://berkovich-zametki.com/Forum2/viewtopic.php?f=7&t=63&start=0

  31. В 2003 году в Новой газете вышла статья Аллы Боссарт «Сын за отца»; затем на сайте НГ развернулась довольно ожесточенная дискуссия, которую я распечатал и сохранил. Вот два весьма любопытных отклика от 13 марта 2003:
    Петр: «…Да и статья говорит о другом: увы, т.н. правдолюбцы — в данном случае Рихтер и Прохорова — породили свою систему сексотов, предателей и т.д. Причем более мелкую и гнусненькую, чем сталинская. Там человек шел на подчинение воле государства и поступался совестью из страха жизнь потерять. А тут чего боялись? Что Рихтер от дома откажет со всеми вытекающими для пострадавшего последствиями? При этом Рихтер благополучно принимал почетные звания от такой аморальной советской власти. То есть Советской Власти он от дома не отказывал. И от концертных залов, которые эта власть ему предоставляла, тоже не отказывался. Борьбу с Советами он ограничил в основном борьбой с Лакшиным [так в тексте]. Удобно. И для Рихтера и для Советов.»
    Слава Архангельский – Петру: «А это моральная подмена и грубая историческая подтасовка. Характерная, кстати, для самих сексотов и кадровых сотрудников карательных органов. Повторяющие такие подтасовки-подмены бездумно впадают в глубокую ошибку, чреватую тяжелыми последствиями. Ни Рихтер, ни миллионы узников Гулага НЕ создавали “свою систему сексотов, предателей и т.д., более [мелкую и] гнусненькую, чем сталинская” (слово “мелкая” применено, похоже, в моральном смысле – будто некие “сексоты и предатели” от рихтеров были более ничтожными существами, чем сталинcкие сексоты ЧКГБ, поправшие свою совесть и “подчинившиеся воле государства из страха жизнь потерять”). Говорить так – поклеп.»
    На всякий случай не комментирую.

  32. Спасибо за статью! Речь в ней не только о вечной проблеме «гений и злодейство». Речь — о мифе, созданном определенными людьми с корыстными целями, который небезобиден сам по себе. «Милый рождественский дедушка», высший моральный авторитет… И именем этого авторитета разрушались судьбы людей. Правду нужно непременно говорить хотя бы для того, чтобы вернуть подлинную славу музыкантам, которых порочили в угоду «Главному».

  33. Хочу заступиться за Соломона Волкова, хотя, если его «Свидетельства» обсуждают уже более 40 лет, он в защите не нуждается. Мы знакомы с 1996 года, когда они с Марианной были в Иерусалиме и смотрели его с моей помощью. Тогда же я опубликовал интервью с ним, в котором он рассказал то, что потом рассказывал многим журналистам, о истории отношений с Шостаковичем. Спустя полгода я впервые побывал в Нью-Йорке и был в гостях у Соломона и Марианны. На стенах были картинки многих известных людей — Темирканова, Кремера, Бродского, Лосева, Окуджавы, Канчели… Все они в разное время подтверждали правдивость книги, о которой, не унимаясь. спорят. Темирканов и Кремер — лично мне также подтверждали это. Ярко комментировал книгу Геннадий Рождественский (также в личной беседе) — ДД увидел в Волкове человека, действительно досконально знающего его музыку, поэтому и был с ним откровенен. А остальным, задающим стандартные вопросы, он давал стандартные ответы…». Замечательный пианист Исер Исаакович Слоним, близко знавший Шостаковича еще с довоенных пор, сказал — как же можно не верить, если все это есть в музыке. Над просто ее внимательно слушать. Есть упрек Тищенко, некогда близкого друга Волкова, что это не ДД, а он рассказывал все это Волкову. Во-первых, ничего в этом предосудительного нет, главное, чтобы это была правда. Во-вторых, книга посвящена Тищенко, которого Волков не называет, ибо не желает усложнять отношения композитора со Советской властью. Волков говорил мне, что Тищенко побоялся рискнуть своей репутацией и большой квартирой, и не опубликовал свой «Ревием» на стихи Ахматовой. Темирканов говорил -Тищенко гордится тем, что Шостакович переоркестровал его виолончельный концерт, хотя этого надо стыдиться. Юдина прекратила в середине 60-х общение с Тищенко… Так что. его критика книги «Свидетельства» не безупречна. Для меня самое главное в этой книге — темперамент и характер, который я там увидел полностью совпадает с ощущениями от симфоний и квартетов, и не совпадает абсолютно с иконой, увешанной всеми возможными наградами и званиями, которую демонстрировали по ТВ и в прессе в 70-е годы, которые я помню отлично.

