Лев Мадорский: Новый год в КПЗ

Loading

Любимой шуткой дяди Миши было обыгрывание паузы в пьесе Г. Уоррена «In the Mood» из фильма «Серенада солнечной долины». В пьесе полагалось в самый разгар музыки (некоторые пары танцевали рок-н-ролл) небольшая пауза. Моисей Абрамович специально эту паузу затягивал. Рок-н-ролловцы застывали в неожиданных позах.

Новый год в КПЗ, или
«Три полудевочки, один роскошный мальчик»

Лев Мадорский

Лев Мадорский

В недавней статье в «Мастерской» Григорий Писаревский написал о посещении московского Парка Культуры им. Горького, и я вспомнил. Да что там вспомнил — на меня, буквально, обрушилась волна воспоминаний. В начале 60-х я три года с мая по октябрь (мне было 19-21) каждый вечер, включая выходные, приходил в парк и играл на фортепиано, в паузах между игрой оркестра, в так называемом «Шестиграннике». Почему танцевальный зал так назывался, не знаю. Никаких шести граней в нём я что-то не заметил.

Дядя Миша

На танцах играл оркестр под управлением Моисея Абрамовича Калужского. На взгляд 18-летнего мальчишки ему было лет сто не меньше. Говорили, что он окончил консерваторию по классу скрипки ещё до революции и руководил в 20-e годы джаз-оркестром, который по известности соперничал с оркестрами О. Лундстрема, А. Цфасмана и Л. Утёсова. Однажды я спросил у Моисея Абрамовича (между собой мы звали его дядя Миша), так ли это, но он, глядя куда-то в сторону, ушёл от ответа:

— Что было, то быльём поросло.

К молодым оркестрантам, (в основном, как и я, студентам-музыкантам) дядя Миша относился снисходительно. Закрывал глаза на опоздания «Быстро садись» и отпускал, если нужно было раньше уйти:

— Моисей Абрамович! Вопрос жизни и смерти.

— Иди, иди. Знаю я, этот твой вопрос. В юбке ходит.

Любимой шуткой дяди Миши было обыгрывание паузы в пьесе Г. Уоррена «In the Mood» из фильма «Серенада солнечной долины». В пьесе полагалась в самый разгар музыки (некоторые пары танцевали рок-н-ролл) небольшая пауза. Моисей Абрамович специально эту паузу затягивал. Рок-н-ролловцы застывали в неожиданных позах…

… Некоторые начинали расходиться. И тут музыка звучала дальше. Дядя Миша от души смеялся.

Повторялась эта сомнительная шутка ежедневно и, вообще, дирижёра легко было рассмешить. Помню как он, буквально, корчился от смеха, когда я, уже не помню с какого перепуга, заиграл, без конца звучавший по радио, «Марш коммунистических бригад». Может быть, смеялся потому, что считал меня, любившего одеваться во всё заграничное, как тогда говорили «в фирму», оболтусом, никак не вписывающимся в воспеваемый в песне образ «строителя коммунизма».

«Марш комбригад», сыгранный в джазовой манере, был, конечно, исключением. Обычно я играл лёгкую, развлекательную музыку. От довоенных «Сиреневого тумана», «Утомлённого солнца» и латиноамериканских танго до «Хавы нагила», «Семь сорок» или раннего джаза Джоплина «Entertainer» и некоторых других его пьес. Играть настоящий, импровизационный джаз всегда мечтал, но так и не научился.

«Другой» мир»

Не вписывалась в героев «Марша комбригад» и значительная часть публики: фарцовщики, проститутки, наркоманы, голубые. С последними в таком количестве я никогда не сталкивался, да и долгое время не верил, что они есть в нашей, советской жизни. Может быть, на Западе, где жизнь совсем другая, но не у нас. О том, что голубые есть и у нас, узнал, когда мне было лет 15 и я учился в музучилише им. Гнесиных, на первом курсе. Вальяжный, с изысканными манерами студент 4-го курса пригласил меня томным шопотом «поговорить» под лестницу и там неожиданно стал прижиматься и трогать за места, за которые трогать нежелательно. Это было мерзко и противно. Я оттолкнул ухажёра и позже избегал его. Его это, судя по всему, ничуть не смущало. Он по-прежнему, встречая меня в коридоре, таинственно улыбался, щурил глаза и как-то странно потирал руки.

