Иосиф Гальперин: Двадцать копеек

Loading

Вот так автор оказался в недоумении между читателем и персонажем. С одной стороны, у всех так бывает, ничего особенного и тем более сверхъестественного, а с другой — да и не было никаких страстей, по крайней мере — на пятьдесят процентов выглядело так. А двадцать копеек были? Автор уверен — да.

Двадцать копеек

Иосиф Гальперин

Иосиф Гальперин— О! — Виталик искренне удивился. — Так быстро!

— Ты думал, — Наталья мельком глянула на горку монет, — у нас на Дону все шустрые. — И не вступая в заметное противоречие со сказанным, чуть помедлив, подняла глаза на третьего за столом, на Игоря:

— А ты всё?

— У меня гроши кончились.

— Возьмешь? — она пододвинула одну монетку коротко обрезанным ногтем. Маникюром не больно побарабанишь на машинке заметку в номер. Точнее — больно!..

— В последний раз.

Виталик улыбнулся извилистыми губами, держащими папиросу, обнажил золотой резец:

— Я не такая, я на двадцать копеек дороже, — это Игорю: не ломайся, мол. А тот и вправду замешкался.

Не нравится Виталику Игорь, смутно, правда. Хотя явного соперничества не показывает. Двадцать копеек сиротливо прижались к правому краю салатового пластика. Натальина кучка напротив вроде бы не уменьшилась. Виталик освободился от денег и теперь с посторонним интересом — направо-налево — мог следить за беленьким в крапинку кубиком и за обоими оставшимися в игре. И с чего это они, взрослые уже заочники, во втором часу ночи на кухне общаги, практически трезвые, взялись играть в кости? То ли расходиться по комнатам не хотелось, то ли адреналин, после зачета, требовал поддержания уровня.

Смотреть было любопытно — Игорь выигрывал еще быстрее, чем Наташа у Виталика и уж тем более, чем Виталик до этого у Игоря.. Кубик у Игоря все время вылетал из ладони и останавливался вверх гранью, где хоть на одну точку, но больше было, чем он показывал, упав из сцеплённых ладоней Натальи. Если же у нее выпадала шестёрка, то и он выбрасывал столько же. А когда у него вдруг падала единица, то и она за ним повторяла. Ни разу не задержавшись, не дергаясь в обратном направлении, монетки перетекали слева направо.

— Я на днях монету бросал — двадцать раз подряд угадал, орёл или решка, — как бы извиняясь, сообщил Игорь. — Вот такой вывих теории вероятности. — Чего ж это он, раз такой фартовый, Виталику проиграл? Цели перед собой не ставил?

Случилось вообще удивительное: из Игоревых рук, дрогнувших от настолько явной удачи, кубик покатился на пол и застрял в щели, встав на ребро. И Наташа, коротко подняв из-под чёлки затуманенный взгляд, повторила трюк! Раунд вничью, так что и в этот раз Игорь ставку не потерял. Казалось Виталику, что игроки крутят кубиком, даже выпустив его из рук, то ли останавливая взглядом пробег по столу, то ли поворачивая перед падением нужной гранью. Притом крутили оба, хотя Наташа ничего не говорила про орла и решку.

— Экстрасенсы чёртовы! Или экстрасексы? — Виталик почти не шутил.

— Потом разберёмся, — Игорь как-то свежо воспринял хорошо знакомую остроту. Наталья промолчала, лишь быстро, но плавно повела голову к правому плечу и обратно.

Шутки шутками, но ведь они уже ловили кайф. Оттого что он наступал, а она уступала, а на самом деле затеяла и вела всю игру, оттого как соприкасались их желания, как сплетались посланные ими невидимые лучи, неведомые обоим до того, впрочем, и после. Кайф — от сближающего ритма кардиограммы, чьи зубцы вверху и внизу оси совпадали с маленьким или большим числом точек на стороне, предъявленной кубиком. Обычно общий ритм находят уже потом и не в словесном контакте. У нее порозовели щеки, а он побледнел.

