Самуил Виноградов: Проблема гендерного равенства и природа человека

Loading

Казалось бы, тенденция такова, что человечество движется к гармонии, к реальному социальному равенству между мужчинами и женщинами, соответствующему их биологической природе. Но только вот гармонии никак не получается. Ведь гармония есть идеальное, а идеальное существует исключительно в головах людей.

Проблема гендерного равенства и природа человека

Самуил Виноградов

Стремление к свободе — одно из самых сильных чувств, испытываемых едва ли не каждым человеком в его повседневной жизни. Любое ограничение свободы нам неприятно, даже если оно обусловлено жёсткой необходимостью, а без такой необходимости часто даже нетерпимо. И вот, наконец, человечество, точнее, та его часть, которую иногда называют «золотым миллиардом», дошло до такого уровня развития, когда свобода отдельной личности публично объявляется абсолютной ценностью, превалирующей над всеми остальными аспектами нашего бытия. Нынче мы наблюдаем невиданную досель политическую и идеологическую активность неолибералов. Используя средства массовой информации как для идеологического воздействия на общественное сознание, так и для оказания беспрецедентного давления на органы законодательной власти своих стран, эти современные поборники безграничной свободы, пытаются сломать сложившиеся веками стереотипы социального поведения людей. Причём одной из своих главных целей они избрали воздействие на наиболее чувствительную сферу жизни человека — семью и всё то, что связано с интимными отношениями между людьми.

Буквально на наших глазах происходит всё более заметная абсолютизация проблемы достижения гендерного равенства, которая выражается не только (и даже не столько) в требовании достижения подлинного равенства мужчин и женщин во всех сферах социальной жизни общества, но также и в законодательном уравнивании гомосексуальных «семей» с семьями гетеросексуальными, в использовании термина «сексизм» применительно к якобы чрезмерному подчёркиванию естественных различий между «сильным» и «слабым» полами, к едва ли не любому проявлению интереса мужчины к женщине, наконец, во всё более откровенной абсолютизации секса как чисто биологического, то есть, фактически, животного аспекта интимных отношений в ущерб человеческому аспекту таких отношений, тому, что принято называть любовью. Создаётся ощущение, что неолибералы, скорее всего этого не осознавая, пытаются осуществить над обществом гигантский социальный эксперимент в данной сфере его жизни, не отдавая себе отчёта в его последствиях.

Но человеческое общество — не физический объект, а сложнейшая система социальных отношений, сложившаяся естественноисторическим путём. К чему приводят крупномасштабные эксперименты над ним, мы видим, хотя бы, на примере т. н. «социалистических революций». Поэтому, прежде чем проповедовать желательность глобальной реформы в сфере семейно-брачных отношений, следует хотя бы выяснить, как возникли эти отношения и какие изменения они претерпевали в ходе человеческой истории.

Огромная работа, проделанная в течение более чем двух столетий учёными-этнографами, в полевых условиях изучавшими первобытные общины, сохранившиеся в Африке, Северной и Южной Америке, Азии, Австралии и на островах Океании, позволила реконструировать в общих чертах характер гендерных отношений в эпоху, предшествовавшую современной цивилизации. При этом выводы были достаточно однозначными. Первичной ячейкой, объединявшей наших первобытных предков, был родовой коллектив, основанный на кровном родстве женщин и детей. Род находился в брачном союзе с соседним родом, причём внутри рода половые отношения были запрещены обычаем под страхом неминуемой смерти. В противном случае такой род неминуемо разрушился бы из-за конфликтов между мужчинами. Каждый ребёнок мужского пола, становясь взрослым, был вынужден покинуть свой род и искать себе партнёршу в соседнем роде. В этнографической литературе такая система гендерных отношений называется дуально-родовой экзогамией. Два рода составляли первичное племя. Постепенно число родов увеличивалось, племя разрасталось, но и тогда в брачном союзе участвовали только два рода. Мужчина переходил в соседний род, где он не имел никаких имущественных прав, а своё право на женщину и кров он должен был ежедневно подтверждать кипучей деятельностью по добыванию пищи, созданию орудий труда, благоустройству жилища и т.д. В случае ненадлежащего соблюдения указанных обязанностей сожительница всегда могла выгнать такого мужчину из своего рода и пригласить на его место другого его сородича. Всех детей рода женщины воспитывали сообща, причём каждый ребёнок, хотя и знал свою мать, но не отличал её от других женщин. Отца же своего дети обычно не знали. Постепенно, в процессе улучшения жизни людей, пребывание мужчин в соседнем роде становилось более длительным, благодаря чему внутри рода стали возникать относительно устойчивые парные семьи, но родовым имуществом по-прежнему владели только женщины. Именно поэтому данный, довольно длительный период развития первобытного общества, стали называть эпохой матриархата. Вместе с тем говорить о каких-то привилегиях женщин по отношению к мужчинам в эту эпоху не приходится, поскольку тяжелейшие условия жизни людей, обусловленные примитивностью орудий труда, часто на грани простого выживания, требовали от всех максимальной трудовой отдачи, тяжелейших усилий, не оставлявших времени ни для чего другого. Однако и тогда внутри родового коллектива существовало разделение труда, по половому признаку, обусловленное природой человеческого организма, естественными физиологическими различиями между мужчиной и женщиной.

