Модель отношений «Государство — Аборигены» была изменена. Если в 1920-х годах государство содействовало аборигенам, в том числе по линии организации самоуправления, то в новых условиях оно взяло на себя задачу преобразования их хозяйства и быта.
Комитет Севера
(при Президиуме ВЦИК, 1924-1935 годы)
Леонид Шейнин
Подготовка публикации Оскара Шейнина
Во главе Комитета стоял П.Г. Смидович, он же член президиума ВЦИК — тогдашнего «коллективного президента» РСФСР. Комитет имел свои региональные органы, имевшие целью содействовать культурному и социальному экономическому развитию малых коренных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока. В каждом таком комитете один член был от «Московского» комитета, один — от местного исполкома и один — от «туземцев».
С началом политики Коллективизации сельского хозяйства термин «содействие» оказался неактуальным, так как ставилась задача преобразования жизни этих народов, в том числе путем организации коллективного производства (колхозов). Поскольку система Комитета севера к такому преобразованию не была подготовлена (или даже противодействовала ему), она была упразднена.
У Комитета Севера был предшественник. В 1922 г. в тогдашнем Наркомнаце РСФСР был создан Полярный подотдел национальных меньшинств по управлению и охране туземных племен севера. Народности Севера делились на «бродячих», кочевых, полукочевых, а также на оседлых. К последним причислялись охотники на морского зверя (прибрежные жители). Туземцы, проживавшие оседло в поселках со смешанным населением и приобщившиеся к европейской культуре, таковыми уже не считались.
Во время Гражданской войны торговля с Севером разладилась, и народы Севера испытывали нужду во всем необходимом. Чукотку и некоторые прилегающие к ней территории стали обслуживать торговцы США и Канады; такое состояние воспринималось властями как первый шаг к возможной утрате РСФСР этих территорий. Геологи и другие, осваивавшие северные территории, указывали на необходимость оказать помощь народам Севера, потому что без содействия аборигенов и без их уникальных знаний о своей природе трудно или почти невозможно исследовать просторы Севера и открывать его богатства. [1] Поэтому внимание Центра было приковано не вообще к малым народностям, а именно к народностям Севера. К этому добавлялось относительно худшее положение именно северных народностей, поскольку многие другие малые народности (их насчитывали 28) обычно имели контакты с оседлым (преимущественно русским) населением, были доступны для торговцев и могли приобретать у них (в том числе на обмен) нужные им товары. Многие малые народности, в отличие от народностей, живущих на Крайнем севере, были «в зоне влияния» также государственной администрации, которая в какой-то мере отвечала за их судьбу (например, она могла противодействовать частным торговцам, которые приобретали у охотников добытые теми меха и пушнину в обмен на спирт). Созданный в 1924 г. Комитет Севера должен был взять под свою опеку не все вообще малые народности РСФСР, а только народности Севера. [2]
Стоял вопрос об административном управлении «туземными племенами» Севера, о хозяйственной и санитарно-ветеринарной помощи им. Вместе с тем, все эти задачи, прежде всего административная, упирались в недостаток национальных кадров, поскольку до Революции таких кадров почти не было.
Некоторую активность проявляли национальные деятели Обь-Иртышского бассейна. В 1922 г. на конференции в Самарове (15 чел.) [3], они высказались за административно-хозяйственную и культурно-национальную автономию северян. В 1923 г. свое решение примерно в том же направлении принял Сургутский уездный исполком, который представлял (видимо) в основном местное русское и обрусевшее население. При этом вопрос стоял скорее о едином Северном национальном округе, а не о двух (которые существуют в настоящее время). За единый Северный национальный округ (в Обь-Иртышском бассейне) высказывались и тогдашние окружные власти в Тобольске. Однако идея самоуправления северных народностей в то время не вызывала сочувствия в Центре.
В 1925 г. были приняты к меры к созыву так наз. родовых собраний, к выбору Родовых советов и Родовых исполкомов. Последние объединялись в так наз. Райтузисполкомы. Некоторые Советы кочевали вместе со своими сородичами. Как Родовые исполкомы, так и Райтузисполкомы, были наделены некоторыми судебными функциями — видимо, по аналогии еще с Инородческими управами М.М. Сперанского. Вместе с тем, существовали «обычные» органы власти с преобладанием (надо полагать) представителей русского и обрусевшего населения. На территории одного «обычного» района могло быть 1-3 туземных РИКа. Формально последние подчинялись «обычным» РИКам, но как фактически взаимодействовали те и другие органы власти — не вполне ясно. Видимо, «обычные» органы власти старались не вмешиваться в дела туземного населения, а Тузрайисполкомы — в те дела, которые не касались их соплеменников.
