Декамерон Плюс Плюс, или Сколько можно пировать? Окончание

Loading

Сдается мне, что демократическим ценностям в нашем большом мире наступает… большой кирдык. Эти ценности несколько веков наполняли жизнь многих народов особой мечтой. Дескать, если не завтра, то когда-нибудь окружающее пространство непременно станет более разумным, чем сегодня. Не стало.

Декамерон Плюс Плюс, или
Сколько можно пировать?

Круглый стол
Часть девятая

Александр Бархавин, Григорий Френклах, Дмитрий Стровский, Марина Ясинская, Элеонора Гевондян и др.
Продолжение круглого стола «Декамерон, или Пир во время коронавируса»,
а также его продолжения «Декамерон Плюс, или Пир продолжается»
и окончание продолжения «Декамерон Плюс Плюс, или Сколько можно пировать?»

 

Дмитрий СтровскийДмитрий Стровский. Карантинная сага
Окончание. Начало

Карантин. День 10-й.

— Что вы делаете, сидя на карантине? — этот вопрос мне задают часто.

— Читаю себя, — отвечаю.

Это чистая правда. Сижу, неустанно готовя одну статью и одновременно правя другую. Сочетаю, словом, приятное с полезным.

Но иногда все-таки открываю для себя новый мир. Например, когда слушаю сказку в исполнении нашего президента Реувена Ривлина. Он читает их для израильских детей, чтобы, по его же словам, дать их родителям возможность чуть отдохнуть от бытовых хлопот.

В дни коронавируса, когда люди не ходят на работу и толпятся в замкнутом пространстве своих квартир, эта инициатива очень мила. Пусть даже если за 20 минут и не отдохнешь совсем.

В израильском президенте точно умер профессиональный актер. Я так и вижу его в образе Тевье-молочника или короля Лира. Думаю, что Шолом-Алейхем и Шекспир были бы довольны таким воплощением на сцене их образов.

А еще я вспомнил Николая Владимировича Литвинова. В 70-е гг. на Всесоюзном радио шла такая радиопередача «В гостях у сказки». Ее и вел Н.В. Литвинов.

Передача начиналась в полдень. Каждый день, приходя из школы, я шел на кухню и разогревал себе обед, оставленный мамой. И в это время начинал рассказывать свою сказку Николай Владимирович или просто «дядя Коля».

— Здравствуй, дружок! — говорил он своим удивительно теплым и хорошо узнаваемым голосом. — Садись поудобнее, и я расскажу тебе сказку. А ты хорошо слушай и запоминай. В тридевятом царстве…

Я действительно слушал очень внимательно — так, что даже не замечал, как съедал весь обед. Так меня в детстве завораживал голос Литвинова.

Мне казалось, все это в прошлом. Ну, как может повториться детство? А оказалось…

Уже за это я очень благодарен президенту Р. Ривлину. Он в эти дни вернул меня в воспоминания, которые остались где-то далеко-далеко. А вот сегодня возникли вновь, наполнив меня каким-то живительным теплом.

Все-таки израильтяне удивительны. Они могут быть жесткими, крикливыми и еще Б-г знает какими. Но когда на кону человеческое здоровье и по большому счету жизнь, это потрясающе теплые люди. И те, кто ходят по улицам, и президенты.

Даже коронавирус при этом чуть отступает из души. А всего-то требуется малость — доброе слово.

Это такая ерунда и одновременно такая ценность сегодня!

Карантин. День 11-й.

Мысли о коронавирусе выводят меня за пределы привычного пространства. Начинаю размышлять о том, что прежде и не заботило совсем.

Сдается мне, например, что демократическим ценностям в нашем большом мире наступает… такой же большой кирдык. Эти ценности несколько веков наполняли жизнь многих народов особой мечтой. Дескать, если не завтра, то когда-нибудь окружающее пространство непременно станет более разумным, чем сегодня.

Не стало.

Италия сегодня в одиночку борется за свою жизнь. А Евросоюз в первые недели смотрел на возрастающее число жертв, как бы стоя в сторонке — равнодушно, отстраненно. Он принял в середине марта решение о финансовой поддержке Италии. Но первый транш туда еще даже не отправлен. Хотя прошел уже почти месяц, как там начал звонить колокол…

Где это единение (провозглашаемое бог знает с каких времен) стран и культур, общих мировоззренческих ценностей и единого Римского права — единение, основанное на принципах братства, до недавнего времени провозглашаемого с таким упоением и по любому поводу?!

Нет ответа.

Чехия, как сообщает пресса, не довезла до Италии респираторные маски, шедшие через нее транзитом. Не знаю, верно это все или нет, но так пишут. В свою очередь, Польша, по словам «1 канала» российского ТВ, отказалась пропустить через свое воздушное пространство российские самолеты с медикаментами, направленные в Италию. Видимо, под предлогом того, что с «русским медведем» поляки не хотят иметь дел.

Потом, правда, выяснилось, что все совсем не так. Никакого разрешения на перелет российская сторона у поляков не запрашивала, и «1 канал», как обычно, все переврал. Но это вранье лишь добавило еще одно звено в общую цепочку хаоса, инсинуаций и равнодушия, которые царят ныне в окружающем мире.

