Декамерон Плюс, или Пир продолжается. II

Loading

Хозяйка дома — декольтированное платье в пол, в ушах алмазные серьги, и так далее — закрыла дверь, обернулась к гостям, чуть приподняла левую бровь, и рафинированным таким, негромким голосом — истинный Петербург — сказала: «Духовность, бля!»

Декамерон Плюс, или
Пир продолжается

Круглый стол
Часть пятая

Александр Левинтов, Борис Тененбаум, Григорий Френклах и др.
Продолжение круглого стола «Декамерон, или Пир во время коронавируса»
Продолжение продолжения. Начало (I)

 

Борис Тененбаум. Из ненаписанных мемуаров
Продолжение. Начало (1–7)

8. В 1968 году я работал в КБ Туполева в качестве чертежника — распределили после техникума. В порядке общественной нагрузки был направлен в многотиражку опытного завода при КБ, в отдел писем в редакцию. В одном из первых прочел предложение:

«… ввиду нашей расточительности мы выбрасываем много лишнего. Но это можно использовать. Hе надо забывать и о несчастных, поэтому надо предоставить доступ к нашим помойкам американским безработным…»

Я, конечно, мало что понимал в свои 20 лет, но предложение показалось все-таки экзотическим. В номер письмо не пошло. Зато туда была помещена заметка редактора, в которой были такие строки:

«… как указывал в своей телеграмме главкому Южного Фронта В.И. Ленин, белая конница против низколетящих самолетов бессильна…»

Статья называлась:

«В. И. Ленин как родоначальник штурмовой авиации».

Мы все-таки жили в довольно странном мире…

9. Встав на вахту…

Время идет. Значительная часть жизни остается позади, прошедшее — так или иначе — хочется осмыслить, но как-то никаких особых идей на этот счет не появляется. Однако я заметил, что при чтении работ моих друзей и/или коллег — будь то проза или их исторические исследования, или интереснейшие мемуары — какие-то аллюзии на собственные воспоминания всё-таки появляются.

Иной раз буквально одна фраза служит чем-то вроде «кнопки включения» — и вспоминается что-то, что было пусть даже отдаленно, но похоже на то, что мои друзья выделили в своих текстах: «встав на вахту…»

“Короче, эффект я ему сделал положительным…”
Ю. Герцман, “Обида”

Где-то в начале 70-х я перестал бриться. Была в этом настоятельная производственная необходимость — студентом 3-го курса факультета «Управление» МАИ я перешел на новую работу: перестал быть чертежником в КБ А.Н. Туполева, а стал младшим преподавателем автоматики в авиационном моторостроительном техникуме.

И образовался при этом переходе непредусмотренный эффект: в КБ мой непосредственный начальник звал меня не иначе, как полным паспортным именем — Борис Мордкович. Делалось это в ярко выраженном отрыве от именования прочих чертежников — те все были Тани, Миши да Коли — а я вот непременно с отчеством, на которое ставилось еще и ударение.

Ну, я как-то привык.

Но на новом месте работы студенты взяли моду называть меня просто Боря — что, собственно, было и немудрено, потому что я был их старше года на два-три — но подрывало субординацию.

В итоге мысль завести себе бороду стала выглядеть разумным делом — и это действительно помогло: теперь без особого напряга я именовался Борисом Марковичем, по крайней мере в классе…

И вот веду я урок — как вдруг в дверь стучат, всовывается ко мне лохматая голова, и звучно так шепчет:

— Боря, есть дело!

Голова, естественно, живет не сама по себе, а принадлежит студенту из старшей группы, который вертится у нас в лаборатории двигателей и за «автоматический зачет» по мелочи нам помогает.

Выхожу в коридор, спрашиваю:

— В чем дело?

— Он текёт! — отвечает он мне.

— Течёт… — вношу я машинальную поправку, и спрашиваю, — Да что течёт-то?

— Самолет!

Чувствую, что у меня начинается легкое головокружение: самолет у нас один, называется он “Миг-17”, стоит у нас во внутреннем дворе перед лабораторией — я-то его вчера ночью туда и привез — но он был списан для учебных целей, выпотрошен, освобожден от всего хоть в малейшей мере полезного, и течь из него просто нечему…

Иду во двор, подхожу к самолету — о да, течет. Уж и лужа собралась, и судя по запаху — похоже на керосин.

Немедленно звоню напарнику, Витьке.

Мы с ним делим обязанности: я ведаю автоматикой, а он — механизмами и моторами. Понятно, что в авиамоторном техникуме моторы важнее вспомогательной автоматики, и что спрашивать о причинах протечки надо его, а не меня — но дело в том, что Витька недавно женился, и с тех пор регулярно опаздывает на работу.

Причину же опоздания объясняет тем, что спит у стенки, при попытке выбраться из кровати неизменно наталкивается на супругу, и в результате задерживается минимум на полчаса.

Понимаю, сочувствую — но делать нечего. Бегу к телефону, звоню ему домой, описываю ситуацию — и о чудо, минут через двадцать он появляется в лаборатории и бежит к самолету.

Покрутившись вокруг него с пару минут, и ткнув пальцем туда и сюда, поворачивается ко мне и, сильно побледнев, говорит, что самолет заправлен… Hо не заземлён…

Таким образом, у нас на руках потенциально пожароопасная ситуация — а через забор от внутреннего двора расположен цех номерного завода с неофициальным названием “Салют”.