Организацию самоуправления северных народов курировал Комитет севера. Он же возглавлял важную работу по так наз. водоустройству северных народов. Суть ее сводилась к выявлению и закреплению за определенными коллективами определенных рыболовных угодий (так наз. «песков», удобных для притонения). Такая работа должна была решить споры за лучшие рыболовные угодья и предупредить новые конфликты. Сходным образом проводилось так наз. охотустройство.
Огромные пространства России приводили к тому, что директивы Центра не всегда оказывались отвечающими местным условиям. Так, Дальревком считал, что коряки не живут родами. «Родовые» органы, которые предписывал Центр, приходилось создавать среди них искусственно, выдавая за род соседские коллективы.
Делопроизводство Райтузисполкомов ложилось на их секретарей. Из-за нехватки образованных лиц на эти должности назначались грамотные туземцы, в том числе не отличавшиеся высокими моральными качествами. Это приводило к нередким финансовым злоупотреблениям. Тем не менее, «воздействие» на Райтузисполкомы органы «обычной» власти обычно оказывали через их европеизированных секретарей.
Сами туземные органы не всегда соглашались с «доводимыми» до них общегосударственными требованиями. Так, они противились переписям, опасаясь, что они приведут к росту налогообложения, не настаивали на регистрации актов гражданского состояния, допускали калым, многоженство.[4]
Во властных структурах такие отклонения склонны были приписывать носителям пережитков прошлого, которых (по принятому шаблону) искали среди сравнительно зажиточных туземцев, выбиравшихся в Тузисполкомы. Формальные попытки ограничить влияние этих лиц на своих сородичей предпринимались по крайней мере с 1926 г., когда было принято «Временное положение об управлении туземных народностей и племен северных окраин РСФСР», которое предусматривало категорию так наз. лишенцев (лишенных избирательных прав). Этот пункт во многом носил показной характер. Он относился к «торговцам» (которых среди малых северных народов практически не было) и к лицам, использующим наемную рабочую силу ради получения прибыли (признак, практически не допускающий проверки).
В 1930 г. Комитет Севера добился важного прогресса в деле самоуправления северных народов. По его инициативе было сформировано 8 национальных (впоследствии автономных) округов. [5]Округа подчинялись более крупным «русским» областям и краям, но в решении своих внутренних дел имели известную самостоятельность. В то же время в ряде новых округов значительную часть населения представляли аборигены, не относящиеся к северным народам. Так, В Остяко-Вогульском национальном округе (с 1934 г. называется Ханты-Мансийский округ) состояли два бывших прежних уездных города — Сургут и Березово, где преобладало русское и смешанное население. Русским в основном было и с. Самарово на Иртыше — центр округа до 1934 г.
Многие такие округа вскоре оказались «затопленными» высылаемыми в эти края лицами из южных районов России, которые подверглись раскулачиванию. Впоследствии там оседали также представители выселенных с мест своего проживания некоторых народов (немцы, калмыки) и иных категорий населения, подвергшихся государственным репрессиям. Впоследствии к ним добавился мощный поток рабочего населения, призываемого на местные стройки и промыслы. Все это привело к тому, что в ряде национальных округов местные северные народности стали составлять только малый процент в составе всего населения.
Но еще до массового обживания ряда северных округов пришлым населением вопрос о самоуправлении туземного населения подвергся пересмотру. С началом Коллективизации туземные органы оказались для Центра неприемлемыми, потому что в них преобладали авторитетные лица, они же обычно зажиточные члены местных сообществ. Согласно проводимой тогда политике, их угодья и имущество (олени) подлежали конфискации. Поэтому туземные органы власти были ликвидированы. По-видимому, к тому времени был уже подготовлен первоначальный контингент европеизированных туземцев, из числа которых можно было отобрать желательных управленцев в «обычные» органы власти. [6]
Культурная задача по обучению туземной молодежи в 1920-х годах (естественно) не была «нацелена» на подготовку кадров для коллективизации сельского хозяйства, но на высших ступенях обучения уделялось внимание подготовке специалистов «северного» профиля. Так, готовились специалисты по пушно-меховому делу, способные обслуживать торговые точки (типа факторий), входящие в систему так наз. Интегралкооператива (Томский техникум и др.) [7] В ряде техникумов готовили педагогов, фельдшериц-акушерок, ветеринарных работников; в Омске был создан техникум по народным промыслам. В Ленинграде в Педагогическом институте было создано сначала Отделение народов севера, потом Северный факультет с Рабфаком., а затем на этой базе — Институт народов севера, который официально состоял при ВЦИК РСФСР. Был организован Северо-Азиатский семинарий, готовивший журналистов.
