С рыночных позиций устранение безработных с рынка труда можно рассматривать как монополистический прием со стороны организованных рабочих: помогая безработным, работающие лица искусственно сокращают предложение труда, чтобы не допустить падения цены своей рабочей силы.

Зарплата и производительность труда

(Раздел общественного продукта)

Леонид Шейнин
Подготовка публикации Оскара Шейнина

Окончание. Начало

Побочные последствия неравенства и его профилактика

Последствия указанного неравенства известны. Они выражаются в том, что работники отставших предприятий и фирм требуют уравнения своих заработков с заработками своих более удачливых коллег. Эти требования справедливы, они в том или ином объеме рано или поздно удовлетворяются.[1] Но поскольку «средние», а тем более отставшие фирмы и предприятия не имеют внутренних резервов для повышения зарплаты, они создают их за счет повышения цен на свою продукцию и услуги. Результатом является то явление, которое наблюдается как в России, так и за рубежом: более или менее общий рост цен на товары и услуги, который обычно называют инфляцией.

В истории народного хозяйства имеется немало примеров, когда власти вмешивались в отношения работодателей с рабочими, чтобы избежать неравенства в зарплатах. В 1761 г. в Австрии было замечено, что состоятельные владельцы виноградников «Не только платят за обработку виноградников больше, чем полагается по уставу, но дают еще рабочим обед, ужин, и т.п.» Менее состоятельные владельцы виноградников не могли пойти на такие дополнительные траты, и по их настоянию «повышение платы было запрещено».[2]

И. Х. Озеров в своем труде «Политика по рабочему вопросу в России в последние годы» (М., 1906) писал, что губернаторы в некоторых промышленных губерниях запрещали передовым фабрикантам повышать зарплату своим рабочим. Основанием для запретов было то соображение, что для других фабрикантов аналогичное повышение было проблематичным или невозможным. Власти опасались, что рост зарплаты, если бы он ограничился одним или несколькими предприятиями, вызовет беспорядки на всех остальных. В колхозные времена районные власти в СССР контролировали выдачи на трудодни в передовых колхозах, чтобы не допустить резкого разрыва в оплате труда в разных колхозах. [3] Контроль в отношении доходов всех вообще трудящихся осуществляло Правительство СССР, без согласия которого формально не могли повышаться ни ставки заработной платы, ни расценки за труд, ни должностные оклады. В коллективных договорах, которые рекомендовалось заключать работникам с администрацией предприятий, вопросы заработной платы (в отличие от порядков, бывших в 1920-х годах) не стояли. Это означало, что независимо от успехов работы того или иного предприятия, зарплата его рабочего коллектива не должна была изменяться.

Однако в настоящее время подобные «профилактические меры» в России не известны. Административных границ для роста заработной платы обычно не бывает. Это способствует созданию разрыва в зарплате работников, трудящихся на одинаковых работах, но в разных предприятиях.

Уровни измерения (учета) производительности труда

Поскольку рост заработной платы опирается на рост производительности труда, принципиально важным оказывается вопрос, на каком уровне учитывается (или должен учитываться) рост производительности труда. Таких уровней можно насчитать четыре. 1) Предприятие. 2) Отрасль. 3) Регион. 4) Страна в целом. Для настоящего времени известно, что рост производительности труда ежегодно учитывается на уровне страны в Голландии, и ежегодно на этом же основании происходит увеличение ставок заработной платы в целом по стране. В России ежегодно учитывается рост ВВП, но каких-либо трехсторонних соглашений об учете этого показателя для соответствующего роста заработной платы в целом по стране не известно. Вместо этого рост зарплаты происходит более или менее стихийно на каждом предприятии — как это наблюдалось и в годы НЭПа. И только рост окладов гос. служащих происходит в централизованном порядке, поскольку он зависит от Правительства страны.

В СССР после ликвидации НЭПа рост ВВП (точнее, заменяющих его показателей, каковыми служили: валовая общественная продукция в промышленности; конечный общественный продукт; национальный доход, отличающийся от предыдущего на величину амортизации) учитывался в целом по стране, большое значение ему придавалось и на региональном уровне.[4] ВВП (точнее, заменяющие его показатели) считался высоко-значимым показателем, поскольку по нему судили о темпах развития СССР и о его достижениях по сравнению с развитыми странами Запада. Вместе с тем, использование показателя роста ВВП для повышения зарплаты официально не предполагалось, и такая возможность не афишировалась.

