Арье Барац: Опыт любви («Трума»)

Loading

Если прием пищи предполагает самый широкий круг участников, если любая людская встреча предусматривает совместную трапезу, то любовь предполагает уединение пары. И именно на этом положении, на целомудрии держится насквозь любовная иудейская религиозность.

Опыт любви

(«Трума»)

Арье Барац

Арье Барац

В момент близости с супругом невозможно предстоять перед Царем. Однако предстоя перед Ним, человек испытывает аналогичное чувство. Как выразился рав Элияху Девидас в книге «Решит Хохма»:

«Тот, кто не испытал любви к женщине, не может любить Бога».

В Святая Святых

В недельной главе «Трума» дается предписание сделать Скинию, в том числе ковчег и крышку с керувами:

«И сделай крышку из чистого золота: два локтя с половиною длина ее и полтора локтя ширина ее. И сделай двух Керувов из золота; чеканной работы сделаешь их на обоих концах крышки. И сделай одного Керува с одного края и одного Керува с другого края, из самой крышки сделайте Керувов на обоих краях ее. И будут Керувы с распростертыми вверх крыльями покрывать крыльями своими крышку, а лицами своими друг к другу; к крышке да будут лица Керувов. И положи крышку на ковчег сверху; а в ковчег положишь откровение, которое Я дам тебе. И буду Я открываться тебе там и говорить с тобою поверх крышки, из среды двух Керувов» (25:17-22).

Согласно традиции, Керувы имели облик мальчика и девочки подросткового возраста, и в то время пока Всевышний говорил, их крылья дрожали, порой же они и вовсе соприкасались, как это утверждается в трактате Йома (54. а):

«… когда народ Израиля приходил (в Иерусалим) на праздники, открывали перед ними завесу Святая Святых и показывали им обнимающихся друг с другом Керувов. И говорили им: вы видите, ваша связь с Богом дорога, как связь мужа и жены».

Эти слова перекликаются с известным изречением рабби Акивы: «Целый мир не стоит того дня, в который Песнь Песней была дана Израилю, ибо все писания (ктувим) Святы, а «Песнь песней» — Святая святых» (Ядаим 3:5).

О подобии союза Израиля с Богом брачному союзу говорят также и пророки:

«Я простер крыло Мое над тобою, и покрыл наготу твою, и поклялся тебе, и вступил в союз с тобой — слово Господа Бога — и ты стала Моею» (Иехезкель 16.8-9).

Учитывая, что языческие культы древности, в первую очередь культы плодородия — были буквально пронизаны сексуальностью; учитывая, что трудно найти древний народ, религиозность которого периодически не проявляла бы себя в разнообразных оргиастических культах, последнее утверждение требует уточнения.

Чем в таком случае отличается культ Бога Живого от культа какой-нибудь Афродиты?

На первый взгляд различие может показаться чисто количественным: если влюбленные Керувы лишь украдкой соприкасаются крыльями, то вершиной оргиастического культа является разнузданное и беспорядочое совокупление всех со всеми.

Однако между этими количественными различиями пролегает качественная сущностная пропасть: одно любовное чувство направлено к ядру личности, другое — к ее второстепенным покровам. Одно чувство фокусируется на индивидуальном человеческом лице, второе — на его родовых членах. Одно чувство строится на неповторимости и уникальности, второе на преодолении всех границ, на всеобщем смешении (латинское слова «сатура», от которого происходит сатурналии, означает смесь).

Но именно потому, что Божественная личность и лица супругов различены, при всей заявленной выше тождественности этих сфер — супружеской и религиозной, — они в то же время и строго разделены.

Так, мужчины и женщины молятся отдельно; в спальной комнате не должны находиться священные тексты, а при даровании Торы Моше:

«сказал народу: будьте готовыми к третьему дню, не приближайтесь к женщине» (19:15).

При этом сам Моше, как известно, полностью отказался от супружеской жизни, что объясняется тем, что он находился с Богом в online отношениях.

Что скрывается за этим требованием строгого разделения сфер?

По-видимому, сама суть любовной связи. А именно ее интимность, ее сокрытость от посторонних глаз. Любовная связь, предельно сближающая любящих, одновремено бесконечно отдаляет их от всех прочих существ. Любовь — это акт подчеркнуто эгоцентристский, предельно изоляционистский акт, акт, в котором человек до конца постигает, что ради него создан мир, что он и есть весь мир.

