Сергей Эйгенсон: К вопросу о начальниках. Окончание

Loading

Ну, мне терять нечего, завлабом по горло в снегу — должность без большого конкурса. Так что отбраковку руководящих рацух пришлось взять на себя. Пришел наш главный начальник с идеей от министра — весь сжиженный газ из трубы, все 120 тысяч тонн выпустить и сжечь к ядрене фене по трассе в ямах. Я чуть из гнезда не выпал…

К вопросу о начальниках

Из серии «Рассказы по жизни»*

Сергей Эйгенсон

Продолжение серии. Начало
Окончание рассказа. Начало

Про крыс

Раз уж о моделировании на грызунах заговорили, вспомню я историю, которую в журнале «Природа» примерно тогда же вычитал. Так, сбоку мелким шрифтом. Сообщается о том, что в Институте этологии АН СССР проводилось исследование связи между интеллектом крыс-самцов и их положением в иерархии. Крысы, во-первых, действительно, очень сообразительные, а во-вторых, у них очень легко определить положение в группе. Там никого, кроме начальства, к размножению не допускают, а если какой молодой крыс против этого порядка бунтуется, то альфа-самец у него для верности тут же орудие бунта того… отгрызает. Ужасно, конечно, как раньше в газете писали — «Их нравы».

Интеллект у грызунов определялся по их способности угадать когда и где тележка с кормом проявится, типа как в тире с движущимися фигурками. Уровень агрессивности тоже по каким-то ихним научным методикам. А потом обмеренных грызунчиков объединяют в группы и фиксируют кто на какой социальной позиции. У крыс, оказывается, есть в каждой группе доминант, типа раис-председатель с правом первой ночи, вот он всю мазу и держит. Есть обязательно субдоминант, это значит — Номер Два, на руководящую роль не претендует, на доминанта пасть не разевает, крысок пользует, но права первой ночи не имеет. Есть тоже низкоранговые крысы. Но такой крыс гражданских прав уже и совсем не имеет. Определив всем подопытным уровень интеллекта и агрессивности начинаем строить «диаграмму качественную с абсциссом и ординатом».

Результаты получаются — обалдеть, до чего хороши! К должности Альфы, как оказалось, интеллект отношения не имеет. Те же показатели, что в среднем по поголовью. Агрессивность, конечно, на максимальном уровне. А вот Бета… Все субдоминанты, как один, оказались с наивысшим показателем умственности и сравнительно умеренным — агрессивности. Тоже знакомо.

Попросил я девочек из отдела размножения документации снять мне десяток копий и раздал знакомым замам — по капстроительству, по науке, по производству. Все были в тихом восторге. Один только сказал мне по прочтении, что науке, видать, совсем уж делать нечего, коли я такой дурью маюсь. Ну, его понять можно, уже и приказ о его назначении генеральным директором подписан был, как вскоре оказалось.

На аварии

Кстати, та авария, после которой Лев Михалыч анекдот про киску рассказывал, вообще очень пополнила мой банк данных о поведенческих реакциях начальства. Дело было так, что построилась 300-километровая труба для перекачки сжиженного газа от Нижневартовска до станции Пыть-Ях недалеко от Нефтеюганска. Дальше это дело закачивали в жэ-дэ цистерны и везли по городам и весям. Где дачнику пропаном баллон наполнить, а где и переработаться на предприятии почтовый ящик с кучей цифр во что-нибудь, только для смертоубийства и пригодное. Этой перевозкой было занято примерно три четверти специальных цистерн из наличных в стране. И вот такое горе, в январе восемьдесят второго эта труба вдруг замерзла. Множественные гидратные пробки. Не работает, одним словом. Смех смехом, но помимо всего другого:

  • сжиженный наш газ не поступает на химкомбинаты Башкирии и Татарии, те уже вот-вот остановятся;
  • нефтеперерабатывающие заводы тоже довольно много получали, хоть бы и для производства бытового пропана, вот-вот придется этот продукт в Красную Книгу заносить;
  • все пропановые цистерны страны за месяц собрались между Тобольском и Сургутом, забили все тупики и запасные пути;
  • мужики-эксплуатационники на трассе в снегу до утра кувыркаются, а днем пребывают в ожидании ценных указаний от начальства;
  • сжиженный газ с наших газоперерабатывающих заводов горит на факелах у входов в трубу в Нижневартовске и Сургуте, скоро Луну закоптим.

