Дмитрий Аркадин

Летели комарики на воздушном шарике

КОМЕДИЯ В ПЯТИ ДЕЙСТВИЯХ

Действующие лица:

М и р а, женщина лет 60.
Её муж П а в л и к, мужчина 65–70 лет.
С о с е д к а  в самолете, женщина приблизительно того же возраста.
С о с е д  в самолете, 40–45 лет.
С т ю а р д е с с а, молодая симпатичная девушка.
П е р в ы й  т е р р о р и с т, в черной повязке до самых глаз.
В т о р о й  т е р р о р и с т, в малиновом пиджаке.
Молодая мама с девочкой.
Четверо бородатых мужчин в кипах.
Сотрудники Нью-Йорского аэропорта.
Репортеры, фотожурналисты.
Капитан службы безопасности.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Cцена представляет собой салон самолета. Ровно гудят моторы. Пассажиры в креслах заняты каждый своим делом: кто спит, кто смотрит телевизор, кто листает журнал. Голос стюардессы. Фонограмма:

Уважаемые пассажиры! Вас приветствует экипаж самолета авиакомпании «Сибирь» Ту-154М, совершающий рейс номер S7-557/558 по маршруту Москва — Тель-Авив. Самолет летит на высоте 11 110 метров, скорость 850 км в час. Время в пути 5 часов 30 минут. Командир корабля и экипаж желают вам счастливого полета!

В одном из рядов — не очень молодая пара.

О н (радостно). Мира, мы летим! Летим! Оторвались от земли!

О н а. Мы, Павлик, не от земли оторвались! Мы оторвались от своего родного дачного участка! От кустов крыжовника, малины и ежевики. Мы оторвались от грядок с капусточкой, огурчиками, морковью! Мы оторвались от нашего гнездышка в Марьиной роще! От цветущей герани на балконе! От всего того, что доставляло в жизни радость измученному сердцу.

О н (запальчиво). Марьина роща! Великое дело! Не вспоминай ее, как страшный сон! Ты забыла, как в этой Марьиной роще тебя окружили какие-то насильники! Поставили условия — петь или отдаться!

О н а.Таки лучше бы я отдалась! (После паузы): Чем лечу сейчас неизвестно ради чего в чужую страну! И потом — это еще вопрос, что хуже! Быть окруженной подвыпившими мужчинами или жить в Израиле, окруженном арабами!

О н. Боже мой! Люди добрые! Что я слышу! Что она несет!

О н а. Несла я, между прочим, настоящий чайный куст. Подарок Зои Александровны. Она говорила, что произрастает он только в Индокитае. Пела я плохо, волновалась. Поэтому куст мужики забрали.

О н. Не переживай! В Израиле тоже такой чай растет. Мне рассказывал Исаак Наумович, что пакетики он срывал прямо с куста.

О н а. Вот, вот. Будешь в Хайфе работать сборщиком чая. Будешь Исааку Наумовичу помогать обрывать пакетики с кустов. Даже с деревьев!

О н. Ты мне не веришь? Или почему?! Исаак Наумович клялся, что растут они круглый год! Дискриминации на профессию я там не допущу! Чтобы мастер высшей квалификации, специалист шестого разряда по холодильным установкам, работал сборщиком чая! Это нонсенс! С учетом их жаркого климата — моя специальность будет там нарасхват! Я же классный холодильщик!

О н а. Да. Ты был самоотверженный специалист по холодильным установкам. Настолько фанат своего дела, что не заметил, как в их холодных камерах застудил себе все, что можно и нельзя. Тебе уже не пора?

О н. Кстати, да. Надо бы сбегать. Еще Исаак Наумович говорил, что в Израиле это излечивается на раз!

О н а. Запросто! Проще, чем чай с куста! Раз! — и ты его пьешь цистернами, не заботясь о ближайшем туалете. Только не забудь, что за все надо платить. В Израиле все безумно дорого! Особенно медицинское обслуживание. (Вдруг спохватывается): Может быть ты из-за своей хронической протечки летишь туда? Боже мой! Конечно же! Как я раньше об этом не догадалась! Какой он к черту сионист! Он летит туда лечиться!

О н. Неправда! Я лечу по зову сердца! И прошу тебя — не будем уточнять, у кого что протекает! Ты тоже емкость далеко не цельная!

О н а. Перестань. Хотела бы я знать — с каких это пор в твоем русском сердце поселился неудержимый сионистский зов. Я тебе не сохнутовский комиссар, который заманивает евреев на обетованную. Можешь передо мной не рисоваться. Не старайся меня обмануть! По зову недержания ты летишь.

О н. Допустим! Но мое недержание обойдется нам в сущие копейки! Надо только будет стать членом какой-нибудь поликлиники.

О н а. А про то, что туда не каждый член записывают, а только обрезанный, — про это Исаак Наумович тебе забыл сказать? Так что ты пролетаешь! Придется тебе, неостриженному, стричь все-таки чай. А тем, кто нанимает новых репатриантов обрезать чай, глубоко по барабану — обрезанные они сами или нет. Чай от этого хуже не станет.

О н. Мира, ну зачем ты такая безжалостная?! Откуда в тебе этот жестокий скептицизм? Или почему? Что я тебе сделал? Не забывай — в этой чужой, как ты говоришь, стране, живет твоя внучка!

О н а. Он еще спрашивает!? Не хочу я в Из-ра-иль! Не хочу, хоть ты меня стреляй! Зачем ты меня туда тащишь? Я в Америку хочу! Со временем и Лилечка туда бы перебралась! Но даже Америка никогда не заменит мой родной балкончик с видом на Абрикосовую улицу. (Вдруг расплакалась): Милые мои соседи — Зоя Александровна, Сергей Степанович! Как мне будет вас не хватать в израиловке! Как будет не хватать мне нашего уютного дворика с беседкой, с вязаньем, с нашей общей дворовой собачкой Девочкой. (Плачет).

О н. Мира, дорогая, прошу тебя, успокойся. Уверяю тебя — в Израиле нам будет хорошо! Вот увидишь, как нам там будет хорошо! Считай, что мы уже там! Вон стюардесса сникерсы предлагает. Будешь сникерсы? Сладкие такие, такие вкусные!

Она (сквозь слезы). Сам ешь свой шоколад в климаксе! Ты куда-то собирался. Иди в уборную!

Он встает и пятится в туалет.

К Мире наклоняется соседка, сидящая сзади:

Что вы действительно так убиваетесь, дорогая моя! У вас же там внучка! Я слышала — образование, полученное в Израиле, ценится во всем мире. А по «Русскому Радио» передавали недавно: главная проблема в Америке — это проблема образования детей!

М и р а (промокая платком глаза). Надо же, такая культурная страна, а до сих пор не знает, как дети образуются!

С о с е д к а. Нет, кроме шуток! У вас нет никаких оснований расстраиваться! В конце концов, мы летим в страну, в которой дочь простого плотника из Киева стала легендой нашего века! Знаете, о ком это я? Ее звали Голда Меир.

