Есть предположения, что Ленин диктовал «Письмо к съезду» в состоянии гипертрофированной мнительности — после второго инсульта, случившегося 22 декабря 1922 года. Этого нельзя исключать. С другой стороны — последние статьи показывают, что ум его был абсолютно ясен.

И дольше века длится день…

Цикл очерков к 150-летию со дня рождения В.И. Ленина

Сергей Баймухаметов

Продолжение. Начало

5. Загадка политического завещания

Речь о знаменитом в узких кругах «Письме к съезду», политическом завещании Ленина, которое он, уже смертельно больной, закончил диктовать 4 января 1923 года — за год до кончины. Здесь такое невероятное сплетение причин и возможных мотивов, что разгадать их невозможно — только констатировать.

Эти вероятные мотивы ранее в общественном пространстве даже и не возникали. Настолько глобален был авторитет Ленина, что не могла появиться мысль о какой-либо мести: обычном, тем более — не всегда достойном человеческом чувстве.

По официальной версии и по логике, здравому смыслу, вроде бы все закономерно — вождь партии, глава государства обращался к соратникам с назиданием, с призывом укрепить ряды, в частности, ввести в ЦК 50-100 рабочих: «Такая реформа значительно увеличила бы прочность нашей партии… Меньше будет опасности раскола от какой-нибудь неосторожности».

Все вроде бы так. Но много-много лет назад пришла мне в голову невероятная по тем временам мысль: «А ведь этим письмом Ленин не предотвращал, а провоцировал раскол. Страшно сказать, сознательно провоцировал смуту. Хотел отомстить?»

Вдумаемся. Итак, конец 1922-го. Всего два года назад закончилась Гражданская война. В стране — голод и разруха. И — новый решительный поворот.

На X съезде РКП (б), в марте 1921 года, Ленин выступил с докладом о введении НЭПа — новой экономической политики. Убедил съезд, несмотря на серьезное сопротивление делегатов. У Ленина было два мощных козыря. Первый — голод, разруха. Второй — он заверял соратников: «Временное отступление… Мы еще вернемся к террору, и к террору экономическому». Но уже в январе 1922 года огорошил их: «Государственные предприятия переводятся на так называемый хозяйственный расчет, то есть, по сути, в значительной степени на коммерческие и капиталистические начала». Через год — и того пуще: «Теперь мы вправе сказать, что простой рост кооперации для нас тождественен… с ростом социализма, и вместе с этим мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм».

Ни много ни мало — коренную перемену всей точки зрения на социализм.

Ленин в мыслях и планах все дальше уходил от государственной экономики — к тому, что он называл кооперацией.

Но 25 мая 1922 года случился первый инсульт, 16 декабря — второй, 9 марта 1923 года — третий. Правительством Ленин не руководил с декабря 1922 года. Однако страна еще несколько лет двигалась по проложенным им рельсам новой экономической политики — и быстро преобразилась. Появились товары, продовольствие, денежная система. В промышленности начали действовать тресты, синдикаты, иностранные концессии. Российский частный сектор к 1928 году давал пятую часть промышленной продукции.

Многие соратники Ленина считали, что элементы частного предпринимательства — предательство идеалов революции. И после его смерти уничтожили НЭП, проведя коллективизацию сельского хозяйства, что вызвало новый, еще более страшный голод, унесший жизни миллионов.

Но в январе 1923 года НЭП только начинался. Что должен сделать вождь, понимая, что уходит из жизни? Прежде всего — передать руководство в надежные руки, обеспечить преемственность, стабильность власти — чтобы сохранить намеченный им курс. Ибо раскол и борьба чреваты гибелью его дела.

Однако вчитаемся в «Письмо…» Ленина. Вот он дает характеристики самым видным партийным деятелям того времени.

Сталина тогда не относили к «вождям» — его должность генерального секретаря ЦК считалась технической. Однако Ленин уже видел и предвидел будущее значение партийного аппарата:

«Тов. Сталин, став генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью».

И — предложил сместить Сталина с поста генерального секретаря партии!

Троцкий — «чрезмерно хватающий самоуверенностью». Соратники прекрасно поняли, что так Ленин намекает на вождизм Троцкого, на то, что он открыто и откровенно ставил всех ниже себя. Кроме Ленина.

Бухарин — его «теоретические воззрения очень с большими сомнениями могут быть отнесены к вполне марксистским».

Ничего себе обвинение — не марксист!

Пятаков — «слишком увлекающийся администрированием… чтобы на него можно было положиться в серьезном политическом вопросе».

Напомнил и про «октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева». 18 октября 1917 года Каменев выступил в газете «Новая жизнь», от своего и Зиновьева имени привел доводы против решения ЦК РСДРП о вооруженном восстании. Ленин тогда обозвал их штрейкбрехерами и потребовал исключить из партии.

То есть каждому из них Ленин дал такую характеристику, что никакого компромата не надо.

И это — «предотвращением раскола в рядах партии»?

Но почему? Диктовал ли он письмо, действительно озабоченный угрозой раскола? Или же, наоборот, хотел их стравить? А затем при жизни, или с того света, полюбоваться, как они рвут друг другу глотки?

За что? Почему?

Очевидно, что Ленин чувствовал себя оскорбленным. Он привел этих людей к власти в самой большой стране мира, а они его отстранили, заперли в Горках. Да, болезнь, да, тяжелое состояние. Но ведь все дело — в отношении. А отношение такое, как будто он для них уже не существует. Они уже не считаются с ним. Сталин уже хамит его жене! Куда дальше, куда гнуснее?