Мне казалось, что в дни суровых испытаний люди должны меняться. Становиться чуть более сострадательными друг к другу. Не очень-то получается. Как будто и не было той самой великой европейской эволюции, продолжавшейся два тысячелетия. Цивилизация и комфорт не сделали нас лучше.

Огромное число российских туристов застряли в эти дни в разных частях света — в условиях короновируса закрыты границы и отменены все авиарейсы. И какова реакция на происходящее в соцсетях? «Так вам и надо», «Сами расхлебывайте!», «Оставайтесь жить в своей загранице — без вас воздух чище». И это крошечная толика из того, что прочитал в Интернете за последние дни.

Ощущение, будто все эти «доброхоты» вылезли прямиком из берлоги. С отсутствием даже ничтожного сострадания к ближнему.

Не надо громких слов. Достаточно молчаливого сочувствия. Но это лучше, чем злоба, помноженная на улюлюканья.

… Более гуманными к итальянской ситуации оказались те страны, которые далеки от демократии: Китай, Россия, Куба. Оставим в стороне тезис о том, что все они руководствовались в своих действиях исключительно альтруистскими соображениями. Не думаю. У каждого плута свои расчеты… Но факт, тем не менее, остается фактом: государства, принижающие ценность человеческой жизни, пришли на помощь раньше, чем страны «просвещённой» Европы или Канада с Австралией, где эта ценность, казалось бы, возведена в абсолют.

Мое перевернутое сознание монотонно повторяет один и тот же вопрос, который эхом отдается в каждой клетке: как могло случиться так, что на чужую боль откликнулся авторитарный мир, а страны, казалось бы, более развитые в социальном отношении и по уровню свобод, оказались в стороне?

Возникает ощущение, будто на наших глазах меняется весь мир.

Как пророчески звучит сегодня то, о чем свыше тридцати лет назад написал американский политолог Фрэнсис Фукуяма. «Конец истории?», озаглавил он тогда свой очерк, впоследствии ставший уже книгой. Какой истории? — впору спросить друг друга. Да той, прежней, которая несла в себе классические истины, не сомневалась в черном и белом, передавала из поколения в поколение свой духовный стержень. Сегодня, думается, происходит разрушение прежнего наследия с его гуманистической составляющей. Причем так стремительно…

Когда это началось? По мысли Ф. Фукуямы, с падения «железного занавеса», долгое время сохранявшегося между СССР и западным миром, что повлекло за собой потерю многих прежних ориентиров.

Мне кажется, когда Ф. Фукуяма ставил на обсуждение все эти вопросы, он и сам не ведал, какие последствия ждут нас всех. И никто не мог их предвидеть.

Не удивлюсь, если уже в ближайшее время человечество качнется в сторону «закручивания гаек». Свободы, существующие во многих странах, не сделали людей защищенными. В ходе обычной жизни вроде да, а вот в условиях серьезных испытаний — нет.

Мне будет грустно от начертанных мною же перспектив, потому что сам я по-прежнему продолжаю верить в те самые свободы, о которых пишу. И полагаю, что без них мир неминуемо погибнет. Но я не в силах изменить этот мир, увы.

Не удивлюсь, если начнет распадаться Евросоюз. Сегодня этот могучий корабль, набитый сотнями миллионами пассажиров, дал течь, и я не знаю, когда он оправится от нынешних потрясений. И сможет ли…

Не удивлюсь, если в скором времени в мире начнут появляться новые Кафки и новый андеграунд. Важно осмыслить, что с нами происходит. И имеющимся записным оракулам, боюсь, это не под силу.

Не удивлюсь, если человечество через некоторое время начнет исповедовать совсем иные ценности, чем сегодня. Какие — не знаю. Но прежние явно прохудились, и подлатать их трудно.

Не удивлюсь, если я сам изменюсь…

Карантин. День 12-й.

Будь моя воля, я бы непременно использовал тему коронавируса в школьной программе. С целью творческого развития наших детишек.

Возможностей для этого — невиданное количество.

В учебник математики я бы ввел какую-нибудь незамысловатую задачку. К примеру: «Коронавирус распространяется со скоростью 100 км. в сутки. В первый день положительный диагноз подтвердился у 84 человек, во второй — у 72-х, в третий — у 153-х. Спрашивается, сколько километров в общей сложности преодолел вирус, если маленький Беня и его мама, живущие за триста километров от точки отсчета, утверждают, что вирус до них еще не добрался?».

Представляете, какую фантазию можно развить в школьниках?! А заодно и в учителях математики.

Уроки английского можно дополнить диалогом:

— Excuse me please, have you already brought the virus with you? (Извините меня, вы уже притащили вирус с собой?)

И ответ:

— No, I was going to make this deal but decided to postpone it for the tomorrow pleasure (Нет, я собирался это сделать, но решил отложить это удовольствие на завтра).

На уроках биологии стоит остановиться на органической и неорганической тканях вируса. И при этом нарядить пару учеников в маскарадные костюмчики в виде самих вирусов. Так сказать, для наглядного восприятия предмета. Я правда не знаю, как должен выглядеть этот самый костюмчик. Какого, например, его сделать цвета? Но думаю, цвет — дело наживное.

