Светлана Сокольская: По ком горит свеча

Loading

Светлана Сокольская

По ком горит свеча

Я зажигаю две свечи: одну в память о маме, другую в память о Лизе, маминой сестре, пропавшей без вести во время Великой Отечественной войны…

Их было три сестры, от двадцати двух до двадцати девяти лет от роду. По разным причинам они не успели эвакуироваться со всей семьей из Молдавии, принявшей на себя одной из первых удары врага. Бабушка с дедушкой и три старшие сестры с детьми уехали раньше. Дедушку схоронили в пути.

Вся бабушкина родня осталась в «дубоссарском Бабьем Яру», где с двенадцатого по двадцать восьмое сентября 1941 года были расстреляны более 18 тысяч евреев Кишинева, Тирасполя, Дубоссар, Бендер, Григориополя, Рыбницы, Оргеева, Балты и других городов.

Мою маму после окончания литературного отделения еврейского сектора Одесского пединститута направили преподавать русский язык не еврейским, а украинским детям. Перед войной она работала в селе Плоское, под Одессой. Тирасполь был тогда все еще столицей МАССР. Я держу в руках пропуск: «Разрешается гр. Финкельштейн Евгении Исаковне, работающей в плосковской средней школе учительницей, въезд и временное проживание в г. Тирасполь МаССР сроком с 21 июня по 21 июля 1941 г. Цель поездки — в отпуск».

Единственному в семье брату, дяде Абраму, война помогла выйти из тюрьмы, где он оказался за рассказанный в теплой компании анекдот про Сталина. Его отправили на фронт военным переводчиком, и сохранилась фотография, где он в гимнастерке и пилотке снят у кирпичной стены берлинского дома.

дядя Абрам в Берлине

Три родные сестры Маня, Лиза и Женя. Две первые — ладные, хорошего роста  девушки, и только моя мама, старшая из них, совсем маленькая, но кругленькая и крепенькая, как колобок. Эта ее крепость служила мне броней, когда она, спасаясь от бомбежек, прыгала с подножки вагона, ни сном, ни духом не ведая о своей беременности.

Мой отец, высокий блондин в белой рубашке, каким я вижу его рядом с мамой на общешкольной фотографии от 29 мая 1941 года, был учителем химии в той же школе. Была весна, время любви и, может быть, все было бы по-другому, но пришло лето, а с ним пришла война.

На Северном Кавказе, в селе Лад-Балка, Орджоникидзевского края, что в Ставрополье, беженцев встречали высокими хлебами и распределили по домам. Двух сестер послали на работу в колхоз, а маму оставили в школе учительницей. Крещенские морозы января 1942 года своей лютостью помогли нашей армии справиться с фашистами под Москвой. А Маня не могла открыть замок на двери сарая, чтобы набрать дров и натопить избу, где находились роженица с ребенком. Пальцы ее прилипали к железу, и она плакала от боли, но дров набрала.

Всю жизнь я испытывала огромную, безотчетно-инстинктивную привязанность к Мане. Ей, единственной из моих тётушек, я говорила «ты» и любила ее лицо, голос, фигуру, походку, её доброту и мягкость.

вверху слева направо: Евгения, Абрам, Маня; внизу: Шлима, мать Хая-Сура, Марьяся и Аня

Хозяева наши были добрыми людьми. У хозяйки была маленькая дочка, и мама, глядя на их бесконечное воркование, мечтала о девочке. Эта хозяйка и приняла у мамы роды. Хозяин был бригадиром в колхозе, и он кричал маме, что не хочет отвечать за нее, когда она по ночам, чтобы не будить их, заглушала мой плач подушкой.

Через восемь дней после моего рождения маме сказали, что если она не выйдет на работу, то лишится пайка. Мама принесла и положила меня прямо на стол в учительской. Тогда директор школы разрешил приносить меня на время уроков к нему домой.

А немецкая армия продвигалась к Северному Кавказу, и мама рассказывала мне потом, как она ночами думала: сумеет ли она покончить с собой и со мной, если на пороге появится немец. Тем не менее, сестры не торопились уезжать, хотели подзаработать побольше трудодней, чтобы иметь немного денег, это говорила мне Маня. И так дотянули до июля.

Однажды в селе появился возница с подводой. Председатель колхоза велел всем оставшимся евреям уезжать немедленно и предупредил, что больше он лошадей не даст, потому что страда, и так транспорта нехватает. Маня и мама со мной были на месте. А Лиза куда-то пропала. Маня обегала все вокруг, побежала в соседнее село, надеясь там отыскать Лизу, но ее не было нигде. Стали упрашивать возницу подождать, но он и слышать ничего не хотел, и только повторял слова председателя. И тогда Маня решилась. Она подумала, что Лиза одна — доберется, а эта с ребенком — пропадет.

тётя Лиза

Подвода привезла нас в Сальск, а там как раз грузился пароход, готовый к отплытию. Тут мне нужно сделать небольшое отступление. Моя мама смолоду страдала водобоязнью. В море или в реку она заходила только по колено, и тут же у нее начинала кружиться голова. Однажды, в студенческие годы в Одессе, она отправилась с компанией друзей на море. Ребята взяли лодку, посадили в нее девчат и все поплыли. Не успели отплыть от берега, как мама стала кричать, чтобы ее высадили. Пришлось вернуться на берег.