Соответственно, в ЦК на нефтяного министра идут жалобы от двух первых секретарей обкомов — из Уфы и Казани, да от четырех министров: нефтехимического, химического, путей сообщения и еще газового, чьи цистерны без дела простаивают. Можете себе представить, как наш министр рад и какими словами он поливает начальника Союзнефтегазпереработки, который сидит сейчас у нас тут в Нижневартовске, считается, что работами руководит в качестве начальника землетрясения. Я, кстати, эти слова слышал, когда присутствовал при их радиообщении — ну, скажу вам, мужчина такое безответно не может выслушивать ни от кого! За первые же пять слов — только дуэль через платок, как у Пантелея Чертопханова. А этот терпит. Тоже ведь надо стойкий характер иметь.

Потом приходит на вечерний штаб — и давай нам последние идеи верхнего руководства доводить. У наших ученых людей теоретически предводителем был краснодарский замдиректора Евгений Максимыч, очень славный мужик и неплохой спец, только вот с начальством очень был застенчив. В конце-концов, было что терять. Ну, мне терять нечего, завлабом по горло в снегу — это должность без большого конкурса. Мне замену найти труднее, это на ихние места желающие в очередь стоят. Так что прием и отбраковку руководящих рацух пришлось мне взять на себя. Как сейчас помню, пришел наш главный начальник с идеей от министра — весь сжиженный газ из трубы, все сто двадцать тысяч тонн выпустить и сжечь к ядрене фене по трассе в ямах, гидраты при этом тоже должны разрушиться — и начинаем заливать трубу по новой.

Я чуть из гнезда не выпал:

— Ну, — говорю, — Икс Игрекович, это же бред.

— Да ты знаешь, кто это предложил?

— А кто б не предложил — не в этом сила. А вот по этой идее, газ-то должен больше, чем наполовину испаряться еще внутри трубы, до того как из нее выпустим.

— Ну и что?

— А то, Икс Игрекович, что есть у него такая теплота фазового перехода — будет он, испаряясь, и трубу замораживать, и грунт вокруг трубы. Вместо гидратных пробок у нас ледяные на том же месте получатся, а грунт выморозим — дык до июля не отогреть. Если только очень медленно выпускать…

— Ну, считай. Садитесь там в уголке с Фридландом и считайте.

Через полчаса я объясняю:

— Вот мы прикинули, приняли некоторые константы на глазок, схема расчета упрощенная, но ошибка должна быть не очень большой. Время на разгазирование так, чтоб трубу не переморозить — около сорока суток.

Он, бедный, чуть не плачет:

— Ты понимаешь, что это по мне будет сорок дней? Считай снова, так, чтоб за четыре дня уложиться!

У них это, вообще говоря, называется «поручить науке обсчитать мою идею». Может быть, кто из научного начальства и взялся бы. Но я-то расчеты делаю сам, а не мэнээсам поручаю.

— Не получится, — говорю, — тов. Начальник. Или давайте приказ по главку об уменьшении теплоты испарения углеводородов в десять раз. Либо об увеличении теплоемкости грунта и воды тоже в десять раз.