Причины, положившие конец матриархату, были обусловлены, в конечном счёте, начавшимся всеобщим общественным разделением труда, первым этапом которого стало отделение скотоводства от земледелия. Если земледелие возникло из занятия собирательством растительных продуктов питания, которым занимались, в основном, женщины, то скотоводство возникло из занятия исключительно мужского — охоты. Процесс этот был довольно длительным, но на определённом его этапе многие мужчины оказались владельцами скота, то есть возобновляемого источника ценных продуктов питания. Одновременно происходило и совершенствование орудий труда, также осуществлявшееся мужчинами. Именно сосредоточение материальных богатств в руках мужчин, появление частной собственности, привело к перевороту в сфере семейных отношений.

Мужчину, как владельца скота, а значит, богатого человека, уже не устраивала прежняя роль приживалы. Отныне он мог прожить без поддержки родового коллектива. Одновременно, осознавая конечность своего физического бытия, он неизбежно должен был стремиться к передаче своего имущества наследнику, причём гарантированно являвшемуся его прямым потомком. А развивающиеся отношения товарообмена, главным средством которого был всё тот же скот, позволяли мужчине-собственнику просто покупать себе жён. В упрощённом виде это могло выглядеть так: владелец стада приходил в соседний род и предлагал некое количество скота взамен на девушку. Девушек было много, еды мало. Как сказали бы сейчас, он делал предложение, от которого невозможно отказаться. А поскольку самым большим счастьем для большинства людей в те времена было хорошо поесть, покупатель невесты устраивал соплеменникам обильное угощение, такое, чтобы все они и через несколько лет помнили — вот идёт та, у которой мы когда-то гуляли на свадьбе. Да ещё и кольцо она должна была носить на пальце как символ цепи, которой она до конца своей жизни прикована к своему мужу-хозяину. Смерть же мужа означала для жены-рабыни, чаще всего, и смерть её самой. Не так уж редко археологи находят парные захоронения мужчины и женщины (а то и нескольких женщин, в зависимости от степени богатства такого мужчины), свидетельствующие о начале кровавой зари патриархата — едва ли не абсолютной власти мужчины над женщиной, взятой им в жёны.

Мало того, стремясь обеспечить себе безусловное рождение собственных детей, исключить адюльтер из своей семейной жизни, мужчина старался оградить свою жену (или жён) от похотливых взглядов других мужчин. Если при матриархате, пользуясь относительной половой свободой, женщины могли совершенно не обременять себя какой-либо одеждой (вспомним, хотя бы, обнажённых женщин, как, впрочем, и мужчин, на которых пялили глаза моряки Колумба, причалившие к одному из островов Вест-Индии во время их первого путешествия), то на всех рисунках, изображавших женщин, за исключением представительниц древнейшей профессии, мы видим длинные одежды, практически целиком закрывающие тело. Так что то, что мы называем стыдом наготы, — результат отнюдь не религиозного воздействия на сознание людей и даже не нравственного просветления, а распространения отношения частной собственности на сферу семейных отношений. Какое-то время мужчины ещё могли обходиться без одежды, (что также видно на тех же изображениях), но, в конечном счёте, повсюду на обнажение в общественных местах было наложено жёсткое табу.