Все это точно лучше, чем изучать худосочную амебу, которую никто не видел. Вирус тоже неприметен, но вызовет в сознании детей куда больший интерес.

Один из уроков истории следует посвятить теме вирусных болезней в жизни известных правителей. Зуб отдам, если какой-нибудь Нерон или Калигула, сидевший на своей лошади, не ощущали признаки своего нездоровья. Наверняка, и кашляли, и чихали. Не только на себя, но и других.

А на уроках литературы хорошо бы попросить детишек придумать двустишия с рифмами «вирус-папирус» или «корона-ворона». Наверняка и на иврите можно предложить нечто схожее.

И стихи лучше учить свежие, не затертые. Типа:

Из-за кашля я слабею,
Портится сознание,
Водки выпью, ну а с нею
Лучше станут знания.

Или:

Нынче радио сказало:
Антисептика не стало.
Мы теперь по дому бродим,
По гостям совсем не ходим.

Можно, кроме того, устроить декламацию всем классом. Лучше всего разбить его на группы, чтобы каждая выучила по одной строчке:

Кто шагает дружно в ряд?
Антивирусный отряд!
Мы хотим другим помочь,
И на помощь премся в ночь.

И все хором:

Хей-гоп, запевай, только вирус не глотай!
Хей-гоп, не молчи, если кашель-то лечи!

Стоит также придать голосу дидактичное звучание — тоже для хорового исполнения:

Если вирус прет лавиной — кашляй смело, только мимо!

Если заболел на днях — плюй в колодец, не в меня!

Так что коронавирус — это целая находка для педагогов и воспитателей.

А вы что, сомневаетесь? Тогда я иду к вам, чтобы поднять ваше настроение даже в эти не самые замечательные дни.

Карантин. День 13-й.

Строчки на манжетах

Продрал я зенки утром рано,
Заснуть хотел, но не сумел
И надо ж ба! — на ветке прямо
Коронавирус углядел.
Я на него смотрю украдкой
А он мне лыбится, подлец,
Мне на душе совсем не сладко?
И мысль одна: «Пришел конец».

Пропал совсем… Но все ж решаю,
Уж если смерть, то с огоньком,
Свою судьбу назад листаю,
И ставлю мир в душе вверх дном.
Решил тогда начать беседу,
Да так, чтоб сбить его чуть-чуть.
Спросил, что жрал он за обедом,
А он молчит, вникает в суть.

С коронавирусом контакты
Хочу наладить я. Но как?
А если враз забыть о такте
И дать ему сейчас в «пятак»?!
Не знаю, что и как бы было,
Но вдруг… проснулся резко я.
С соседней ветки будто смыло.
Два пучеглазых воробья.

На ветку я гляжу украдкой,
А где же вирус, что там был?
Он поиграть со мною в прятки
Сегодня, видимо, решил.
Не стал испытывать судьбу я
С рожденья риски не люблю!
Как хорошо, что я рискую
Тогда, когда… под утро сплю.

Карантин. День 14-й, и последний.

Когда приходит последний день «домашнего заточения», головушку невольно свербит одно: зачем-то все же дал мне Всевышний это маленькое испытание…

Вспомнилось отчего-то праздничное четверостишие из послевоенного журнала «Мурзилка»:

«Сегодня праздник у ребят:

Ликует пионерия.

Сегодня в гости к нам пришел

Лаврентий Палыч Берия».

И чего вдруг возникло эта сумятица в голове — ума не приложу. Берия — форменный бандюган, и выскочит же такое из закоулков памяти.

А, вспомнил, отчего! Берия тоже практиковал в своем НКВД карантины. Кто-то из сотрудников уходил на неделю, кто-то на две. Некоторые, правда, потом сразу шли в камеры, а оттуда…

Может, не Берия — сам Всевышний рулил всем этим?

Мне кажется, главное сейчас — на пике нынешнего вселенского кошмара — понять всем нам, как жить дальше. Отбросить за ненадобностью шелуху и обратиться в душе к куда более значимым вещам.

К каким — это уж пусть каждый решает для себя сам.

… Сидя в карантине, перелистываю ленту «Фейсбука». Натыкаюсь на вопрос, инициированный израильским «9 каналом»: «Есть ли политолог? Откликнитесь!»

В ответ что только не отвечает народ: «А животновод не нужен?», «А комнатная собачка?..»

Выпендриваться не стал. Написал лишь, что я и есть тот самый политолог.

В результате позвали поучаствовать в вечерней информационной программе — в понедельник, 30 марта.

Пока не знаю, о чем пойдет разговор — повестка дня определится лишь за несколько часов до начала передачи. Но все же, сидя перед телекамерой, хочу озвучить все ту же мысль — о том, что и коронавирус, и карантин даны нам в первую очередь для понимания… Не столько, как мне кажется, окружающего мира, сколько самих себя.