Поднимаем тихую тревогу: я отпуская своих студентов из класса, Витька выгоняет всех наших помощников из лаборатории, и пытаемся сообразить — что же нам делать?

Самолет приволокли накануне ночью.

Буксировали по Шоссе Энтузиастов с аэродрома в Жуковском, при милицейском и пожарном сопровождении, при всех выправленных бумагах, которые я и выправлял — и с тех пор твердо знаю, что при провозе негабаритного груза разрешение на провоз по высоте дает одна организация, а по ширине — совсем другая. И это, как ни странно, имеет смысл, потому что ширину лимитирует туннель или пролет моста, а вот высоту — провеска кабельной сети.

Что до пожарной инспекции, то ее должны были сделать сегодня (поближе к вечеру), или завтра — после принятия всех необходимых мер предосторожности, включая заземление.

Bсе вроде бы было сделано аккуратно и точно — но мне и в голову не могло придти, что самолет окажется заправлен…

Срочно вызываем начальство.

На сцене появляется завлаб и два старших преподавателя — наши с Витькой непосредственные начальники, заместителями которых мы и являемся — но решить что-то не получается. Начальство есть — но лидера не находится…

Однако буквально через минуту на пороге лаборатории возникает Семен Исаакович, личность в нашем техникуме легендарная.

Начать с того, что по положению он был старше всех преподавателей, и что он — один из авторов профильного учебника по авиамоторам, по которому учатся студенты. Но это чисто номинально — ибо он не один из авторов, а один-единственный, а все остальные, люди начальственные, просто подписались, и став соавторами, пробили учебник в министерстве.

Директор нашего техникума без Семена Исааковича — будучи человеком политически правильным, но в бюрократических вопросах неискушенным — бумаг старался не подписывать.

Так что в рамках нашей организации Семен Исаакович занимал должность, которая по-русски называется “умный еврей при губернаторе”, a по-английски — “crisis manager”.

И вот, появляется он на пороге, орлиным взором окидывает сцену происходящих событий, и немедленно берет управление на себя.

— Сколько там топлива? — спрашивает он Витьку.

Тот честно отвечает, что не знает — потому что, во-первых, с самолета свинтили абсолютно все датчики, во-вторых, электричества на нем нет и в помине, и в-третьих, если б там какой-то аккумулятор и забыли, то не дай бог его тронуть — к парам подтекающего горючего нам только искры и не хватает.

Семен Исаакович, ни секунды не колеблясь, отдает распоряжение: открыть бак, горючее сливать в ведра, и таскать эти ведра в подземное хранилище, которое было у нас устроено для реактивного мотора, снятого с вертолета и поставленного на стенд для лабораторных прогонов.

Пустить в ход насос мы не решились — шланг к нему был и короток, и ненадежен.

В общем, по поговорке — глаза боятся, а руки делают — перетаскали мы все, что было в самолете, в это самое хранилище, а осушенный «МиГ» привели в должный порядок, заземлили, лужи все тряпками высушили, асфальт/бетон на дворе хорошенько вымыли — и теперь уж к нам никакая пожарная инспекция не подкопалась бы.

Однако возникла другая проблема: наш стендированный двигатель, хранилище горючего мы так ловко пополнили, должен был назавтра заправляться более традиционным способом: ожидалась заправочная цистерна, и надо было каким-то образом объяснить, откуда у нас эдак с полторы тонны лишнего топлива.

Семен Исаакович нашел решение и здесь: мы с Витькой, как самые молодые, были оставлены в лаборатории на всю ночь, и изо всех сил гоняли реактивный двигатель, питавшийся от хранилища.

Рев стоял — не приведи господь. Мы, наверное, распугали всех ворон, гнездившихся в радиусе пары километров в округе, и преуспели — сожгли почти все. Заправочная цистерна хоть и обнаружила у нас избыток топлива, но всего-то в три сотни литров.

Семен Исаакович, однако, сказал, что и из этого можно извлечь положительный эффект — и написал бумагу, из которой следовало, что молодые лаборанты, Витька и я, встав на вахту в честь уж не припомню какого съезда КПСС, проводили лабораторные эксперименты так замечательно, что сэкономили государству эти самые три сотни литров горючего.

Через месяц нас наградили грамотой, и премией — по-моему, по десятке на брата. Пропили мы ее в тот же день, всей лабораторией — за исключением Семена Исааковича.

Конечно, мы для веселья были ему не очень подходящей компанией — а к тому же он еще и не пил.

10. Во время нашей жизни в СССР я собирал для моего отца своего рода досье материалов, связанных с Израилем. Часть этих матриалов бралась из итальянских коммунистических газет, часть — из журнала «Зарубежное Военное Обозрение», на который у меня была постоянная подписка, но немалая часть поступала из вполне обыкновенной советской периодической печати. Полезной она была главным образом при сравнении со статьями из «Униты» или с узко-профессиональными статьями из военного журнала.

Но иногда обыкновенные «Известия» поставляли необыкновенные сведения. Вот пример: в конце сентябре 1973 года в «Известиях» был опубликован военно-политический обзор положения на Ближнем Востоке. И там было сказано, что у Израиля имеется 90 самолетов «Фантом».