Оставили они, наконец, эту рацуху, приняли наш диагноз и наши с трассовиками общие предложения, как и где метанол в трубу закачивать. Вот труба понемногу стала дышать, перепад снижается, вот первые капли через заторы прошли, дальше дело веселее. И вместе с трубой начальство наше на глазах регенерируется. Только вчера, помню, что в кабинете директора завода наш сэнээс-диссидент-экстрасенс Саша Из Физтеха, с трассы с пробами приехавши, стоит в ватных штанах да бушлате и начальнику Всесоюзного Объединения проповедь читает, как, мол, надо бы отраслью руководить. А тут уж и со мной построже стали разговаривать, вот и секретарша стала на прием записывать, а вот и начальство из ЦК прилетело — тут уж лишний раз и в приемную не зайдешь. Ну и слава Богу, и так уж все намерзлись — пора и заключительный этап проводить с наказанием невиновных.

Дело ж не столько в том, что у них головки излишними знаниями не обременены — можно бы и экспертам довериться. Дело в том, что никак они в этом сознаваться не желают. Еще ведь мало делать вид, что инженеры — дальше ползут. Вот того же Икса Игрековича взять. Был там на аварии в числе приглашенных экспертов один московский профессор. Известная по этим делам фигура — но, как мы убедились, больше спец по повышению своего статуса, чем по техническим вопросам. Во всяком случае, за тот раз так мы все от него ни одного толкового предложения так и не услышали. А зато через полгода случайно выясняется, что наш начальник главка у него в соискателях оказался — не знаю уж, как там реально с дисером вышло. Не следил. Но понять можно. Для московского профа хлебная темка, справки о внедрениях, довод о тесной связи с производством для внутривузовских интриг. А для начальника — хорошая запасная площадка, если вдруг выпихнут с занимаемой должности.

Партвыдвиженцы

Это еще сильно давно началось. Вот отец мне рассказывал, как прислали к ним на факультет «парттысячников». Люди не сильно молодые, семейные уже, со средними возрастом тридцать пять лет и образованием пять классов. Плюс Гражданская война. Типа такого Сёмы Давыдова, только не целину поднимать, а наоборот, нефтяное хозяйство Страны Советов. Прием, конечно, без экзаменов, а по рекомендации ЦК, но потом нужно сессии сдавать. Ну, и никак. Историю ВКП(б) либо диалектический энтузиазм еще туда-сюда, а как быть с исчислением бесконечно малых? А мой папа в школе готовился к поступлению в московский Электромашинный Институт имени и под руководством профессора Каган-Шабшая. Было в ту пору такое экспериментальное заведение, как потом Физтех, я о нем много слышал и от отца, и от других. Можно понять — была по тому времени Звезда В Ночи. Потом-то, конечно, прикрыли, чтобы из строя не выделялся. Там теперь МАТИ, в этом здании. Так что вузовский объем матанализа, физики и химии — еще со школьной парты. Он и до конца жизни оставался одним из немногих нефтяных инженеров, кто в dx/dt верхнюю и нижнюю d не сокращает. Но в желанный ВУЗ его все равно не взяли, да даже и в ближний Краснодарский политех. Потому, что несмотря на преданность идеям (первый пионер в городе Армавире, комсомольский активист, нос ему казачата перебили за участие в «антирелигиозной пасхе») — человек он был классово чуждый. Сын представителя эксплуататорских классов. В смысле, его отец в том же Армавире врачом работает.

Ближе Баку, где уж очень инженеры-нефтяники нужны, для него ВУЗа не нашлось. Там его с этими партттысячниками судьба и свела. Вот он, как комсомолец, взял своих старших партийных товарищей «на буксир». Времени свободного, правда, у него было немного. Он-то не парттысячник, ему никто, как буржуазному выходцу, да еще в печати от родителей не отрекавшемуся, стипендии не даст. Так он с первого курса работал на заводе им. Джапаридзе сначала лаборантом, а потом сменным инженером, даром, что без диплома. Очень удобно. Он никогда в дневную смену не выходил, любой ведь согласен сменами поменяться, чтобы не в ночь и не в вечернюю. А утром ехал после смены на трамвае в институт и прямо на лекции. Если с утра пара незанятая — так можно еще в пустой аудитории и поспать на столе минут сто.