Поскольку величина производимой продукции выступала в роли важного экономического и даже политического показателя, методика ее подсчета оказывалась в центре экономического анализа и экономических дискуссий. Тогдашнее ЦСУ получало ее путем сложения первичных показателей по каждому предприятию (так наз. заводской метод учёта). Но такой метод приводил к двойному счету. Например, поскольку Харьковский моторный завод работал на местный тракторный завод, стоимость выпускаемых моторов учитывалась дважды: сначала в выпуске моторного завода, а затем в выпуске тракторного завода, ибо в стоимости каждого трактора присутствовала стоимость его мотора. Такой метод не просто завышал ВВП (или аналогичный ему показатель), но и мешал рациональному объединению производств. Например, если бы моторный завод был присоединен к тракторному, то цифра валового выпуска продукции по г. Харькову сократилась бы. «Естественно», власти г. Харькова на это не пошли бы. [5]

Независимо от этого недостатка, учет производительности труда «по валу» иногда приводил к тому, что рост зарплаты на предприятии «законно» обгонял рост производительности труда. Так происходило по той причине, что плановый фонд зарплаты производственно-технического персонала «привязывался» к стоимости выпуска. Если этот выпуск рос, то вырастал и плановый фонд зарплаты. Но стоимость выпуска могла расти, так сказать, механически, за счет применения более дорогих видов сырья, материалов, полуфабрикатов. В этом случае в росте вала не было заслуг коллектива, тем не менее, фонд его заработной плата мог вырасти. [6]

В 1980-х годах делались попытки внедрить в народно-хозяйственный учет (например, для целей планового ценообразования) показатель чистой продукции; при этом стоимость произведенной продукции уменьшалась на стоимость материальных затрат. Однако этот метод не стал универсальным.

В экономической литературе предвоенных и послевоенных лет происходила дискуссия относительно правильности подсчета ВВП (точнее, заменяющих его показателей) по методике ЦСУ. Защищал эту методику известный экономист Я.А. Кронрод. [7]С ее критикой выступали менее известные А. Петров и Б. Смехов (Проблемы экономики № 5, 1939, и № 7 1940 г.). Поскольку эта критика была обоснованной, некоторые экономисты выдвигали на первый план показатель национального дохода, в котором не было повторного счета, как в методике ЦСУ. [8]

Вместе с тем, послевоенное поколение ученых-экономистов было нацелено на изучение роста нац. дохода в основном только с тех позиций, насколько СССР «догоняет Америку». Это отвечало политическим требованиям того времени, но обедняло выполняемые расчеты и анализ. В частности, в объем производства не включалась стоимость оказанных производственных и непроизводственных услуг. Подоплекой такого не-включения было нежелание «портить статистику». Как известно, по объему выпускаемой продукции СССР отставал от США. Если бы в учитываемые объемы производства обеих стран была включена стоимость оказанных услуг, то разрыв должен был увеличиться еще больше. Это и было причиной, почему ЦСУ не желало включать стоимость услуг в объемы производства.

«Попутно» такая позиция приводила к недооценке услуг и к прямому пренебрежению ими. Как политические деятели, так и многие авторы-экономисты указывали на относительно малое число работников, занятых в СССР в сфере услуг, как на его достижение. Считалось, что поскольку в сфере услуг «ничего не производится», трудовые ресурсы в СССР распределены наиболее рациональным образом. Ибо они (в отличие от многих стран Запада) заняты в реальном секторе экономики, от которого только и зависит благосостояние народа. При этом молчаливо предполагалось, что качество жизни якобы не зависит существенно от сферы услуг. Более того, игнорировался даже тот факт, что без развитой сферы услуг произведенный продукт может и не дойти до конечного потребителя.

Идеология смешения

экономического и социального начала

в заработной плате

В истории народного хозяйства известны случаи, когда государство ограничивало заработную плату рабочих, ссылаясь на падение цен на предметы существования. В Австрии в 1711 и 1722 были изданы так наз. таксы для строительных рабочих, где законодательное ограничение их заработка мотивировалось именно таким образом. [9] При этом экономическое отношение (заработная плата) до некоторой степени подменялось социальными отношениями (дороговизной или дешевизной жизни). В 1561 г. в Англии (при королеве Елизавете) по закону судьи и некоторые другие должностные лица получили право повышать установленный минимум зарплат, ибо (как утверждал закон) произошло повышение цен на съестные припасы и другие необходимые рабочим предметы. [10] Вместе с тем, в литературе указывалось, что зарплата не обязательно следует за ростом цен.[11]