И вот у меня, примерно десятилетней, часто повторялся один и тот же сон, и я не понимала, сон это или просто мираж. Я видела часть парохода и лестницу, ведущую высоко — высоко. Двое мужчин ведут под руки женщину, а её шатает со стороны в  сторону, и она громко стонет. И мне так мучителен ее стон, но я не могу избавиться от этого сна. Это видение преследовало меня долго, а тем временем я подрастала и вдруг однажды мне стало отчетливо ясно: да это же моя мама при погрузке на пароход. Я вижу ее фигурку в темном платье, и то, как она мечется. А я полугодовалая на руках у Мани, и эта картина врезалась мне в память на всю жизнь. И все встало на свои места, и сон перестал приходить.

На пароходе маму ждало еще одно испытание. Я повторяюсь, мне было полгода отроду, щеки не умещались на лице, голубые глазенки, белокурые волосики. Молоко у хозяйки было хорошее. Одной женщине, жене офицера, рассказывала мама, приглянулся хорошенький ребенок, и она, оценив ситуацию, стала упрашивать маму отдать меня ей. За меня она предлагала отрезы шёлка и другой материи. Сделка не состоялась.

Еще и сейчас я содрогаюсь при мысли о том, что могла вырасти среди чужих мне людей и не знать родной матери. Нет уж, лучше мое полунищее и полуголодное детство, но с мамой, и в нашей большой семье, которая была мне опорой всю жизнь.

Мать и дочь

Сойдя с трапа парохода, мы держали курс на Урал, там уже была вся семья. В пути случалось всякое. Маня была бойкой и энергичной, обменивала вещи на продукты, бегала за кипятком, один раз чуть было не отстала. Но вот в одну из ночей у нас украли все, что было. На одной из станций Маня пошла к начальнику вокзала. Её направили в комнату, где две женщины выслушали её рассказ о том, как она и сестра с маленьким ребенком остались без ничего. «Хорошо,- сказали женщины Мане.- Вы получите 300 рублей, но половину отдадите нам». Эта сделка состоялась. Так мы добрались до Урала.

А судьба Лизы и по сей день неизвестна.

Двоюродная сестра Нюся дружила с Лизой, и они переписывались с начала эвакуации. Когда связь прервалась, Нюся написала письмо в Лад-Балку с просьбой сообщить ей, что стало с Лизой. Ответа она не получила. Теперь уже доподлинно известно, что в конце июля 1942 года у реки Маныч шли тяжелые бои, а в начале августа территория вокруг нашего района была окружена и захвачена до линии Краснодар — Ставрополь. Остальное можно себе только представить…

В детстве я любила слушать неспешные разговоры старших о прошлом, о войне, о мужьях. Никогда при мне не говорили о Лизе. Только когда бабушка на 98 году жизни ушла от нас, на ее могильном памятнике я увидела мемориальную доску в память о погибшей Лизе. Постепенно мама и Маня, каждая отдельно, но почти слово в слово открыли мне эту трагическую страницу нашей жизни. С тех пор надо мной повис как известный меч вопрос: был ли грех в нашем спасении, имели ли мы право бежать в таких обстоятельствах. Я поделилась своими переживаниями с маниной средней дочерью. Мудрая и тактичная Полина, помолчав, промолвила: «Остались бы, все бы погибли». Часть тяжести она сняла с моей души.

Я вспомнила как однажды, подойдя ко мне вплотную, мама сказала: «Ты спасла мне жизнь. Если бы не ты, я бы ушла на фронт и погибла». Что ушла бы — это точно. Её чувства сопереживания со страной было так велико, что за всю войну она ни разу не улыбнулась.

Я искала ответ в талмудических текстах. Мицва пиккуах нефеш выводится Талмудом (Санх. 73а) из принятого толкования части библейского стиха: «Не стой (в бездействии) при виде крови ближнего твоего» (Лев. 19:16); она важнее выполнения многих предписаний и законов, включая соблюдение субботы: пиккуах нефеш дохе эт ха-шаббат (спасение жизни отстраняет субботу; Иома 85а). В Талмуде обсуждаются проблемы, с которыми сталкивается человек, когда ему приходится выбирать между спасением своей жизни и жизни ближнего. Приводится пример двух людей в пустыне, имеющих запас воды, который достаточен лишь для одного. Хотя часть законоучителей считала, что ни один из двоих не должен пытаться спасти свою жизнь за счет другого и что воду следует делить поровну, возобладало мнение рабби Акивы: «Следует спасать жизнь одного из двоих, а не делить воду». Акива сделал выбор в пользу жизни.

Когда мы, эмигрировав в Германию, впервые прилетели в Израиль, посещение музея Яд Вашем было главным делом. Там я взяла анкету, чтобы поселить Лизу в этом храме памяти и скорби. Оформление длилось долго, наконец, я получила уведомление о том, что память о Лизе Финкельштейн увековечена в списках музея под номером 6878118.

Двоюродный брат Леонид Штейлер был старше меня на 14 лет, он жил у бабушки с дедушкой в доме и хорошо помнил довоенное время. Его я как-то раз спросила: «Которая из всех шести сестер была самой красивой?». Я полагала, что такой была старшая сестра, самая умная и дипломатичная, жизнелюбивая и щедрая. «Нет, — сказал Лёня, — самой красивой была Лиза».

Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Светлана Сокольская: По ком горит свеча

  1. светик ты вернула мне удивительные минуты детства и юности
    мама мне тоже рассказывала о тете лизе о том что она была с ней очень дружна
    действительно она очень красива
    ты единственная из всех нас кто не просто хранит и трепетно бережет прошлое но и облекает все в историю
    спасибо тебе от всех и за всех
    твоя софулька

Обсуждение закрыто.