М и р а. Честь ей и хвала, конечно, но меня это не утешает. Там еще живет поэт Губерман. Так вот он очень точно написал:

Отечества менять местами —
всегда несоответствий ком.
Одним коньяк пахнет клопами,
другим — клопы под коньяком.

Возвращается муж Миры. Жует сникерс. Садится в кресло.

М у ж М и р ы. Оказывается, когда там нажимаешь на педаль, открываются такие дали, такая голубизна! Глаз не оторвать!

М и р а. С ума сошел! Какая педаль! Какие дали! Это самолет «Сибирь», а не поезд «Красная стрела» из семидесятых! Где ты там видел педаль?

М у ж М и р ы. Уж и помечтать нельзя! Интересно, что за земля сейчас под крылом самолета? Чья страна?

С о с е д к а. Мне кажется, мы пролетаем над морем. Вон на экране ползущая точка. Это наш самолет. Внизу — Средиземное море.

М и р а. Ты, Павлик, помочился в Средиземное море. И не заходя в его воды, вышел сухим, как истинный еврей. Еще до того, как в свой обожаемый Израиль прилетел.

М у ж М и р ы. Мира, я тебя очень прошу — угомонись! Или почему! Ну, должно же быть у тебя хоть какое-нибудь чувство патриотизма к еврейскому государству! Не опошляй Израиль!

М и р а. Вот только о патриотизме не надо. Тем более, применительно к евреям. Наш патриотизм рассеян по всему миру так же, как и сами евреи. Где наша родина, не знает никто! (После паузы) И потом! Брось ты эту свою дебильную присказку «или почему!». Что это за жлобство такое! От кого оно?

М у ж М и р ы. Нет, не думай! Не от Исаака Наумовича!

С о с е д к а (вмешивается в разговор). Моисей вывел нас из рабства, указал путь к земле Израилевой миллионы лет тому назад. Испокон века иудеи жили в Израиле. Но вышли мы все из Египта!

М и р а (нервно запевает). «Вышли мы все из народа дети семьи трудовой….»…

С о с е д к а. Кто-то из великих заметил: «Патриотизм — это пристанище подлецов». Жить надо в таком государстве, которое уважает человека, не ограничивает его в свободе высказываний и передвижений! Ни в чем не ущемляет его права.

М у ж М и р ы (вздыхает). С приходом Путина у нас отняли даже эту иллюзию. А она была! Ведь была вначале атмосфера подлинной демократии и плюрализма! Но, увы. Недолго музыка играла в городском саду. Коррупция, олигархи, дефолт, неуверенность в завтрашнем дне. Собственно, поэтому мы и летим. Вернее от этого!

М и р а. Нет, вы посмотрите на этого квасного патриота! Что он несет! Успокойся, стахановец! На Красной площади тебя все равно не похоронили бы!

С о с е д к а. Ой! Что вы такое говорите? Разве можно так при живом муже?

М и р а. Не переживайте. Он еще нас с вами переживет. (После паузы) А вот если человек рождается в самолете, так он по праву может считать себя человеком мира! Испытывать любовь к авиации, к небу, а не к отдельно взятой стране. Боже мой! Как я мечтала жить в Сан-Франциско!

С о с е д к а. Не расстраивайтесь. В конце концов, о Сан-Франциско можно и в Хайфе мечтать! А в Америке у вас должны обязательно быть родственники, готовые взять на себя материальную ответственность по обеспечению вас вэлфером. Иначе бы вы не прожили там ни дня.

М у ж М и р ы. В Израиле это называется гаранты. Кстати, гарантом на жилье у нас будет Исаак Наумович.

М и р а. Подпишет нам всякие финансовые бумаги и в Америку сбежит первым. А тебя за неуплату какой-то там ипотечной суммы посадят в тюрьму. В лучшем случае выгонят на улицу. Будешь жить в своих чайных кустах.

М у ж М и р ы. Как же ты, Мира, любишь доверяться всяким непроверенным слухам, антисемитским наветам и бульварным газетным сплетням. В Израиле на улицах живут лишь отъявленные бездельники и симулянты.

М и р а. Ладно. Не будем сейчас о грустном. О том, что нам предстоит.

С о с е д к а. Ничего страшного вам не предстоит. Мы народ неистребимый. Всем врагам назло наше присутствие не только на обетованной земле, но и на любой другой есть доказательство и железное подтверждение нашей жизнестойкости и уникального еврейского ума. Подумаешь, репатриация!

М и р а. Но я предпочла бы эмиграцию. Улавливаете разницу? Эмиграцию.

С о с е д к а. Улавливаю. Давайте я расскажу вам очень давнишний, печальный эпизод из жизни одного святого-мученика. Может он успокоит вас. Когда ему отсекли голову, он взял ее в руки и пронес более двадцати метров! Городская толпа была в шоке. Но на одного старого еврея-парикмахера, наблюдавшего за казнью из окна своей цирюльни, это не произвело сильного впечатления. Он только пожал плечами: «Подумаешь, — сказал парикмахер, — азохен вей! В таких случаях трудным бывает только первый шаг».

М и р а. А сам, наверное, скоренько сбежал за границу! Чтобы следующая башка была не его! (Глубоко задумавшись) Да, Павлик! Такую глупость, которую совершаем мы сейчас, могут отчебучить только люди, начинающие сильно стареть. (Снова начинает всхлипывать).

М у ж М и р ы (прижавшись к жене, поглаживая ее волосы). Что поделаешь, дорогая! Для нас это единственный способ долго жить. Между прочим, Израиль занимает одно из первых мест в мире по продолжительности жизни евреев.

М и р а (всхлипывая). А я все равно хочу в Америку! Хочу в Америку! Хочу в Сан-Франциско!

Затемнение, музыка. Конец первого действия.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

В салонах самолета пассажиры ужинают.

М и р а (пристально разглядывая на вилке нечто). Что это такое? Фрикаделька? Тефтель? Как это можно кушать вообще?

М у ж М и р ы. Вообще, по идее, должны быть знаменитые сибирские пельмени. Но они кончились. Так мне сказали перед посадкой. А это, дорогая моя, фалафель! Национальное блюдо израильтян! Правда, для объективности надо добавить, что позаимствовали они эту еду у арабов. Фалафель остался с утреннего рейса израильского самолета «Эль-Аль». Дабы арабы не обижались и чтобы избежать международного конфликта, решили фалафель не выбрасывать, а перебросить на «Сибирь». Последняя установка Путина! Это тоже мне сказали перед посадкой.

М и р а (нехотя жует). Фуфло это какое-то, а не то, что ты назвал арабской едой. По-моему, это уже один раз кто-то ел!

М у ж М и р ы. Не нравится — не ешь! Это, конечно, не твои крупнокалиберные котлеты, но в этих фалафелях есть своя экзотика.

М и р а. Ты как хочешь — можешь питаться в Израиле экзотикой! Я же бросила в баул большую мясорубку! Буду крутить мясо! Вместо экзотики я предпочитаю свиные котлеты.

