Элла Грайфер. Глядя с Востока. 23. Нравственность или жизнь?

Loading

 


Элла Грайфер

Глядя с Востока

23. Нравственность или жизнь?

Убить человека – меньшая подлость, чем внушить ему мысль,

будто самоубийство – величайший акт добродетели.

Айн Рэнд

Сравнение с ЮАР израильтяне воспринимают обыкновенно как личное оскорбление. В какой-то мере это оправдано, поскольку начинается оно обычно с заколдованного слова «апартеид», на что автоматически следует реакция: «Клевета! Ничего такого никогда у нас…» Чистая правда. Апартеида у нас не было и нет, но на этом обыкновенно дискуссия прерывается, так и не дойдя до обсуждения того, что есть. А есть, между прочим, немало интересного.

Дано: область, редконаселенная (вследствие природных условий или иных причин), к тому же немногочисленное население не организовано в государство и практически неспособно защищать себя.

Допустим: в эту область с двух сторон одновременно вторгаются с двух сторон две волны заселителей-покорителей, равно чуждые как аборигенам, так и друг другу. На всякий случай уточним: это не колонизаторы, стремящиеся присоединить область к своей империи, стать в ней большими начальниками и дани-выходы лопатой грести, а вот именно ЗАСЕЛИТЕЛИ, захватывающие землю, чтобы на ней в поте лица растить хлеб свой насущный.

Требуется доказать: что одна из этих волн – злодейская, узурпаторская, эксплуататорская, бяка-закаляка кусачая, а вторая – ангелы бескрылые, бравшие лишь то, что им от века принадлежит по праву, как они есть обиженные, униженные и оскорбленные.

Понятно, что сравнивать методы захвата и/или степень (не)удобства этого процесса для аборигенов бесполезно: одна сторона другой стоит, иначе вообще не захватила бы ничего. Тем более не годится сравнивать степень учтивости в отношении друг друга, серьезных различий выявить заведомо не удастся. Единственный надежный метод – злодеем объявить победителя, который, по логике вещей, больше зла умудрился причинить побежденным, чем они ему. То есть, они бы, конечно, и хотели бы, но по независящим как-то у них не вышло.

Для полноты впечатления рекомендуется половину картинки прикрыть картонкой: побежденные, вопреки однозначной исторической информации, идентифицируются с несчастными аборигенами, утверждается, что они «всегда тут жили», зато победители – агрессоры, колонизаторы и негодяи.

Именно это и произошло с ЮАР, и с Израилем сейчас происходит.

В XVIII веке в южную часть Африки, населенную разрозненными первобытными племенами койсанской расы (белые назвали их «бушменами», т. е. «людьми кустарника», и готтентотами), вторглись практически одновременно европейцы (в основном, голландцы) – с моря, и племена косу – с севера. Согласно Википедии «В 1770-е гг. (европейские) колонисты столкнулись с коса, продвигавшимися с северо-востока». С готтентотами и бушменами те и другие управились одной левой, друг с другом общего языка, естественно, не нашли. Техническое и организационное превосходство европейцев («буров») предопределило их победу. Они создали свое государство и устроились в нем своим, европейским манером жить, с соответствующим уровнем жизни и научно-технической революцией. Косу государства не создали, но внутреннюю племенную организацию сохранили, так что уровень жизни и техника остались вполне племенными, и к обиде на военно-политическое поражение добавилась зависть к виллам с кондиционерами и бассейнами.

В конце XIX – начале XX века в область Земли Израиля, входившую тогда в состав турецкой, затем, ненадолго, британской империи, начали в массовом порядке (тогда еще мирным, невооруженным путем) переселяться евреи из (главным образом восточной) Европы (позже к ним присоединились многочисленные единоплеменники, пережившие Холокост и изгнанные из арабских стран) с одной стороны, и арабы из окрестных областей – с другой. Местное население было достаточно пестрым (друзы, бедуины, черкесы, т. н. «арабы-христиане», т. е. арабизированные потомки доарабского населения), но, как сказано, немногочисленным и совершенно разрозненным. С конца 1920 годов две группы заселителей начали выяснять отношения с оружием в руках, в конце сороковых победившие евреи создали свое государство с соответствующим уровнем жизни и научно-технической революцией… Далее – см. выше.