В начале октябры 1973 года в «Известиях» печатались отчеты о полном разгроме израильких войск на «линии Бар-Лева» и оЛ

«… начале наступления египетских войск вглубь Синая…»

А в конце октября 1973 года в «Известиях» была опубликована статья их специального корреспондента из Каира, в которой говорилось о том, как мужественно встречает столица Египта налеты сионистов, и дальше следовали бессмертные строки:

«… в небе Каира появилась вспышка — сбит еще один “Фантом”. 231-й? Или 232-й? Мы еще не знаем точно, радио пока сообщило только о 231-ом…».

Отсюда, вероятно, и ведут свое начало российские слухи о невероятной еврейской пронырливости — получалось, что Израиль ведет успешные боевые действия при наличии, сиречь, отсутствии минус 141-го «Фантома», даже не считая тех, что могли быть потеряны на сирийском фронте.

11. 1975-й. Я уже демобилизовался и даже успел жениться. А мой младший брат готовится поступать в мед.училище, и в порядке подготовки — работает в морге. И приносит домой удивительные плакаты, которые украшают стены этого учреждения. Там попадались поистине оглушительные образцы, например, такой:

“Курящие женщины кончают раком”.

А один из плакатов:

“Пьющая мать — позор для семьи”

— мы даже приспособили для себя: первую часть сделали заменяемой, а вторую оставили как присказку. И получилось, что «проспавший папочка — позор для семьи», или «немытые дети — позор до семьи», и так далее.

До сих пор используем.

12. Пара слов о разнице в технологиях

В информатике есть базовое понятие — бит. Это единица измерения информации: «да/нет», «0/1». Понятно, что в одном бите только это и можно записать — но уже в двух битах у нас будет целых четыре комбинации: «00», «01». 10″, «11». Так все и идет — в трех битах будет 8 комбинаций, в четырех — 16. И каждый следующий добавленный бит дает удвоение числа комбинаций.

Где-то в 50-е годы фирма IBM изобрела понятие «байт» — 8 битов, рассматриваемых как целое.

В байт вмещается 256 комбинаций — и IBM в мудрости своей положила, что такого числа комбинаций достаточно для того, чтобы выразить любой знак клавиатуры пишущей машинки.

Байт — это буква.

А килобайт — примерно 1000 букв (на самом деле 1024, поскольку это ближайшее к тысяче число, которое является степенью двойки, но нам это сейчас не важно, мы будем говорить о другом).

Мегабайт — миллион байтов, или, иными словами — миллион букв.

Так вот — в 1979 году, работая программистом в АСУ Строительства г. Москвы, я полагался на вычислительную машину ЕС-1020 системы «Ряд» (копию американской IBM-360), и было у меня и у моих коллег два отечественных «твердых диска», каждый из которых имел емкость в 7,5 мегабайт, и временами можно было попользоваться импортным болгарским диском, на котором можно было держать 29 мегабайт.

Диски считались «быстрыми устройствами», а их память — дефицитным ресурсом, которым следовало пользоваться экономно, иначе замедлялся расчет.

Hа этом ресурсе держалась вся система информационной поддержки такой организации как ГлавМосстрой, в преддверии Московской Олимпиады 1980.

Ну, могу добавить, что ЕС-1020 был здоровенной машиной, которая в советском исполнении была ненадежна, и для обеспечения надежного счета действовала с паралелльным включением дубликата — одна из машин всегда чинилась. А так называемое «машинное время» было расписано и делилось между разными группами. При отладке программы удачей было получить час-другой в сутки

В сентябре 1981, на моей первой американской работе в компании ComputerVision, я получил в свое ЛИЧНОЕ распоряжение так называемую «workstation» — персональный компьютер с диском в 400 мегабайт.

«Workstation» никогда не ломалась, и я мог ее использовать хоть круглосуточно — что частенько и делал…

Hо это уже другая история.

13. Мы в первый раз оказались в Италии в 1981, и прожили там с конца февраля и до середины мая. У меня к тому времени было за плечами три семестра итальянского языка — сдавал экзамены на заочно-вечерних курсах. Oчень пригодилось — в качестве переводчика я подзаработал немного денег, и мы поездили по стране.

Второй раз приехали в 1991-м, уже относительно богатыми людьми с американскими паспортами. И поехали поездом из Рима в Милан.

И оказалось, что на главном вокзале в Риме не идут перронные часы.

Во Флоренции они шли, но показывали неправильное время.

В Милане — шли, отставая на 3 минуты.

В кантоне Тичино, где живут итальянские швейцарцы, часы шли секунда в секунду, в воде озер рыбы были видны на самом дне, настолько там было чисто. A в Лугано тротуары, по-моему, мыли шампунем — так они сверкали.

Если припомнить фонтан в Риме около Испанских Лестниц, в котором поверх воды был слой грязи и мусора в руку толщиной, нельзя не удивиться разнообразию кодов поведения итальянского народа

14. История из жизни, происшедшая, так сказать, в два этапа:

1982-ой. Мы год, как в Америке. У нас ничего нет, кроме моей зарплаты. Живем в съемной квартире в небогатом городке Линн, спим на матрасах, из мебели у нас только сборные стулья и стол, найденный на улице, среди выброшенной рухляди.

И вот, нас пригласили в гости.