М у ж М и р ы. Тихо ты! Про свинину ни слова! Свинья в Израиле – как корова в Индии. Священное животное! А где ты видела, чтобы священное животное жрали? Его можно только любить или ненавидеть. В Индии корову любят, а в Израиле свинью ненавидят! Не кашрут, одним словом. Понятно тебе? Или почему!

М и р а. Вот ради только одного этого стоит Америку предпочесть Израилю. Потому что американцы с одинаковым удовольствием уплетаю и говядину, и свинину, без оглядки на их святость.

М у ж М и р ы. Так. Закрыли эту некошерную тему! Съешь еще один шарик и доешь салатик.

М и р а. Да провались эти шарики! Я хочу нормальную киевскую котлету!

М у ж М и р ы (делает страшные глаза, шепчет на ухо). Ну, потерпи немного! Прилетим, буду помогать тебе их крутить! А что ты еще положила в баул?

М и ра. Все, что не облагается в аэропорту налогом. Мясорубки две. Три циркониевых браслета, четыре хозяйственных сумки на колесиках. В Израиле это дефицит. Вот, пожалуй, и все. Да чуть не забыла. Пару больших ножниц.

М у ж М и р ы. А ножницы для чего?

М и р а. Как для чего. Как для чего!? Чтоб у тебя был свой инструмент в чайных кустах.

М у ж М и р ы. Это тебе Исаак Наумович подсказал? Или почему?

М и р а. Нет. На этот раз обойдемся без Исаака Наумовича. Это я сама догадалась.

Неожиданно к ним обращается какой-то мужчина. Он сидит через проход от них в одном ряду.

М у ж ч и н а: Вы, я вижу, летите в Израиль впервые. Должен вас обрадовать. Свинина в Израиле во многих городах вышла уже из подполья. Она почти легализовалась. Свиную котлету теперь можно даже заказать в ресторане.

М и р а. Что вы говорите! То есть не такая она уж и святая! Ну, слава тебе господи!

М у ж М и р ы. А вы, я догадываюсь, там живете. Ну и как там, пообвыклись? Как вам там живется?

М у ж ч и н а. В общем, ничего. Вам же мне хочется сказать следующее: совершая алию, вы переходите из разряда унизительной российской нищеты в разряд опрятной и благополучной бедности.

М и р а. Ничего себе прогноз! Это почему же? Мы не собираемся сидеть на пенсии. Муж у меня прекрасный специалист по холодильным установкам. Он, надеюсь, не будет окучивать чайные кусты. Я — преподаватель английского языка. И если не светит мне Сан-Франциско, то место преподавателя в хайфской школе я, думаю, получу. Мы были далеко не богатыми в России, но элементарные материальные блага имели. Надеюсь иметь их и в Израиле.

М у ж ч и н а (иронично улыбаясь). Я давно живу в Израиле, но никогда не буду в состоянии понять своим еврейским умом таинственного принципа, по которому распределяются у нас эти, мягко говоря, материальные блага.

М у ж М и р ы (заинтересованно). Что вы имеете в виду?

М у ж ч и н а. Я имею в виду недавнее решение Кнессета, согласно которому депутаты, которые не были избраны вторично в Кнессет, должны получить, и не сомневайтесь — получат из государственной казны, — компенсацию в размере четырех заработных плат. То есть, другими словами, каждый из них, уходя из нашего еврейского парламента, получит по 120 тысяч шекелей!

М у ж М и р ы. Да вы что! Неужели! Это поразительно! Чистая обираловка народа! Столько не имеют даже депутаты российской Госдумы!

М и р а. Бог с тобой, Павлик! О чем ты говоришь! Они же получают в рублях. А в шекелях и Жириновскому не платят!

М у ж ч и н а. Представляете сколько вашему супругу нужно установить холодильных установок, сколько посадить чайных кустов, чтобы получить такие деньги?

С о с е д к а (включается в разговор). Это объясняется только одним. В Кнессете решающее слово всегда имеют члены религиозных партий. Ортодоксы! Это их рук дело! Знаете, недавно мой приятель рассказывал, как однажды в субботу на автомобиле проезжал через один шибко религиозный город. То ли Бней-Брак, то ли Брак-Бней. Не помню. Не важно. Важно, что буквально под колеса его машины неожиданно бросился какой-то раввин. Поп, по-нашему. Мой знакомый, естественно, затормозил. Подумал по простоте душевной, что, может, машина срочно понадобилась, жена рожает, да мало ли что. А этот верующий буквально повис у него на руках, натурально стал рычать, брызгать на ветровое стекло слюной и кусать его, где ни попадя!

М у ж М и р ы. Понятно. Приступ эпилепсии. Несчастный! Лечиться ему надо.

С о с е д к а. Да никакого приступа эпилепсии! Хуже! Как выяснилось позже, вел он себя так из-за того, что нельзя в Израиле в субботу разъезжать на машине! Мой товарищ был сильно этим верующим искусан. Ему потом знакомый врач-ветеринар прививку сделал. Слава богу, все обошлось! Признаки бешенства у Иосифа не наблюдались.

М у ж М и р ы. Ну, вы подумайте! Я слышал об этом, но не знал, что это настолько серьезно и так запущено! Скажите, а на велике в какие дни кататься можно? Мы с женой два велика складных везем.

М и р а. По-моему, на велосипедах можно кататься всегда. Во всяком случае —хорошо, что они у нас, Павлик, складные.

М у ж М и р ы. Почему хорошо?

М и р а. Ну какой ты у меня недогадливый! Перед синагогой будем их быстро складывать напополам и тащить на себе.

М у ж М и р ы. На себе?! Хорошенькое дельце! На себе!

М у ж ч и н а (не скрывая улыбки). А как вы хотели? Познание вековых иудейских традиций достаются российским евреям непросто. За все нужно платить. Только я вот что хочу вам сказать: чем пуще верующий в своем рвении желает заставить жить всех по его, ортодоксальным, порядкам, тем он сам все дальше и дальше от бога. Вы не согласны со мной?

Пассажиры задумались. Повисла пауза.

М и р а. Господи! Зачем я поддалась на уговоры этого несчастного холодильщика! Куда я лечу!? В Америке подлинная демократия! Там даже на водном велосипеде можно в любую синагогу заехать! И ни один раввин тебе не бросится под колеса! Зачем я уступила этому великому сионисту!

М у ж М и р ы. Это я сионист? Я сионист? Ну, допустим, допустим, я сионист! Только в самом человечном, в самом русском, самом ленинском смысле этого слова! Я сионист с кристально чистой душой! Так что ты не отчаивайся, Мира, и не убивайся! Подтверждением моих слов может служить тот факт, что мы не сожгли окончательно за собой мосты! Не забывай, по чьей инициативе мы сохранили российское гражданство! Или почему?

М и р а. Сохраняют беременность, да будет тебе известно! А от гражданства отказываются или наоборот, почемучкин несчастный! Подумаешь, не отказались от гражданства! В штатах оно нужно было бы мне, как прошлогодний снег! А так — гуд бай, Америка, гуд бай, как поется в одной очень правильной песне. Ой, не могу! Я сейчас разрыдаюсь!