Придет ли завтра к человечеству осознание того, что нельзя мерять успех только меркантильными категориями, что смысл жизни предполагает чувство сопричастности с делами других людей? Не знаю. Но ежели не придет, то тогда после нынешнего коронавируса последует другой, не менее разрушительный. Как бы он не назывался.

Уже потому, что все в мироздании уравновешено.

… Размышляю о судьбе певца Льва Лещенко. Тот приехал из Америки, пришел в студию российского «1 канала», и там говорил о том, что слухи о коронавирусе сильно преувеличены. А потом отправился на очередную тусовку отечественной «попсы», где хлопал в ладоши и весело смеялся. Особенно тогда, когда Николай Басков с Игорем Крутым показывали собравшимся, как в условиях пандемии здороваться… ногами. Ну, дескать. Чтобы не заразиться.

И все эти «крутые» и «полукрутые» взахлеб хохотали тоже.

А через несколько дней у Л. Лещенко признали наличие злополучного COVID-19. И теперь он не просто в больнице — в реанимации. И те, кто с ним сидели в этот вечер, жрали водку и притворно улыбались друг другу — потенциальные носители вируса, как не печально сознавать. Дай бог, если не случится другого, куда более печального

Мне кажется, вся эта российская «тусовка» получила «сверху» все тот же знак: задумайтесь, как живете, козлики! А иначе — конец.

Задумаются ли? Не знаю. При этом не жалко мне их совсем, как ни горестно сознавать. Подлинного духа в большинстве из этих людей мало, зато барственности, кичливости и самовлюбленности — хоть отбавляй. Ну, так Б-г не ветошка — видит…

Мне кажется, минувшие две недели сделали меня чуть-чуть иным, чем прежде. Каким? Не берусь сказать.

Но смысл того, кто мы на этом свете и зачем, сделался понятнее.

Неплохо же для такого короткого срока времени, правда?

P.S.
Разговор со Всевышним
(Вместо послесловия)

В карантине высидев немного,
Руки вымыв в сто двадцатый раз,
Вдруг увидел я на небе Б-га,
Что кружил на облаке сейчас.
Я ему слегка махнул рукою,
Дескать, подлетай, чего уж там…
Мы пока вдвоем сидим, с тоскою,
А с тобою выпьем по сто грамм.
Видно, говорил красноречиво,
И Г-сподь, чтоб время не терять,
Натянул портки свои красиво
И ко мне подался поболтать.

Как сидел на облаке белесом,
Так и подлетел ко мне на нем.
«Одиноко, брат?» «Да, одиноко».
«Может, вместе что-нибудь споем?
Наверху мне часто некомфортно,
Огорчаюсь, взгляд кидая вниз.
Это жизнь? Не жизнь, а театр словно,
Подчинивший Рим, Шанхай, Париж.
Задают вопрос мне издалече,
Дескать, ты живешь, Г-сподь, зачем?
Только мне сдается, эти речи
Говорят по глупости совсем.

Я признаюсь, что не всех спасаю,
Сильных не хочу совсем спасать,
А глупцов не стоит, полагаю,
С сирыми и бедными мешать.
Люди ждут надежды и удачи,
Обвиняя Б-га, что не дал…
Только Б-г не премия, не сдача,
Не спасает он за гонорар.
И когда народы, как бараны,
Ждут подарков, Г-да кляня,
То напоминаю я тирана,
Чтобы не тревожили меня.

Если человечество в угаре
Истины забыло первоцвет,
И считая Б-га очень старым,
Забывает, что не старый, нет.
Если грех рассудок заполняет,
Заглушая истину в вине,
Что сказать мне, даже смыслы зная,
Как остановить все это мне?
Если зло рядится в добродетель,
Не скрывая в ней себя всего,
Пусть я буду искренен и светел,
Но не изменить мне ничего».

… Я молчал — не вышло разговора,
Водки лишь налил обоим нам,
И без слов, без песен, без укора,
Опрокинул эту сотню грамм.
Не было в моей душе ответа,
Да и нужен ли сейчас ответ?
Можно быть самим с собой поэтом,
Только толку в том, что ты поэт…
Буду я в своих сомненьях честен,
Но скажу, что знаю, — напрямик,
Не споет нам Б-г душевных песен,
Если мы не думаем о них.

* * *

Не скажу, что ем помногу с детства,
А сейчас — совсем исчезла спесь,
Вот и я без всякого кокетства
Вдруг подумал: что же не поесть?

Но поскольку мысли часто в кучку,
И душа сегодня не поет,
По привычке взял я авторучку,
И куснул, как яблоко, ее.

Так бывает — мы же просто люди,
И маразм уже привычным стал,
Даже бог, возможно, не осудит,
Если сьел не то, не то сказал.

Ну, а если я на карантине,
Что меня, убогого, судить,
Если вдруг волью в себя «Мартини»
В тот момент, когда решил попить.

Если водки выпью вместо чая —
Кто мне скажет что-нибудь потом…
Важно, чтобы жить не омрачая
Ни себя, ни мир, что за окном.

Сьел не то, не то небрежно выпил —
Все спишу на зверский аппетит,
Главное, что чувствами насытил
Этот день, что только что прожит.

frenklahГригорий Френклах. Непобедимая и легендарная
(воспоминания)

Учебка (учебная танковая дивизия) под Черниговом. Я курсант учебной танковой роты — будущий командир танка.