В 1931-32 гг. для 13 малых народностей была составлена письменность на латинской основе. [8] Издавались азбуки и буквари; в 1937 г. латинская основа была заменена на русскую. Начальное образование велось на родном языке, а затем учащиеся переводились на русский. Образование было нацелено на умелое выполнение тех занятий и промыслов, которые были свойственны народам, из которых набирались учащиеся. Последние обучались в интернатах, которые организовывались в составе так наз. культбаз, обычно в райцентрах. Для приема отбирались физически здоровые и умственно не отсталые дети. Родителям в виде «компенсации» за разлуку с детьми выдавался чай, мануфактура. Нормальный цикл обучения был рассчитан на 5 лет.
Все такие мероприятия курировали региональные Комитеты севера, имевшие на это некоторые финансовые средства (с началом Индустриализации в 1927 г. они были урезаны). Как сотрудничали (или конкурировали?) Комитеты севера с «обычными» органами власти — плохо известно. По-видимому, те и другие старались не вмешиваться в компетенцию друг друга.
В 1950-х годах обучение в школах-интернатах в значительной мере было русифицировано; туземный язык преподавался как иностранный. Это привело к тому, что некоторые представители малых коренных народов не знают или плохо знают родной язык, так как «перешли» на русскую культуру. Такое явление отмечено в некоторых селениях нивхов на Дальнем Востоке. В то же время переход на русский язык в среде одной и той же народности иногда оказывался вынужденным, если национальный язык был разбит на несколько наречий, так что дети из разных селений не понимали друг друга. Так случилось, например, в среде селькупов в Томской области.
Некоторые специалисты Московского института РАН этнологии и антропологии считают, что при этих условиях языкам некоторых малых народностей грозит исчезновение, а самим народностям — ассимиляция. Отсюда призывы — к принятию некоторых чрезвычайных мер для противодействия указанным процессам.
Языки и культуру малых народностей необходимо, конечно, сохранить. Лучше всего, если этим будут заниматься не ученые-этнографы, а представители самих этих народов, живущие в своих родных местах. Но возлагать на них такую задачу против их воли было бы неразумно. Если такие народности склонны к ассимиляции, этому нельзя воспрепятствовать. Что касается тяги к сохранению национальной культуры, то ассимиляция ее не уничтожает. Те же ученые-этнологи отмечают, что в Якутии некоторые эвены, считавшие себя прежде якутами, «вдруг» вспоминают свои корни и обращаются к своему национальному наследию. Такой процесс характерен для людей, обретших некоторый материальный достаток и освободившихся от постоянной заботы о том, как им выйти из бедности. Эти люди обычно дают толчок к возрождению национальной культуры. (Еще больший толчок наблюдается в случае восстановления национальной государственности, но этот вариант во многих случаях является невозможным.) В России наблюдается такой процесс, когда лица, воспринявшие русскую культуру, с приходом к ним материального достатка проявляют все больший интерес к своим корням. В Канаде и США имеются общины иммигрантов, культивирующих язык той страны, откуда они или их предки прибыли; например, это относится к украинцам. В мировой практике известен даже такой случай, как возрождение мертвого языка (иврит в Израиле). Исходя из этого опыта, не следовало бы предпринимать чрезвычайных мер по искусственному «спасению» национальной самобытности всех малых народов и их языков, если они сами того не желают; можно ожидать, что со временем они сами позаботятся о себе.
В 1924 г. представители 28 малых северных нардов были освобождены от уплаты налогов (эта льгота впоследствии касалась также национальных колхозов). В 1929 г. были предприняты законодательные попытки прекратить продажу спирта в национальных районах.
Кочевой образ жизни северных оленеводов исключал постоянный контакт с ними органов власти. По этой или другой причине кочевание стало признаваться признаком дикости и отсталости, и оленеводов переводили на оседлый образ жизни (создавали поселки с постоянными жилищами). Это подрывало ведение оленеводческого хозяйства, которое требует постоянных перекочевок, выбивало туземцев из привычного для них ритма жизни и в конечном счете заставляло власти брать их на свое иждивение. Как считается, это патерналистское вмешательство прекратилось «само собой» только в 1991 г. с распадом СССР, но оставило после себя тяжелое наследство. Хотя на Север пришли многие блага цивилизации (мотонарты, моторные лодки, бензопилы, фабричные рыболовные снасти), многие туземцы не имеют своего хозяйства, потеряли навыки традиционных промыслов. С другой стороны, низкое образование и слабое восприятие русской культуры мешает многим из них приобрести рабочие профессии и превратиться в «европейцев». Среди народов Севера отмечается повышенный уровень детской смертности, заболеваемости туберкулезом, алкоголизм. Среди молодежи есть лица, ведущие паразитический образ жизни.
