Сергей Баймухаметов: Убиквисты

Loading

Убиквизм — стремление унижать других. Особенно — дай нам власть и волю. Сладостно… Нас унижают — мы унижаем, так, обоюдно, и выживаем? Об этой стороне народного бытия и сознания, о подлости и радости маленького человека, писала Галина Щербакова.

Убиквисты

Вышел в свет заключительный, четвертый том «Избранного» Галины Щербаковой

Сергей Баймухаметов

Сергей Баймухаметов

Составитель, редактор — муж Галины Щербаковой, известный журналист и публицист Александр Щербаков. «С тех пор, как девять лет назад не стало Гали, это меня и держит в жизни, — говорит он. — Все эти годы занимался тем, что доделывал то, что она не успела, собрал несколько ее книг… Ведь по-настоящему читатель еще не представляет, что это за писатель. Чтобы раскрыть её истинную авторскую сущность, я взялся за издание «Избранного».

Судьба Галины Щербаковой (человеческая и литературная) была счастливой, начиная с того, что она выжила, родившись в 1932-м на Украине — в год страшного Голодомора.

В 20 лет, когда ее первого мужа, выпускника философского факультета, отправили по распределению преподавателем в челябинское профтехучилище, она написала письмо Сталину. Не особо стесняясь в выражениях: нецелесообразно так использо­вать выпускников философских факультетов… какая это у вас такая кадровая политика? Многих и за меньшее отправляли в лагеря. Но — обошлось. Только маме и бабушке седых волос прибавилось.

Потом была работа в школе, журналистика, с 60-х годов — первые рассказы, повести, романы, остававшиеся в «столе». Дебют — в 47 лет. Но зато — самый громкий, какой только можно представить в те времена в СССР. Всесоюзная слава пришла, когда журнал «Юность в сентябрьском номере 1979 года тиражом 2,5 миллиона экземпляров опубликовал повесть «Вам и не снилось». Слава стала оглушительной, когда на экраны СССР вышел одноименный фильм режиссера Ильи Фрэза. Его просмотрело 30 миллионов человек. Редакцию и киностудию заваливали мешками писем, приезжали в Москву, звонили в дверь, рассказывали свои истории любви и просили написать про них…

Успех небывалый? Да. Но надо и знать, на каких весах иногда раскачивается писательская судьба. Повесть ведь три года пролежала в редакции без ответа и привета. А до того Галина одиннадцать лет получала только отказы. В так называемых внутренних отзывах на ее рукописи рецензенты, как правило — члены союза писателей, зачастую чуть ли не требовали от редакций и на пушечный выстрел не подпускать этого безыдейного автора к добродетельному, особенно молодому, советскому читателю.

Галина Щербакова

Хотя, конечно, встречались и другие. Например, роман «Провинциалы» в 1974 году высоко оценил Юрий Домбровский:

«Г. Щербакова написала хорошую принципиальную книгу, которая интересна, выразитель­на и очень актуальна. Я советую редакции «Нового мира» заинтересоваться этой рукописью по-настоящему и, во всяком случае, не выпускать из виду не только талантливого, но и многообещающего автора».

Увы, в редакциях сидели люди, понимающие, что отвечать — им, если что-то кем-то расценится как «идеологически чуждое». Впоследствии об этом времени сама Щербакова говорила:

«Я ведь до конца 70-х писала серьезные вещи — большую прозу на философские темы. Но эти вещи никто не хотел публиковать. Разумеется, мне было очень обидно… Я подумала — ну раз не хотят печать серьезные вещи, напишу-ка я какую-нибудь виньетку про любовь. Это был такой компромисс с собой. Беспроигрышная ведь тема!»

На мой взгляд, здесь она, как и многие критики и читатели — ошиблась. Неверно оценила свою знаменитую повесть. И к этому мы обязательно вернемся.

А «серьезные вещи», которые можно назвать жестокими, вышли потом — уже в эпоху перестройки и гласности, в постсоветские времена и нынешние. Их объединяет практически один герой — тот самый, еще из классической русской литературы. Критик Алена Бондарева писала:

«Мир маленького человека… прорисован до последней линии, и вряд ли к нему можно что-то добавить. Потому как рассмотрела такого человека во всей его низости и высоте, с бедами и радостями, неизбывной русскостью, загадочностью и темнотой (хоть и широкой, но все же сумрачной) души. Через призму этого человека она показала Россию и нашу жизнь».