    1. to Владимир Мак:
      Большое спасибо за комментарий. Мне повезло, в свое время благодаря Геннадию Горелику удалось прочесть «Свидетельство» в оригинале (а не в обратном переводе). Насколько я знаю, критики «Свидетельства» обычно судят об адекватности этой замечательной книге как раз по обратному переводу, что, на мой взгляд, недопустимо. В печати встречал (сейчас уже не помню, где) мнение Рождественского — в точности такое, как Вы приводите. Насколько я могу судить, того же мнения придерживался и Эмиль Гилельс (желающие могут осведомиться об этом у его внука Кирилла).

      1. Что касается Бориса Тищенко, то этот человек мне очень дорог, и в истории со «Свидетельством» для меня важно именно то, что «Свидетельство» посвящено ему.

  34. Нехорошо зарабатывать на чужих пиджаках,
    даже – на благородные цели.

  35. Не будучи специалистом, хочу напомнить только о мнении уважаемого Александра Избицера, которому верю, что т.н. «Свидетельство» Соломона Волкова — это нехорошо.

  36. “…как человек абсолютно посторонний…Поделившись новыми впечатлениями со старинным приятелем, практически случайно обнаружил еще и другие, неопубликованные подлинные свидетельства из первых рук людей, долгие годы лично знавших Рихтера.”
    :::::::::::::::::::::::::::::::
    За малым исключением, все мы здесь “люди посторонние”. Однако, побродив по сети, по Гостевой Портала несколько лет, происходит естественный ( или – искусственный 🙂 процесс, когда кто-то в Антарктике скажет “А”, из Беершевы ( Португалии или Аустралии) слышно — “Аааа”. Или же, ровно наоборот” — “Нееее”. Такая игра, в Эхо.
    Охохонюшки…Что-то вроде — ”Если Е.Е. против колхозов, то я – за.”
    …Неее, я не ЗА колхозы, а за старца Серапиона, против Рихтера.
    Лицо, как известно, — зеркало души. Помню, в старой работе А.Л. — фотографии членов его семьи. Хорошие лица, и – точка. И ежели кто посторонний, советуясь с неизвестными, случайно обнаружил и т.д…. — поторопиться бы, подсуетиться и оп-ределиться.
    И поместить свою “предъяву” — в комментах или в собственном труде — Александру Локшину, которому я посылаю поклон и наилучшие пожелания.
    Честь имею, господа офицеры, курсанты и вольноопределяющиеся.

  37. Гений и злодейство плюс всякого рода отклонения в одном лице.
    Сочетание, увы, не столь уж редкое…

    1. Не стал бы я делать скорые выводы. Вот смысл статьи, которую я начал писать сегодня, на что уйдет некоторое время:
      — я, как человек абсолютно посторонний, прочитал статью «Ночная исповедь» и к общепринятому стандартному образу великого музыканта добавились весьма специфические особенности. Поделившись новыми впечатлениями со старинным приятелем, практически случайно обнаружил еще и другие, неопубликованные подлинные свидетельства из первых рук людей, долгие годы лично знавших Рихтера. Ни в коем случае не претендуя на роль биографа без малейших на то оснований, уверенный вместе с тем, что Рихтер не нуждается ни в чьей защите, тем не менее привожу эти свидетельства. Выводы пусть делают читатели.
      Мне могут возразить: вот когда напишешь, тогда и поговорим. И будут правы. Но есть много причин — не все захотят (смогут) дать мне интервью, не все документы (в т.ч. и письма Шостаковичу) мне позволят сфотографировать — да мало ли что может случиться…
      Сейчас я пока только говорю читателям: не торопитесь с выводами!