В настоящее время смешение социального и экономического имеет своим основанием чаще всего инфляцию. В некоторых странах наметились две основные идеологические линии, связывающие инфляцию и заработную плату трудящихся. Согласно одной из них (условно ее можно назвать правительственной), инфляция развивается, потому что рост зарплаты обгоняет рост производительности труда. На рынках потребительских товаров оказываются «лишние деньги», которые гонят цены вверх. Согласно другой (ее условно можно назвать профсоюзной), рост заработной платы только следует за инфляцией. Требуя и добиваясь повышения заработной платы, рабочие только защищают свои позиции, как потребителей. Иными словами, инфляция является первичным феноменом, тогда как рост зарплаты — вторичным, «защитным» явлением. При этом зарплата выступает уже не столько как экономическая категория, сколько как фактор социальной защиты рабочих. [12]

Инфляция давно сопровождает экономический рост во многих странах, но она не является нейтральным фактором. Инфляция мешает экономическому прогрессу. Она бьет также по непосредственным (житейским) интересам массы населения, в том числе трудящихся. Поэтому профсоюзы, не отказываясь от требования повысить зарплату за рост производительности труда, нередко ссылаются еще на инфляцию.

С экономических позиций, инфляция не должна влиять на уровень зарплаты, ибо зарплата ориентируется на производительность труда, а не на жизненный уровень работников. Жизненный уровень следует считать социальным феноменом, который следует за экономическими (производственными) отношениями, но не определяет их.

Тем не менее, некоторые зарубежные профсоюзы более или менее успешно используют ОБА названных основания, социальный и экономический (по крайней мере, на словах), для оправдания своих требований о росте зарплаты. Где-то в 1960-х годах профсоюз, объединяющий рабочих «Дженерал Моторз», включил в коллективный договор как экономический, так и социальный фактор. В коллективном договоре был предусмотрен рост зарплаты на определенный процент «за инфляцию», а равно повышение зарплаты «за рост производительности труда». Эта формула о двойном основании роста зарплаты была воспринята и некоторыми другими профсоюзами при переговорах с предпринимателями.

В современной литературе высказывалась та точка зрения, что указание на инфляцию, как на основание для повышения зарплаты, есть лишь способ сослаться на популярную (понятную) идею, тогда как на самом деле требование о повышении зарплаты во многих случаях основывается на чисто экономическом соображении. А именно, что такое требование предъявляют работники отраслей, в которых рост заработной платы отстает от среднего (или от высшего) уровня. Основанием для повышения зарплаты на самом деле служит не инфляция, а экономически законное стремление выровнять зарплату на разных предприятиях и в разных отраслях в соответствии с правилом «Равная оплата за равный труд». При таком подходе «социальная составляющая» в спорах о зарплате полностью заменяется «экономической составляющей».[13]

На теоретическом уровне эта точка зрения означает, что зарплата — феномен экономический, а не социальный.

Во времена СССР, особенно после смерти Сталина, когда был ослаблен политический диктат в экономике, в разное время в некоторых отраслях наблюдался рост зарплаты, не отвечающий росту производительности труда в этих же отраслях. [14] Требования о росте зарплаты слабо отражались в официальных изданиях, но фактически они проявляли себя с большой силой. С этими требованиями приходилось считаться и на политическом, и на экономическом, и на идеологическом уровнях.

Идея планово-финансового «вторжения»

в размер зарплаты

Такая идея широко внедрялась в СССР на заре Индустриализации и в годы первых Пятилеток, хотя на словах она не доводилась до логического конца. Так, она не утверждала прямо о необходимости замораживания или даже уменьшения размера заработка рабочих и окладов служащих, но фактически была направлена именно на эту цель. [15] В течение ряда лет ведущим экономическим лозунгом было ускоренное промышленное развитие страны (Реконструкция народного хозяйства; Индустриализация; Пятилетки). Этот лозунг требовал мобилизации всех ресурсов, не исключая средств, жизненно важных для населения. В результате, профсоюзы должны были заниматься не столько защитой интересов и прав рабочих и служащих, сколько помощью хозяйственникам в развитии производства (лозунг «Лицом к производству»). Из коллективных договоров были исключены пункты, предусматривавшие повышение заработной платы. Промышленность и другие отрасли материального и нематериального производства должны были обеспечивать государству получение средств — не просто на развитие производства, а на развитие производства средств производства. Тем самым закреплялась нехватка продуктов и пром. товаров, в которых нуждалось население, поскольку все средства направлялись в так наз. Первое Подразделение Экономики. Нехватка продуктов питания и товаров повседневного спроса во многом обесценивала те прибавки к зарплате, которые производились в централизованном порядке. Сама идея Пятилетки (Пять лет трудностей, чтобы получить обеспеченную жизнь в социалистическом обществе) подразумевала не повышение, а понижение текущего жизненного уровня трудящихся ради создания Общества Социализма. С 1929 г. городское население СССР жило по карточкам; карточная система действовала до 1935 года.