Да чем, собственно, их игра отличалась по целям, задачам и проявлениям от обычного, не сверхъестественного флирта? Ничем, кроме напряжения. Хотя чего напрягаться — молодые, симпатичные, вполне в себе уверенные, он — типичный трикстер, обаятельный лукавец из интеллигентов, она, уже осознав свою женскую силу, но полагаясь не только на нее, пробилась в этот же слой, не утратив запала. Комплексов нет. Разве что перед обстоятельствами, ощущаемыми несмотря на весь еще ребячий и уже профессиональный цинизм.

Они еще немного знали друг про друга. Она знала, что Игорь счастливо женат — это видел весь факультет. Он не знал, что Наташа хочет замуж, родить ребенка — потому и расспрашивает его о годовалой дочке, что ей надоели традиционные для профессии романы со старшими товарищами по редакции. Он впервые откладывает в сторону свои прежние чувства и представления, понимая временность отхода и неизбежность возвращения со стыдом. Она, начиная флирт, как игру, знает о будущем проигрыше, которого, в отличие от происходящего на столе, не желает даже подсознательно. Вот они вдвоем и проверяют тягу накалом. Оставляют ей возможность не сбыться, не выдержать экзамена.

— Ну всё, пора сматываться, утром «зарубежка». Спать хочу, — Виталику давно всё стало ясно, но он досмотрел до конца передислокацию монет к Игореву краю стола. — А везунчик пусть завтра после экзамена на эти деньги нас в «Ленкорань» ведет.

— Может, пока хотя бы чаю выпьем? Мохаммед мне своего бенгальского отсыпал, — Игорь теперь не имеет права отступать. Да и желания.

— Соседа твоего не разбудим? Скоро два, — Наташа обозначает пути отхода.

— Мы тихо, звякать чайником не будем. А Мохаммед в своем закутке как ляжет в десять, так сразу засыпает. Строгий мусульманский порядок.

Виталик, конечно, не пошел. А они, конечно, пошли.

— Ты знаешь, утром выходил из буфета — и вдруг увидел тебя сквозь стены. За поворотом! Не то, что увидел глазами, а сразу в мозгу возникла картинка, как ты идешь по коридору от деканата. Дохожу до угла — ты. А сейчас у меня такое ощущение, что ты мне помогала кубик крутить. Что ты загадала? Ты хотела проиграть?

— Опять женатый! Говорила же себе — никогда больше! — Наташа отвечает не на прозвучавший вопрос, а сразу вперёд, обезоруживая…

Мохаммед утром почему-то принялся рассуждать о советских девушках. Не одобрял: красятся, пьют, к парням в койку лезут.

— А ты что, никого ни разу?

— Домой после аспирантуры вернусь — женюсь. Родители нашли невесту, хочешь — покажу фото?

— Столько лет — никого? И не хочется?

— Женщину уважать надо. Это же человек! Вот, например, твоя знакомая Наташа — порядочная девушка. Ведет себя прилично, одевается правильно, разговаривает вежливо. И ты тоже молодец, ничего такого не позволяешь.

Борец за чистые идеалы, Мохаммед мог, конечно, и поиздеваться. Но уж слишком нравоучительным тоном он говорил свои комплименты, всю патриархально-коммунистическую душу вкладывал. Наверно, всё-таки, в закутке за шкафами он видел десятый сон и ничего не слышал.

После «зарубежки» пошли в «Ленкорань». С Виталиком, разумеется. Кстати, холостым… Пока гарцевали к дальнему столику (Наташа на шпильках), все азербайджанские завсегдатаи цокали языками. Игорь не смог удержаться и шепнул:

— Я тебя в кости выиграл!

Наталья внимательно и с почтением относилась к своему телу и восхищение азербайджанцев приняла как должное. Она вообще уважало тело, не только своё. Говорила: «У мальчика должно быть видно», имея в виду брюки в обтяжку.

