Григорий Писаревский: Пикник под Херсоном

Loading

Прокурор, невзирая на выпитое и на воскресный день, отправился прямехонько в прокуратуру. Когда начальник райотдела, первый секретарь и все прочие заявились туда через час-полтора, в кабинете прокурора уже вовсю кипела работа…

Пикник под Херсоном

Григорий Писаревский

В начале 70-х мне довелось поприсутствовать на нескольких летних пикниках советской верхушки районного масштаба в Херсонской области. Дело в том, что я был кратковременно женат на дочери одного из них, очень милой девушке, приехавшей учиться в Харьков. Вряд ли наш брак состоялся бы, останься она в Херсоне, поближе к родителям. Ведь номенклатурные дети женились и выходили замуж, как правило, за своих.

На этих сабантуях не звучали новомодные хиты, не выступали популярные певицы и туда не приглашались девочки по вызову. До подобных развлечений оставалось ещё по крайней мере лет пятнадцать-двадцать. У каждой эпохи свои скоморохи…

Хочу напомнить, какое это было время. Как известно, 70-е годы принято именовать периодом застоя. Понятие это многослойное, в него вкладывают и экономическое, и социально-политическое, и какое угодно иное значение. В том числе упоминают и характерный для «развитого социализма» дефицит продуктов и прочих товаров. Однако именно в начале 70-х товарный дефицит ещё не достиг того критического уровня, который наступил позднее, в 80-е годы. Более того, положение даже несколько улучшилось по сравнению с предыдущими годами. Время конца 60-х вообще именовали в Союзе «золотой пятилеткой» — разумеется, по урезанным советским критериям. Эффект этой пятилетки сказывался ещё какое-то время. На то было две причины — положительные последствия экономической реформы Косыгина — Либермана и рост цен на нефть на мировом рынке в начале 70-х. В общем, не было ещё ни пустых полок в городских магазинах, ни талонов на кусок мяса с костями и 200 г. масла, а кое-где даже продавались по 2-3 сорта колбасы и «голландский» сыр.

Но и с учётом того, что в то давнее время продуктовые магазины все ещё как-то удовлетворяли скромные потребности советского человека, «поляна» на пирушках районных бонз под Херсоном представляла собой неописуемый и недоступный для большинства праздник души и желудка. Прежде всего поражало обилие мясных изделий и блюд. Здесь гордо присутствовала сочная ветчина с нежными прожилками сала, нарезанная толстыми ломтями аппетитная буженина, тоненькие охотничьи сосиски, несколько сортов колбасы, включая улучшенного качества «Московскую Летнюю» и «Сервелат», мясной рулет и отливающие симпатичной розовинкой щедрые ломтики сала. Но это были только «закуски». Добродушно улыбался целиком зажаренный поросёнок, на тарелках тут и там вздымались горы тушеного мяса, индюшек и кур. Красовался и так называемый домашний сальтисон. В немалых количествах присутствовала рыба, как соленая, так и вареная. Краснели зрелыми боками налитые херсонские помидоры и болгарский перец, зеленели огурцы, лук и укроп. Помимо свежих овощей, наличествовали изумительные соленые огурцы и маринованные помидоры, а также квашенная капуста. И разумеется, лилась рекой водка, в основном «Столичная» и «Перцовка». Вино подавалось, причём неплохое, как, скажем «Три семерки», но успехом не пользовалось, в том числе и у женщин. А в конце пиршества «поляна» украшалась неимоверным количеством фруктов, арбузов и дынь.

Попробую описать нескольких колоритных завсегдатаев этих увлекательных посиделок — тех, кого удалось запомнить.

Итак, номер один. Первый секретарь райкома партии. Высшая фигура в районе. Толстый и округлый, словно винная бочка, невысокий мужчина слегка за 50. Почти вся местная «элита» пребывала в этом возрасте, в наше время считающимся цветущим, а в те годы приближающимся чуть ли не к преклонному. Бритое бабье лицо с оспинами, сощуренные глазки, длинные, почти не поредевшие песочного цвета волосы, делающие его похожим на анархиста. Тонкий, плохо вяжущийся с положением владельца голос скопца, почти все время что-то внушительно изрекающий. Осушив белой сколько положено для затравки, обожал петь. Но о вокальных развлечениях — чуть позже.

Председатель райисполкома. Вообще-то второе лицо в районе, но этот тянул, пожалуй, лишь на шестерку. Невзрачный и плешивый, то и дело заглядывающий в рот первому секретарю. В основном помалкивал и пил.