Еще в предвоенные годы началось промышленное освоение северных и северо-восточных территорий. (Например, это относится к району Норильска.). Велось оно нередко хищническими способами без особой заботы об угодьях, которые использовали аборигены, и о самих аборигенах. Можно полагать, что это вызывало протесты Комитета севера, которые и послужили одной из причин его упразднения. Другая возможная причина — наличие подготовленных аборигенов, из числа которых можно было выбрать управленцев для «обычных» органов власти. При таких условиях нужда в райтузисполкомах и подобных органах управления, состоящих исключительно из аборигенов, отпала, и сами эти органы оказались «ненужными». Поскольку эти органы курировал Комитет севера, сам «куратор» тоже оказался ненужным.
Модель отношений «Государство — Аборигены» была изменена. Если в 1920-х годах государство содействовало аборигенам, в том числе по линии организации самоуправления, то в новых условиях оно взяло на себя задачу преобразования их хозяйства и быта. Эта задача выполнялась «обычными» органами власти, которые вобрали в себя также европеизированных аборигенов. При этих условиях каких-либо особых органов самоуправления для аборигенов уже «не требовалось». Не требовался и особый куратор аборигенов в лице Комитета севера, тем более, что он должен был защищать интересы аборигенов от вторгающихся промышленных ведомств.
Для настоящего времени характерен поиск компромисса между интересами аборигенов (желающих сохранить привычную среду обитания, традиционный образ жизни и традиционные отрасли хозяйства) и нуждами «вторженцев» в лице промышленных предприятий и работающего на них пришлого люда. Этот компромисс будет найден легче, если часть аборигенов перейдет на работу в промышленность, а часть приезжих станет аборигенами, то есть проникнется местными интересами и местными нуждами.
В то же время в научных кругах намечается поиск административных форм, в которых государство может оказать содействие малым народностям. При этом следует решить несколько вопросов, один из которых формулируется так: Следует создать орган для содействия всем малым народностям, особый орган для содействия именно малым народностям Севера, или же считать достаточным действующий Минрегионразвитие, имеющий более широкую компетенцию.[9] Этот поиск осложняется, однако, тем обстоятельством, что Минрегионразвитие не публикует отчетов о своей работе.
___
[1] Этот утилитарный подход до некоторой степени сохраняется в настоящее время. К нему добавляется то важное соображение, что аборигены лучше приезжих адаптированы к суровым условиям Севера и составляют важный резерв тех трудовых контингентов, которые требуются для работы на Севере.
[2] Специалисты Московского института РАН этнологии и антропологии указывают, что создание в 1930 г. 8 национальных округов для северных народностей не решало проблемы с самоуправлением и автономией остальных малых народностей. Не были полностью решены также многие вопросы, связанные с границами выделенных национальных территорий (так, 47 % хантов жило и живет вне созданного для них Округа). Но при этом они не учитывают, что северные народности были на ОСОБОМ положении в силу их географической оторванности от пунктов, где начиналась современная цивилизация. Административные решения должны были обеспечить в первую очередь выживание людей на критических территориях и только во вторую — сохранение их национальной идентификации и национального единства.
[3] По инициативе Полярного отдела Наркомнаца и (надо думать) не без содействия Тобольских властей.
[4] Возможно, последнее было связано с левиратом — обычаем воспитывать детей вдовы путем женитьбы на ней родственника (обычно брата) погибшего кормильца.
[5] В то время еще чувствовалась политика так наз. коренизации, которая предусматривала ведение официального делопроизводства и многих других сторон общественной жизни на языках местного населения. В ряде случаев это вызывало мозаичность управления. По некоторым подсчетам в то время в СССР было несколько десятков так наз. национальных районов и еще больше сельсоветов.
[6] В 1934 г. на почве перегибов коллективизации произошло восстание хантов в бассейне р. Казым. Для его подавления формировались вооруженные отряды из числа местных управленцев — членов партии. В архиве Ханты-Мансийска я видел жалобу такого лица, ханта по национальности, что его не включили в этот отряд. Он воспринимал это как акт недоверия к нему.
[7] Интегралкооперация была организована в 1927 г. и упразднена (видимо) вместе с Комитетом севера. Ее преемником по регионам стали обл (окр) рыболовпотребсоюзы.
[8] Латиница была принята и для ряда других народов, например в Средней Азии.
[9] В США индейские резервации находятся под покровительством Бюро индейцев (входит в федеральное МВД), но формально они имеют ряд таких же прав, что и штаты. В Канаде индейцы и эскимосы находятся под покровительством Министерства по делам индейцев и северных территорий. Северными территориями это Министерство управляет единолично (по-видимому, эскимосские поселения имеют только муниципальный статус). Владения же индейцев вкраплены в состав провинций Канады, имеющих примерно тот же статус, что и штаты в США. Как взаимодействует это министерство с индейцами и провинциями, плохо известно.