М у ж М и р ы. Давай без истерики, Америка! Не драматизируй, пожалуйста!

М и р а. Тебе никуда не надо, Павлик? Сходи, полюбуйся через дырку в унитазе! Уж не любимая ли наша держава раскинулась внизу? В противном случае просто порадуешься голубым далям!

С о с е д к а. Вот слушаешь вас, дорогие мои попутчики, и лишний раз убеждаешься, с особым проникновением осознаешь — какие умные и светлые еврейские головы! Мира, постарайтесь понять одну вещь. Наше присутствие на обетованной земле есть подтверждение нашей жизнестойкости и уникального еврейского ума! Всем врагам назло! А проживание евреев в любом другом конце света только ослабевает эту особенность, данную нам богом. Ну, зачем вам, Мира, Америка? Далась она вам!

Муж Миры смотрит на часы, молча встает и пробирается в туалет.

М и р а (глядя ему вслед). Если бы вы знали, что есть моя жизнь? Моя жизнь есть сплошное кладбище несбывшихся надежд! Вот и Сан-Франциско там улегся. (После паузы) А так хотелось загорать на море и трепаться по-английски!

С о с е д к а. Как я завидую людям, владеющим хоть одним иностранным!

М и р а. А вы, наверное, владеете ивритом?

С о с е д к а. Нет. Мой иврит лежит там же, где ваш Сан-Франциско. Тем не менее, иврит, если живешь в Израиле, — это праздник, который всегда с тобой.

М и р а. Кстати, а какие в Израиле отмечают праздники? Я о них практически ничего не знаю.

М у ж ч и н а. Мне нравится Пурим. Веселый праздник. Дети и взрослые наряжаются в костюмы, надевают смешные маски. Три дня люди празднуют свое спасение от персидского царя Ахашпероша и едят мучные уши его советника Омана. Пьют вино и поют веселые песни. Даже одну из репертуара Клавдии Ивановны Шульженко.

М и р а. Из репертуара Шульженко? Очень интересно! Какую же?

М у ж ч и н а. А вот послушайте. Я только припев помню. (Поет):

Давай за Пурим пропустим по одной!

Давай за Пурим, товарищ мой!

Все улыбаются. Возвращается Мирин муж.

М и р а. Ну, что там интересного, Павлик, видно в объективе туалета? Или почему?

М у ж М и р ы. Перестань меня передразнивать. Тебе это не идет.

М у ж ч и н а. Не ссорьтесь, ребята! Ну, не достанется вам, Мира, американский вэлфер, зато в Израиле у вас будет корзина абсорбции.

М и р а. Корзина абсорбции! А что в ней?

М у ж ч и н а. Корзина, полная абсорбции! Разве этого мало?

М и р а. Какое счастье! Полная корзина абсорбции! Что мне с ней делать?

М у ж М и р ы. Будешь в нее белье складывать, Мира! По-моему, это удобно.

М и р а. Только корзины с бельем для полного счастья не хватало мне в новой стране! Только корзины с бельем! О горе мне! Квартиру сдали за гроши, дачку продали за те же деньги! Не забудет ли Зоя Александровна поливать цветочки на балконе? Ох, уж эти бесплатные кусочки сыра в мышеловке!

Неожиданно в салоне самолета раздается тоненький звоночек мобильника, и в проходе, перед кабиной пилота, тут же вырастает фигура первого террориста. Он резким движением рук хватает стоящую к нему спиной стюардессу и приставляет к виску пистолет. Лицо до самых глаз закрыто черной повязкой. В полумраке блестит только лысина и пистолет в руке.

П е р в ы й  т е р р о р и с т. Внимание, господа! Всем оставаться на местах! Руки за головы! Никому не двигаться и сохранять спокойствие! Это захват самолета!

Люди в ужасе оцепенели. Воцарилась мертвая тишина.

Д р у г о й  г о л о с (с хвостового отделения самолета). Руки за головы! Вы что, не поняли?! Всем руки за головы! Не вставать! Никому не оборачиваться! Не оборачиваться, я сказал!

Пассажиры начали медленно поднимать руки. После шока стали раздаваться первые робкие голоса, всхлипы женщин и детей. А кто вы? Что вы? Что вы хотите? Как это все понять? Отпустите стюардессу! Откуда вы? Что вам надо? Объяснитесь!

Человеческие голоса крепнут, растет недовольный людской гул, сквозь который слышны короткие реплики захвативших самолет. Вместе с молвой и ропотом возникает тревожная музыка. Затемнение. Занавес.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Салон самолета. Пассажиры сидят в страшном напряжении. По проходу, пристально вглядываясь в каждого, прогуливается Второй Террорист в малиновом пиджаке с большим круглым значком «Мастер по герболайфу». В руках огромный пистолет. У входа в пилотскую кабину Первый террорист в черной маске по-прежнему удерживает стюардессу.

П е р в ы й т е р р о р и с т. Значит, еще раз, девочка, объясняю тебе! Заходишь к пилотам и передаешь записку с перечнем наших требований! И только чтоб без фокусов! Иначе будет плохо!

М у ж М и р ы. А какие ваши требования, позвольте вас спросить? Что вы хотите? Какую политическую или террористическую организацию вы представляете?

П е р в ы й т е р р о р и с т. Не твое дело! Тоже мне — папарацци нашелся!

М и р а. Нет, позвольте! Как это не его дело! Это еще как его дело! Это дело всех летящих в этом самолете. Понял, шар бильярдный! Ну-ка отпусти девочку и отвечай — каковы ваши намеренья? Назови самый главный пункт из вашего списка требований! Или почему?

П е р в ы й т е р р о р и с т (отпускает стюардессу). Что почему! Что почему! По кочану! Я председатель стачечного комитета угольщиков Карагандинского угольного бассейна при «ДНД». В хвосте самолета — мой зам.

М и р а (с удивлением). Это же с каких пор родное совдеповское ДНД стало стачечным комитетом? Интересы каких угольщиков охраняет комсомольская дружина?

П е р в ы й т е р р о р и с т. ДНД — это народное, демократическое движение «Дайте наши деньги!». Гражданский фронт российских шахтеров, учителей, водителей-дальнобойщиков, врачей, ветеринаров и прочих обнищавших рабочих, крестьян и интеллигентов. У них одно требование к правительству: рассчитаться! Они сидят на всех площадях и дорогах необъятной России! Стучат касками! Бедные, наивные люди! Умом Россию не понять! Тем более, шахтерским! Ум ихний полжизни под каской! Наше терпение с Ацтеком кончилось! Иди, подружка, сообщи пилотам, что самолет меняет курс и летит в Америку! Нам терять нечего! (Подталкивает стюардессу к дверям пилотской кабины. Та исчезает за ними). Там, в Штатах будем говорить о вопиющем произволе и безобразии, об ущемлении наших прав госпоже Клинтон! Не долетим — пойдем на крайний шаг — взорвем самолет!