Сидим на огромной верaнде у наших новых друзей, супружеской пары нашего возраста — вокруг тридцати.

Oни приехали в Штаты на три года раньше нас, как бы старожилы, и у них уже не сьемная квартира, а собственный дом, который мне кажется роскошным.

И они только что вернулись из Квебека, и в числе прочих пустяков привезли с собой оттуда французские пирожные.

A хозяйка дома — молодая, веселая, красивая женщина — ко всему прочему еще и сластена. И вот, она спрашивает нас, как мы приживаемся.

Говорю совершенно честно, что английский лезет у меня из ушей и вызывает чисто физическое ощущение — я тону.

Хозяйка дома берет пирожное, и наставительно говорит:

— Боря, ты не должен забывать, что эмиграция… — тут она делает паузу, откусывает половинку эклера, и с полным ртом продолжает, — … это трагедия!

Ну, у нее было еще и хорошее чувство юмора — она же первой и захохотала…

1985-й. Мы уже год как живем в собственном доме, через две улицы от наших друзей, которые к тому же еще и наши соседи. Выходим утром с идеей, что надо бы купить молока. Садимся в машину. Детей с нами нет, потому что мы подкинули их бабушке с дедушкой, к большому удовольствию всех заинтересованных сторон. У нас есть целых два дня полной свободы, и возникает естественный вопрос — а зачем же тогда молоко? Через два часа мы уже на пол-пути к Монреалю. Я, правда, вышел из дома в шлепанцах на босу ногу, но туфли мы купили по дороге.

До границы с Канадой ехать еще часа полтора, но в приемнике уже вовсю поют по-французски, мы в зоне приема монреальских радиостанций. Обсуждается вопрос, в какую именно кондитерскую мы пойдем, птому что моя жена — тоже сластена.

И тут она вспоминает нашу соседку Олечку и говорит мне:

— Боря, никогда не забывай, что «эмиграция — это трагедия!»

Так и осталось это выражение у нас в ходу, и употребляется как семейная шутка.

P.S. Мы купили свой первый дом в 1985 — вслед за нашими друзьями влились, так сказать, в ряды американского среднего класса.

15. Рождество 1983-го года. Я уже второй год как работаю, и мы обросли новыми друзьями и знакомыми. Получаем приглашение сьездить вместе в горы, в Вермонт, покататься на горных лыжах. Ну, с лыжами у меня не получилось, но это так, замечание в сторону. А что прямо-таки поразило, так это то, что на горном курорте катаются люди трех ясно различимых типов:

  1. Китайцы,
  2. Индийцы,
  3. Русские евреи.

Спрашиваю старожилов, куда же подевались все остальные, и получаю исчерпывающий ответ: сидят дома, празднуют Рождество, а здесь, в горах, сейчас только те, для кого Рождество — просто выходной.

— А! — сказал я в надежде искрометно пошутить, — Нехристи!

Шутка имела успех, и даже была развита — раз «нехристи», значит, и «басурмане».

Какое-то время мои коллеги называли друг друга «басурманами», потом надоело и забылось. А вот сейчас вспомнилось.

16. Где-то в середине 80-х я попал в Сан-Франциско, по делу. Города я не знал, никаких GPS-ов тогда не было, и в итоге я заблудился, каким-то непонятным образом угодил на огромный мост, по которому меня перенесло на ту сторону (в Окленд?) — и только там сумел я вывернуть на дорогу в обратную сторону, переехал тот же мост, будь он неладен, назад, и при первой же возможности свернул с шоссе на улицу потише, с мыслью остановиться и оглядеться.

Остановился, вытащил карту, огляделся — и подумал было, что начались галлюцинации: на столбе было приклеено объявление на русском языке:

Только у нас пирожки как у мамы.

Оказалось, что меня занесло в середину чего-то, что можно было бы назвать «русским кварталом», и в нем имеется книжный магазин, под названием «Globus». Ну, естественно, я туда сразу же и зашел — и обнаружил в нем самую богатую коллекцию антисемитской литературы, которую я когда-либо видел.

Никогда за следующие тридцать с чем-то лет ничего подобного мне больше не попадалось, и купил я там книжку В.В. Шульгинa «Что нам в них не нравится?».

Разговорился с хозяином. Он оказался, как ни странно, евреем, женатым на польке. Магазин они купили у предыдущего владельца, служившего во власовской армии, и теперь вот занимались постепенной заменой унаследованных запасов.

Я у них просидел больше часа, и они поведали мне много интересного. Кое-что из этого помню до сих пор. Например, согласно хозяевам магазина, книги у них покупает не больше 5% из общего числа людей, владеющих русским — остальные как-то обходятся. Наибольший интерес покупателей сосредотачивается в 4-х разделах: порнуха, чернуха, фантастика, и сентиментальные любовные романы, рассчитанные на женскую аудиторию.

На эти четыре раздела приходится 95% спроса. На все остальное (классика, поэзия, история, справочники, и т.д.) — 5%. Картину несколько искажают книги, которые покупают университеты — славистов фантастика не интересует.

С тех пор я помню, что любая приличная литература может претендовать только на невеликую долю — 5% от 5% — от общего числа потенциальных читателей, и то ее надо делить на доли (проза, поэзия, история, публицистика, etc). И было это примерно в 1984 году.

Думаю, что сейчас картина не изменилась в лучшую сторону.