Вот если ему после занятий сразу на вечернюю вахту не ехать — так они собираются с парттысячниками в комнате парткома, им всегда ключ давали, и занимаются высшей математикой, заодно и наверстывая пробелы в познании таблицы умножения. Понятно, что если такой студент с орденом Боевого Красного Знамени на гимнастерке на экзамене хоть какие-то знания обнаружит — потрясенный преподаватель ему уж тройку-то поставит. А больше и не надо. Стипендия им всяко обеспечена. А какие-то знания им Шурка Эйгенсон за время допзанятий вложит, хоть на время. Отец рассказывал, что после защиты диплома мужики плакали, говорили, что бросать хотели, если б не партдисциплина и не Шура… Да, рассказывает мне отец всю эту идиллию, сам такой умиленный, молодость всегда приятно вспомнить, а тут еще собственное доброе дело. И заканчивает тем, что для этих мужиков, одолевших как-то ученые премудрости, было специальное распределение, послали их ЦК и лично тов. Багиров на руководящие должности, потом многие начальниками главков, замнаркомами и даже пара союзных министров. А я его и спрашиваю:

— А что, — мол, — нельзя их было просто без этих треволнений начальниками назначить? Ведь понятно, что все эти вузовские премудрости для них так и остались тайной — только что с твоей помощью какие-то азы схватили, да слова научились произносить. Вон наш сосед по подъезду на заочном в нашем институте учится — ведь азов не знает, у нас с ним курсовая на одну тему, только я сам делаю, а он купил. Но начальник цеха, секретарь парткома завода — конечно он диплом получит, а зачем? Неужели нельзя без этой комедии прямо его, как представителя коренной национальности, директором завода назначить. Как и твоих пролетариев, прямо, без потери пяти лет, наркомами. Ведь технологию они все равно не освоили — только что пару терминов. А кулаком по столу стучать они и до ВУЗа умели. Ведь пришли в промышленность руководителями люди, понимающие, что у них поддельные дипломы. Чего от них дальше было ждать?

Ну, дальнейшую карьеру нашего соседа я тогда и в бреду бы себе не представил. В местном языке и слова-то такого «президент» не бывало.

Отец мне тогда, конечно, такие выпады не спустил, отчистил по полной за антисоветскую злобность и космополитический нигилизм. Но вопрос остался.

Дипломат с факультета ВиК

Тридцать первый год давно позади, при мне таких вузовских наборов, чтобы уж прямо в начальники, уже не было. Разве что в раскрепощенных южных республиках для коренного населения. А так каждый, как правило, старался за себя. Вот мне один случай вспомнился, но не с моими однокашниками, а с жениными. Она окончила факультет Водоснабжения и Канализации МИСИ им. Куйбышева. А куда еще интеллигентной еврейской девушке без особых пристрастий деваться? Недаром мы так гордились числом инженеров и, особо, инженерш, на десять тысяч душ населения. Жуткое, как помню по госкомстатовским публикациям, количество.

Вот у них учился в группе такой Саша Баскаков. Поступил как спортсмен, а дальше здраво рассудил, что интегралами он никого не удивит, да вряд ли их и осилит. Надо стенгазету выпускать. Дальше — больше. Стал курсовым, а потом и факультетским комсоргом. Происхождение — во! Что по социальной графе, что по наиболее после войны важной национальной. Предрассудков ноль. То есть, к чему щедринский Балалайкин всю жизнь шел — у него это как стартовые характеристики. Женился на дочке нужного человека. Ну, и оказался по распределению в проезде Серова, в ЦК ВЛКСМ. Прошло три, кажется, не то два года. Собралась группа годовщину выпуска отметить. Получилось это у нас в коммуналке на Тверском. Я, как редкий случай, самый в компании трезвый, поскольку праздник-то не мой. Так и хожу меж ними, кому воды от икоты дам, с кем все-таки рюмку приму, кого и от драки урезониваю.