Если прием пищи предполагает самый широкий круг участников, если любая людская встреча предусматривает совместную трапезу, то любовь предполагает уединение пары. И именно на этом положении, на целомудрии держится насквозь любовная иудейская религиозность.

В любви люди предельно обособляются, т.е. предельно отрываются не только от других людей, но и от Создателя.

В момент близости с супругом невозможно предстоять перед Царем. Однако предстоя перед Ним, человек испытывает аналогичное чувство.

На заре туманной юности мне как-то попалась грампластинка, на которой звучала одна пронзительная по своей красоте мелодия. В мелодии той нечто немедленно опознавалась, и то была не весна, не осень, не полет шмеля, то было чувство благоговения, испытываемое мужчиной перед женщиной.

Я переписал ту музыку на кассету, но без опознавательных знаков и с годами не мог вспомнить, ни названия, ни имени композитора. В течение десятилетий я предлагал послушать эту запись нескольким знатокам, но никто не узнавал ее. Однако даже после того, как я совершенно случайно выяснил, что это творние Генделя, и даже более того, некая «aрия», я еще несколько лет не находил это произведение в интернете. Слишком многие другие арии забивали ту, которую я искал.

Какого же было мое изумление, когда я обнаружил, что эта песнь обращена вовсе не к женщине, а к Богу: «Dignáre, o Dómine, die isto sine peccáto» («Удостой, Господи, прожить этот день без греха»).

Глядя на соприкасающихся своими крыльями Керувов, евреи чувствовали, что их «связь с Богом дорога, как связь мужа и жены». Но это целомудренное соприкосновение крыльев радикально отличается как от порнографических сюжетов, запечатленных на барельефах индуистских храмов, так и от оргиастических спариваний почитателей Дионисия.

Итак, ничто так не отделяет одних людей от других, как их интимные отношения; ничто так не отдаляет влюбенную пару от всего прочего человечества, чем ее собственное внутреннее сближение.

Но с другой стороны, оказывается, что все же и ничто так не сближает их — эти пары с прочими парами, — как их любовные переживания. Ведь это то коренное чувство, которому сопричастно все живое.

Высшая солидарность

Как бы мы — люди — ни были далеки от некоторых животных, например от членистоногих, далеки до полной неспособности понять их переживания, в половом влечении мы их все же узнаем. Это то высшее переживание, которое знакомо даже одноклеточным организмам, как известно периодически «обменивающимся информацией», т.е. сливающимся в одну клетку, делящуюся вновь.

Всё живое встречается в этом чувстве, все в нем становятся друг другу понятны и друг другу подобны. Как мы опознаем во всем живом предсмертные судороги, так мы опознаем в нем и судороги любви. Любовь — это чувство, в котором солидарно все живое.

Я не встречал никого, кто бы выразил эту идею всеобщей солидарности влюбленных столь же ясно и сильно, как это сделал Рильке в одном своем частном послании. Обращаясь к молодому поэту Каппусу в письме от 29 октября 1903 года, Рильке пишет:

«Физическая радость в любви — чувственна, как чувственно и чистое созерцание и чистая радость, которую дарит нам, например, прекрасный плод; она, эта радость, есть великий, безграничный опыт, который дан людям; это и есть знание о мире, вся полнота и весь блеск знания. Плохо не то, что нам эта радость достается; плохо, что почти все не уважают ее и тратят зря, и видят в ней возбуждение, которое берегут для усталых часов своей жизни, или развлечение, но не собирание сил для высших минут жизни… Вся красота растений и зверей есть проявление постоянной и тихой любви и страсти, и он увидит цветок, увидит зверя, который терпеливо и радостно сочетается с другим зверем, и размножается, и растет — не ради физической радости или боли, но подчиняясь законам, которые выше боли или радости и сильнее воли и неволи. И да примет человек всего смиреннее эту тайну, которой полнится вся земля, до самых малых ее тварей, и да примет ее сурово, да исполнит неуклонно, чувствуя, как страшно она тяжела, и не пытаясь ни в чем ее облегчить. Да исполнится он благоговения к тайне зачатия, которая всегда одна, и в физической жизни и в духовной; ибо творчество духа берет начало в творчестве природы, по сути едино с ним, и оно есть лишь более тихое, восторженное и вечное повторение плотской радости.