Таким образом, в процессе общественного разделения труда, а вместе с ним зарождения и развития частной собственности, на смену парной семье приходит семья моногамная, ставшая первичной ячейкой общества в течение всей истории человеческой цивилизации. Объединение кровных родственников перестаёт быть производственной единицей, общественное производство, приобретая товарный характер, выходит за пределы семейных отношений, сосредоточивается едва ли не исключительно в руках мужчин. А женщина остаётся в семье, превращаясь, фактически, в специфическое орудие производства, включающего в себя рождение и воспитание детей, а также ведение домашнего хозяйства. Уже в дошедших до нас правовых документах древневосточных государств чётко прослеживается бесправие женщин по отношению к их мужьям. И если законы Торы ещё оставляют женщине определённое право на защиту от мужского произвола, то древневавилонские законы царя Хаммурапи, законы Хеттского государства, не говоря уже о гнусных законах Ассирийского царства, рассматривают женщину исключительно как объект, но отнюдь не как субъекта общественных отношений.

Распад родовых кровнородственных связей означал, помимо всего прочего, переход функции воспитания подрастающего поколения, его подготовки к взрослой жизни, обозначаемой в социологической науке понятием «социализация», к взрослым членам моногамной семьи. Общество, как системное образование, не может позволить себе игнорировать данную функцию, обеспечивающую преемственность поколений. Именно поэтому все без исключения государства, с глубокой древности и до настоящего времени, создавали и поддерживали специфический социальный институт, именуемый браком. С точки зрения государства сущность брака объективно всегда состояла не столько в укреплении семейных уз, сколько в жёстком закреплении за отдельной семьёй обязанности материально содержать своих детей вплоть до их перехода к самостоятельной деятельности. Находящийся в браке мужчина, конечно, мог позволить себе адюльтер, но он не мог отказаться от материального содержания своих детей, поскольку общество посредством религиозных, моральных и правовых норм, как напрямую, так и в лице государства, довольно жёстко контролировало эту сферу социальной жизни. Что же касается находящихся в браке женщин, то они вообще практически не рассматривались государством как самостоятельные члены общества.

Именно имущественное бесправие женщины, обусловленное исключением её из общественного производства, полной материальной зависимостью от мужчины, породило ту специфически женскую, по своей сути рабскую психологию, которая, будучи подкреплена жёсткими религиозными установками, фактически лишила почти всю прекрасную половину человечества, за исключением преимущественно царственных особ, даже мыслей о реальном участии в общественной жизни. Для обычной женщины из низших классов средоточием их повседневной жизни оставались только, говоря словами немецких бюргеров, Kinder, Küche, Kirche (дети, кухня, церковь). Женщина, не сумевшая вступить в брак, рассматривалась окружающей социальной средой как существо неполноценное, обречённое на жалкое существование, зачастую откровенно презираемое. Поэтому вступление в брак, включение в семейную общность, поддержание статуса замужней женщины, матери семейства, были для неё главной жизненной целью. Отсюда — традиционная тяга к украшениям, косметике, нарядам, то есть всему тому, что могло сделать девушку, а затем и замужнюю женщину, привлекательной в глазах мужчины, помогая сохранить тем самым стабильность её социального и внутрисемейного статуса. При этом сами женщины в не меньшей, а возможно, и в большей степени, чем мужчины, ревностно придерживались сложившихся в обществе традиций, закрепляющих их бесправие. Это заметно на примере современных мусульманских стран, где ещё до недавнего времени женщины даже не помышляли о каком-либо гендерном равноправии.

Товарно-денежные отношения, в рамках которых происходило экономическое развитие человеческого общества, подчинили себе и отдельную семью. Само вступление в брак большей частью представляло собой материальную сделку в форме либо передачи за невестой приданого (у христиан), либо в форме калыма, то есть выкупа невесты у её родителей (у мусульман). Чувства вступающих в брак, если они вообще существовали, учитывались в самую последнюю очередь. Поэтому любовь, в нашем современном понимании этого слова, существовала больше на страницах книг, в которых писатели прошлого описывали возвышенные чувства людей. Эти авторы, то есть представители тогдашней интеллигенции, обладавшие интеллектуальным и нравственным богатством, будучи способными рассматривать представителя противоположного пола как личность, а не в качестве объекта похоти либо источника материального богатства, чаще всего просто приписывали так называемым «простым людям» свои представления о любви, мало заботясь об истинном отображении весьма грубой реальной действительности.