Застал я в одном углу славный разговор между этим самым Баскаковым и парнем, который на Новом Арбате прорабом на строительстве «полунебоскребов» пашет.

— Вот скажи, Сашка, кем ты сейчас работаешь? Я вот — прораб, а ты?

— Понимаешь, Слава, я — ответорг ЦК ВЛКСМ…

— Ннне поял, ты чё, ответы организуешь?

— Я — ответственный организатор ЦК ВЛКСМ, отвечаю за международные контакты. Конкретно — за Финляндию и Дальний Восток.

— То есть, это ты, оружие для революции переправляешь… как в том фильме где, помнишь? … ЖИЛА БЫ СТРАНА РОДНАЯ И! НЕТУ! ДРУГИХ!..

— Да тише ты, а то Линины соседи милицию вызовут. При чем тут оружие? Ну вот, если приезжает делегация оттуда, там из Вьетнама, Японии или Финляндии, мы с товарищем Янаевым их встречаем, помогаем устроиться, организуем программу…

— Так ты в Интуристе пашешь? Так бы и сказал!

Наконец, бедный функционер, которого совсем уж достали вопросы прораба, частью наивные, а частью и с «подковыркой», не выдержал и процедил:

— Двести тридцать в месяц, отдельный кабинет на Серова и личная секретарша, поял?

— Поял, умолкаю.

Потом-то этот самый Саша, сколько знаю, пошел по ООНовской линии, что отчасти объясняет для меня уровень работы нашей дипломатии в брежневское время. А, впрочем, вполне бы он мог, как какой-нибудь Алтунин, из кабинета секретаря обкома комсомола переходить в кресло начальника строительного главка. Какая разница. Мало ли мы и такой публики видали?

Чертеж для Генерала

Главное, такой дела не понимающий начальник, никак не может свое невежество показать — положено, чтобы биг-босс инженером числился. Взять Лёку покойника — металлург он у нас был, как знаете, Косыгин — текстильщик, даже вечный делопроизводитель Черненко считалось, что ВУЗ закончил, только не публиковалось — какой именно. Какой-нибудь Ли Якокка может себе позволить незнание цикла Карно, он управленец, за то и держат — а наш Каданников? Вот это сокрытие факта малограмотности — и есть та болезнь, которая в нашем топ-менеджменте поселилась со времен первых пятилеток. Серго, например, Орджоникидзе вполне без докторского диплома обходился, ему и не нужно было делать вид, что он спец. Спецов они брали буржуазных, за паек. А тому же Динкову диплом страсть был нужен — прорехи в знаниях прикрывать.

Вот о технологии сокрытия незнания мне как-то Вова Фридланд интересную историю рассказывал. Был он тогда доцентом в КИИГА — Киевском Институте Инженеров Гражданской Авиации, не знаю, как уж теперь его именуют. Была у них, конечно, договорная работа на Антоновское КБ. Вот понадобилось Володе встретиться с заказчиком на его, заказчиковой, территории. Оформили пропуск с допуском. Сидят, работают. А рядом чертежницы под руководством замзавотдела чертеж мотора раскрашивают. Там, где воздух входит — нежноголубая подмалевка, там, где продукты горения — светлорозовая и далее тем же порядком. Красиво, конечно, но зачем?

Тут Володе с удовольствием объясняют, что чертеж предназначено генералу показывать. У них же все в одном лице: и Генеральный Конструктор, и Генеральный Директор, и попросту генерал-лейтенант. Так чтоб сразу было понятно, что где. Чтобы генералу не нужно было и вопросы задавать.

— А то, — объясняют, — если он вопросы нижестоящим задает: что же выходит? Что он хуже рядовых сотрудников что-то знает?

Причем, это все не лично антоновские хотелки — это, будто бы, во всех КБ авиации и ракетостроения такое правило. А самое-то интересное оказалось дальше. Что, якобы, когда чертежи на самый верх несут показывать, то при раскраске положено применять только натуральные красочки, отнюдь не анилиновые, чтобы не дай Бог, здоровье кого из Политбюро не подорвать. Трудно, конечно, представить себе, чтобы Устинов либо Пельше вдруг подошел к чертежу и его ни с того, ни с сего лизнул — но лучше перебдеть, чем недобдеть. Вот это правило кто-то и придумал, и, небось, орденок за сообразительность схватил.