Проститутки и наркоманы были в «Шестиграннике» в значительном количестве и изредка предлагали мне интимные услуги или дозы, но общался я только с фарцовщиками, которые заразили меня (к счастью, на недолгое время) культом шмоток. Из-за этого общения и произошло новогоднее приключение, о котором хочу рассказать…

Новый год в КПЗ

В «Шестиграннике», прямо-таки, процветал чёрный рынок «фарцы». Шмоток западного производства. Так как я большую часть времени не играл, а находился среди публики, то с фарцовщиками был знаком лично. Среди этой публики считалось неприличным носить что-нибудь советское. Братва подходила друг к другу и бесцеремонно рассматривала этикетки. «ФРГ, Штаты, Италия», — говорилось уважительно. «ГДР, Польша или Венгрия», — с пренебрежением. Тут же шла торговля. Разговаривали на сленге: «Что у тебя»? «Шузы» — туфли, «Тразы» — брюки, «Ширтс» — рубашки и т.п.

Западные туристы нуждались в рублях, да и обмен был поставлен с ног на голову (За 1 доллар — 60 коп.), поэтому шмотки предлагались, в основном, ношеные. Новые, как говорили фарцовщики «в пакете», стоили дорого.

31-го декабря, если не ошибаюсь, 1961 года, мы играли до 22:30. Настроение, как у танцующих, так и у музыкантов, было приподнятое. Отчасти, благодаря тому, что у многих «… с собой было…». Казалось, в тот вечер, что и оркестр играет громче, и публика танцует быстрее. И тут случилось…

Недавно выдали зарплату и я подошёл к компании фарцовщиков, собираясь что-то купить. Мы отошли в закуток рядом со сценой и знакомый фарцовщик достал это что-то из пакета. И вдруг, как из-под земли, около нас возникли крепкие парни, как выяснилось, дружинники. Они взяли нас под руки и попросили пройти в отделение милиции, расположенное недалеко от «Шестигранника».

— Я музыкант. Мне сейчас играть.

— Ничего, разберёмся…

— Моисей Абрамович, — крикнул я. — Скажите.

Дядя Миша продолжал дирижировать и даже не обернулся. Может, действительно, не услышал…

В отделении нас, человек семь или восемь, завели в КПЗ, большое, зарешеченное помещение с длинными скамейками. Там уже было полно народу: в основном, пьяные и какие-то тёмные, приблатнённые личности. Одетая в «фирму» группа фарцовщиков явно выделялась на этом фоне.

— Можно позвонить домой? — спросил я у проходящего милиционера.

Ждите, Вас вызовут.

Фарцовщики, видимо, уже не в первый раз попадали в подобный переплёт и успокаивали меня:

— Не б**и. Ночь подержат и выпустят.

К нашей группе подошли двое парней уголовной внешности:

С каждого по трёшке и мы вас не тронем.

Один из фарцовщиков постарше посоветовал собрать:

Лучше не связываться. Могут порезать.

Мы собрали…

Меня вызвали в час ночи. Никаких приборов, определяющих количество выпитых промилле, тогда ещё не было. Я рассказал сержанту, который сам уже «принял на грудь», что никакой я не фарцовщик и в этой компании оказался случайно.

Покупать незаконный товар также незаконно, как и продавать его,— сказал сержант. — Работаешь? Учишься?

Я тогда только-только перевёлся на заочное отделение и устроился, на полставки два раза в неделю, работать в музыкальную школу. Назвал место работы.

Тебе повезло, — сказал сержант. — Приходил старик, — он посмотрел в записную книжку,— Калужский, заслужанный деятель культуры РСФСР, и просил за тебя. Но до утра побудешь здесь и штраф заплатишь.

— Отпустите меня, пожалуйста, сейчас. Родители волнуются и у мамы сердце больное.

