Не просто понять истинную природу и истинный смысл повторяющейся истории с жёнами с точки зрения современного человека. При этом для древних сказителей этот смысл был очевиден, более того, важен и дорог. Очевидно, рассказчик хотел показать несомненное превосходство Авраама и Ицхака над окружающими племенами.

Недельный раздел Лех Леха

Михаил Ривкин

Как предисловие к серии недельных глав за этот год рекомендуется прочесть третью часть очерка «Трансформация идеи Божественного Откровения».

Рассказы о Патриархах, которые составляют основной корпус текстов книги Брейшит, прошли несколько стадий редактирования, иногда убиралось что-то избыточное, иногда, напротив, рассказ расширялся и дополнялся. Эти рассказы, в различных изводах, весьма длительное время передавались из поколения в поколение, как самостоятельные эпические циклы, и лишь на более позднем этапе к ним было добавлено, в качестве общего введения, содержание двух первых недельных глав, «всемирная история». Составители, добавившие эту всемирную историю, исходили из справедливого допущения, что без неё рассказы о Патриархах «провисают», начинаются, как бы, не «с самого начала». Кроме того, «всемирная история» содержит важнейшие нравственные основы, те основы, которые должны были регламентировать с древнейших времён отношения между людьми.

Собственно еврейская история начинается с Авраама, жизнеописание которого составляет главное содержание главы Лех Леха. Согласно этому жизнеописанию, Первый Патриарх родился в Ур Касдим, и там же женился, после чего поселился со своим отцом в Харане. По велению Всевышнего он ушёл из Харана и поселился в Земле Кнаан. При описании жизни Авраама в Кнаане повествование сочетает древнейшую эпическую традицию и поэтические «расширения» этой традиции, которые, вероятно, наслоились позднее.

Выйдя из Ур Касдим, Авраам доходит до Шхема, воздвигает там жертвенник Г-споду, затем продолжает свой путь, воздвигает ещё один жертвенник и «призывает Имя Г-спода». Это не сухое перечисление событий, но благочестивая легенда-свидетельство, доказательство того, что не было у Аврама никаких иных целей и иных занятий, кроме как повсеместно прославлять Имя Г-спода.

Но дальше происходит неожиданный поворот сюжета. В Кнаане начинается страшный голод, Авраам уезжает в Египет и живёт там. Там фараон пытается забрать жену Авраама, но вынужден вскоре отказаться от своих намерений и отпустить его с великим богатством (гл. 12). Затем эта история повторяется ещё раз, но вместо Паро в роли неудачливого ухажёра выступает царь Герара Авимелех (гл. 20), и, наконец в третий раз, но уже в отношении Ицхака и Авимелеха (гл. 26). По мнению многих исследователей ТАНАХа в основе этих повторяющихся повествований лежит некое историческое «жёсткое ядро»:

«То, что Авраам был вынужден покинуть Кнаан и уйти в Египет в голодное время вполне совпадает с тем, что мы знаем о реалиях II тысячелетия до н.э. /…/ Ицхак тоже сначала собирался уйти именно в Египет, и, наконец, именно в Египет направились колена Израиля, и по той же самой причине. Разумеется, Египет не зависел от сезонных дождей. Его плодородие целиком базировалось на разливах Нила». 1

«Миграция Авраама и Ицхака в Египет и в Герар отражает, несомненно, историческую реальность, однако рассказ о том, как у них забирали жён, и как эти жёны потом спасались, имеет, вероятно, другие источники». 2

В этом месте цитированный нами Герман Гункель многозначительно умолкает… А жаль! Надо полагать, что «другие источники» — это некое «расширение», или мидраш, в широком смысле слова. К первоначальному повествованию, имеющему историческую основу, сказители с течением времени стали добавлять некие факты и детали, которые должны были украсить этот рассказ, сделать его интересным, приятным и даже забавным для слушателя.