Наше наслаждение лишь потому так невыразимо хорошо, так безгранично, что в нем оживают унаследованные нами воспоминания о зачатиях и рождениях миллионов. В одной лишь творческой мысли оживают тысячи забытых ночей любви и делают эту мысль возвышенной и величавой. И влюбленные, которые неизменно встречаются каждую ночь и качаются на волне наслаждения,— они творят свое важное дело, копят сладость, силу и глубину для песен какого-то будущего поэта, который придет, чтобы сказать о самом большом блаженстве… Те, кто плохо и дурно хранит эту тайну (а таких много), теряют ее лишь для самих себя и все равно передают ее дальше, сами того не зная, как запечатанное письмо».

Остается лишь напомнить, что высшим соприкосновением с этой тайной являлось праздничное посещение Иерусалимского Храма.

Print Friendly, PDF & Email

7 комментариев для “Арье Барац: Опыт любви («Трума»)

  1. Завершение замечательного текста божественной музыкой Г.Генделя дополняет понятие любви,которую испытывает великий композитор.Для Г.Генделя,у которого никогда не было семьи,автора огромного количества светских ораторий и опер,избегавшего любовных романов,тем более с певицами,чтобы не испортить карьеру.У известных певиц были богатые именитые патроны.Музыка для великого Генделя была религией,которой он молился до конца дней своей жизни.

  2. Соня, хорошая рецензия, только ведь Арье Барац не отвечает, не полемизирует, не реагирует. Я, помню, прочла его большой роман, в двух номерах Мастерской была рецензия, которая явно получилась, — никакой реакции! Как будто каждый день ему пишут пространные и подробные рецензии! По правде говоря, чувствуешь себя весьма глупо.

    1. Я не знала, Ася, что Арье ровно дышит к рецензентам. Можеть быть у него нет времени на такие пустяки? Но люди обычно пишут не думая о реакции на ихний комментарий автора. Просто по велению сердца и ума, если автор сумел их задеть, уязвить. А Арье обычно это удается.

  3. Отторопь берет, насколько этот текст неожиданен и прекрасен. От эпиграфа до истинно божественной (явно боговдохновенной ) мелодии Генделя в конце. Для меня, невежды, стало откровением прочесть »чем в таком случае отличается культ Бога Живого от культа какой-нибудь Афродиты» в таких ясных и, вместе с тем, тонких размышлениях. А то, что, стоя перед Царем Божьим человек испытывает восторг, родственный высшему наслаждению в физическом акте любви, — нигде мне такое поразительное откровение не встречалось. Правда, и круг чтения у меня в этих вопросах чрезвычайно узок.

    А вот как Набоков выразил ту же мысль, только у него общение с Царем (Всевышним) заменено актом творчества:

    Вдохновенье — это сладострастье
    человеческого «я»:
    жарко возрастающее счастье, —
    миг небытия.
    Сладострастье — это вдохновенье
    тела, чуткого, как дух:
    ты прозрел, ты вспыхнул на мгновенье,
    в трепете потух.
    Но когда услада грозовая
    пронеслась, и ты затих, —
    в тайнике возникла жизнь живая:
    сердце или стих…

    Но все-таки надо признать, что текст бесподобного Арье Бараца, которого я читаю еще с тех далеких времен, как писала для израильского МАОФа, — что текст этот, невзирая на все его красоты, спорен в каждой строке.
    С эпиграфа же и начиная. «Тот, кто не испытал любви к женщине, не может любить Бога»???
    Если это не фигура речи, а мысль, то выходит, девственники обоих полов или просто асексуальные люди, по умолчанию не способны \\»любить Бога\\»?

    Гимн половой любви, в которой по Арье радостно сливается и узнает друг друга все живое, легко оспаривается Позднышевым (голосом которого говорит сам Толстой, пологавший, что мерзость полового акта искупляет лишь рождение детей, а потом решивший, что и ради него не стоит опускаться до \\»этого\\») из \\»Крейцеровой\\». Заранее прошу у Арье прощения за длинную, и, разумеется, известную ему цитату:

    \\»— Так все женятся, так и я женился, и начался хваленый медовый месяц. Ведь название-то одно какое подлое! — с злобой прошипел он. — Я ходил раз в Париже по всем зрелищам и зашел смотреть по вывеске женщину с бородой и водяную собаку. Оказалось, что это было больше ничего, как мужчина декольте в женском платье, и собака, засунутая в моржовую кожу и плавающая в ванне с водой. Все было очень мало интересно; но когда я выходил, то меня учтиво провожал показыватель и, обращаясь к публике у входа, указывая на меня, говорил: «Вот спросите господина, стоит ли смотреть? Заходите, заходите, по франку с человека!» Мне совестно было сказать, что смотреть не стоит, и показывающий, вероятно, рассчитывал на это. Так, вероятно, бывает и с теми, которые испытали всю мерзость медового месяца и не разочаровывают других. Я тоже не разочаровывал никого, но теперь не вижу, почему не говорить правду. Даже считаю, что необходимо говорить об этом правду. Неловко, стыдно, гадко, жалко и, главное, скучно, до невозможности скучно! Это нечто вроде того, что я испытывал, когда приучался курить, когда меня тянуло рвать и текли слюни, а я глотал их и делал вид, что мне очень приятно. Наслажденье от куренья, так же как и от этого, если будет, то будет потом: надо, чтоб супруги воспитали в себе этот порок, для того чтоб получить от него наслажденье.

    — Как порок? — сказал я. — Ведь вы говорите о самом естественном человеческом свойстве.

    — Естественном? — сказал он. — Естественном? Нет, я скажу вам напротив, что я пришел к убеждению, что это не… естественно. Да, совершенно не… естественно. Спросите у детей, спросите у неразвращенной девушки. Моя сестра очень молодая вышла замуж за человека вдвое старше ее и развратника. Я помню, как мы были удивлены в ночь свадьбы, когда она, бледная и в слезах, убежала от него и, трясясь всем телом, говорила, что она ни за что, ни за что, что она не может даже сказать того, чего он хотел от нее.

    — Так все женятся, так и я женился, и начался хваленый медовый месяц. Ведь название-то одно какое подлое! — с злобой прошипел он. — Я ходил раз в Париже по всем зрелищам и зашел смотреть по вывеске женщину с бородой и водяную собаку. Оказалось, что это было больше ничего, как мужчина декольте в женском платье, и собака, засунутая в моржовую кожу и плавающая в ванне с водой. Все было очень мало интересно; но когда я выходил, то меня учтиво провожал показыватель и, обращаясь к публике у входа, указывая на меня, говорил: «Вот спросите господина, стоит ли смотреть? Заходите, заходите, по франку с человека!» Мне совестно было сказать, что смотреть не стоит, и показывающий, вероятно, рассчитывал на это. Так, вероятно, бывает и с теми, которые испытали всю мерзость медового месяца и не разочаровывают других. Я тоже не разочаровывал никого, но теперь не вижу, почему не говорить правду. Даже считаю, что необходимо говорить об этом правду. Неловко, стыдно, гадко, жалко и, главное, скучно, до невозможности скучно! Это нечто вроде того, что я испытывал, когда приучался курить, когда меня тянуло рвать и текли слюни, а я глотал их и делал вид, что мне очень приятно. Наслажденье от куренья, так же как и от этого, если будет, то будет потом: надо, чтоб супруги воспитали в себе этот порок, для того чтоб получить от него наслажденье.

    — Как порок? — сказал я. — Ведь вы говорите о самом естественном человеческом свойстве.

    — Естественном? — сказал он. — Естественном? Нет, я скажу вам напротив, что я пришел к убеждению, что это не… естественно. Да, совершенно не… естественно.Вы говорите: естественно! Естественно есть. И есть радостно, легко, приятно и не стыдно с самого начала: здесь же и мерзко и стыдно, и больно. Нет, это неестественно! И девушка неиспорченная, я убедился, всегда ненавидит это. Спросите у детей, спросите у неразвращенной девушки. Моя сестра очень молодая вышла замуж за человека вдвое старше ее и развратника. Я помню, как мы были удивлены в ночь свадьбы, когда она, бледная и в слезах, убежала от него и, трясясь всем телом, говорила, что она ни за что, ни за что, что она не может даже сказать того, чего он хотел от нее.

    Сказав, то, что сказала, благодарю Вас, Арье, за интереснейший текст и за Генделя, в особенности. И прошу простить мне ту простоту, которую, по самоощущению, я проявляю в затронутом вами вопросе. Но таких как я — много, и в этом единственное мое оправдание.

Добавить комментарий для Soplemennik Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.