Нас переселяют в новое помещение. Его нужно в буквальном смысле «вылизать».

Я один из тех, кому «повезло».

Снимаем ХБ, остаёмся в зимнем белье. Форма должна быть чистой, а бельё — х** с ним, тем более что его меняют каждую неделю. Берём в руки «драла» и дерём деревянные полы, моем стены и т.д.

Та ещё работёнка…

Мо́ю стенку и… пою.

В помещение заходит командир нашей роты, подходит ко мне:

— Фамилия?

— Курсант такой-то!

— У вас всё в порядке с головой, товарищ курсант?

— Так точно, товарищ капитан! А что не так?

— Курсант, у которого всё в порядке с головой не поёт, моя стены, а поёт в строю по приказу командира. Ещё раз повторится — отправлю на проверку к психиатору и коммиссуем по дурке! Вы меня поняли, товарищ курсант?

— Так точно!..

Больше в учебке во время нарядов не пою, а зря — дембель ведь был так близко…

* * *

— К бою!

Взбираемся на танки, запрыгиваем в люки…

— К машине!

Выпрыгиваем из люков, спрыгиваем и строимся позади танка…

— К бою!..

— К машине!..

Появляется дневальный и подбегает к старлею, командующему этим парадом.

— К бою!

Взбираемся на танки…

— Товарищ старший лейтенант, к вам жена приехала — встревает в процесс дневальный…

— Отставить! Всё ху**о! К машине! Ждать меня! — с издёвкой командует старлей и танцующей походкой выходит из бокса

* * *

— Раз, раз, раз, два, три. Раз…

Мы не маршируем — мы еле бредём в полной боевой. В голове ни одной мысли.

Рядышком налегке — только в шинелях и лёгких хромовых сапожках идут два старлея — наши отцы-командиры.

Взгляд одного из них — того, что подобрее останавливается на мне и он вдруг говорит:

— Вот ты умный — ответь мне, с какой скоростью движется гусеница танка если сам танк едет со скоростью 20 км в час?

По прежнему ни одной мысли в голове, но отвечаю на автомате:

— Нижняя часть не движется, а верхняя движется в два раза быстрее, чем сам танк.

— Правильно! Вот голова! — удивлённо, почти с восторгом говорит «добрый» старлей.

«Злой» сердито глядит на меня, потом поворачивается к «доброму» и почти шипит:

— А чего ты спрашиваешь то, что он знает? Спроси у него то, что он не знает!

* * *

Свободное от боевой и политической подготовки время…

Хочется есть, а я сижу в ленинской комнате нашей учебной роты. Читаю газету.

Вообще-то лучше было бы сходить и что-нибудь съедобное купить в содатской чайной, но деньги закончились.

Заходят старлей — командир нашего взвода и комсорг. Наш взвод будущих командиров танка состоит только из выпускников ВУЗов, и комсорг в институте успел стать членом партии.

Скоро очердная проверка из штаба округа и взводный, наверное, хочет его к ней подготовить.

Старлей инструктирует комсорга, что говорить при встрече с проверяющим, как отвечать на вопросы. Внимания на моё присутствие не обращают…

В конце этого довольно скучного инструктажа взводный произносит:

— И сними комсомольский значок!

— ?

— Я ведь «не первый год замужем» — знаю, что к чему. Проверяющий обязательно заметит и спросит: «Где комсомольский значок?» А ты ему ответишь: «Я коммунист!»

* * *

Танковая дивизия в Башкировке под Чугуевом — тот самый городишко из которого плыл по речке топор. Лето.

Воскресенье.

Все, кто не в карауле или не в наряде отдыхают, как могут…

В казарме появляется пьяный в дупель замполит батальона. Строит нашу «молодую» роту и, пошатываясь ведёт за собой на спортивный городок.

Подводит к турнику, вызывает кого-то из строя и приказывает сделать подъём-переворотом.

Тот честно пытается, но у него не получается.

— Мать вашу! Как вы такие слабаки будете Родину защищать?! Вы не отдыхать в воскресенье должны, а повышать уровень физической подготовки! Смотрите, как надо…

Замполиту со второго раза удаётся допрыгнуть до перекладины. Он пытается сделать упражнение, но срывается и падает на спину в песок.

Поднимается и волком смотрит на строй.

Мы кусаем губы, стараясь изо всех сил не заржать…

Взгляд замполита останавливается на мне…

— Товарищ младший сержант, выйти из строя! Покажите, как надо выполнять подъём переворотом!

Показываю…

— Поняли, как надо?! — обращается к строю замполит. Подходит ко мне, целует («Суворов» , блин!) и уходит.

* * *

Наша рота едет на стрельбище.

В кабине водила и майор — нач. штаба батальона, а мы в кузове. Всем около бортов места не хватило — сижу в середине.

Вдруг сзади удар в спину. Больно! Оборачиваюсь — ухмыляющиеся рожи.

Снова удар сапогом по спине сзади. Снова ухмылки — догадайся, кто.

На ходу прыгаю через задний борт грузовика.