Понятно, кому и зачем требуется доказывать вышеприведенную теорему. Со стороны косу (арабов) раздается до боли знакомый призыв к «восстановлению справедливости», типа «грабь награбленное», и культивируется голубая мечта «отнять и поделить». Настроение это сродни т. н. «карго-культам»: столкнувшись впервые с западной цивилизацией, обладающей множеством приятных и полезных вещей, некоторые первобытные народности, стопроцентно уверенные, что они – самые лучшие, самые правильные люди на земле, не могли понять, отчего такая несправедливость. И рассудили, что все эти чудесные штуки на самом деле отправлены были лично им предками из загробного мира, но коварные белые посылочку по дороге перехватили.

Куда менее естественно, что доказательством этого абсурда прилежно занимаются сами белые, по опыту знающие, что булки на елках не растут, и, вроде бы, не заинтересованные превращать изделия своей промышленности в «посылочки с того света». И все же, все же… Примерно с середины прошлого века Западный мир серьезно усомнился в оправданности собственного существования. Не то чтобы не было в его истории эпизодов, которых стоит стыдиться… Да у кого из нас в личной биографии таких нет? Но, согласитесь, в большинстве случаев это, все же, не причина, чтобы повеситься и не жить.

В числе многих интересных открытий, сделанных мною когда-то в Германии – серьезное расхождение с тамошними аборигенами в понимании «вины». Для меня «вина» – понятие вполне конкретное: в конфликте А В прав, С виноват, а в конфликте D может и наоборот оказаться. Для них же «вина» – сущность метафизическая, приклеивающаяся намертво к своему носителю и во веки веков обязывающая его и его потомков к покаянию непрерывному, но весьма своеобразному.

Вообще-то раскаяние, насколько могу судить по собственному опыту и рассказам знакомых, процесс пренеприятный, потому как в результате очень снижается самооценка. Но только – если каешься (даже в душе, а вслух – и того хуже) в грехе или упущении, которое совершил сам, а вот в принципиально-метафизической вине каяться – дело совсем иное. Самооценка нисколько не страдает, поскольку согрешил-то не ты, а наоборот, сильно повышается в созерцании собственного великодушия и благородства за счет виртуального возвышения над предками, своим сообществом, историей и культурой.

Французы, например, любят нынче каяться в крестовых походах. Сами они в них, естественно, не ходили, но в школе им рассказывали, что предки их – свирепые крестоносцы – вторглись в мирную и процветающую арабскую Палестину и устроили там форменное безобразие. Им почему-то забыли рассказать, что святой град Иерусалим царь Давид отбил у каких-то там евусеев (построили они его сами или тоже у кого-то отбили – история умалчивает), потом его, как известно, захватили вавилоняне, потом вместе с Вавилоном он автоматически вошел в состав империи персов, потом был Александр Македонский, потом Рим, плавно переходящий в Византию, потом арабы, потом крестоносцы, потом турки, потом англичане, сейчас – опять евреи… И все его захватывали, нередко и штурмом брали, и наводили по этому поводу очередное безобразие. Крестоносцы были лишь одним из многих эпизодов, а вообще-то, по большому счету, неясно, кто, у кого и за что должен просить прощения.

У немцев, как известно, любимым видом спорта являются извинения за Холокост, причем, уже Ханна Арендт в свое время заметила, что извиняются, как правило, как раз те, кто в нем НЕ участвовал. Возможно, если бы они чуть повнимательней изучили динамику функционирования тоталитаризма, то осознали бы, что недалекие предки, которых они столь беспощадно обличают в несочувствии евреям, судьбу этих самых евреев вполне могли бы разделить, если бы тысячелетний рейх не 12 лет просуществовал, а хотя бы 20, ибо расправившись с одной группой жертв тоталитарный монстр тут же кидается искать другую, и никогда нельзя предсказать заранее, кто именно пойдет под нож.