Таким образом, если вы пишете стихи, или некую прозу, которую вы находите серьезной — можете рассчитывать на внимание 5% от 5% ваших соотечественников, да еще и конкурируя при этом с несколькими тысячами других авторов. И успехом будет 1% от 1%…

Hо разве для успеха автор выплескивает себя на бумагу?

17. Было это по времени уже после Брежнева, и СССР был еще живехонек, но ворота слегка приоткрылись, и стали приезжать люди культуры и искусства, которых пустили наружу. И для них устраивали вечера в частных домах.

Так вот, собралось человек тридцать в большом особняке чуть западнее Бостона.

Хозяйка — дама в ту пору большой красоты и немыслимой элегантности — представляет гостя.

Имени не помню, какой-то как бы бард. И все бы ничего, но вечер почему-то начали не с концерта, а с фуршета. И бард наш буквально с пары рюмок напился в зюзю (видно, легло на старые дрожжи), и понес собравшуюся публику по кочкам.

Ох, что он нес! Упирал в основном на «ловко вы тут устроились, гады!» и на «попранную раздувшимся мещанством духовность» — но у него довольно скоро перестало получаться связно, и как-то он поник челом и притомился, ну, и его проводили к двери, посадили в машину, и отправили домой — обошлось без концерта.

Хозяйка дома — декольтированное платье в пол, в ушах алмазные серьги, и так далее — закрыла дверь, обернулась к гостям, чуть приподняла левую бровь, и рафинированным таким, негромким голосом — истинный Петербург — сказала:

— Духовность, бля!

18. О жизни, идущей как бы по спирали…

Лет этак… много назад — во всяком случае, еще до слома СССР — был я в гостях, где собралась смешанная компания: там были «старые иммигранты», с 10-ю и больше годами «стажа», и новые, только-только свалившиеся на американскую землю.

И как-то так получилось, что они разбились на два кружка в двух разных углах — в одном доминирующим вопросом был такой: «И, что, этому вы посвятили свою жизнь?». Это были свежие люди, еще не обтертые их новой жизнью. В кружке «старичков» преобладали темы покупки новой и перефинансирования имеющейся недвижимости.

В общем, путь развития представлялся таким — от идеализма к сугубому материализму, даже несколько заземленному.

И вот недавно был я в «обществе», и разговоры крутились уже вокруг детей-внуков. Ну, с внуками все понятно — детишки они и есть детишки, растут и учатся. А вот наши взрослые дети обнаружили изрядные черты идеализма. Сплошь и рядом слышишь истории о том, как тот или другой отверг карьеру, и хочет делать что-то другое, что давало бы «внутреннее удовлетворение».

Дети — кое-кому из них уже под сорок, и выросли они как вольные люди — спрашивают друг друга: «И этому вы посвятили свою жизнь?».

И мне это даже не кажется странным. В России у очень многих людей моего круга не было «соблазна карьеры». Она была либо невозможна, либо достигалась очень уж стыдными методами. И жили мы на манер своего рода монахов — в бедности, но с поиском возможности «делать что-то интересное».

В новой жизни в США «соблазн карьеры» для нас оказался очень силен. А у наших детей — нет. Для них «возможность расти» — не чудо, а непреложный факт.

И похоже, им теперь хочется в основном, чтобы непременно было интересно. Наверное, внуки станут отрицать их ценности, и вырастут сугубыми материалистами?

Продолжение «Ненаписанных мемуаров»

* * *

frenklahГригорий Френклах. Сказки

Сказка о Мужичонке и Курочке Рябе

Жил на свете Мужичонка и была у него Курочка Ряба…

Снесла курочка яичко. Не простое яичко — золотое.

Положил Мужичонка яичко на полочку и… зарезал Курочку Рябу.

И пока он её резал, ощипывал и варил из Курочки Рябы бульон, мышка пробежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось.

Не стал плакать Мужичонка. Собрал он осколки золотого яичка, в город привёз и там прОдал.

Потом пошёл на базар и на вырученные деньги купил новую Курочку Рябу — ещё и на мышеловку хватило.

Принёс Мужичонка курочку домой, поставил на полочку мышеловку и стал ждать, когда новая Курочка Ряба ему яичко снесёт…

Сказка о Зайце, который стал Кроликом

Жил был Заяц. Такой же, как и все зайцы — с длинными ушами, коротким хвостом. Вот только женат он был на Крольчихе.

Жили они счастливо — любил Заяц жену.

Другие зайцы косо на это смотрели — Крольчиха всё таки. Поэтому решила пара из под куста в лесу перебраться на Кроличью Ферму жить. И жизнь там сытнее, и коситься не будут.

Перебрались и зажили в своё удовольствие, но недолго. Затосковал Заяц — чужим он себя среди кроликов чувствовал.

И тогда решил Заяц тоже Кроликом стать. Пошёл он к Главному Кролику на Кроличьей Ферме и говорит: — Слушай, Главный Кролик, хочу я тоже кроликом стать. Разве я не похож на вас — у меня тоже длинные задние ноги и большие передние зубы.

— Ладно — Говорит Главный Кролик: — Напиши прошение и Совет Кроличьей Фермы его завтра и рассмотрит.