Не просто понять истинную природу и истинный смысл этой повторяющейся истории с жёнами с точки зрения современного человека. При этом для древних сказителей этот смысл был очевиден, более того, важен и дорог. Именно этим и объясняется двукратное повторение сюжета, с небольшими вариациями, в отношении Авраама и третье повторение, в отношении его сына Ицхака. Очевидно, рассказчик хотел показать несомненное превосходство Авраама и Ицхака над окружающими их племенами, их умение умножать свои стада намного быстрее, чем это могло бы произойти естественным путём, в результате природной плодовитости животных. Этот мотив сверхъестественной, «сверхприродной» плодовитости ещё не раз появится в легендах Брейшит. Эти легенды показывают, насколько важно было для потомков Авраама и Ицхака воспоминание о неисчислимых стадах их легендарных предков. Детализация в рассказе о расставании Авраама и Лота становится понятной после того, как нам ещё раз напоминают, что стада того и другого были настолько велики, что им не хватало пастбищ чтобы пастись рядом. При этом в основе такого рассказа о расставании вполне могла бы лежать коллективная память о разделении двух некогда родственных племён.

После расставания с Лотом следует подробное описание сражений между двумя группами царей, решающую роль в котором сыграл Авраам. Очевидно, что это вставной эпизод, никак не связанный ни с предшествующими, ни с последующими событиями. При этом обилие царских имён и географических названий явно указывает, что перед нами не народный эпос, а тщательно прописанная и сохранившаяся в письменном виде хроника реальных событий. Вероятно, это один из многих отрывков вавилонских хроник, которые, так или иначе, попали в руки редакторов текста Берейшит уже на самых поздних, письменных стадиях редактирования и канонизации. Рассказ показался интересным, и редактор решил, что добавив в нужном месте имя Авраама, эту историческую хронику Двуречья можно включить в Книгу Патриархов. Наиболее подходящим для вставки стало то место, где описана жизнь Лота после расставания с Авраамом, и после первого обетования Аврааму об умножении потомства и о даровании Земли Кнаанской. Именно после этих слов весьма уместным выглядят описания военных подвигов Авраама и его поразительного бескорыстия при дележе добычи.

Это один из примеров «расширительного пересказа» или мидраша на древний вавилонский источник. Такого рода «расширения» или мидраши не раз встречаются в тексте Берейшит. В данном случае «расширение» решает двоякую задачу. Во-первых, вписывает историю Патриархов в широкий исторический контекст Древнего мира. Многие хроники царей и царств Двуречья были известны не только позднейшим редакторам, но их потенциальной аудитории, и потому редакторы стремились придать своему повествованию историческую достоверность, вставляя время от времени отрывки из этих хроник. Во-вторых, эти «расширения» зримо показывают исключительную праведность Патриархов, по контрасту с окружающей их средой.

Далее следует один из важнейших эпизодов книги Берейшит — Завет между частями животных (Брит бейн а-Бетарим):

“И Он (Бог) сказал ему (Авраму): возьми Мне трех телок и трех коз, и трех баранов, и горлицу, и молодого голубя. И он взял Ему всех их и рассек их пополам, и положил часть каждого против другой; а птиц не рассек. И спустились коршуны на трупы, но прогнал их Аврам. И солнце было к заходу, как крепкий сон напал на Аврама; и вот ужас, мрак великий нападают на него. /…/ И когда зашло солнце и наступила тьма, и вот, печь дымящаяся и пламя огня, который прошел промеж тех половин. В этот день заключил Г-сподь с Аврамом союз” (Брейшит 15:9-12, 17-18).

Это возвышенная и мудрая поэтическая легенда ещё раз возвращает нас к одной из центральных тем книги Берейшит, да и всей Торы — к диалогу между Б-гом и человеком. Однако и в основе такой возвышенной легенды тоже лежит некая древнейшая основа, хорошо знакомая этнографам, антропологам, историкам. Дж. Фрэзер посвятил целую главу своей книги «Фольклор в Ветхом Завете» описанию сходных обычаев заключать союз (завет) у древних народов:

“В этом описании «ужас и мрак», объявшие Аврама при наступлении заката, предвещают появление Б-га, который во тьме ночной проходит между частями убитых животных в образе дыма и огня. Этим действием божество только выполняет требуемую древнееврейским законом формальность, соблюдавшуюся при скреплении договора /…/Подобные словоупотребления, как и соответствующие им еврейские и латинские выражения, несомненно, произошли от обычая жертвоприношения и разделения жертвы на части в качестве способа придать клятве или договору формальную силу “

