Ирина Лехерзак: Рояль

Loading

Рояль опять, в который раз, взгромоздили на машину и повезли на новое место. Надежда, что ему встретится рука, если не мастера, то хотя бы ценителя прекрасного, не оправдалась. Он достался мальчику, ненавидящему музыку…

Рояль

новелла

Ирина Лехерзак

Он заполнил собою почти половину небольшой комнаты. Но никто не сетовал на тесноту, а он сам, впервые за многие годы, почувствовал себя прекрасно, осознавая, что, наконец-то, обрел место, о котором мечтал. О, если бы он мог говорить, как много мог бы поведать! Но он способен только издавать звуки и, в силу своих возможностей, передавать ту гамму чувств, которую ему доверяют создатели музыки и ее исполнители.

А вот с последними ему не везло…

Он помнит, а это было много десятилетий назад, как впервые попал в салон и с нетерпением ожидал того, кто выберет его из немалого числа ему подобных роялей и станет его хозяином. Время шло, а желающего приобрести не находилось. Ему было очень обидно: внешне он почти не отличался от большинства своих собратьев, а некоторым было далеко до него. Как изумительно смотрелся его резной, словно кружево, пюпитр! Ножки были чудом изящества и вкуса, отдельным произведением искусства. Лакированная черная поверхность сверкала своей гладью, и если бы кто-нибудь заглянул под крышку, то был бы очарован ярко-красным сукном, обрамляющим бронзовую деку. Но особенно он гордился маркой фирмы, выпустившей его — «Блютнер». А как натянуты блестящие струны, могущие издавать чарующие звуки! Так где же тот чародей, который способен оценить не внешнюю прелесть инструмента, а его неповторимое свойство — дарить музыку?!

Так думал он, все же надеясь, что когда-нибудь к его клавишам прикоснется человеческая рука. Ему грезилось, что это будет маститый музыкант, который по достоинству оценит его, или, на худой конец, поставят в какой-нибудь музыкальный салон и периодически он сможет радовать людей музыкой, которую будут творить различные мастера.

Но судьбе было угодно распорядиться иначе… Однажды, его, обхватив канатами, бережно вынесли из магазина, и вскоре он очутился в большой комнате, где вокруг него с радостными криками кружила детвора.

Их было трое или четверо, голосистых сорванцов, которые вмиг умолкли, когда к Роялю приблизилась стройная черноволосая девочка лет двенадцати. Она открыла клавиатуру и, легко касаясь клавиш, взяла несколько аккордов. Ее ручки были тонкими, нежными, но в них он почувствовал силу и тот нерв, который отличает талантливых людей…

Не проходило дня, чтобы Ханна (так звали юную пианистку) не проводила пару часов за Роялем. Теперь он не мог пожаловаться на скуку. Ханна познакомила его с великими создателями музыки — Бахом, Гайдном, Моцартом, Бетховеном, Листом… С каждым днем ее игра становилась все увереннее и эмоциональнее. Под руками Ханны Рояль радовался и плакал, тосковал, негодовал, восхищался и победно-бравурно исторгал из себя звуки, порождающие неповторимые мелодии. Девочка взрослела, время летело, а с ним возрастало и ее мастерство.

Неожиданно для себя, Рояль вдруг обнаружил, что принадлежит уже не девочке, а влюбленной девушке. Это стало ему понятно не из услышанных слов, а от прикосновений Ханны, выбора произведений и трепета ее души. Рояль так сроднился со своей хозяйкой, что мог сразу определить ее настроение по тому, как она открывала крышку над клавиатурой, как касалась клавиш и как брала аккорды. Но никогда, за все годы, проведенные вместе, он ни разу не мог обидеться на неуважительное отношение. Девушка обожала свой Рояль, и тот отвечал ей взаимностью.

Остальные дети, которые росли в этой семье, к нему были равнодушны. Случалось, они, балуясь, стучали по его клавишам одним или двумя пальцами, но тут же раздавался голос Ханны:

— Отойдите, вы расстроите Рояль!

И все беспрекословно слушались. Ханна и ее Рояль в этой семье занимали особое место. Ими гордились. Сдували ли пылинки с Ханны, он не знает, но то, что с ним обращались бережно, вытирали и полировали ежедневно, этого он забыть не может.

… Однажды что-то новое появилось в игре пианистки. Рояль весь напрягся, стараясь уловить причину перемены настроения Ханны. Вскоре он понял, что не только она, но и все окружающие полны тревоги и страха. Это был страх, который окутал Германию в середине тридцатых годов прошлого века, но Роялю была неведома причина, породившая это зло.

Некоторое время Ханна вообще, впервые за все годы, перестала приближаться к инструменту. Но в последний раз, она подошла, погладила его трепетной рукой, и он ощутил, как несколько слезинок упали на крышку.