М у ж М и р ы. В принципе, я солидарен с вами. Только зачем самолет угонять! Полетели бы, как все нормальные люди!

Т е р р о р и с т: У нормальных людей есть деньги на билеты, а мы ненормальные, потому что нищие! Из богатого попробуйте сделать террориста! Ему это надо? А из русского нищего не то что террориста — камикадзе можно сделать! Потому как только хронически недоедающий русский с пустым желудком может объявить себя террористом! На самолет броситься, как на амбразуру!

М и р а. Простите, уважаемый угольщик! Если я правильно поняла вас — мы летим в Америку? Так вы сказали!? Мы летим в Америку!?

В т о р о й т е р р о р и с т (патрулирующий в проходе, подходит к ряду, в котором сидят Мира с мужем). Правильно, правильно, бабуля! В Америку! Мы летим в Америку! А куда летите вы, об этом уже даже летчик забыл! (Громко смеется на весь самолет).

М и р а (террористу). Это я бабуля!? Я бабуля!? За бабулю ответишь! В Америке! (В неописуемой радости, обращаясь к лысому): Товарищи налетчики, милые нищие шахтеры и угольщики! Родные мои! Так и я лечу с вами в Америку! А с нами муж мой – Павел Алексеевич!

Л ы с ы й т е р р о р и с т. Кто с нами в Америку, как эта семья, — может опустить руки. А кто летит в Израиль — руки поднимите!

Над креслами поднялось десяток рук. Муж Миры встал со своего места.

Л ы с ы й т е р р о р и с т. Я сказал — руки опустить, а не вставать. Сядь на место, Павел Алексеевич!

М у ж М и р ы. Товарищи, мне нужно в туалет. Отпустите по маленькому.

Л ы с ы й т ер р о р и с т. Ладно. Давай бегом! Одна нога здесь другая там! Только имей в виду, Павел Алексеевич! Самолет заминирован! Малейшее сопротивление группе захвата — и я нажимаю на кнопку! Сибирская этажерка рухнет в океан! Ацтек! Проследи за ним!

Террорист в малиновом пиджаке провожает до туалета мириного мужа.

Л ы с ы й т е р р о р и с т (размахивая пистолетом). Имейте в виду, господа пассажиры! Ваши жизни в ваших руках! Будьте благоразумны! (Стучит с нетерпением в дверь пилотской кабины). Летчики! Командир! Что вы там так долго обсуждаете? Даю вам пять минут на ваш правильный выбор! Если стюардесса выйдет с отрицательным ответом — вы не представляете, что начнется! Будем убивать по одному! И начнем со штурмана! Срочно запрашивайте наземные службы аэропорта имени Кеннеди, чтобы готовили полосу для посадки! Или стюардессу убьем!

С о с е д к а. Господи! Неужели они ее убьют! Бедная девочка!

М и р а. Вы за что голосовали — за Америку или за Израиль?

С о с е д к а. Я — как и вы! За Америку, за Сан-Франциско!

М и р а. Умница! Правильно сориентировались! Чем больше будет на борту сторонников террористов, то есть, я хотела сказать, сторонников Америки, тем меньше будет жертв!

В проходе появляются Мирин муж и террорист.

М у ж М и р ы (обращаясь к террористу). Ты не поверишь, но результат превзошел все мои ожидания. До приема этого рецепта бегал каждый раз с интервалом 15-20 минут. Сейчас пока лечу, откликнулся на позыв только два раза!

Т е р р о р и с т. Да ты что! Я же бегаю буквально каждые три минуты! Представляешь — работать не могу! Отвлекает страшно! Я ж не могу одновременно писать и держать клиентов под прицелом! Будь другом — спиши рецепт! Что я только ни пробовал — ничего не помогает! Хоть ты его вяжи!

М у ж М и р ы. Вязать его не надо! Что он тебе, заложник в самолете, что ли? С ним надо быть ласковее! Ты не представляешь, как тебе повезло, что ты встретил меня! Что угоняете самолет в котором лечу я! Значит так! Записывай!

Террорист лезет в карман пиджака за ручкой, достает блокнот.

Т е р р о р и с т. На! Подержи! (Отдает мужу Миры пистолет). Диктуй, записываю!

М у ж М и р ы (напрягает лоб, диктует). Надо настругать пять куриных попок! Строго только куриные задницы! Зафаршировать их мелко-мелко размолотым грецким орехом, добавить туда три чайных ложки сахару…

Т е р р о р и с т. Не тарахти так быстро! Не на самолет же опаздываем!

М у ж М и р ы (продолжает). Это все настаивается в заварке чая Высоцкого ровно сутки. И обязательно надо хранить в холодильнике! Принимать по столовой ложке строго сразу после телепрограммы «Скажи болезни “нет”». Будешь этого придерживаться — забудешь, в какую сторону дверь туалета открывается! На собственном опыте убедился!

М и р а. Ему этот рецепт земляки с Украины прислали. Не верил, что поможет! А теперь только перед сном принимает! И то не каждую ночь!

Т е р р о р и с т. Вы не поверите, дорогая моя! Куда я только ни обращался. И к нетрадиционным медикам, и к народным целителям, и к знахарям разным! Последний раз в центре многопрофильной медицины был, что в Тель-Авиве.

(Тычет пальцем в значок). Стал активным потребителем гербaлайфа! Нормально уже год не питаюсь, а только добавки потребляю!

Муж Миры (очень заинтересованно). Ну и как! Помогает?

Т е р р о р и с т. Я тебя умоляю! О чем ты говоришь! Нормально не только не питаюсь, нормально по маленькому сходить не могу! Короче, профилей в ихнем центре действительно много, но главный профиль — выколачивание денег.

М и р а (обращаясь к мужу). Вот тебе твой цивилизованный Израиль! Вот тебе первое место по продолжительности жизни! (Поворачивается к террористу). Скажите, товарищ, мы уже летим в Америку? Легли на курс?

Т е р р о р и с т. Мы еще ни на кого не легли! Мы еще даже не знаем, хочет ли лететь с нами экипаж!

Л ы с ы й т е р р о р и с т (пистолетом стучит в двери пилотам). Вы что там, заснули?! На автопилоте нас везете! Считаю до трех! Сейчас открываю стрельбу! Кто не спрятался — я не виноват!

Из пилотской кабины выходит стюардесса.

С т ю а р д е с с а. Командир экипажа в принципе не против. Против летчики. Вместе они ищут консенсус.

Л ы с ы й т е р р о р и с т (обращаясь к пассажирам). Не! Как вам это нравиться! Они ищут консенсус. А нас как будто тут не стояло!

С т ю а р д е с с а. Но дело не в этом! Штурман сказал, что можем не дотянуть до Америки. Не хватит горючего.

Т е р р о р и с т. Много понимает ваш штурман! Где он учился? Это просто отговорка! Горючего ему хватит даже на обратную дорогу!