Поднимаюсь, отряхиваюсь…

Водила в зеркала видит, что кто-то выпрыгнул из кузова. Машина резко останавливается.

Слегка ох**вший майор подходит ко мне.

— В чём дело тов. младший сержант?

— Ни в чём, тов. майор. Надоело сзади удары получать — я лучше пешком…

— Кто ударил?

— Не знаю тов. майор — не видел…

— К машине!

Рота выпригивает из кузова и строится за машиной.

— В кузов, — командует мне майор, — остальные за машиной, бегом марш!..

Машина едет не очень быстро. Рота бежит за машиной. Я сижу в кузове и с удовольствием слушаю крики:

— Пидарас!.. Сука!..

* * *

Новый Год. Я в карауле, разводящий. А это около пятидесяти км. пройти за сутки — каждые два часа чуть больше двух километров. Только вернулся и задремал, а уже вести на посты новую смену.

Другое дело стоять на «посту» — надел тулуп сверху на шинель и пошёл спать в кочегарку.

Разводящий может ночью только «километраж понизить» — довести смену до первого поста и подождать пока они по постам разойдутся и сами сменятся…

Все празднуют, кроме нас в карауле.

Жду на первом посту, когда ребята сменятся. А часовой уже давно в кочегарке. Спит.

Вдруг вижу, (твою мать!) ведёт мою смену нач. штаба бальона. Дово-о-ольный — просто сияет.

— Товарищ майор, вы разве не празднуете?

— Да отпраздновал уже. Сначала день рождения дочки, потом проводили Старый Год, выпили. Встретили Новый Год, выпили. Скучно… Думаю — дай-ка я посты проверю…

* * *

Зима. Ночь. Я в карауле, разводящий. Жду на КПП первого поста, когда часовые сами разойдутся по своим постам и сменятся.

Вдруг появляется майор — нач. штаба батальона. С ним часовые, которых я должен бы был вести обратно. Майор поймал «беспризорников» прямо перед КПП…

Идём вместе с майором на последний пост.

Майор залазит в кочегарку и вытаскивает оттуда “готовящегося ко сну” часового в тулупе…

Требует, чтобы тот ему дал автомат… посмотреть.

Я догадываюсь, что будет дальше, но молчу.

Часовой — «молодой» и страшно испуган. Он отдаёт майору автомат…

— Опа! — говорит тот, передёргивая затвор и направляя на нас оружие…

Нач. штаба строит нас лицом к забору, сам становится сзади с автоматом и выносит нам «приговор».

Я еле сдерживаюсь, чтобы не заржать, «деды» — тоже, а «молодые» реально трясутся.

После вынесения «приговора» слышим, как майор отстегивает магазин, снова передёргивает затвор, разрядив автомат, и командует:

— Кругом!

Потом он пристёгивает магазин, бросает автомат на землю и уходит…

Патрон из патронника упал в снег и мы всей сменой ищем его минут пятнадцать…

Возвращаемся в караулку. Нас встречает начкар. Он хотя и злой, что его разбудили, но угорает:

— Ну что? И вас нач. штаба построил и «расстрелял»?

* * *

В нашем танковом батальоне сменился очередной командир. Ротные, кроме одного, изо всех сил стараются понравиться новому начальнику. Тому, кто не старается всё равно уже ничего не поможет. До сих пор в капитанах ходит, а все его однокашники давно подполковниками стали. Несчастный случай. В его роте во время стрельб погиб механик-водитель — командир танка случайно задел гашетку пулемёта, вылезая из танка. Теперь он вечный капитан и вечный командир роты. На службу забил, пьёт… У нас боевые ночные стрельбы перед проверкой. Стреляют командиры и наводчики. Ну то, что у наших отцов-командиров мандраж — оно понятно, но нам-то чего бояться? Но некоторые боятся. Один из слегка заторможенных командиров танка просит меня и покомандовать танком, и пострелять вместо него. Ночью подмену не заметят, но сначала надо отстреляться за себя. «Тормоз» стреляет следующим…

За «тормоза» я отстрелялся даже лучше, чем за себя. Подмены никто не заметил. И мне, и «тормозу», и нашим экипажам новый командир батальона объявляет благодарность за отличную стрельбу. Мы: «служим Советскому Союзу»…

Тут подбегает ротный и всё портит:

— Ты какого х** включил серию (автоматическая перезарядка снаряда), когда стрелял?

— Я не включал, товарищ капитан!

— Мозги мне не е*и! У тебя пушка слишком быстро стреляла! Да ты знаешь, что её заклинить могло!

— Виноват!

В нашу задушевную беседу с ротным вмешивается командир батальона:

— Если ты, … твою мать во время проверки включишь серию — я тебя вые**!

Потом улыбнулся и говорит:

— Но если во время проверки твой танк будет стрелять медленнее, чем сегодня — я тебя тоже… вые**.

* * *

Лупит ливень. Я сижу в кузове с крышей из брезента на деревянном ящике. Машина прыгает — я на ящике тоже.

Вдруг останавливаемся.

В кузов залезает какой-то офицер в дождевике с капюшоном, сгоняет мня с ящика и садится сам.