      1. Хорошо помню свое первое впечатление от статьи Артура Штильмана «Борис Гольдштейн: Судьба виртуоза». Впечатление полной искренности рассказчика, отсутствие давления на психику читателя… Скромность рассказчика. Такие свойства текста, как мне кажется, едва ли можно имитировать. Это с одной стороны.
        С другой же стороны — совпадение (или, вернее сказать, согласованность) наблюдений, сделанных А. Штильманом, с установленными мною фактами.
        Поэтому я был потрясен, характеристикой «хрень», прозвучавшей по адресу вышеупомянутой статьи.

        1. Это еще не все, что я хотел сказать про статью А. Штильмана. Ведь в ней, в частности, речь идет о садизме по отношению к Гольдштейну.
          О садизме!

  38. «Его действительно зверски убили гомосексуалисты (известно несколько подобных случаев). Каково видеть эту публикацию родным убитого, его друзьям, знакомым?»

    “А надо вам заметить, что гомосексуализм в нашей стране изжит хоть и окончательно, но не целиком. Вернее, целиком, но не полностью. А вернее даже так: целиком и полностью, но не окончательно. У публики ведь что сейчас на уме? Один только гомосексуализм.”

    Excerpt From: Ерофеев, Венедикт. “Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова.” Азбука, Азбука-Аттикус, 2016.

    1. – А у вас чего – только музыка? – Почему «только музыка»? Бефстроганов есть, пирожное. Вымя… Опять подступила тошнота.
      – А херес? – А хересу нет.
      – Интересно. Вымя есть, а хересу нет!
      – Очччень интересно. Да. Хересу – нет. А вымя – есть.
      ::::::::::::::::::
      ..Каждое поколение уверено в том, что именно ему принадлежит роль катализатора общественных изменений. — Альбер Камю.
      Поколения в 60-х и 70-х – не за херес боролись. Новому Потерянному поколению, т.е., родившимся на исходе прошлого века ( ~ 1985–2000) придётся бороться за свои “хересы”, стирая старые и привычные, имперские фальшфасады.
      По-настоящему точно и профессионально – в блестящем предисловии Елены К.:“…статья Александра Локшина  содержит чрезвычайно спорный материал. Но, тем не менее, заслуживающий – на мой взгляд – общественного обсуждения. Станет ли Рихтер, лишённый нимба святого, хуже как  пианист? Очевидно, нет. Что касается интереса широкой публики к «самому низкому»*, т.е. к биографии артиста, то этот интерес рано или поздно будет удовлетворен. Вопрос лишь в том – с помощью мифа или кропотливо восстановленной исторической истины… Должна сознаться, игра Рихтера меня никогда не трогала. Что-то было в его игре… как это лучше объяснить… Какое-то тёмное облако, что ли, звук серый и закрытый. Звук этот был абсолютно лишен красок; он был всегда либо просто серый, либо темно-серый, как грозовые облака. Была в его игре невероятная мощь и сила, некое психическое давление, гипнотизирующее публику, как удав кролика. Но на меня гипноз не действовал, я уходила с его концертов скорее озадаченная, чем восхищённая. С этой его игрой никак у меня не складывалась целостная картина. Имею в виду характеристики Рихтера как человека светлого, невинного, слегка сумасшедшего Гения, исходящие от его безумных почитателей и друзей-музыкантов…
      Это уже после падения Империи нам стали известны неприглядные факты его биографии… “

Добавить комментарий для Aleks B. Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.