Некоторые изменения в социальном положении женщин, принадлежавших к трудящимся классам, произошли только в XIX веке, в эпоху перехода экономики наиболее развитых стран на индустриальную основу. В процессе производственного разделения труда стали появляться виды деятельности, не требовавшие значительных мышечных усилий и, следовательно, доступные женщинам. Соответственно, всё большее число женщин стало привлекаться к участию в промышленном производстве, что привело к соответствующему росту их участия в материальном обеспечении их семей. Тем самым, в процессе пролетаризации, то есть попадания в экономическую зависимость от капитала, женщины одновременно обеспечивали себе всё большую экономическую независимость от мужчин в сфере семейной жизни. Вот тогда только и появилась идея женской эмансипации, установления социального, то есть, прежде всего, имущественного равенства женщин с мужчинами на уровне общества в целом.

Подлинную суть реализации этой идеи в наиболее чёткой форме выразил Фридрих Энгельс в едва ли не лучшей своей работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства»: «… освобождение женщины, ее уравнение в правах с мужчиной невозможно ни сейчас, ни в будущем, пока женщина отстранена от общественного производительного труда и вынуждена ограничиваться домашним частным трудом. Освобождение женщины станет возможным только тогда, когда она сможет в крупном, общественном масштабе участвовать в производстве, а работа по дому будет занимать ее лишь в незначительной мере. А это сделалось возможным только благодаря современной крупной промышленности, которая не только допускает женский труд в больших размерах, но и прямо требует его и все более и более стремится растворить частный домашний труд в общественном производстве» 1.

На первый взгляд данное высказывание выглядит вполне логично. Но Энгельс не учёл, что в его эпоху данная концепция объективно распространялась почти исключительно на социальные слои, представители которых были заняты физическим трудом. К тому же он фактически поставил знак равенства между совокупным общественным производством и непосредственным производством материальных благ, что отнюдь не одно и то же. На практике это означало уравнение женщин с мужчинами в качестве рабочей силы безотносительно к тяжести выполняемых трудовых функций. Между тем в индустриально развитых странах женский промышленный труд не получил широкого распространения, поскольку он предполагал существенное снижение уровня рождаемости в рабочих семьях, тем самым препятствуя нормальному воспроизводству рабочей силы. Поэтому в заработную плату рабочего-мужчины, соответствовавшую средней стоимости рабочей силы последнего, как правило, включались средства, необходимые для материального содержания его жены и детей.

Допущенный Энгельсом теоретический просчёт наглядно проявился в ходе широкомасштабных социальных преобразований, проводившихся в XX веке в СССР и других «социалистических» странах. Стремясь свести до минимума расходы на содержание рабочей силы, в которую было превращено практически всё трудоспособное население, государственная власть в этих странах, ставшая, по своей сути, совокупным собственником средств производства, эксплуататором всего населения, почти уполовинила реальную заработную плату рабочих-мужчин, перенеся оставшуюся часть на работниц-женщин и вычтя из неё ещё и средства, идущие в так называемые «общественные фонды потребления» — детские дошкольные учреждения, учебные заведения, пионерские лагеря, санатории, дома отдыха, медицинские учреждения и т.п. Вынуждая экономическими методами основную массу женщин наниматься на любую предоставляемую им работу, государство взамен частично брало на себя заботу о воспитании и даже содержании детей, хотя такая замена, естественно, не могла быть полноценной. Работа женщины на тракторе, на укладке тяжёлых шпал, у станка, стала повседневным массовым явлением. В социальном плане женщины в данном случае действительно почти сравнялись с мужчинами, но только потому, что, как и мужчины, рассматривались государством преимущественно как бесправная рабочая сила.

Но природа жестоко мстит человеку за его вмешательство в естественный процесс жизнедеятельности. Женский организм не может без негативных последствий выдерживать постоянные физические нагрузки, с которыми справляются даже не все мужчины. А это означает рождение физически ослабленных детей на протяжении нескольких поколений. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, например, согласно статистическим показателям, характеризующим заболеваемость населения, к концу XX столетия Россия оказалась далеко позади экономически развитых стран2. При этом ссылаются на экологические факторы, на качество пищи и воды, на злоупотребление алкоголем и рост наркомании, однако часто забывают о том, что патологические изменения, происходящие в женском организме как результат чрезмерных физических нагрузок, неизбежно переходят на генетический уровень. А это в массовых масштабах приводит к ослаблению генофонда всей нации.