С т ю а р д е с с а. Штурман — это фамилия командира экипажа. Штурман Зяма Абрамович.

Т е р р о р и с т. Короче! Я включаю счетчик! Если Зяма Абрамович не одумается, мы взорвем самолет! Так ему и передай!

Стюардесса скрывается в пилотской кабине. Пассажиры сидят в напряжении. Лишь мужчина, сидящий через проход в одном ряду с Мирой, спокойно читает какую-то книгу.

М и р а. Как можно в такой обстановке спокойно читать!? Сейчас, когда решается моя судьба — буду я жить в Сан-Франциско или в Хайфе? Что вы хоть читаете? Танах?

М у ж ч и н а. Нет. Не Танах. Это интереснее. Книжка называется «Москва бомжам не верит». Автор — русско-израильский писатель некто Дмитрий Аркадин. Купил по случаю в Шереметьево, чтобы не скучно было лететь. Купил и не жалею. Азартно пишет!

М и р а. Про любовь?

М у ж ч и н а. Про любовь! И не только! Про тех о ком писал Окуджава: «Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке».

С о с е д к а. Ой! Я слышала об этой книге! Она даже была выдвинута на соискание Ленинской премии, которая присуждалась всегда ко дню рождения Ленина. Но автору не повезло. Пока раскручивали его имя, дни рождения Владимира Ильича перестали отмечать, Ленина незауважали, а вместе с ним и автора. Он обиделся — укатил в Израиль. И правильно сделал! В Израиле сегодня эта книга — бестселлер!

Из пилотской кабины выходит радостная стюардесса.

С т ю а р д е с с а. Товарищи пассажиры и товарищи террористы! После недолгих препирательств между членами экипажа, после голосования, победой большинства самолет взял курс на Америку! Аэропорт имени Кеннеди дал добро на посадку!

Слова стюардессы потонули в возгласах пассажиров. Кто-то возмущается, кто-то ликует. Кто-то хлопает в ладони, кто-то в горе заламывает руки. Слышны реплики: «Остановите самолет, я хочу выйти! Убейте меня! Мне без Израиля не жить! Дайте! Дайте мне парашют! Я сейчас прыгну! Есть у вас парашюты?». В проходе столпились четверо бородатых мужчин в кипах и усердно молятся.

М и р а (пританцовывает на месте и поет). America! America! Let my people go! Да здравствует Сан-Франциско! Моя мечта сбывается! Спасибо, господа террористы! Ацтек, где ты? Ты готовишь уже рецепт или еще в туалете? Будь здоров, Ацтек!

Л ы с ы й т е р р о р и с т. Господа! Господа! Сохраняйте спокойствие. (Всматривается в иллюминатор). Я ни черта не вижу в этом окошке! Темень! Давайте сверим часы! На моих три пятнадцать! К рассвету должны увидеть огни Гудзонова залива. В противном случае взорвемся! Мой палец по-прежнему на детонаторе бомбы! Я не очень-то доверяюсь этим штурманам! У них вечно семь шабатов на неделе. Так что пассажиры не обольщайтесь!

Где-то в глубине самолета, в каком-то из рядов громко заплакал ребенок.

Л ы с ы й т е р р о р и с т: Чей это ребенок плачет? С детства не люблю, когда маленькие плачут! Зря девочка расстраивается! Пока, похоже, все идет по плану. Мамаша, успокойте же доченьку.

Пассажиры слышат, как мама разговаривает с девочкой. Эту я уже пела? Ну, давай про других зверят.

Ехали медведи
На велосипеде.
А за ними кот
Задом наперёд.

Как там дальше! Черт, забыла!

А ц т е к (выходя из туалета).

А за ним комарики
На воздушном шарике.

П а с с а ж и р ы (подхватывают).

А за ними раки
На хромой собаке.

Девочка улыбается во все лицо.

Л ы с ы й т е р р о р и с т (тоже доволен). Молодцы, комарики, правильно себя ведете. Читайте стишки дальше! Тогда шарик наш приземлится, где надо. В пасть крокодила не попадет и не взорвется!

А ц т е к (подойдя к Мириному мужу). Как только приземлимся — сразу на Брайтон-Бич! За куриными задницами. У меня там Семен из Одессы лавку мясную держит. Я думаю, сотрудники американской службы безопасности нас долго не будут мурыжить. Мы ж ничего криминального не делаем. Чуковского с пассажирами разучиваем! С пассажирами нам повезло.

М и р а. А Штурман Зяма Абрамович чего стоит! Он находка для воздушных пиратов! И сообщник мне твой лысый нравится! Очень дипломатично себя ведет!

А ц т е к. O! Жаль, Мира, что вы незнакомы с его сыном! Сын весь в отца! Своими способностями поражает всех. Чего он только не может! Вы бы только знали! И не поступиться совестью не может, и молчать не может, и пройти мимо не может, и сдержаться не может, а главное — терпеть не может! Губернатор играет, и поет, и пишет, и вышивает крестиком! Знает восемь иностранных языков, не считая матерного и эсперанто! Принимает активное участие в художественной самодеятельности! Артист оригинального жанра! Виртуозно метает ножички в стенку! А как разбирается в картах! Любую читает с закрытыми глазами!

М и р а. Ну, это же надо! С губернатором, специальность которого — геокартограф, можно многого достичь народу. Как, должно быть, повезло горожанам, где он работает. А какого города он губернатор, какого края?

А ц т е к. Губернатор — это его погоняло! То есть кличка такая. Говорю вам: он — вундеркинд с Колымского края! А как рисует! Выставляется в Матросской тишине как маститый художник. На очереди Владимирский этап! Сам весь с головы до пят в наколках! Идет — и на ягодицах колокола звенят! Его бабушка, когда приходит к нему на свидание, всегда удивляется. Говорит мне: «Что можно, Юрочка, сделать? Васин талант выбрал себе дурное помещение — тюрьму!».

А ц т е к (протягивает Мире руку). Вообще-то я Юрий. Ацтек я только тогда, когда самолеты угоняем.

М у ж М и р ы. Ничего страшного! Не место красит человека, а стены и забор, которые красит человек!

П а с с а ж и р ы (Между тем читают стихи).

Волки на кобыле.
Львы в автомобиле.
Едут и смеются, пряники жуют!

Тра-та-та, тра-та-та!
Мы везем с собой кота!
Чижика, собаку!Мышку-забияку!
Обезьянку, попугая — вот компания какая!
Вот компания какая!

Слышны голоса: «Смотрите! Смотрите! Огни Нью-Йорка!» — «Да и вправду —вон статуя свободы!» — «Америка, Америка!». Плач, смех, неразбериха. Звучит веселая музыка.

Затемнение, занавес.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Раннее утро. Просторный зал терминала аэропорта. В углу под усиленной охраной стоят террористы в наручниках. Рядом, в креслах сидят недавние пассажиры-заложники. Сотрудник службы безопасности собирает их паспорта. Террористов окружает толпа папарацци. Лезут к ним с микрофонами и звукозаписывающими устройствами.