Роман «Лизонька и все остальные» в авторском варианте назывался «Убиквисты». Издатели попросили изменить: непривычно, читатель не воспримет. Щербакова уступила. Что такое «убиквисты»? Героиня романа, учительница литературы Лизонька, объясняет:

«Ну, привыкли люди, привыкли. Мы, мама, удивительно привыкаемый народ. Мы — убиквисты».

Вообще-то «убиквисты» — термин из биологии. Обозначает вид животных и растений, которые приспосабливаются к любым условиям. Применительно к человеку есть одно определение — в «Историческом словаре галлицизмов русского языка» издания 1902 года:

«Убиквист — человек, которому все везде безразлично, которому везде хорошо, который легко и скоро переменяет места».

То есть речь, в основном, о географическом перемещении, изменении среды обитания.

В книгах Галины Щербаковой — об историческом привыкании к жизни в условиях, в частности, семидесятилетнего коммунистического террора, идейного и морального насилия.

«То, что сегодня происходит в России, это плата за 1917 год, — утверждает профессор Оксфордского университета политолог Владимир Пастухов. — Тогда, сто лет назад, эта страна, это общество сорвались в большевизм, не удержались от соблазна насилия и вселенского грабежа… Оно совершило историческую ошибку, за которую приходится расплачиваться не одному, не двум, не трем, а уже четырем поколениям. И, к сожалению, мы не можем выскочить из этого процесса. Он требует глубочайшего осмысления, выдержки, в том числе и какого-то спокойного раздумья».

Да, но этот исторический обзор неполон, поскольку сводится лишь к последствиям революции 1917 года. А 400 лет крепостного права, то есть — рабовладельческого строя? Это ведь двадцать поколений. Рабство, на мой взгляд, и привело монархическую Россию к революционному взрыву. В недрах тех душ копилась осознанная или неосознанная ненависть, осознанная или неосознанная мечта о мести, жажда справедливости, стремление к лучшей жизни — все вперемешку. Нельзя рассматривать народ только как жертву революции и коммунизма. Если говорить только о революционном и послереволюционном периоде, то ведь массы в праведном гневе шли убивать — во имя справедливости. А потом пропаганда воспитывала их детей и внуков, внушала, что можно и надо уничтожать других, тех, «кто не с нами». Причем народ был и жертвой, и палачом. В 1956 году, после страшной правды о репрессиях, о преступлениях сталинизма, Анна Ахматова говорила:

«Теперь арестанты вернутся, и две России глянут друг другу в глаза: та, что сажала, и та, которую посадили».

Интеллигентские рефлексии! Ничего не случилось. Посмотрели. А может, даже особо и не смотрели, чего там смотреть, не видели, что ли, дело ведь привычное: сегодня ты, завтра — я. «Выполняли приказ», «верили во врагов народа», «наши органы не ошибаются», «так надо было», «лес рубят — щепки летят».

В книгах Галины Щербаковой, в саге о трех поколениях большого рода Луганских один из героев делится открытием: наше привыкание к подчинению всему и всем — не простое, а сложно-подчиненное:

«Тут же обнаружил свойство народа, он у нас сложноподчиненный. Не просто раб там или крепостной, а раб с идеей: так, мол, мне и надо! И детям моим будет надо, и внукам. Одновременно!.. Встречались разные люди, и бесноватые тоже. Знал такого. Из наших краев, между прочим. Некто Луганский… Убить мог на раз-два… Чуть меня не пристрелил, но, узнав, что я его земляк, сказал: «Живи, сволочь, и пусть твои глаза лопнут от стыда, что ты, сопляк, не понимаешь великой идеи». Вот я, сволочь, и живу, и глаза мои не лопнули. А настоящих людей все мене и мене. Срослись с поганой властью кто всем телом, кто боком, кто ногой, кто рукой. Я видел в Сибири закрытые лагеря. Слышал, что там самый смак народа. Но я, хрень такая, даже до этих лагерей не дорос. Или глуп, или слаб. Лучше б тот гад меня пристрелил».

Удивительно, что пощадил. Другие Луганские родную кровь не щадили, вместе с малыми детьми сжигали. Вот голос уже из нашей современности. Тетя Юля из той же саги о Луганских рассказывает:

«Отец тогда говорил сыну: «Мы будем слабаки, а не революционеры, если не убьем богача, даже если он твой брат. Жир будем снимать со всех, даже с детей малых, иначе идею не осуществить»… Весь род Луганских поделен на умных и дураков. Ваня был в отца — из дураков и горячий. Они-то и спалили дом оставшихся в России братьев с людьми и скотиной. До сих пор говорят, что в какие-то ночи в Барвенках слышат детский плач. Некоторые не выдерживают, покидают те места… Старое возвращается. Мы все Луганские».