За ними пришли. Он остался одиноко стоять посреди опустевшей комнаты. Осиротевший Рояль так и не узнал, что его талантливая хозяйка вместе со всей семьей окончила свои дни в газовой камере концлагеря Бухенвальд. Но однажды он почувствовал, что с Ханной произошло что-то непоправимое, и его струны напряглись так, что одна не выдержала и лопнула, издав при этом какой-то щемящий звук. Быть может, это случилось в тот момент, когда не стало Ханны… Кто знает? Но то, что Рояль об этом никогда не забудет, это правда.

А потом он достался ярым приверженцам нового порядка, поселившимся в освободившейся квартире. Рояль хорошо запомнил эти жирные, потные, короткие пальцы с рыжими волосами, которые с каким-то неистовством стремились извлечь из него звуки. А он, больной и разбитый от разлуки, издавал что-то похожее на рычание. Неоднократно его безудержно колотили безжалостные руки юных отпрысков новых хозяев.

Роялю было больно, обидно и страшно и в такие минуты казалось, что его натянутые до предела струны, как человеческие нервы, не вынесут издевательств и лопнут — раз и навсегда. Внешний вид его также поблек, лак потрескался, а по ночам, ссыхаясь, он издавал скрип, подобный стону.

… Но вот налетела война. Город постоянно подвергался бомбардировкам. Дом сотрясался от взрывов, и иногда Роялю казалось, что дни его сочтены. Но он воспринимал это стойко, без трагедии. Он выполнил свой долг — приносил радость людям, познал настоящего пианиста. И чем служить утехой его последним хозяевам, которым недоступно чувство прекрасного, и для которых он — просто мебель, способная издавать звуки, то уж лучше, в одночасье, превратиться вместе с домом в груду обломков.

Но судьба Рояль хранила. Скоро утихли бомбежки, и умолкла канонада. Хозяева куда-то сгинули и среди привычной немецкой стала слышна русская речь.

Его не трогали. Никто не порывался на нем играть, все были заняты чем-то своим, и он был этим доволен. Он устал от всего пережитого и мечтал об одном — покое.

Единственное, что ему не нравилось, это то, что на него сначала навалили какие-то вещи, а потом, несколько раз, разложив газету, раскладывали на ней разную снедь, используя рояль вместо стола.

Вскоре шумная солдатская ватага куда-то исчезла, комната опустела, и Рояль решил, что все о нем забыли.

Но не тут-то было. Как-то сюда заглянул военный чин. Рояль это понял по решительному командному тону (что-что, а тон он умел различать). Было приказано погрузить инструмент на машину. Рояль был уверен, что не доедет до места, так тряслась машина, на которой его везли. Затем его подняли в вагон, где громоздились еще какие-то шкафы и буфеты. Рояль старался изо всех сил не издать ни малейшего звука, так как боялся, что опять могут появиться люди, подобные его последним хозяевам, которые станут безжалостно колотить по его клавишам. Он понимал, что больше этого не перенесет.

Но вот Рояль опять, в который раз, взгромоздили на машину и повезли на новое место. Надежда, что ему встретится рука, если не мастера, то хотя бы ценителя прекрасного, не оправдалась. Он достался мальчику, ненавидящему музыку. Да и как мальчик мог ее полюбить, если его часами заставляли играть одни только гаммы. Когда заканчивалось постылое занятие, новый хозяин с остервенением и неимоверной силой пинал ногами лиру, поддерживающую педали. Чувствовалось, что если бы была его воля, он топором разрубил бы этот противный рояль.

Бедный инструмент уже давно смирился со своей жалкой участью. Что поделаешь, он уже достаточно пожил, есть что вспомнить, ведь на нем исполнялись великие творения гениальных композиторов. И как игрались! Не всем роялям уготована такая судьба, долгими зимними ночами успокаивал себя Рояль. А то, что пришлось пережить, и что «под занавес» ничего хорошего уже не светит, что поделаешь — такова жизнь!

Но судьба преподнесла Роялю сюрприз…

Однажды, после бурной сцены с бедным, замученным гаммами сыном, родители пришли к выводу — с музыкой пора кончать! И на счастье Рояля, его продали.

Когда новый хозяин уверенно опустил руки на клавиши, Рояль вздрогнул. Он понял — это то, о чем он даже боялся мечтать: он достался Пианисту!

… Крышку Рояля не закрыли, и он словно улыбался своими белыми клавишами от сознания, что все еще впереди, и он еще не один раз даст жизнь великим творениям, даруя людям радость.

Print Friendly, PDF & Email

3 комментария для “Ирина Лехерзак: Рояль

  1. Всё осязаемо, всё ощутимо.
    И вдруг понимаешь, что ты всего лишь частичка бытия. Существуешь в каких-то обстоятельствах. И надеешься, что Крышку ещё не закрыли…

Добавить комментарий для Soplemennik Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.