Референт Берии

Да я не за то ратую, чтобы каждый начальник был по управляемому объекту либо явлению первый специалист — но полная неграмотность в первую очередь приводит к непониманию, что существуют ограничения для хотелок. Самой-то яркой фигурой тут и посейчас остается Наш Никита Сергеевич. Из одних баек насчет лоббируемых им рацух от общеизвестной кукурузы до светлой идеи увеличения выработки гидроэлектроэнергии вдвое за счет раскрутки в генераторе не только ротора, но и, во встречном направлении, статора (знаю от того же Фридланда), перевозки по жэ-дэ и автотранспортом воздуха вместе с новиковским сборным железобетоном, строительства при химкомбинатах мясохранилищ, охлаждаемых за счет дросселирования сжиженного газа (слышал от отца)… из этих баек книгу можно составить, размером с киргизский эпос «Манас». Но ведь буквально многие миллионы «лиц, принимающих решения» и заразившихся от них экспертов так по сейдень убеждены, что:

«нет таких крепостей, которые не могли бы взять _______ (проставить нужное название)».

Вот, вспоминаю, отмечалось девяностолетие одного очень незаурядного человека, отцова приятеля Михаила Ефимовича Черныша. Кем он только за свою жизнь ни работал! Например, личным референтом Зампредсовмина СССР Л.П. Берии. Не по иголкам под ногти, конечно. Берия курировал ведь и топливно-энергетический комплекс заодно с атомной Проблемой, и старик вспоминал его стиль решения вопросов добрым словом. Потом он был директором головного НИИ нефтепереработки, зампредсовнархоза в нефтяной Уфе, начальником главка, потом многие годы руководителем соответствующего отдела СЭВа. Он и в свои девяносто, не поверите, работал. На полставки экспертом в московском проектном институте по нашей отрасли. Был незаменим при сочинении особо сложных документов и писем.

Вот мы с ним как-то оказались соседями по работе. Он и тогда в НИПИ работал, а контора, где я служил, помещение на Якиманке у НИПИ арендовала, пока свой новоприобретенный особняк ремонтировала. Там все были бывшие внешторговцы, основная у них тема была про бонус и валютную компоненту жалованья. Так что я, если не в Сибири, а в Москве, и должен для приличия рабочее место посещать, то утром поздороваюсь, сообщу, что я в библиотеке НИПИ, и отваливаю. Тем более, и для дела было нужно, и коллег чтобы поменьше видеть и слышать. А Черныша закуток как раз рядом с библиотекой. Так что я часто к нему захожу. Старику приятно, сын старого друга Шуры, все-таки, и мне интересно. Он тогда как раз по договоренности с институтским начальством писал книжку по истории отрасли. Вот много рассказывал. Про Кагановича, про Берию, про Байбакова, про Косыгина, про наших отраслевых знаменитостей. Даже и про Старого Хозяина. Я все собираюсь как нибудь собрать все эти рассказы: его, моего отца, других, да и записать. А то ведь я помру — уже и помнить рассказы этих стариков будет некому… Но вот один раз у нас ним получилось полное взаимонепонимание. Говорит он мне:

— Знаешь, Сережа, я вот сколько вспоминаю удачные и неудачные начинания за жизнь, так все больше убеждаюсь — если дело не пошло, так одна из двух причин. Либо основное постановление плохо подготовлено, либо не решен кадровый вопрос.

— Моему-то опыту с Вашим не равняться, конечно. Но ведь, М. Е., может быть еще одна причина.

— Какая еще?