Обратимся снова к статье Алены Бондаревой в журнале «Вопросы литературы», 2012 год:

«Через окно разрушающегося дома Щербакова смотрит на историю и на политику нашей страны. Пока ее герои уст­раивают личную жизнь, кто-то на баррикадах обстреливает Белый дом («Время ландшафтных дизайнов», 2002), пуска­ет в расход живущую по соседству семью знаменитого уче­ного Домбровского («По имени Анна», 2004), организует теракты в метро («Ангел мертвого озера», 2003). И понят­но, что происходящее «вовне» отражается на героях непо­средственным образом. Они, сами того не замечая, стано­вятся еще злее и жестче, требовательнее и нетерпимее друг к другу. Писательница нередко ставит вопрос о том, почему в стране, где люди прошли через войны, лагеря и расстрелы, скоротав полвека в ненавистных коммуналках, возможны новые расправы и смерти? Ответ один — ненависть».

Да, через все прошли и проходим. Через гулаговские лагеря отцов, дедов и прадедов, через то, что нынче называется произволом властей. Привычные? Привыкаем? Последний интереснейший факт — недавно проведенный соцопрос. После всех вроде бы известных перипетий истории и современности чему и кому доверяет народ? ФСБ и другим спецслужбам — 48 процентов! (Заметим в скобках: церкви — 40 процентов.) После вроде бы всем известных, диких случаев насилий и убийств в полицейских участках (изнасиловали бутылкой из-под шампанского, обварили до смерти кипятком), не говоря уж об элементарной коррупции, вымогательстве — кому доверяет народ? Полиции — 32 процента!

Убиквизм ведь не только привыкание к своим тяготам и унижениям. Но и стремление унижать других. Особенно — дай нам власть и волю. Сладостно…

Нас унижают — мы унижаем, так, обоюдно, и выживаем?

Об этой стороне народного бытия и сознания, о подлости и радости маленького человека, теряющего человеческий облик, писала Галина Щербакова в «жестоких» рассказах, повестях, романах. В частности и целенаправленно — в сборнике рассказов «Яшкины дети», 2008 год.

«Книгу выдержат, пожалуй, только те читатели, которые не боятся очень сильной, тяжелой и пронзительной прозы, — откликнулась в «Аргументах и фактах» обозреватель Марина Маркелова. — В своей беспощадности и реалистичной депрессивности Щербакова очень похожа на Людмилу Петрушевскую, книги которой очень часто откладывают со словами: «В жизни и так не очень много радостей, а если ещё и книги такие читать, тогда можно сразу пойти и повеситься». Только если у Петрушевской — советское или постсоветское пространство с его убогими коммуналками и необоримым нищенством, то у Щербаковой всё гораздо современней».

А теперь вернемся к «Вам и не снилось». К тому, что сама Галина Щербакова назвала «виньеткой про любовь». Автору простительно, ему иногда трудно быть объективным к самому себе. Но ведь многие критики и читатели считали, что это «трогательная и легкая любовная история». Причем, сравнивая повесть с последними книгами, задавались и до сих пор в социальных сетях интернета задаются вопросом: «Не укладывается все-таки в голове, как автор такой трогательной «Вам и не снилось» перешел к таким жестоким сюжетам?»

Полагаю, это опять же свойство восприятия нашего тогдашнего и нынешнего общественного сознания, которое не замечает привычного. Ничего там «легкого» нет, и даже «трогательное» забивается густым мраком реальности. Что и кто превращает любовь Романа и Юльки (Ромео и Джульетта!) в невыносимый ад?

Они самые — убиквисты. Взрослые убиквисты.

Привычные и привыкшие к тому, что все, что выходит за пределы их представлений, — надо осудить, искоренить.

Вспомним, с каким остервенением встретили повесть и фильм некоторые «представители общественности», официально и неофициально уполномоченные убиквисты. На одной из читательских конференций педагоги кричали: «Как вы смели писать, что девочка носит трусики сорок второго размера?» Постановили, что это «порочная повесть». Мало того, и девочкам-школьницам велели «осудить».

Популярная московская газета напечатала коллективное письмо учителей, которые требовали уволить главного редактора «Юности» (не кого-нибудь, а икону официозной советской литературы Бориса Полевого!) с должности, а писательницу Щербакову навсегда лишить права печататься.