П а п а р а ц ц и. Чьи интересы вы представляете? Что вас подвигло на этот шаг? Ущемление гражданских прав в России? Вы диссиденты? Отказники? Политзаключенные? Несколько слов о себе для прессы и телевидения!

Л ы с ы й т е р р о р и с т (уже без маски). Требуем русскоязычного адвоката! Говорить будем только при нем! Требуем пресс-конференцию! Требуем организовать встречу с комиссией по правам человека. Нам есть что рассказать о КГБешнике Путине, о содержании заключенных в тюрьмах, о насилии на рынках лицами кавказской национальности приезжих шахтеров! Но главное о том, что зарплата за девять месяцев прошлого года так и не выплачена угольщикам в третьем квартале текущего! А это обещала сделать нам аграрная фракция!

Террористов под конвоем уводят.

А ц т е к (гремит наручниками, прощаясь с Мирой и ее мужем). Павел Алексеевич! Значит, большие куриные задницы! А внутрь напихать грецкий орех? И все как рукой снимет! Спасибо за драгоценный рецепт! До свидания, Мира! Берегите мужа! Дай бог, еще свидимся!

М у ж М и р ы (кричит вслед). Ацтек, скажи болезни «нет!».

М и р а: А Америке скажи «да!».

Террористы скрываются за какими-то дверями. Из других дверей выходит рослый негр в форме капитана службы безопасности.

К а п и т а н (заглядывая в какую-то бумажку, с сильным акцентом). Песенжир Пафел Алесеич Му — му…

М у ж М и р ы. Мухин! Мухин моя фамилия! Это я! Я здесь!

К а п и т а н (жестом приглашает его пройти с ним). Welcome!

Муж Миры с готовность срывается.

М и р а. Прежде всего попросись у них пописать! Не стесняйся! Мы уже, слава богу, в Америке!

Капитан увлекает мужа Миры с собой.

С о с е д к а. Смотрите! Заинтересовались специальностью вашего мужа. Холодильщики Америке нужны не меньше, чем в Израиле.

М и р а. Пусть Исаак Наумович срезает там пакетики с чаем, а мой Павлик будет здесь работать по специальности. Английский он прекрасно знает! Правда, со словарем! Немножко грустно, когда сбываются мечты! Даже не верится! Сегодня я увижу Сан-Франциско! Поедем с нами в Сан-Франциско!

С о с е д к а. Спасибо вам за приглашение, конечно, но мое сердце все-таки в Израиле! Я вернусь туда на ПМЖ.

М и р а. На постоянное жительство, что ли? Что ж вы в самолете руку тянули за Америку?

С о с е д к а. Стыдно признаться, но, наверное, из-за страха перед террористами. Не хотелось умирать ни с того, ни с сего! Чтоб вас морально поддержать. А теперь отсюда, из американского аэропорта, я заявляю смело — лечу в Хайфу, к дочке!

М и р а. Ни с того, ни с сего и Америка с неба не падает! Но хозяин — барин. Каждый сам для себя выбирает страну. Спасибо вам за поддержку, за риск. (После паузы) А мы получим гражданство и сразу заберем к себе внучку. Она будет тут учиться на лойера.

С о с е д к а. На кого, простите?

М и р а. Лойер — по-американски адвокат. Девочка мечтает стать адвокатом.

Двери открываются. Из кабинета выходит муж Миры. На нем нет лица. Он бледен, руки дрожат. Пальцы черные.

М и р а. Ты что, описался? Почему у тебя такой потерянный вид? Вечно ты влезешь в какую-то краску!

М у ж М и р ы (нервно облизывая пальцы). Это не краска. Это у меня брали отпечатки пальцев.

М и р а. Отпечатки пальцев!? Ты что, убийца какой-нибудь! Ты что, маньяк?! Что они себе позволяют!?

М у ж М и р ы. Я не описался! Я хуже! Я — знакомый Фиделя Кастро!

Мира (в шоке). Чей ты знакомый?

М у ж М и р ы. Я знакомый председателя партии коммунистов с острова свободы Фиделя Кастро. Слышала про такого? А я не просто слышал, а сфотографирован с ним на одной фотографии. Это меня и погубило.

М и р а. Ничего не понимаю! Что за бред ты несешь! У тебя что, крыша в Америке поехала от счастья?

М у ж М и р ы. Ага. Поехала. Поехала в сторону Израиля.

Появляется капитан. В руках паспорта Миры и ее мужа, проездные документы и толстая синяя папка.

М и р а. What has happened?

Капитан что-то спокойно говорит Мире. У той вытягивается лицо. Глаза делаются круглыми. В страшном волнении Мира каждую его фразу повторяет по-русски.

М и р а. Нас выдворяют из страны? За связь с Кубой?! Что? Эта папка досье на мужа? Муж в 1972 году водил Фиделя Кастро в Москве по родному заводу? Хвастался достижениями социализма? Эти связи рассматриваются сегодня как порочащие Америку? Что? В ваших глазах Павел Алексеевич человек опасный! Он подлежит срочной депортации?! О! Несчастье! О-о-о, горе мне! О, моя жизнь — кладбище несбывшихся надежд! Я сейчас сама там лягу!

Падает в обморок на руки соседке. К ней летят с нашатырным спиртом, машут перед лицом руками. Капитан беспристрастно сует в руки Мириного мужа документы, криво улыбается, отдает честь и уходит. Терминал гудит, как растревоженный улей. Служащие аэропорта подхватывают за руки бледного Мириного мужа, хватают его баул и ведут к стойке регистрации ближайшего рейса на Тель-Авив. Сзади соседка тащит бьющуюся в конвульсиях Миру.

М и р а. Что ты наделал, барбудас!? Я таки похороню тебя у кремлевской стены, кубинский шпион! Конспиратор с холодильных установок! Боже мой! С кем я связала свою жизнь!? Чегевара писанный! Революционер с Острова Свободы! Век мне не видать ее, по Сан-Франциско не прогуливаться! Ацтек, родной, где ты?! Почему ты не пристрелил Павла Алексеевича в самолете?!

Депортируемые теряются в толпе. Звучит «Прощание славянки», затемнение, занавес.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

И снова сцена представляет салон самолета. Звучит фонограмма: Уважаемые пассажиры! Вас приветствует экипаж самолета израильской авиакомпании «Эль-Аль», совершающий рейс номер S7-223/458 по маршруту Нью-Йорк — Тель-Авив. Самолет летит на высоте 11 110 метров, скорость 850 км в час. Время в пути 7 часов 30 минут. Командир корабля и экипаж желают вам счастливого полета!

М у ж (пичкает безутешную Миру успокоительными таблетками). Вот еще эту выпей, и все пройдет, и успокоишься.

М и р а. Отойди от меня, борец за свободу Кубы! Видеть тебя не могу! Ты мне всю жизнь испоганил!

С о с е д к а. Как же вы так оплошали, Павел Алексеевич!? И сейчас и тогда, когда снимались с Фиделем Кастро! Как вас угораздило сфотографироваться с непримиримым врагом Америки?