Откидывает капюшон — это зампотех соседнего батальона.

Сижу у борта… Прыгаю…

— Что ху**о быть солдатом? Всем надо место уступать — это зампотех издевается.

— Товарищ капитан, я уж лучше два года поуступаю, чем полжизни ездить, сидя на этих ящиках…

Элеонора Гевондян

Мы над миром не властны,
Мы лишь гости его.
Все, что было прекрасно,
Под короной мертво.

Вот уж наши привычки
Обнимать и любить
Запрещаются нынче,
Так как могут убить!

Я теперь уповаю
Лишь на времени ход,
Потому что я знаю:
Это тоже пройдет…

* * *

«У природы нет плохой погоды»
Нам с тобой ли этого не знать?
Что ж, теперь коронную невзгоду
Будем мы смиренно принимать.

Но проходит все, пройдет ненастье,
Все вернется, пусть бы без потерь.
Просто надо очень верить в счастье,
Для него держать открытой дверь…

Марина Ясинская. Безгашишная конопля

Рыло беспрестанно вертелся в колючих зарослях кустарника — он нервничал. Во-первых, в деле он был не так давно, а во-вторых, сегодня его отправили в помощь Серому. Серый был не только самым крутым, но еще и самым умным. Его даже называли мозгом организации. Потому Рыло и переживал — хотелось показать себя с лучшей стороны. А еще потому, что он не очень хорошо представлял себе, что надо будет сделать, а Серый все время молчал.

— Серый, скажи-ка мне, почему это мы, уважаемые бандиты, сидим в кустах под окнами какой-то задрипанной школы и ждем, когда оттуда выйдут заумные головастики?

Серый фыркнул:

— Рыло, ты б себя к уважаемым бандитам-то не причислял, а? Без году неделя как в бизнесе, и уже, значит, уважаемый? И не школа это, а Институт лубяных культур, понял?

— Не, не понял.

— Че ты не понял?

— Че мы тут делаем, не понял.

— Ждем, когда уйдут все, а потом будем спасать родной наркобизнес.

— От конкурентов? — понятливо осведомился Рыло.

— Если бы. От государства и от науки,— вздохнул Серый. — Они вроде как здесь выводят безгашишную коноплю.

— И че?

— И ниче. Ты прикинь, что будет, если выведут?

— Ну?

— Вот тебе и ну.

Рыло все равно не понял, но признаваться не хотел. Стыдно было перед Серым.

Но ждать предстояло, видимо, еще долго, а заняться-то особо нечем, потому праздное любопытство донимало Рыло куда сильнее, чем обычно.

— Слышь, Серый, так че будет?

— Хана будет всему бизнесу.

— А-а, — протянул Рыло, унялся было на секунду, а потом снова спросил: — А почему хана?

— Ну ты сам прикинь. У нас из конопли делают лекарства, одежду, бумагу, продукты, стройматериалы — да много чего. Но это, собственно, не беда, это можно и из чего-нибудь еще изготовить. Самое главное, из конопли получают топливо и энергию, и тут-то заменить ее нечем.

— Ага, — поддакнул Рыло. Не зря ходили слухи, что Серый в вузе учился — вон сколько всего знает!

— Коноплю сжигают и перерабатывают — в уголь, метанол, метан и бензин. Биологическое, то есть, топливо. Уголь жгут на электростанциях вместо обычного, которого, кстати, и не сыскать теперь; метанолом и конопляным маслом заправляют машины. Раньше добывали нефть. Изгадили всю экологию — ведь из-за чего началось глобальное потепление? Из-за углекислого газа после ее сжигания. А потом нефть закончилась, и топлива не осталось. Войн, кстати, тоже, потому что исчез повод вводить войска в Ирак и Кувейт. Вот и стали повсюду выращивать коноплю, чтобы, так сказать, удовлетворять энергетические потребности.

— Какие-какие потребности?

— Энергетические.

— Ага… Но бизнес-то тут при чем?

— При том, что в конопле содержится гашиш. И когда ее собирают, по закону те части конопли, что содержат наркотик, должны уничтожаться. Чем, по-твоему, госликвидация занимается? … Раньше коноплю почти не выращивали — как раз из-за гашиша. Но когда приперло — ну, нефть там кончилась, озоновые дыры проделали, почва истощилась, выбора не осталось. По сути, конопля ведь теперь — основной источник энергии. Ей пофигу — растет везде, землю удобрять не надо, насекомых она травит сама. Только вот гашиш-то при ней, как ни крути, остается. Государству это, понятное дело, не по душе было, но куда деваться? Пришлось сажать — и много.

Серый замолчал. Рыло подождал-подождал да не выдержал:

— И чё?

— И ничё. Тупой ты, Рыло. Есть госликвидация. Ей полагается уничтожать ту часть конопли, в которой содержится наркотик. А у нас там кой-какие связи. Делишься с ними немного, и они свою работу выполняют, скажем так, менее тщательно. Вот нам и перепадает. Но если эти ботаники и впрямь безгашишную коноплю вывели, то правительство всю обычную безгашишной заменит. Тогда наркотик будет взять неоткуда — и хана нашему бизнесу, ясно?