Сказанное выше, однако, вовсе не означает, что Энгельс в данном вопросе был целиком неправ. Просто в ту эпоху, в которой он жил, женский труд, за пределами промышленного и сельскохозяйственного производства, был почти не востребован обществом. Практически все сферы интеллектуальной деятельности были захвачены, за редким исключением, мужчинами — представителями имущих классов, в своё оправдание распространявших мнение об их умственном превосходстве над женщинами. Однако, в процессе развития крупной индустрии, происходившего всё более быстрыми темпами в экономически развитых странах, интеллектуальная составляющая совокупного общественного производства постепенно расширялась за счёт уменьшения в этом производстве доли физического труда. Появилось множество профессий, не требовавших существенных физических усилий. К тому же и в среде имущих классов женщины всё в меньшей степени довольствовались «золотой клеткой», добивались доступа к образованию и престижному труду. Тем самым появились объективные предпосылки достижения социальной независимости женщин, результаты которых в настоящее время мы наблюдаем в полной мере.

Казалось бы, тенденция в данном случае такова, что человечество движется к гармонии, к реальному социальному равенству между мужчинами и женщинами, соответствующему их биологической природе. Но только вот гармонии никак не получается. Ведь гармония есть идеальное, а идеальное существует исключительно в головах людей, но никак не в их реальной жизни. Мир полон противоречий, представляющих собой, в конечном счёте, источник его непрерывного развития. Соответственно и человек, как продукт этого мира, противоречив, внутренне раздвоен. Помимо своей первой, биологической природы, той, которая объективно делает его частью животного мира, человек одновременно является и продуктом и второй природы — общественной, выделяющей его из мира животных. Суть первой природы человека — потребление, удовлетворение жизненно важных потребностей, без чего он просто не может физически существовать. Суть же второй природы — его деятельность в качестве члена общества, направленная на преобразование окружающего мира, то есть на удовлетворение потребностей общества в целом, на созидание. Именно внутреннее противоречие человека, противоречие между биологической и общественной сторонами его внутренней сущности, обусловливает, в конечном счёте, его социальное поведение. При этом, по мере того, как человечество во всё большей степени подчиняет себе силы природы, у людей возникает иллюзия абсолютной свободы, возможности изменять эту природу по своему усмотрению. И если в экологическом аспекте в мире наблюдается некоторая тревога за последствия неконтролируемого воздействия человеческой деятельности на природу, то в аспекте отношений между полами экспериментирование буквально не знает границ.

Окончание
Print Friendly, PDF & Email

4 комментария для “Самуил Виноградов: Проблема гендерного равенства и природа человека

  1. Дорогой Самуил Абрамович!
    С удовольствием прочёл твою отличную статью. Согласен со всеми положениями,
    которые имеют глубокое обоснование, базирующееся на материалистическом
    понимании истории. Ты ответил на некоторые вопросы, на которые я ещё
    не знал ответа. Советую тебе написать монографию. Издать можно за свой счёт.
    Мы с Колей, например, издали так уже 2 монографии, последняя была 9,5 п.л.,
    обошлось где-то в 500 долларов. Желаю тебе дальнейших успехов. Твой
    старинный друг Н.И.    

  2. Соглашаясь в общем с рассуждениями Самуила, хотелось бы отметить, что он впадает в распространенную ошибку, смешивая генетические факторы с врожденными. Он пишет: «…патологические изменения, происходящие в женском организме как результат чрезмерных физических нагрузок, неизбежно переходят на генетический уровень». Но
    то чистая лысенковщина: внесение изменений в наследственность с помощью воспитания. Генетический уровень (мутации) предполагает передачу признаков по наследству, а врожденные изменения относятся к нарушениям развития плода в период беременности женщины. Первые невозможно исправить внешними воздействиями после рождения, а вторые поддаются такому исправлению с помощью благоприятных условий развития ребенка, если они не выражаются в каких-либо физических дефектах — уродствах.

  3. Между тем в индустриально развитых странах женский промышленный труд не получил широкого распространения…

    ****
    Получил и еще какое во время промышленной революции, о чем масса свиветельств, как того же Энгельса, так массы литераторов и ученых

  4. Я так и не понял связи между первоначально заявленным стремлением к свободе, подрывной деятельностью неолибералов по разрушению семьи и гендера, и пересказом политэкономической истории.

Добавить комментарий для Михаил Поляк Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.