И тогда вождь, уязвленный во всех чувствах, диктует письмо, способное только стравить вчерашних соратников друг с другом?

Или так вышло случайно? Дружески критиковал, не понимая последствий? Или же получилось подсознательно? А может, не подсознательно, а вполне рассчитано? Сознательная месть соратникам?

Вопросы, вопросы…

«Письмо к съезду» стало более или менее широко известно спустя 33 года, после решений XX съезда КПСС, на котором были разоблачены преступления сталинизма. Текст его раздали делегатам. Тогда же, в 1956-м, его опубликовали в специальном дополнительном томе Собрания сочинений Ленина.

«Письмо…» всколыхнуло многие умы в стране: «Оказывается, сам Ленин был против Сталина?! Как же случилось, что не послушались самого Ленина?! И тогда, возможно, не было бы раскулачивания, голода, ссылок, массовых репрессий, ГУЛАГа?» Мы, наивные советские люди, помыслить не могли, что террор и репрессии — неизбежное условие жизни тоталитарных систем, не знали, что первые концлагеря созданы еще по указам Ленина и Троцкого.

С 1956 года считалось, что «Письмо к съезду» не было оглашено, что Сталин его скрыл. Вроде все понятно — дело рук Сталина.

На самом деле о нем знали все делегаты XIII съезда, который состоялся через 4 месяца после смерти Ленина.

Ленин готовил «Письмо…» еще к XII съезду партии, который состоялся 17-25 апреля 1923 года, при его жизни. Где оно было эти полтора года — неизвестно. Есть прямые свидетельства, что «Письмо…», уже тогда получившее название «ленинское завещание», еще при жизни вождя распространялось в рукописных и машинописных копиях. Как сказали бы в СССР 60-80-х годов — в самиздате. Интересная ситуация: работа Ленина при его жизни и власти (пусть и формальной) расходится в самиздате. На языке большевиков — подпольная листовка.

Сразу после смерти Ленина председатель комиссии по организации похорон Дзержинский запретил распространение «ленинского завещания». Своей единоличной волей. А потом обратился в Центральный исполнительный комитет СССР (высший орган власти, предшественник Президиума Верховного Совета). Через три дня после похорон, 30 января, комиссия ЦИК обсудила «вопрос о запрещении т. Дзержинским распространять издания завещания Ленина» и постановила: «Запрещение подтвердить».

«Письмо…» обсуждалось на заседании Политбюро накануне XIII съезда, который прошел 23–31 мая 1924 года. Члены ПБ постановили: на пленарном заседании его не оглашать. И потому оно не попало в повестку дня и в официальные материалы съезда.

Но «Письмо…» зачитали на закрытых заседаниях делегаций. То есть о нем знали все 1164 делегата. И — ничего не предприняли. Вполне возможно, и члены Политбюро, и партийные вожди рангом ниже просчитали его подсознательную или сознательную провокационную суть. В любом случае решили, что обсуждение «Письма…» на съезде может дать толчок бурным дискуссиям, переменам.

А их никто не хотел.

Наверно, нельзя не учитывать, что очень быстро происходило обюрокрачивание большевистского актива. А что важнее всего для бюрократа, чиновника? Поддерживать существующий порядок вещей, приспосабливаться к обстоятельствам, держать нос по ветру, не выступать против начальства.

Месть, если она и задумывалась, не состоялась.

Через три года, 10 ноября 1927 года, «Письмо к съезду» было напечатано в приложении «Дискуссионный листок» к газете «Правда», а затем, в том же 1927 году — в бюллетене № 30 XV съезда ВКП (б).

И снова — ничего. Почти никакой реакции, если не считать выступлений некоторых сторонников Троцкого, уже изгнанного из Политбюро вместе с Зиновьевым и Каменевым. Большевистский актив к тому времени изменился еще сильнее. Вокруг Сталина сплотилась серая партийная масса, которая с тяжкой злобой смотрела на умствования Троцкого и Бухарина. А Зиновьев и Каменев всегда были готовы отдать Троцкого на съедение, озабоченные одним: лишь бы себя сохранить, на любых условиях… Не получилось.

Состав Политбюро, которое в мае 1924 года рассматривало «Письмо…» Ленина и решило не оглашать его на пленарном заседании, не включать в повестку дня и в официальные материалы XIII съезда партии — Бухарин, Зиновьев, Калинин, Каменев, Молотов, Рудзутак, Рыков, Сталин, Томский, Троцкий.

В 1929 году Троцкого выслали из страны. (В 1941-м убили, уже в Мексике.) Зиновьева и Каменева расстреляли в ночь на 26 августа 1936 года. Томский за четыре дня до того покончил жизнь самоубийством. Бухарина, Рыкова и Рудзутака расстреляли в 1938 году на специальном полигоне «Коммунарка».

Есть предположения, что Ленин диктовал «Письмо к съезду» в состоянии гипертрофированной мнительности — после второго инсульта, случившегося 22 декабря 1922 года. Этого нельзя исключать. С другой стороны — последние статьи показывают, что ум его был абсолютно ясен. С 23 декабря 1922 года по 2 марта 1923 года Ленин надиктовал статьи «О придании законодательных функций Госплану», «К вопросу о национальностях или об «автономизации», «Как нам реорганизовать Рабкрин», «Лучше меньше да лучше». И прежде всего, статью «О кооперации» — программу соединения частного сектора с социалистическим на принципах экономической заинтересованности сторон: в считанные годы свободные крестьяне накормили страну.

Это работы точные по мысли и четкие по конструктивным предложениям.

Нет сомнений, что «Письмо к съезду» он диктовал, отдавая себе полный отчет в своих действиях.

Продолжение