Я положил перед сержантом купюру. Не знаю как больное сердце мамы, но купюра подействовала:

— Ладно, иди. И больше не попадайся.

Он выписал пропуск. Я поймал такси и через полчаса был дома. Как позже выяснилось, мне, действительно, повезло. Фарцовщики получили по 15 суток.

Родители и сестра ещё не ложились и смотрели праздничный огонёк. Они особенно не волновались, так как думали, что я играю под Новый год всю ночь. Про новогоднее приключение я на следующее утро рассказал только старшей сестре.

Надеюсь, тебя это отучит носить дурацкое, ношенное-переношенное барахло, — сказала она.

Когда после новогодних каникул вышел на работу, меня вызвал директор музыкальной школы (назовём его Борисом), недавно окончивший «Гнесинку». Мы с ним были знакомы по институту. Он загадочно улыбался:

Ну, садись, алкаш.

Я сел, ожидая чего-то нехорошего. Борис достал бумагу из конверта и зачитал:

«Гражданин Мадорский Лев Романович в ночь под Новый год в танцевальном зале Парка Культуры и Отдыха им. Горького, находясь в нетрезвом состоянии, покупал одежду у нарушающих закон перекупщиков. Просим провести с гражданином Мадорским разъяснительную беседу о незаконности таких действий».

— Ну, Лёва, ты меня удивил. Браво!

Борис похлопал в ладоши. Потом разорвал бумагу и бросил её в мусорное ведро.

— Слава богу, что мне письмо попало, а не к секретарше или, не дай бог, к секретарю парторганизации. А то бы вся школа повеселилась.

Сестра оказалась права. После того новогоднего приключения я «фирмой» не увлекался.

Print Friendly, PDF & Email

5 комментариев для “Лев Мадорский: Новый год в КПЗ

  1. Как обычно в воспоминаниях Льва, перед глазами предстаёт живая картина из нашей соцдействительности. Весьма похоже на то, как это происходило в Харькове. Впрочем, московская компания, в силу столичных обстоятельств, представляется более колоритной — голубых я не встречал, или не умел распознать. Да и менты наши были иными — как правило, после привода в милицию денег в кармане ни у кого не оставалось.
    А ещё увжаемый Лев ошибочно приписал мне статью моего тезки Григория Быстрицкого.
    Уважаемый выпускающий редактор, просьба исправить закавыку.

    1. Спасибо, Григорий, за отзыв и извините за ошибку. С Новым годом!

  2. Вот интересный комментарий от Григория Быстрицкого, который пришёл на почту
    ——————
    Лева, хороший, интересный материал, фото, и даже в тексте чувствуется вкус того времени. Но «Новый год в КПЗ» это уже другой жанр — рассказ. В нем должная быть загадка, композиция его отличается от просто воспоминаний.
    Вот смотри, переделать совсем чуть-чуть и зазвучит по-другому:
    » Дядя Миша продолжал дирижировать и даже не обернулся.» — здесь ты можешь удивиться, обидеться на него, подозревать в трусости, безразличии и т.д.
    Дальше все по тексту до слов сержанта «Тебе повезло», только он не объясняет, почему повезло, просто нагнал важности, секретности, бабки взял и отпустил.
    В финале директор в самом конце спрашивает: «А ты хоть знаешь, почему тебя выпустили?» Ты что-то про деньги и доброго сержанта, а он: «Хрен бы тебе, а не освобождение… За тебя в эту ментуру среди ночи сам Калужский приходил просить…

  3. Хороший рассказ, живой, интересный. Кто в это время жил там, поймет и понимающе улыбнется. Здесь будет уместно вспомнить Высоцкого: «Где твои семнадцать лет?… А где тебя больше нет?…» И сразу воспоминания…, воспоминания: «А помнишь, как…»

    1. И сразу воспоминания…, воспоминания: «А помнишь, как…»
      ——————-
      Спасибо, Анатолий. С Новым годом! В определённом возрасте и к концу года воспоминания- часть жизни.

Добавить комментарий для Лев Мадорский Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.