Обратите внимание: ни французам, ни немцам в голову не приходит извиняться за то, в чем нынешнее их поколение перед другими народами действительно виновато. Произнести, например, очередную тронную речь не в израильском мемориале Яд ва-Шем а у одной из бесчисленных братских могил Кампучии – за восторженную поддержку прогрессивного, революционного Пол Пота. Или в школьный учебник истории вставить пару страниц о результатах иранской революции, которой они так дружно рукоплескали. Смирение паче гордости. За высоконравственным «покаянием» однозначно просматривается старая как мир модель возвышения себя путем (хотя бы виртуального) «опускания» другого, но рассматриваемый вариант имеет некоторые характерные особенности. Традиционно в качестве «Мальчиша-Плохиша» использовался враг, чужак, презираемый или слабый, а нынче всех собак вешают на свой собственный народ, своих предков, традицию, культуру. В нашем, еврейском, кругу это принято называть «самоненавистью», но такое обозначение не совсем точно.

Настоящим самоненавистником можно признать разве что любимца Гитлера Отто Вейнингера, что сам себе убедительно доказал собственную непоправимую вредоносность и вполне последовательно покончил самоубийством. Изя Шамир и ему подобные, напротив, надеются как-нибудь выдавить из себя еврея, а ненавидят нас грешных, ибо мы им самим фактом своего существования напоминаем то, что они очень хотели бы забыть. Ведь, по их разумению, если нас на свете не станет, дорогие «арийские» друзья наконец-то примут их за своих, и пойдет тогда жизнь совсем хорошая. Такую установку можно, если не одобрить, то хотя бы понять: кому же не хочется хорошей жизни?

Но как объяснить «самоненависть» самих «арийцев», членов того самого «золотого миллиарда», которому не зря завидует весь остальной мир? Не со вчерашнего дня бродит по европейской литературе призрак «благородного дикаря», живущего в гармонии с природой и десятикратно превосходящего нравственностью растленных европейцев. От Карла Мая и Фенимора Купера до Джеймса Олдриджа он неизменно вызывал слезы читательского умиления. Не с их ли подачи изображал тов. Энгельс грядущий коммунизм как «полное изобилие плюс первобытнизация всей земли»?

Впрочем, если к этой «первобытнизации» повнимательней приглядеться, быстро выяснится, что как раз первобытностью-то в ней и не пахнет. Первобытные люди – стопроцентные коллективисты, они себя не мыслят вне сообщества, а герои всех западных «дикарских» романов только в одиночку на страницах и появляются, и о связи их с соплеменниками – ни словечка. Из-под боевой раскраски, перьев и томагавков выглядывает несколько идеализированный, но вполне узнаваемый европейский ИНДИВИДУАЛИСТ.

Индивидуалистом называется персонаж, который с родным сообществом отношения стремится строить чисто коммерческие: ты – мне, я – тебе. А поскольку сообщество на это реагирует плохо и все чего-то талдычит про какие-то моральные обязательства, про долг перед предками и потомками, индивидуалист его считает узурпатором и пребывает на него в большой обиде. С другой стороны, не так уж он и неправ, ибо в обществе, где индивидуализм преобладает снизу доверху, все эти разговоры и в самом деле ничем кроме лицемерия быть не могут. Традиционной морали, защищающей интересы своего сообщества от распоясавшегося индивида и сообществ чужих, противопоставляется новая, «более высокая» мораль политкорректности, ставящая индивида в центр мироздания, а принадлежность индивидов к сообществам с разнонаправленными интересами попросту игнорирующая. Долг и право всякого индивида – противостоять своему сообществу, вот и все. Такова теория. А что на практике?

На практике чужие сообщества моральных претензий индивиду, как правило, не предъявляют, разве что вышеупомянутые упреки за грехи отцов, в которых он может восторженно каяться, не испытывая ни малейшего неудобства. С другой стороны, как раз те, с кого наши герои очень любят рисовать не слишком соответствующий оригиналу портрет «благородного дикаря», – люди традиции, т. е. склонны свое сообщество защищать, нападая на чужое. Далее срабатывает закономерность «враг моего врага – мой друг», и европейский анархист с энтузиазмом громит демократическую ЮАР, практикующую свободу вероисповедания и охраняющую культуру бушменов, плечом к плечу с людьми, боящимися шамана и не считающими грехом беспричинное убийство иноплеменника. Иными словами, на практике мораль политкорректности культивирует ПРЕДАТЕЛЬСТВО.