— А вот представьте себе, что постановление подготовлено самое лучшее. Вы лично и готовили. Кадровый вопрос решен — лучше некуда. Байбакову поручили! Но поставленная задача противоречит третьему началу термодинамики. Либо закону убывающего плодородия. И что тогда?

Не понял он меня тогда, может я и сам виноват. Но директивных задач, противоречащих законам природы, либо экономики, я за свою жизнь насмотрелся навалом. Здесь перечислять не буду — иначе получится труд типа «Одиссеи». И никогда начальство не могло поверить не только в то, что данная проблема нерешаема, но вообще в существование непосильных для себя (и для подчиненных, если перестанут отлынивать) задач.

Засекреченный академик

Особая тема, конечно, это начальство научное. Типа седовласый академик, как в мультфильме про полет на Луну. Тут ведь есть еще один рычаг воздействия на плебс — как у нас в ИОХ им. Зелинского говорили: «Шеф разрешил защититься». Тут, конечно, такое по отношению к боссу задолизательство и так он о себе начинает понимать — туши свет! Я как помню, когда туда пришел, так мне почти сразу по дружбе объяснили: «Не знаем, как там у вас на шоссе Энтузиастов, а тут, на Ленинском, строго. Это у Ландау, может быть, и были товарищи по работе. А у нас Начальники и Подчиненные!» Особо, говорили, с этим делом, славно в закрытых заведениях типа почтовый ящик с нумером, но я с ними знаком слабо. Хотел было после демобилизации в НИИ–25 пойти, но раз сходил — и передумал. Скучно там, на мой вкус. Да и мужики, кто в таких местах пахал, подтверждают. В более поздние времена я с такими заведениями, конечно, сталкивался. Но уж тут, в директорском кабинете на совещании, что про контору узнаешь? Типа, как мой завлаб когда-то на моего отца «благоприятное впечатление производил».

Бывают, конечно, случаи, когда в директорском кресле действительно сидит, а больше по лабораториям ходит, главный генератор толковых идей. Про отца-то своего я никак забыть не могу, да и другие помнят. Сколько уж после него в том кабинете народу сменилось, моих только приятелей уж парочка, а народ все о нем помнит. Но зато и бывают такие уникумы — в сказке не описать. Примеров-то много, но уж надо же когда-то и заканчивать. Вот уж напоследок.

Была в свое время, да, может и сейчас есть, в Москве такая шибко деловая дама, Валентина Григорьевна, как же ее по фамилии-то обозначить? Ну, скажем, Шуйская. Папа ее, тоже получается Шуйский Г.В., был одним из главных членов Политбюро, да даже чуть было… Но в это время уж, конечно, на пенсии. Что я вам скажу, просто так в Политбюро не берут! С папой я знаком чисто по газетам, а дочка по своей энергии, способности быстро соображать и целенаправленности практически была как гибрид ЭВМ с барракудой. Занималась она, в основном, скупкой и продажей недвижимости, а это дело по Москве, как сами знаете, ведется в традициях Капитана Кидда и Атамана Кудеяра. Но и вообще, падение доллара ее врасплох не заставало — кидалась наперехват, и, не упавши окончательно, заветный листочек оказывался в ее кармане. Я ей просто восхищался, как бы победительницей в компьютер-гэйм «Стритфайтерс». Пыталась она к нашей конторе подколоться — но без толку. Так, знакомство сохранялось, и всё.

А тут оказывается, что есть у шефа некий проект, по которому, будто бы, может быть полезным контакт с валентиныгригорьевным мужем, директором одного ящика. Я человек подневольный, да и самому интересно, что у Вали за муж? Пошли мы с одним нашим экспертом на встречу. Тот эксперт как раз политбюровского зятя хорошо знал по своей прежней работе в ВПК. Встречаемся мы в Китайгороде, в Союзе Промышленников и Предпринимателей, причем с полным понтом, в кабинете отсутствующего Вольского. Эксперт наш и этот самый деятель из ящика радостно так друг другу поулыбались, мне он протягивает руку и представляется:

— Академик Коленкин.