Далее Дж. Фрэзер во множестве приводит примеры таких ритуалов, причём наряду с этнографически достоверными обычаями разных народов мира приводятся примеры из древних мифов и легенд. Именно таким образом, над частями животных, клялись воины Агамемнона, перед тем как идти на Трою, так заставил поклясться отвергнутых соперников отец прекрасной Елены, так Геркулес обменялся клятвами с сыновьями Нелея, так клялись когда-то скифы, так заключают договор племена кавирондо, вачева, багишу и банту (в Восточной Африке), многие южноафриканские племена.

«Для объяснения этих обрядов были выдвинуты две теории: одну из них можно назвать теорией возмездия, а другую — сакраментальной или очистительной. Рассмотрим сначала первую. По этой теории, убийство животного и разрезание его на части есть символ возмездия, которое ожидает человека, нарушившего договор или преступившего клятву: он погибнет насильственной смертью, подобно принесенному в жертву животному.»

Перечислив обстоятельно множество сходных ритуалов у разных народов, которые лучше всего объяснить именно «теорией возмездия», Дж. Фрэзер, ссылаясь на авторитет Робертсона-Смита, приходит к выводу, что к рассказу о Завете между частями животного в Торе эта теория не подходит.

«Поэтому Робертсон-Смит предложил такое толкование обряда, которое можно назвать сакраментальным или очистительным. Он предполагает, что «стороны становятся между частями животного, символизируя этим свое приобщение к мистической жизни жертвы». В подтверждение этой теории он ссылается на соблюдение того же обычая в других случаях, к которым неприменима идея наказания или возмездия, но которые если не всегда, то по крайней мере часто могут быть объяснены как способы торжественного очищения /…/ Все остальные приведенные мной случаи обращения к этому обряду говорят в пользу очистительного, или охранительного, значения еврейского обычая: ни один из этих примеров не может быть истолкован в духе теории возмездия, ибо некоторые из них полностью исключают возможность такого толкования, а другие не могут быть поняты иначе, как с точки зрения очистительной, или охранительной, теории, как об этом иногда прямо свидетельствуют те самые племена, которые соблюдают данный обычай». 3

Если для Дж. Фрэзера важно найти параллели Завету между частями животных у самых разных народов, как у современных, так и у древних, то один из крупнейших библеистов ХХ века Нахум Сарна формулирует свою задачу конкретнее и точнее. Во-первых, он стремится найти аналогии в исторических памятниках Древнего Востока. Во-вторых, и это главное, для него важно понять, как этот древний, жутковато-примитивный ритуал был сублимирован и освящён в Торе, как он превратился в наиболее узнаваемое описание Завета между Б-гом и человеком:

«Детальное описание завета между Б-гом и Авраамом не может не заинтересовать. К сожалению, точное значение некоторых деталей от нас ускользает, поскольку единственная библейская параллель (Йермияху 34:18) также не содержит объяснений. Однако имеется достаточно признаков того, что Писание использует древний ритуал.

На иврите говорят «рассечь завет» (в смысле заключить завет). Эта идиома восходит к практике рассечения животных как формы закрепления завета. Этот обычай был широко распространён в древности, /…/ особенно интересны хеттийские и греческие аналоги. /…/ Но как всё это может относиться к Б-гу? «Пламя огня» это частый символ Б-жественного присутствия в момент теофании, и только оно проходит между частями животных. Авраам не участвует. /…/

Каково бы ни было её происхождение, вся церемония претерпела радикальные изменения. Символическое значение, приписываемое каждому из животных было уже забыто ко времени, когда древняя традиция была зафиксирована письменно. /…/

От Хеттийской империи до нас дошли договоры, которые должны были регулировать отношения между великим царём и его вассалами. Документ обычно содержал преамбулу, указывающую автора договора, затем следовал пролог, описывающий предысторию отношений между сторонами. Затем следовал сам договор, в котором излагались обязательства, налагаемые сюзереном на вассала. Мы видим, что, в целом, Писание следует этой модели». 4