— Ясно, — проникся важностью миссии Рыло. — И чё? Ботаников будем мочить?

Серый тяжело вздохнул и закатил глаза.

— Ну замочим мы ботаников, а дальше что? Придут другие. Нет, надо уничтожить их разработки!

— Взрывать будем?

— Я тебе взорву! Будем культурно, по-тихому… Так, вроде все ушли. Пойдем! — скомандовал Серый и двинулся к давно примеченному черному входу…

* * *

Все шло как по маслу — шуму не подняли, жесткие диски на компьютерах лаборатории потерли. Порадовавшись, что родной наркобинес спасен, собрались уже было удалиться, как вдруг заметили узенькую полоску света, пробивающуюся из-под незамеченной ими сразу двери в самом углу лаборатории.

Для пущей острастки вышибив дверь пинком, они влетели к небольшую комнату, где перед экраном наблюдения преспокойно сидел себе какой-то дедок, по всей видимости исполняющий роль охранника.

— Еще одни голубчики, — захихикал он, глядя на Серого с Рылом. — А я то уж боялся, что сегодня никто не явится!

— Чего ты там несешь? — угрожающе надвинулся на него Рыло.

— А ничего, — отсмеявшись, ответил дедок. — Хорошо придумано — как на мед слетаются. Сколько уже переловили!

Послышался вой сирен. Разбираться было некогда. Оставив странноватого дедка, Серый с Рылом рванули на выход, но были аккуратно скручены бравыми ребятами в милицейской форме.

Трясясь в кузове уазика, они вспомнили слова дедка из лаборатории.

— Слышь, начальник, — подал голос Рыло, обращаясь к сидящему впереди молодому лейтенанту, — там чё, подстава была, да?

— Вроде того.

— Так безгашишная конопля была наживкой? — спросил куда быстрее соображающий Серый.

— Можно сказать и так, — согласился лейтенант. — И отвлекающим маневром.

— В смысле?

Милиционер помолчал, словно раздумывая, стоит ли отвечать, но потом все же пояснил:

— В одном из НИИ разрабатывались пневматические двигатели и возможность получения энергии из скомпрессированного воздуха. Понятно, что смена источника энергии — это страшный удар по наркобизнесу. Так вот, чтобы обезопасить проект, мы и выпустили наружу слух о безгашишной конопле. Отвлекли внимание, так сказать. Заодно и ваши ряды немного прорядили. Так что со дня на день пневматические двигатели запускаются в массовое производство, электростанции снабжаются установками компрессирования воздуха, а посевы конопли почти полностью уничтожаются.

Рыло не очень то понял, что там говорил лейтенант — да он и не старался. Зато Рыло заметил, как изменился в лице его товарищ.

— Серый, чё такое?

* * *

— Теперь энергию будут получать, считай, на халяву. Из воздуха, — уныло сказал он.

Рыло помолчал, ожидая, не скажет ли тот что-нибудь еще, а потом спросил:

— И чё?

Серый глянул на него так злобно, что Рыло немного испугался и попытался на всякий случай отодвинуться подальше. Надо же, ну будут получать энергию из воздуха. Разве это повод так переживать? Главное, что их бизнес в безопасности — ведь в лаборатории-то они все потерли… Подождав с минуту, он снова рискнул:

— И чё?

Серый глухо застонал и со злостью приложился затылком о металлическую решетку.

— И ничё, — угрюмо ответил он,

Милиционер ехидно улыбался…

Читайте дальше «Завершая Декамерон, или Итоги пира во время коронавируса»
Print Friendly, PDF & Email

8 комментариев для “Декамерон Плюс Плюс, или Сколько можно пировать? Окончание

  1. В израильском президенте точно умер профессиональный актер. Я так и вижу его в образе Тевье-молочника или короля Лира. Думаю, что Шолом-Алейхем и Шекспир были бы довольны таким воплощением на сцене их образов.

  2. Soplemennik13 апреля 2020 at 2:00 |
    «Натянул портки свои красиво….» Это как же?
    =====
    Элементарно, Ватсон! Мужской стриптиз.
    _____________________________
    Неправда ваша. Он же «натянул», а не стянул портки красиво.

  3. Дмитрий Стровский

    Видно, говорил красноречиво,
    И Г-дь, чтоб время не терять,
    Натянул портки свои красиво
    И ко мне подался поболтать.
    ____________________________
    «Натянул портки свои красиво….» Это как же?

    1. «Натянул портки свои красиво….» Это как же?
      =====
      Элементарно, Ватсон! Мужской стриптиз.

  4. Ваш, Александр, способ использования вынужденного карантина достоин подражания.
    Но в рекомендованной задачке для школьников условия заданы некорректно. Не достает упоминания о предположении, что вирус мчится в среде с равной плотностью населения на его пути следования.

  5. «Судьба пичуги в шахте — это
    Предназначение поэта…»
    =====
    Печальный постулат!

  6. Элеонора Гевондян — как я рад увидеть вас здесь, Элла! Надеюсь, вам понравится, и вы будете появляться у нас еще и еще …

Добавить комментарий для sava Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.