Меня несколько сомнение взяло. Что же, думаю, за манера такая представляться: Академик Иванов, Профессор Петров, Кандидат Наук Сидоров, Олигарх Шапиро, Экс-Чемпион По Бегу в Мешках Ковбасенко?

— Ну, а меня, — говорю, — зовут Сергеем Александровичем, — и фамилию назвал.

А должность — на визитной карточке, сразу и отдал, знаю, что мою фамилию с одного раза не всякий выговорит. Разговор оказался пустой, никаких разработок этот деятель за душой не имел, понадували щеки полчаса и разошлись. Для этого здания, как кажется, это и норма. Я потом насчет манеры представляться спрашиваю моего спутника:

— Ты его, Толя, хорошо, видно, знаешь. Он всегда такой… на цыпочках?

— Это ты про «академика»? Не бери в голову. Это у него мания величия. Он на самом-то деле простой член-корреспондент.

* * *

Приходилось мне тоже в качестве начальников перед собой и «новых русских» наблюдать, но про это уже в другой какой-нибудь раз. А вот сына я про здешние, американские дела расспрашивал.

— Нет, — говорит, — менеджер, он и есть менеджер. На всезнание не претендует, наоборот, коли есть возможность — так же с удовольствием выдает “Ай хэв но айдиа”, как простые люди. Есть конечно, определенный эгоизм. То есть, что он, собака, все время о своих интересах думает, вместо о моих.

Мне-то судить трудно. Я тут, в Штатах, на службу не хожу, а со стороны этого всего не понять. По литературе-то, Норткот Паркинсон там, Лоренс Питер, либо француз Пьер Данинос, так и на Западе этого добра навалом. Но я в здешних фирмах бывал, как гость, а то и заказчик из России, тут внутреннюю жизнь не углядишь, даже если б не языковый барьер. Сын работает и говорит, что особо не замечал. Ну, может быть. Я, чего не знаю, о том и врать не буду. А вот с нашими знаком неплохо, кое-какие «штрихи к портрету» тут и выложил.

Продолжение

___

*) Новая авторская редакция

Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Сергей Эйгенсон: К вопросу о начальниках. Окончание

  1. Сергей, спасибо за пассаж о Муртазе. Я, конечно, догадывался по личным встречам, но теперь есть первооснова.

  2. Уважаемый Сергей, по американскому опыту имею доложить следующее. У нас в конторе (27 тысяч народа при поступлении моем в 91 году и 22 при выходе на пенсию через 25 лет) было сначала 4, потом 5, потом 6 уровней начальства. Уровень 1-2 — пробный, большая часть — нормальные руководители из низов, дело знают, отношения нормальные. Особо местом не дорожат, ибо разница в зарплате небольшая, а работы много больше, не говоря о нервах. Уровень 3-4 — это поднявшиеся из 1-2 или приглашенные, поднявшихся большинство. Там часть явно не справляется, но это меньшая часть. В принципе — все еще нормально. Пятый уровень — это почти всегда те, кого привели с собой люди 6 уровня. Как правило, это кошмар и ужас. Ну, а уровень 6 — это старшие вице-президенты и выше — как бог даст. Иногда, но редко попадаются грамотный. Но это просто статистическое отклонение. Их отбирают специальные очень таинственые вневедомственные бюро по поискам самых-самых великих талантов и они могут быть любой нациоанальности и географического прежнего положения. Если привезли даму из Флориды на уровень 5-6, то под ней на нижнем уровне через год будет человек 15 из Флориды.. и так далее. Может быть, и из Англии. До этого они могли руководить баней, газопроводом, магазином или космическим аэродромом — значения не имеет. Сказали — талант! — значит, талант. Я как-то референту нашего нового самого большого начальника (7 миллионов зарплата, плюс бонусы) рассказал о понятии «номенклатура». Он долго смеялся и, утерев слезы от смеха, сказал — да, это мы.

Добавить комментарий для Игорь Ю. Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.