Однако, в отличие от хеттийского договора вассальной зависимости, мы видим в Завете между частями животных именно Б-жественное обетование Аврааму. Как отмечает Н. Сарна, сам Авраам, на первый взгляд, пассивен. Он не проходит между частями животных и не произносит вслух каких-то конкретных обязательств. Но это не равнодушная пассивность, а пассивность полного и абсолютного подчинения Высшей Воле. Не случайно описание обряда открывается символическими словами:

«И поверил он:Г-споду, и Он вменил ему это в праведность» (Брейшит 15:6)

Уточняющий вопрос «Как узнаю?» это не сомнение в Б-жественном обетовании, это лишь вполне понятное желание ещё раз в этом Обетовании укрепиться и утвердиться. Очень точно выразила эту связь между Заветом и Обетованием Г. Синило:

«При всём многообразии конкретных житейских историй, патриархов их скрепляет в единое целое начавшийся непрерывный диалог с Б-гом, реализующийся через три великие, взаимосвязанные друг с другом идеи — Завет, Обетование, Исход. Завет предполагает добровольность союза и особую верность Б-гу, а за это обещано высокое вознаграждение — Обетование, на которое без всяких сомнеий нужно променять сиюминутные блага и двинуться в неизвестность по требованию Г-спода». 5

Первое Обетование Аврааму было даровано в Ур Касдим (Брейшит гл. 12). Теперь настал черёд не просто Обетования, но Обетования-Завета. Эти Обетования очень разные, но при всех отличиях, в них повторяются две главные идеи — Обетование Земли и Обетование потомства. И если в Ур Каслим мы видим некое безличное «Я сделаю тебя народом великим», то Завет между частями животных — это Обетование прямого наследника:

«И вот, сказано ему слово Г-спода (такое): не будет он тебе наследовать; но тот, кто произойдет из недр твоих, будет тебе наследовать. И вывел Он его наружу, и сказал: посмотри-ка на небо и сосчитай звезды; ты сумеешь счесть их? И сказал Он ему: таково будет потомство твое». (Брейшит 15:4-5)

Три раза, с существенными вариациями, повторяется в Торе рассказ о том, как именно Авраам узнал о грядущем рождении единственного и избранного наследника. Первый раз — в Завете между частями животных, второй раз — а Завете Обрезания (Брейшит, гл. 17), третий раз — в явлении трёх мужей (гл. 18). В первый раз Аврааму просто сообщается о том, что потомство его будет, как звёзды небесные и что ему будет наследовать его биологический потомок. Во втором рассказе сказано, что именно Сара родит сына, и что он будет назван Ицхак. Третий рассказ, наивный и самый богатый бытовыми подробностями, следует признать древнейшей версией. Именно эта, самая ранняя версия, содержит много колоритных деталей, включая «народную этимологию» имени Ицхак. Именно эта «народная этимология», стыдливо убранная редакторами в двух более поздних версиях, ясно указывает, какой из рассказов первичен.

Все рассказы про Первого Патриарха рисуют его человеком на редкость миролюбивым. Авраам всячески стремится избежать конфликта с Лотом, и предлагает тому разойтись в разные стороны, причём именно Лоту предоставляется право первому выбрать, куда именно он хочет пойти. Это же качество миролюбия особенно заметно в сложных отношениях с Сарой и Агарью. Более того, именно в этих отношениях миролюбие Авраама порой граничит с пассивностью.

Но об этом — в следующем недельном разделе.

___

1 Nahum Sarna, Understanding Genesis, The Jewish Theological Seminary of America, NY, 1966, p.102

2 הרמן גונקל אגדות בראשית ספרות המקרא ירושלים מוסד ביאליק1998 עמ37

3 Дж. Дж. Фрэзер Фольклор в Ветхом Завете Моска Излательство политической Литературы 1986 стр. 174-190

4 Nahum Sarna, Understanding Genesis, The Jewish Theological Seminary of America, NY, 1966, p.125-127

5 Галина Вениаминовна Синило Древние литературы Ближнего Востока и Мир ТАНАХА стр. 203