М у ж М и р ы. Да это все ошибки юности, уважаемая Полина! Поди в то время знай, кто твой друг, кто враг! В те годы я был молодым председателем парторганизации завода, «Би-Би-Си» слушал нерегулярно. Но видите! Все-таки директор завода не ошибся во мне, прикрепив к бородатому! Все меня наставлял: «Поводи его по цехам, убедительно продемонстрируй преимущества нашей социалистической системы перед американским империализмом».

С о с е д к а. Но вы должны были знать, что Куба, как тогда, так и теперь – единственный коммунистический островок под боком у Америки! А потому всегда вражеский островок для американцев!

М у ж М и р ы. Да не знал я! Голоса сильно глушили, слышно было их отвратительно плохо! Ну кто мог подумать тогда, что простой наладчик холодильных установок находится под пристальным оком американской разведки! Что я у них под колпаком! И все из-за того, что, демонстрируя этому бородатому кубинскому Карабасу-Барабасу нашу новую заводскую холодильную установку, стрельнул у него гаванскую сигару. Он тут же презентовал мне целую коробку. Полез целоваться. В этот момент нас и сфотографировали.

С о с е д к а. Вы проявили политическую близорукость — целовались с Кастро, когда Куба для Америки была и остается ненавистной, как, скажем, сегодня всему арабскому лагерю Ближнего Востока ненавистен Израиль!

М у ж М и р ы. А откуда я тогда мог знать, что угольщики с Караганды полетят с нами в Израиль, а потом повернут самолет на Америку? Откуда я знал, что у меня будут снимать отпечатки пальцев? Или почему?

М и р а. Так. Срочно вспоминай! У Насраллы никогда не стрелял сигару? Не фотографировался, не целовался с ним? Иначе, нам дорога даже в Израиль будет заказана.

М у ж М и р ы (задумывается). Это который хамасовский лидер что ли? По-моему, он нет курит.

Мира хватается за сердце.

М у ж М и р ы. С Хасаном не курил! Точно помню, что нет! Мира! Не смотри на меня так! Не убивайся! Ниже моего достоинства стрелять сигару у пугала с полотенцем на голове! В Израиль нас пустят! Все что ни делается, все к лучшему! Мы, в конце концов, летели к внучке! А по дороге по воле террористов — завернули в Америку. Ты знаешь — скажу тебе честно! Она мне не сильно понравилась! Скажу больше — она мне совсем не понравилась.

М и р а. А где ты был? Что ты видел в Америке, кроме отпечатков своих пальцев, Павел Алексеевич?

М у ж М и р ы. Меня в туалет водили по длинному коридору! Он был весь из стекла. Я недошкребы видел. Одноэтажная Америка! Говорю тебе — она не внушает мне доверия даже при беглом взгляде! Капиталистическая империя с овальным кабинетом для Моники Левински!

М и р а. Все-таки покурил с тобой Фидель Кастро не зря! Вот как он тебя настроил против Штатов! Я понимаю этого американского капитана. Он прав в своем решении выставить тебя из Америки. Только я здесь при чем?

М у ж М и р ы. Неужели ты бросила бы меня? Как бы ты жила без меня в Сан-Франциско после стольких унижений, что выпали на долю твоего мужа? Макали пальцы в какую-то дрянь, трясли перед глазами наручниками, не пускали в туалет! Нет! Ты меня не оставила в трудную минуту, не предала. Скорей бы в Израиль! Из-за этих голодных шахтеров Зяме Абрамовичу пришлось такой круг делать! А Израиль всегда на страже защиты прав евреев!

М и р а (с грустной иронией). Да, да! Израиль, как «Тефаль», а «Тефаль», всегда думает о нас! Павлик, я хочу есть. Когда нам уже дадут этот вафель?

М у ж М и р ы. Какой вафель?

М и р а. Тот, не доеденный израильтянами. Круглые такие шарики, которые мы ели по дороге в Америку. Есть в них что-то пикантное! Или просто я проголодалась на нервной почве!

М у ж М и р ы. Ах, фалафель! Нам его скоро принесут. Как мне нравится, что ты привыкаешь к израильской еде! Или почему?

С о с е д к а. Кстати, а где наш сосед?

М у ж М и р ы. Какой сосед?

С о с е д к а. Мужчина такой интересный. Он нам еще песню про Пурим пел. «Давай за Пурим пропустим по одной».

М и р а (оглядываясь). Да, действительно. Не видно его. Остался, должно быть, в Америке. На его месте должна была быть я! А на вид такой непоколебимый, такой страстный израильский патриот!

С о с е д к а. Не расстраивайтесь, дорогая Мира! Пусть вам явится хорошим утешением нечто общее между двумя городами. Между Хайфой и Сан- Франциско.

М и р а. Что вы имеете в виду? Что я не там и не там?

С о с е д к а. Нет. Не угадали. В этих городах есть море!

М и р а. Считайте, что вы меня утешили. Боже мой! Как я соскучилась по внучке! По дочке! Она с мужем в Таллине, Лилечка в Израиле, а мы болтаемся, как какашки в проруби по воздушным трассам!

Неожиданно за их спинами раздается:

Ехали медведи
На велосипеде.
А за ними кот
Задом наперёд.

Все оборачиваются и видят идущего к ним по проходу знакомого мужчину.

М и р а. Вы здесь? С ума сойти!

М у ж ч и н а. А где ж мне быть, скажите, пожалуйста! Я с вами, комарики на воздушном шарике! Только место мне досталось в хвосте самолета. (Смотрит на часы, радостно объявляет) Через пять с половиной часов мы наконец-то увидим под крылом самолета сверкающую бездну света, переливающееся море огней! Мерцающие россыпи на черном бархате кромки Средиземного моря! Это Израиль! Наше маленькое еврейское государство! Что может быть в жизни радостнее, чем возвращение домой!

М и р а (после паузы, задумчиво).

A stumble may prevent a fall.

С о с е д к а. Что вы сказали?

М и р а. Я вспомнила одну мудрую английскую пословицу. В ней говорится о том, что человек случайно споткнувшись, оступившись, тем самым спасает себя от фатального, казалось бы неотвратимого, падения.

М у ж М и р ы (с душевной простотой). Мира! О чем ты говоришь! Я тебя умоляю! Мы не упадем, не разобьемся! Как говорит Исаак Наумович, чтоб у нас не было большего несчастья, чем падение курса доллара!

М и р а. Это тот редкий случай, когда я с Исааком Наумовичем согласна. Все остальное купим в шекелях!

М у ж М и р ы. Правильно, Мира! Мы их настрижем с Исааком Наумовичем с израильских чайных кустов! (Улыбается). Когда я говорю что-то глупое, то всегда первым смеюсь над этим.

М и р а. Счастливчик! Ты ведешь самую веселую жизнь!

Обнимает мужа, муж обнимает соседку, соседка обнимает мужчину. В салоне звучит информация о полете и песня «Эвену шалом элейхем». Занавес.

КОНЕЦ