Написал Заяц прошение — мол, хочу чтобы Совет Кроличьей Фермы признал меня полноправным Кроликом, поскольку у меня тоже длинные уши и короткий хвост. И женат я на Крольчихе.

Собрался Совет обсудить прошение и решил, что поскольку Заяц на нас похож, тоже любит морковку и капусту, соблюдает наши кроличьи законы и, к тому же на Крольчихе женат — выдать ему удостоверение о том, что он с этого дня полноправный Кролик.

Обрадовался Заяц, что Кроликом стал. Загордился. Вот только в семейной жизни у него через некоторое время проблемы начались и развёлся Заяц с Крольчихой.

А когда его спрашивали «Почему?» — отвечал:

— Не пристало Кролику с бывшей заячьей женой под одной крышей жить. Подстилка она заячья!»

Сказка о коте в тапочках, ставшем котом в сапогах

Жил был кот. Сапог у него не было и, поэтому, ходил он в тапочках с бантиками на танкетке и без задников. Тапочки при ходьбе сильно стучали и распугивали всех мышей в округе, но коту это не мешало — он давно уже не ловил мышей.

Кот очень гордился тем, что у него есть тапочки и его кошке они тоже нравились. Кот даже решил, что тапочки с бантиками лучше, чем сапоги его легендарного предка. Кошка с ним согласилась — она всегда с ним соглашалась с их самой первой встречи в марте.

И всё бы было хорошо если бы однажды кот не встретил… другого кота… в сапогах. Оказалось, что тот и мышей не разучился ловить, и даже великана съел, как великий предок кота в тапочках.

Обидно стало коту и стал он всем говорить, что сапоги у его знакомого совсем не те и, поэтому, нельзя его называть «кот в сапогах». А потом, когда «ненастоящий» кот в сапогах куда-то пропал, заявил, что тапочки с бантиками на танкетке и без задников — это и есть настоящие сапоги.

Коты, жившие по соседству сами настоящих сапог по молодости лет никогда не видели и стали они звать кота в тапочках «кот в сапогах».

Сказка о Колобке для взрослых

На самом краю деревни в избушке около тёмного леса жила-была Красна Девица — печь мастерица. Со всей округи приходили к Девице по вечерам гости угоститься и… в ладушки поиграть.

Вот приходит как-то к девице Дедушка — весь скрипит, песок из него сыплется и говорит:

— Испеки ка ты мне Красна-Девица, Колобок. А пока он остывать будет мы с тобой… в ладушки поиграем, чтобы аппетит нагулять.

Поскребла девица по сусекам, замесила тесто, разогрела печь, испекла Колобок и посыпала его сахарной пудрой. Затем открыла окошко и положила Колобок на подоконник остывать, а сама к деду… в ладушки играть.

Скучно Колобку лежать одному, да и съеденным быть не хочется… Спрыгнул он с подоконника и в тёмный лес покатился. Катится по траве и напевает:

Дедушка с Девицей в ладушки играют,
А когда закончат меня уж не поймают…

Вдруг навстречу ему Торчок — в зубах косячок.

— Привет, Колобки! — Говорит: — Как вас много и какие вы все румяные да аппетитные. Съем ка я одного — от вас не убудет.

Но Колобок даже петь не перестал — прокатился у Торчка между ног и дальше покатился. Катится себе и напевает:

Дедушка с Девицей в ладушки играют,
А когда закончат меня уж не поймают!
Съесть меня хотел Торчок —
Пусть свой курит косячок…

Идёт навстречу ему Бухарик — в руке стопарик. Идёт-старается — о деревья опирается.

— Стой! — Кричит: — Колобок. Подожди!. Я сейчас стопарик выпью и тобой занюхаю…

Опёрся Бухарик о дерево, а Колобок у Бухарика между ног прокатился и дальше покатился. Катится по траве и напевает:

Дедушка с девицей в ладушки играют,
А когда закончат меня уж не поймают!
Съесть меня хотел Торчок —
Пусть свой курит косячок!
И пускай Бухарик,
Выпьет свой стопарик…

Навстречу ему идёт Негодник — дамский угодник. Идёт и брови свои по очереди языком облизывает. Увидел колобка и говорит:

— Колобок-Колобок, как ты вкусно пахнешь и сахарной пудрой весь посыпан — дай ка я тебя лизну? — И снова свои брови по очереди облизал.

Но пока Негодник брови облизывал, Колобок у Негодника между ног прокатился и дальше покатился. Катится по траве и напевает:

Дедушка с Девицей в ладушки играют,
А когда закончат меня уж не поймают!
Съесть меня хотел Торчок —
Пусть свой курит косячок!
И пускай Бухарик,
Выпьет свой стопарик!
Облизать хотел Негодник —
Только он не мой угодник…

Выкатился Колобок на опушку, а навстречу ему Бабуля — где ты мой Дедуля. Бабуля-Сластёна с корзиночкой плетёной. Жена того самого Дедушки, который к Девице в гости пришёл Колобка отведать ну и… в ладушки поиграть. А в корзинке той у Бабули — тёртый шоколлад в платочке и корица в мешочке.

— Это что ты, Колобок, такое и так красиво пел? — Спрашивает: — Туга я на ухо — не расслышала.