Начальник райотдела милиции. Как и Первый, толстый коротыш, лысоватый, сметливый, уверенный в себе, с острым взглядом за стёклышками очков, деятельный и неглупый. Мог перепить любого из присутствующих. Все прочие подливали себе горькой на два пальца, а глава милиции — полстакана. Как-то я узнал, что у него за плечами всего лишь четыре класса образования. Этому не следует удивляться. Ведь тогдашние руководители выдвигались из тех, кто остался в живых и на плаву после сталинских расстрельных подвалов, ГУЛАГа и тяжелейшей войны. Однако при очевидной нехватке дипломов страж порядка изъяснялся достаточно грамотно и даже обладал неким обаянием, или, как теперь выражаются, харизмой.

Районный прокурор. Высокий осанистый мужчина, седоватый, широкоплечий, спортивного телосложения, с резкими складками у рта и постоянной усмешкой на плотоядных губах бабника. Шутник, выпивоха и анекдотчик.

Начальник районо, т.е. отдела народного образования. Традиционный тип карикатурного Тараса Бульбы, с усами и в «вышиванке», большой любитель «перцовки» и сала.

Участвовали в партийных возлияниях ещё 4-5 человек, но в памяти от них ничего не осталось.

Запомнилась мне одна гулянка, которую устроил вращавшийся на районном олимпе председатель колхоза-миллионера, местная знаменитость, депутат и делегат. Этакий громкоголосый дородный мужик, тоже лет 50-ти, с изрядным брюшком и хитрой улыбкой, явно вхожий и на более высокие тусовки.

Расстеленные в тенечке на густой траве под раскидистым дубом скатерти в тот день просто ломились от невиданного множества яств, включая и высшие советские деликатесы — семгу, украшенную кольцами лука, чёрную икру в двух хрустальных вагончиках и две огромных миски крупно нарезанного салата оливье.

Грешен, но в те годы и я не гнушался выпить и закусить. Может быть, потому и как-то мирился тесть с «непрошеным» иногородним зятем — задиристым юным интеллигентом, представителем иной этнической группы и к тому же не особо замаскированным антисоветчиком. Впрочем, тесть по пьянке рассказал мне такой вот, давно уже не актуальный политический анекдот:

— Должен ли коммунист платить членские взносы со взяток?

— Если он настоящий коммунист, то должен!

Забавно, что теща советовалась со мной в отношении выбора нарядов и украшений, и после пары удачных рекомендаций стала мне ощутимо благоволить.

Надо сказать, что на посиделках присутствовали и жёны, все как одна пышные бабенки лет на 5-7 моложе мужей (стремление взять в жены девушку, годящуюся во внучки, в те времена ещё не овладело правящей элитой и вообще считалось неприличным). Отнюдь не кисейные барышни, эти женщины обладали ценным умением молниеносно накрыть поляну, а в конце посиделок все быстренько убрать. Вместе с тем они и сами не гнушались «перцовки», хотя определённо знали меру. Впрочем, супруга Первого от участия в этих хлопотах изящно воздерживалась.

Опустошив, для затравки, грамм этак 300-400, первый секретарь незамедлительно переходил к вокалу. Исполнял он всегда одну и ту же песню про военных лётчиков, у которых в полёте внезапно вышел из строя двигатель. Первый настолько обожал эту песню, что воодушевлённо исполнял ее несколько раз подряд. Все прочие подпевали, однако слова по-настоящему знал только Первый. Обладая, как я уже упоминал, малоприятным высоким голосом, был он не лишён некоего подобия слуха и с чувством выводил песенные «рулады», дирижируя обеими руками. Все прочие иногда вставляли какое-то известное им слово или строку, а то и просто мычали, кто в лад, кто не в лад. И над поляной, распугивая птиц и комаров, торжественно, хотя и не вполне стройно разносилось:

Однажды в полёте, однажды в полете, однажды в полете…
Мото-о-ор отказа-а-а-л!

Если помните, в конце песни летчики гибнут. В этом месте Первый мог иной раз даже и прослезится в экстазе.

Обыкновенно начальственные посиделки заканчивалось дружескими объятиями, по типу тех, что регулярно представлял на телеэкране «наш дорогой» Леонид Ильич — только без излюбленных генсеком поцелуев взасос. Но в тот день, когда роль радушного хозяина исполнял депутат-делегат, то ли закуска располагала к питейным излишествам, то ли погода навевала этакую «легкость в мыслях», но гулянка приобрела несколько неожиданный исход.