Потом были две недели неловкой общежитской страсти, но неловкость не замечалась, заменялась, вытеснялась новым каким-то светом. Игорь написал: «Нас наградила близостью судьба, пути весны пересеклись внезапно, распутица, воронья ворожба, прозрачный снег и солнечные пятна. Ободраны деревья до крови, обнажены до света наши души… На середине память оборви, замкни минуту в дудочку пастушью! Пусть фонари трубят в колокола, но не ослепни, город говорящий, смотри, как обнажается земля, как смерть уходит в самый долгий ящик». Последняя строчка была записана лесенкой, чтобы получалось двойное значение, чтобы земля обнажалась как смерть.

Конец наступил быстро — он должен быть оторваться от Москвы, отвезти в Коктебель послеинфарктного отца. В Крыму цвел миндаль и царили скворцы, а в Москве оказалась тягостная муть, не совпадавшая с той весенней картинкой, с какой вернулся Игорь. Наталья очнулась от охватившей обоих хмари, к тому же она боялась забеременеть. Точнее — абортов, после третьего, говорила она (не скрывала, что два — были), уже не получится родить никогда. Они ссорились, она ничего не хотела, он примирительно провел рукой по ее груди — и как занавес за рукой машиниста сцены, за рукой Игоря проползла по её глазам, меняя их цвет и прозрачность, пелена…

Вот в этот-то раз, уже за границей общей страсти, в случае почти подневольного желания, она и забеременела — о контрацептивах они тогда не думали. Были слезы, потом он ходил с апельсинами в больницу, она смотрела, казалось, с ненавистью. А перед отъездом Наташа написала на память автопортрет и подарила его Игорю. Разноцветными пастельными (слово-то какое!) мелками на картонке изобразила ню — лежащую обнаженную девушку с высокой грудью, тонкой талией, широкими бедрами и круглым полудетским лицом. Густые мазки спрыснула, поискав по тумбочкам у соседок, лаком для волос — чтобы не осыпались. Для сохранности.

Сохранности, как раз, не получилось. Когда Игорь через пару лет написал Наталье письмо о своих делах и переживаниях, она ответила, что наконец-то вышла замуж за своего школьного друга и родила сына. Наташино письмо попалось на глаза Игоревой жене — она разорвала картинку на клочки. С трудом — картонка же…

Так вот, зачем нужно было монеты угадывать, сквозь стены видеть и кубик крутить? Делать сверхусилия для достижения тривиальных результатов. Зачем им единственный раз в жизни пришлось выходить за пределы, если никому от этого не стало лучше, если их жизнь всё равно прошла по утвержденному судьбой плану? Наверно, эти усилия и понадобились, чтобы отодвинуть хоть немного и ненадолго, неколебимую линию, на две недели испробовать вариант. Чтобы судьба, и так не знающая сомнений, убедилась в своей правоте.

P.S.

Прочитав, друг сказал:

— Что за вывод?! Вот некоторые думают, будто того, что с ними происходило, больше ни у кого не было. Какая линия отодвинутая, какая судьба?! Всегда так у мужчины с женщиной, если серьезно, — пусть хоть на раз! — приходится вкладывать все силы, иначе это даже не интрижка.

— Все запомнил, гад, — сказала Наталья. — А зачем? Ну встретились два неуютно чувствующих себя человека, скрасили друг-другу одиночество — и разбежались. Кстати, картинка на самом деле была?

Вот так автор оказался в недоумении между читателем и персонажем. С одной стороны, у всех так бывает, ничего особенного и тем более сверхъестественного, а с другой — да и не было никаких страстей, по крайней мере — на пятьдесят процентов выглядело так. А двадцать копеек были? Автор уверен — да. В отличие от Игоря.

Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Иосиф Гальперин: Двадцать копеек

  1. Я давно ожидал от тебя чего-то такого. Думал, что не дождусь. Меня ты устраивал и в прежнем статусе. А здесь случилось то самое волшебство, не зависящее от реальности, даже если реальное вполне. Я обошёлся бы и без обрамления (вступление + PS). На этом странном уровне и вибрирует жизнь. Спасибо!

Добавить комментарий для Виталий Челышев Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.