Колобок надулся от похвалы, остановился и возьми да погромче спой:

Дедушка с Девицей в ладушки играют,
А когда закончат меня уж не поймают!
Съесть меня хотел Торчок —
Пусть свой курит косячок!
И пускай Бухарик,
Выпьет свой стопарик!
Облизать хотел Негодник
Только он не мой угодник…

— Нет, не расслышала — Говорит Бабуля, а сама уже совсем близёхонько к Колобку подобралась — тёртый шоколад и корица наготове….

Подкатился Колобок к ней ещё ближе и начал петь свою песенку в третий раз:

Дедушка с Девицей в ладушки играют,

А когда закончат меня уж не поймают…

Тут Бабуля его и схватила, тёртым шоколадом и корицей посыпала и стала жадно откусывать от Колобка большие куски, своими вставными челюстями. Дедушку не нашла — так хоть Колбком полакомилась…

Но Колобок пока по лесу катился — полностью остыть не успел. А Бабуля так быстро Колобка съела, что случился у неё заворот кишок.

Тут бы и сказке конец, но на этом всё не закончилось.

Дедушка после неожиданной смерти Бабули на Красной Девице женился. Но недолго она его свежими колобками в сахарной пудре кормила и… в ладушки с Дедушкой играла. Едва успел прописать он Девицу в своей избушке, как стала та его Вдовой…

Сказка о Ненастоящем Художнике

Жил на свете Художник. Писал свои картины и продавал. Так и жил. Не богато, но и не бедно.

Пришёл к нему как-то в гости один из больших начальников Общества Настоящих Художников — сам Настоящий Художник и говорит:

— А не пора ли и тебе, Художник, тоже стать Настоящим. Ведь на самом деле ты и есть Настоящий — вон сколько картин написал. Народу они нравятся — покупает.

— Зачем мне это надо? Спросил Художник: — Мне и так хорошо. Иногда люди у меня картины покупают, а не у Настоящих Художников.

— Не скажи… Говорит большой начальник — Некоторые покупатели перед тем, как картину купить интересуются, а Настоящий ли Художник её нарисовал. А ты возьми — достань удостоверение и сунь им в нос — мол и я Настоящий — а? Тебе и делать-то ничего не надо будет — напишешь прошение в Общество Настоящих Художников, составишь список всех своих картин, возьмёшь рекомендации у нескольких Настоящих Художников, что ты тоже Настоящий — и дело в шляпе!

Долго большой начальник Художника уговаривал и, наконец, уговорил. Составил тот список картин, собрал рекомендации у нескольких Настоящих Художников и подал прошение в Общество Настоящих Художников. А сам тем временем очередную картину писать.

Получили в Обществе Настоящих Художников прошение — обрадовались. Признал нас Художник — одним из нас стать хочет! Но потом посмотрели на список его картин и говорят:

— Не те названия у картин. Да и не все они писаны маслом И вообще картины ли это? Так мазня.

И отказались единоглсно Настоящие Художники признать Художника Настоящим. И сам большой начальник и те, кто Художнику рекомендацию давал.

Записали они это своё решение на бумаге, а начальник подписал и печать поставил. Отказать, мол, Художнику в просьбе признать его Настоящим.

Заболел Художник от огорчения — не ожидал он такого.

А почти законченная им картина до сих пор ждёт, когда он поправится и её допишет.

Сказка о Дюймовочке, которая выросла

Жила-была девочка. Такая же, как все остальные — только очень маленькая. Росточком девочка была чуть больше двух с половиной сантиметров и, поэтому, все её звали Дюмовочка. Ведь дюйм — это как раз чуть больше двух с половиной сантиметров.

Больше всего на свете Дюймовочка хотела вырасти, но не знала как. Сначала она надеялась, что вырастет если будет очень хорошей девочкой. Поэтому Дюмовочка дважды в день чистила зубы, полоскала рот, не ругалась и не сплетничала. Все любили Дюймовочку и было у неё много друзей.

Шли годы, но она так и оставалась маленькой. Однажды все это так надоело Дюймовочке, что она не выдержала и закричала: «Ненавижу этот (огромный) мир!»

Глядь — а испугавшаяся от её громкого писка прекрасная бабочка, сидевшая рядом, стала меньше. «Лети отсюда!» — Ещё громче закричала Дюмовочка. и бабочка улетела.

Дюймовочка посмотрела вокруг и увидела, что и горшок на подоконнике, где она любила гулять и цветок в горшке тоже стали меньше.

«Противный цветок!» — Снова закричала Дюмовочка, и тот опять стал меньше. И тут девочка поняла, что это не цветок с горшком становятся меньше, а сама она растёт.

Стала Дюймовочка ругать всё и всех вокруг и расти-расти-расти.

Вскоре она стала такой высокой, что её даже взяли играть в школьную команду по баскетболу — в той самой школе, куда Дюмовочку раньше приносила в пенале на уроки бывшая подружка. Бывшая — потому, что друзей у Дюймовочки не осталось…

Сказка о рыбке и её зонтике

Однажды у одной модницы-рыбки украли зонтик. Очень она расстроилась — ведь зонтик по цвету так гармонировал с её переливающейся чешуёй.

К тому же это был автоматический зонтик — стоило нажать плавником на кнопку, и он раскрывался.

Это свойство зонтика не раз спасало жизнь рыбке, когда она заплывала туда, куда заплывать не стоило и где её запросто могли проглотить. Но рыбка лёгким движением плавника нажимала на спасительную кнопку и вместе с зонтиком застревала поперёк горла у неудачливого живоглота.