Руководитель «народного» образования, приняв повышенную дозу горилки, удумал ходить вокруг импровизированного стола на всех четверых и выть по собачьи. Гуляки только посмеивались, а прокурор по-мефистофельски захохотал. Жена образованца-хулигана, не особо и удивившись, принялась увещевать распоясавшегося мужа и после некоторых усилий все же пресекла безобразие. Тем временем председатель райисполкома ухнул невзрачной физиономией в тарелку с салатом оливье и незамедлительно уснул. Гуляки ощутили потребность размять затёкшие ноги и затеяли подниматься, многие с немалым трудом. И тут районный прокурор, подойдя к заслуженному руководителю образцового хозяйства и отвесив ему шутовской поклон — а оба были дюжие, рослые мужики, молвил такую примерно речь:

— Спасибо, потешил душу. Все было вкусно до невозможности! А теперь подставляй руки, я блевать буду!

Свою тираду прокурор сопроводил специфическим жестом, сложив вместе согнутые ладони, чтобы наглядно продемонстрировать, как именно он просит заслуженного председателя «подставить руки».

Председатель, недолго думая, с коротким замахом врезал ему промеж глаз. Районный служитель закона слетел с катушек, встал на четвереньки, помотал, закатив глаза, головой из стороны в сторону и в манере следователя 37-го года, изрёк:

— Та-а-к! Что это было сейчас? Нападение на должностное лицо! Все видели?

И с очевидным усилием поднявшись на ноги, уставил на непочтительного председателя длинный палец и прошипел:

— Я тебя посажу! Понял?

Воодушевленный первым успехом, депутат-делегат сделал к нему шаг и опять замахнулся, но тут начальник милиции, даром что принял на грудь, наверное, столько же, сколько оба повздоривших руководителя совместно, успел перехватить председательскую руку. Уязвлённый юрист, заплетаясь ногами и что-то бормоча, покинул поле битвы, добрался до своей машины и укатил. Возлияние естественным образом завершилось, женщины принялись собирать посуду.

Дальнейшее мне известно со слов бывшего тестя. Прокурор, невзирая на выпитое и на воскресный день, отправился прямехонько в прокуратуру. Когда начальник райотдела, первый секретарь и все прочие заявились туда через час-полтора, в кабинете прокурора уже вовсю кипела работа. Обиженный блюститель Фемиды вызвал из дома следователя и диктовал ему протокол. Отцы района отправили следователя восвояси и принялись уговаривать все ещё не протрезвевшего прокурора одуматься и прекратить следственные действия. Длилось это долго, районный смотритель закона кочевряжился и упирался, словно дикий зверь на первой дрессировке. Потом пришлось ехать к председателю. Тот уже успел позвонить в область и пожаловаться. Пришлось ситуацию улаживать или, как выражаются теперь, разруливать. Впрочем, наверху отнеслись к происшедшему с пониманием — как видно, сталкивались с подобной картиной не впервой. Кое-как уговорили на мировую и депутата-делегата. Повезли его всей компанией к прокурору и заставили противников поцеловаться.

История, понятное дело, закончилось новой грандиозной пьянкой.

Последний раз я приехал к родителям жены незадолго до нашего развода. За обедом с неизменной бутылкой «перцовки» тесть посвятил меня в районные новости. Прокурора перевели с повышением, взамен прислали молодого, который «не ловит мышей». Первый секретарь впал в немилость у высшего начальства и слетел с должности. Его хотели устроить секретарём парторганизации (была такая интересная должность) в какой-нибудь колхоз или совхоз, но ни один руководитель в пределах всего района не пожелал его принять.

Print Friendly, PDF & Email

6 комментариев для “Григорий Писаревский: Пикник под Херсоном

  1. Огромное спасибо тебе, Григорий, за юмор!
    Прости, дорогой, за некоторую задержку с реакцией на рассказ.
    Верю, что в твоём рассказе нет (или, почти нет) ни грамма соченительства.
    Этим он и ценен.
    Описанное — абсолютное фотографическое изображение нашей бывшей совковой идиотской жизни.
    Нахохотались (с женой) от души — я читал, она слушала.
    Все написанное, настолько точно, что по-началу, слушая меня, жена говорит, что всё верно, но чего-то важного не хватает. И тут мы дружно засмеялись — подожди, дорогая, сказал я, ДО МОРДОБОЯ сейчас дойдём.
    И … конечно мы не ошиблись.
    Но, когда я дочитал до места : \»История, понятное дело, закончилось…\» — остановился и замолчал…
    Моя дрожайшая тут же сказала : \» Новой грандиозной попойкой! И, никак иначе!\»
    Дело в том, что Светлана (моя жена) хорошо была знакома (по прошлой жизни, 1968 — 1970г.) с такими типами, т.н. \»советскими и партийными работниками среднего звена\». Её ближайшая подруга была дочерью председателя горисполкома гор. Харькова, Ведерникова. Она была вхожа в эту семью, и её не раз приглашали …
    Всё оборвалось в тот момент, когда этот Ведеников узнал, что подруга её дочери вышла замуж за меня, еврея, студента, да ещё из самой, мягко говоря, не богатой семьи. Разумеется, все эти \»благородные\» люди тут же вычеркнули Светлану из \»своих\» (и, слава Б-гу!).
    Ещё раз, спасибо тебе, Григорий, за напоминание о ТЕХ годах, о молодости, в которой было всякое!