Затем на спецпросмотре фильма с участием жены члена Политбюро ЦК КПСС, будущего Генерального секретаря ЦК КПСС К.У. Черненко выступающие хором клеймили автора повести и режиссера фильма: и повесть, и фильм — ложь от начала и до конца, родители ведут правильную линию, но где общественность, где комсомол, которые должны им помогать?

«Это очень несвоевременная картина! В ней все врут друг другу! Где вы видели, чтобы у нас в СССР мама лгала сыну, а бабушка — внуку?! — грозно вопрошала жена будущего Генерального секретаря ЦК КПСС. — Где вы видели, чтобы учителя врали детям? Где вы видели столько лжи? Я спрашиваю вас всех, сделавших этот порочный фильм?!»

Убиквисты. Их реакция выдавала их с головой. Реакция на рассказ о том, к чему приводит фальшь, ложь, дремучесть, ставшие нормой жизни.

Художественная проза Галины Щербаковой собрана, систематизирована и представлена в трех томах одного большого издания. А четвертый том «Избранного» — публицистика. Открытый текст.

«Никому такого не скажешь, но для нашего народа не война была самым большим горем. Там хоть знали, за что… Может, потому так нас все и боятся? Боятся этой нашей небоязни войны. Это же ненормально, это же ужас, если как следует осмыслить. Народ, который не боится войны. Я — этот народ. И так скажу: в обычной нашей жизни не настолько уж больше шансов выжить, чем если б была война… Если не бомба, не пуля, все равно ты можешь стать врагом народа, сумасшедшим, диссидентом, ты можешь просто выпасть из жизни, из человеческого обихода, и тебя будто и не было. Никто не кинется тебя искать, никто не объявит о пропаже. Мир, в котором человек изначально определен как распоследняя мелочь, уже не человечий мир, так что нам после этого война? Она — просто откровенная война, а у нас семьдесят лет — откровенный не мир».

(Это написано в 1997 году — за 11 лет до российско-грузинской войны, за 17 — до событий в Донбассе, за 22 года до сегодняшних телевизионных угроз «превратить Америку в пепел». И вот нынешнее подтверждение вроде бы парадоксальных, 20-летней давности мыслей Галины Щербаковой — последний опрос Левада-Центра. Мировой войны боятся 42% россиян, произвола государства — 33 процента. Близкая, «родная» власть для нас едва ли не страшнее гипотетического ядерного конца света.)

«Корни мо­ей архинепатриотической мысли в том, что я за всех детей, которых родители отправляют подальше от Ро­дины, от вечной войны, фантастиче­ской склоки и ненависти, — радуюсь. Вы только посмотрите на раздуваемый пожар… Сколько людей загубле­но, сколько детей не выучено, сколь­ко больных не вылечено… Что такое верти­каль власти — я не знаю. Ну уж точно не еда, не дом, не мир, не образование, не любовь».

(Написано в 2000 году, опубликовано в «Общей газете».)

На снимке: Галя и Саша Щербаковы, 1960 год.

Print Friendly, PDF & Email

6 комментариев для “Сергей Баймухаметов: Убиквисты

  1. Спасибо, Володя, Сергей и Александр!
    Открыл Писателя — Галину Щербакову для себя сам, без рекомендаций, подсказки, критики и т.п. Открыл, живя в Америке! Собрал собственное собрание сочинений и счастлив, что это имя с годами всё более становится известным и востребованным! Настоялось настоящее вино! Эти книги, по настоящему прекрасный Памятник Писателю и Человеку!

  2. Замечательно, Сергей! Сколько мыслей, идей, догадок рассыпали перед нами! Восхищаюсь Александром: то, что он сделал — настоящий подвиг. Я «пропустил» Галину Щербакову, ибо (как и Борис Дынин) уехал из СССР в 1974 году. Буду наверстывать упущенное…

  3. Уважаемые Сергей Баймухаметов и Александр Щербаков,
    Я уехал от убиквистов в 1974, и творчество Галины Щербаковой оставалось мне неизвестным (уже не следил за российским литературным цехом). Спасибо за публикацию. Открою ее для себя..

  4. Как я рад, Иосиф, этой весточке! А «Литая сфера» всегда недалеко от меня.

  5. Отдельное уважение Александру Сергеевичу. Рад убедиться в его несгибаемой цельности, верности, правде.

Добавить комментарий для Иосиф Гальперин Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.