В солнечные дни зонтик сливался с поверхностью тёмного дна, и рыбку никто не видел. Зато она видела всё, выглядывая из под зонта.

И вот такую необходимую рыбке вещь украли…

Ей хотелось громко закричать, но ведь рыбы немые. Рыбка плакала от горя, но слёз её никто не видел — ведь вокруг была вода.

А ещё говорят: «Нужен, как рыбе зонтик»

Сказка про тень

Тень. случалось, гуляла по ночам одна, поскольку ночью ей делать было нечего.

Кроме того, ночью, издали, в лунном свете тень иногда принимали за человека, и это льстило её самолюбию. Ведь больше всего — и в этом тень не признавалась даже себе — ей хотелось стать чем-то настоящим.

С приближением рассвета накатывала тоска. А тоска у тени — это не тоска у человека — это гораздо сильнее. Тень была готова даже грызть камни, но зубы скользили по поверхности, не оставляя следа…

А знавала тень и лучшие времена…

Когда-то она была тенью Судьбы, но за использование служебного положения в корыстных целях была сильно понижена в должности и стала обычной тенью.

Хорошо, что ещё так обошлось — легко отделалась. А то ведь могли отправить в Ад Теней — темную зеркальную комнату без единого лучика света, где бесчисленное число раз отражённая в зеркалах чёрная пустота заставлала непрерывно вопить от ужаса безнадёжности любую — даже самую «крутую» тень.

Самым унизительным в её теперешнем положении было всегда ползти. Ползти по земле, по стенам домов, по деревьям… Ах как она завидовала миражам которые «летали».

Ладно — стиснув зубы, думала тень — пока я ползаю в грязи, но я заползу так высоко, что буду сверху смотреть на всех.

— Придёт ещё моё время — громко крикнула тень

— Время… время.. время — повторило эхо

— Всё не так уж плохо — ухмыльнулась тень — если сравнивать с положением эха, тем более эха тени…

Александр Левинтов

Классикой по классике

наша Таня громко плачет:
генерал на ней не скачет,
а Онегин, вертопрах,
снова числится в бегах

* * *

идёт поэт, шатается
меж кабаком и девками:
ох, денежки кончаются,
с последними запевками

* * *

как-то поздним вечерком
выхожу один я на дорогу,
глядь, а под любым кустом
стол и тёплая берлога

* * *

я с теми, кого обуяла месть,
мечтая, что вечен Путин,
отечество славлю, которое ест,
хоть путь до корыта так труден

Урок теоретической физики

бозон Хиггса не имеет спин —
кто бы мог подумать, блин?
и на каждого бозона
тратят парочку глюонов:
на хрена?!

* * *

под Женевою коллайдер
запустил не наш провайдер,
и гоняют в нём частицы,
распуская небылицы —
на хрена?!

* * *

струны стонут, словно чайки,
нам без них загнули гайки,
Космос долбят сгоряча,
непонятно лишь на ча
и на хрена?!

* * *

если б физик-теоретик
жил, как все, и без патетик,
мы б дожили до конца,
не теряя, блин, лица,
а всё это — на хрена?!

Продолжение круглого стола
Print Friendly, PDF & Email

8 комментариев для “Декамерон Плюс, или Пир продолжается. II

  1. Хороши ненаписанные мемуары! Откуда они взялись у автора, если он их не писал? Секрет фирмы. Возможно, из левого кармана. Или из правого. Но в любом случае, они сдобрены точными деталями, атмосферой знакомых ситуаций и неизменной порцией юмора. Многое узнаваемо и наводит на разные полезные мысли. Отличная работа, Борис!

  2. Борис Тененбаум
    «… как указывал в своей телеграмме главкому Южного Фронта В.И. Ленин, белая конница против низколетящих самолеов бессильна…»

    Подобные низкопробные пропагандистские перлы,. особенно в самодеятельных заводских мало тиражках, не вызывают удивления. Типичное для совковой поры явление. Их и читали в основном сами сочинители.
    Прочие фрагменты специфики совкового бытия метко отражены уважаемым автором.

  3. Так мимоходом, как бы в шутку, получилась подборка на веселую и интересную книжку. 1% от 1% прочтет.

  4. Б.Т., т.е я сам:
    «… если вы пишете стихи, или некую прозу, которую вы находите серьезной — можете рассчитывать на внимание 5% от 5% ваших соотечественников, да еще и конкурируя при этом с несколькими тысячами других авторов. И успехом будет 1% от 1% …».
    ==
    Удивительно! Мой «Черчилль» официально разошелся в количестве 16 тыс.копий. Если принять во внимание, что в мире примерно 160 миллионов читающего по-русски народа, то выходит одна книга на 10,000 человек, или 1% от 1%.
    Как в воду глядел …

    1. Б.Тененбаум
      — 2020-04-05 04:37:

      … «Черчилль» официально разошелся в количестве 16 тыс.копий. Если принять во внимание, что в мире примерно 160 миллионов читающего по-русски народа, то выходит одна книга на 10,000 человек, или 1% от 1%.
      Как в воду глядел …
      ====
      Стоит прибавить ещё одну, привезённую в Австралию. 🙂 160001!

Добавить комментарий для Игорь Ю. Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.