И не заливайте мне баки насчет «апартеида». Хорош уж он там, или плох, но не колышут же вас саудовские законы про иноверцев, которых в стране терпят только пока они работают и имеют контракт, молельни свои строить не велят, а в Мекку и вовсе не пускают. Не в апартеиде «вина» ЮАР, а в том, что общество было там западное. Точно также ну очень храбрый Ассанж американские секреты раззванивает на весь мир, но совершенно не интересуется ни иранскими, ни даже русскими.

Свое, родное, на индивидуалиста действует как красная тряпка на быка, чужое же тем более привлекательно, чем более своему враждебно. Так своеобразно понимается ныне известная заповедь «любви к врагам». И вот уже закоренелые феминистки находят аргументы в защиту паранджи, а супругам Розенберг жизни не жалко за удовольствие подарить атомную бомбу родине «дела врачей» и «борьбы с космополитизмом».

В европейских салонах откровенно радуются поражениям американской армии, притом, что свои-то армии вовсе опереточные и на случай серьезной войны Америка – их единственная защита. Наиболее европеизированная часть израильского общества, сидя за широкой спиной поселенцев, гневно требует поселения ликвидировать. Но никому, кажется, не удалось перещеголять Германию, где борцы за чистоту окружающей среды с энтузиазмом разбирают рельсы на пути поезда, нагруженного радиоактивными отходами… Больше всего это напоминает чемпионат по скоростному подпиливанию сука, на котором сидишь, причем всякого, кто отказывается принимать в нем участие, объявляют немедленно аморальным типом, а самым кощунственным и недопустимым является вопрос, что будет с нами, когда допилим сук. Тем более не важно, что случилось с белым населением ЮАР, что будет с евреями Израиля (да и не только его), в случае если…

Защитники Израиля взывают к солидарности с «единственной демократией на Ближнем Востоке». Наивные люди! Если израильское общество схоже с западным (На самом деле не совсем, но антисемитизм – одна из немногих традиций, которой Европа хранит трогательную верность. Пока считалось, что плохо быть «чужим», у нас обнаруживали нестандартный угол черепа, а как «своим» быть плохо стало – так сразу с гневом и возмущением объявляют, что обуржуазились мы). Да, так вот, если израильское общество с западным действительно схоже, по нынешним западным стандартам самый первый моральный долг израильтян – ненавидеть его, как западная элита свое ненавидит: традицию отбрасывать, армию презирать и изо всех сил сочувствовать угнетенным палестинцам, как сами они изо всех сил арабам сочувствуют, что вокруг Парижа машины жгут. Тех представителей израильской интеллигенции, что этот долг исполняют честно, Запад непритворно любит, холит, лелеет, в салоны пускает и награждает премиями, ну а уж кого в излишнем пристрастии к реальности или, страшно сказать, патриотизме заподозрят… тот уж извини-подвинься.

Российские интеллектуалы привыкли на Запад взирать как на оракула. Началось, наверное, с петровских реформ, потом стало просто предрассудком, тем более живучим, что свободу, равенство и братство укоренить в России так и не удалось – ну и, естественно, там хорошо, где нас нет. Разочарование Герцена мало на кого повлияло, а уж евреям-то сам Бог велел веровать в совершенство законов, что им (в отличие от России) обеспечивали гражданские права. Не миновала чаша сия, разумеется, и отцов-основателей государства Израиль, и нынче не раз и не два встречала я местных уроженцев, что с гордостью утверждают свою (и нашу) принадлежность к Великой Западной Цивилизации и, соответственно, изо всех сил стремятся верить в ее идеал и исповедовать ее моральный кодекс.

Возможно, прежде это было оправдано – триста лет назад, а может, даже сто – но сегодня… Сегодня на моральные претензии Запада я могу ответить только словами Стругацких из повести «Хищные вещи века»: Твой идеал – дерьмо, Римайер. Если во имя идеала человеку приходится делать подлости, то цена этому идеалу – дерьмо.

2010

Print Friendly, PDF & Email