  2. Есть и неплохая песня за Херсон (М. Блантер — Г. Сметанин)… Веселые песни
    поет Украина…Над степью летит самолёт…
    ПАРТИЗАН ЖЕЛЕЗНЯК, называется
    Слова Михаила Голодного
    ***
    В степи под Херсоном —
    Высокие травы,
    В степи под Херсоном — курган.
    Лежит под курганом,
    Заросшим бурьяном,
    Матрос Железняк, партизан.

    Он шел на Одессу,
    А вышел к Херсону —
    В засаду попался отряд.
    Налево — застава,
    Махновцы — направо,
    И десять осталось гранат.

    «Ребята, — сказал,
    Обращаясь к отряду,
    Матрос-партизан Железняк, —
    Херсон перед нами,
    Пробьемся штыками,
    И десять гранат — не пустяк!»

    Сказали ребята:
    «Пробьемся штыками,
    И десять гранат — не пустяк!»
    Штыком и гранатой
    Пробились ребята…
    Остался в степи Железняк.

    Веселые песни
    Поет Украина,
    Счастливая юность цветет.
    Подсолнух высокий,
    И в небе далекий
    Над степью кружит самолет.

    В степи под Херсоном —
    Высокие травы.
    В степи под Херсоном — курган.
    Лежит под курганом,
    Заросшим бурьяном,
    Матрос Железняк, партизан.

  3. Спасибо. уважаемый Григорий. Посмеялся всласть. Хотя обрисованная ситуация и не поражает неожиданностью сюжета и, быть может, несколько даже преувеличена в шаржевых зарисовках. но все равно воспринимается реалистично. Личное участие ваше . наблюдательность и память,вызывают доверие к описанной тривиальной пьянке вельмож совковых второстепенного уровня. Совсем в другом, но не менее похабном стиле , такие мероприятия протекали на самом высоком верху у хозяина.Ужасающе правдоподобно они описаны свидетелем. косвенным соучастником такого пиршества Ю. Нагибиным (\»Золотая моя теща\»).

  4. Скучная у вас там, Григорий, компания подобралась, глазу зацепиться не за что. Из необычного только малосановные и работящие жены, что было характерно для глубинки. А так обычная советская жизнь провинциального партхозактива. Даже никто ничьей жены не утащил в кусты.

    1. Так ведь, дорогой Григорий, это — реальное воспоминание. Не фикшн. Там, и правда, веселья было немного, зато всякой вкусноты и питья — вдосталь, а я — считай ещё пацан, к 25-ти уже развёлся. Только это застолье и запомнилось, уж простите подлеца за тривиальщину.

      1. Уважаемый автор Григорий Писаревский! Персонажи может и не очень,
        а песня Фельцмана на слова Рождественского (в исполнении Э. Пьехи) вполне
        и нашёл в общем и целом, без трудностей. С п а с и б о, з повагою.
        ***
        Об этом товарищ не вспомнить нельзя.
        В одной эскадрилье служили друзья.
        И было на службе и в сердце у них
        Огромное небо, огромное небо,
        Огромное небо одно на двоих

        Летали, дружили в небесной дали,
        Рукою до звезд дотянуться могли.
        Беда подступила, как слезы к глазам:
        Однажды в полете, однажды в полете,
        Однажды в полете мотор отказал.

        И надо бы прыгать — не вышел полет,
        Но рухнет на город пустой самолет,
        Пройдет, не оставив живого следа.
        И тысячи жизней, и тысячи жизней,
        И тысячи жизней прервутся тогда.

        Мелькают кварталы и прыгать нельзя.
        Дотянем до леса — решили друзья.
        Подальше от города смерть унесем.
        Пускай мы погибнем, пускай мы погибнем,
        Пускай мы погибнем, но город спасем.

        Стрела самолета рванулась с небес,
        И вздрогнул от взрыва березовый лес.
        Не скоро поляны травой зарастут,
        А город подумал, а город подумал,
        А город подумал: ученья идут.

        В могиле лежат посреди тишины
        Отличные парни отличной страны.
        Светло и торжественно смотрит на них
        Огромное небо, огромное небо,
        Огромное небо одно на двоих.

Добавить комментарий для Alex B. Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.