Рецидивы этой политики наблюдались и позже. Ю.А. Белик, быв. 1-й заместитель заведующего Экономическим отделом ЦК КПСС, пишет об этом так. «Во второй половине 70-х — начале 80-х годов развернулась беспрецедентная пропаганда милитаризма. Когда Брежнев стал во главе страны, он дал возможность взвалить на плечи советской экономики непосильные для страны расходы на развитие оборонных отраслей промышленности в ущерб гражданским, в ущерб провозглашенной партией главной цели социализма — заботы о человеке, о его благе. … Разумные экономические пропорции в использовании национального дохода были нарушены. Все вместе взятое отбросило нас в разряд бедных стран мира по удовлетворению насущных потребностей человека … Истинное положение в экономике скрывалось от общества». [16]

В этих условиях экономическая мысль (по крайней мере, в ее официозном обрамлении), анализировавшая вопросы национального дохода, обычно была направлена на объяснение народу того, «куда идут его деньги». Поскольку эти деньги шли на создание тяжелой и связанных с нею отраслей промышленности, то есть на стратегические цели, трудящиеся должны были мириться с временными жизненными трудностями. Тем самым «узкий» вопрос о повышении зарплаты в связи с ростом производительности труда оказывался подчиненным гораздо более широкой планово-финансовой задаче, которая как бы поглощала этот вопрос, отодвигала его на второй план. (В научной и научно-публицистической литературе был распространен тезис, что национальный доход СССР делится в отношении 75:25. При этом 75 % направляется на потребление, а 25 % на накопление.)

С теоретических позиций такое поглощение предмета исследования не было оправданным. У планово-финансовых задач государства есть свое поле деятельности и свой инструментарий. Подавать и решать эти задачи «в одной упаковке» с чисто экономическими вопросами — оснований для этого не было. С этой точки зрения, если государство планировало мобилизовать для нужд Индустриализации (или Милитаризации) средства населения (то есть предпринимало наступление на его жизненный уровень), то оно должно было увеличить налогообложение заработной платы. Но так сделано не было по политическим соображениям. Это означало, что экономика была принесена в жертву не просто финансам, а финансам, подчинённым политической идеологии. [17]

Экономическая мысль, занятая вопросами производительности труда, свернула на «соседнюю тему». Рост производительности труда стал рассматриваться не столько как база для повышения зарплаты, сколько для расчетов его вклада в развитие производства средств производства. Одна проблема подменялась совершенно другой. Эта подмена имела отношение к планово-финансовой задаче (поиск средств для развития тяжелой и военной промышленности), но скорее выполняла идеологический заказ: давала некоторое объяснение и оправдание тяжелой жизни трудящихся.

Существовали также две другие (близкие по своей идеологической направленности) линии анализа роста производительности труда. Одна из этих линий занималась фондами коллективного потребления, поскольку они рассматривались как источники весомых добавок к заработной плате каждого работника. Вторая линия связывала уровень заработной платы с происходившими в СССР в послевоенные годы снижением государственных розничных цен на потребительские товары. [18]

Однако обе эти линии анализа нельзя назвать чисто экономическими. Не вдаваясь в факты, которые лежали в основе указанных линий, достаточно сказать, что выгоды трудящихся, которые они извлекали из коллективных фондов потребления и снижения цен, распространялись не только на них. Этими выгодами пользовалось в той или иной степени все население СССР. Иными словами, они имели не столько экономический, сколько социальный характер. По одной этой причине их не следовало (и не следует) смешивать с проблемой величины заработной платы.

Экономико-математическая связь

между ростом зарплаты и производительностью труда

Отечественная экономическая литература в течение многих десятилетий внушала широким читателям ту (в общем бесспорную) мысль, что зарплата не должна обгонять производительность труда, что рост зарплаты должен лишь следовать за ростом производительности труда. В то же время количественных пропорций между этими двумя показателями предложено было не так много. По-видимому, это не случайно.

Дело в том, что с ростом выпуска снижается себестоимость продукции за счет того, что условно-постоянные затраты предприятия распределяются на большее число товарных единиц. Для каждого производства это снижение неодинаково, ибо удельный вес условно-постоянных расходов в себестоимости единицы продукции — разный. Тем не менее, в любом случае при росте производительности труда предприятие имеет двойную выгоду: растет число товарных единиц его продукции и снижается себестоимость каждой единицы. [19]

Некоторые предлагаемые в литературе примеры соотношения роста зарплаты и производительности труда этого обстоятельства не учитывают. [20]

Многие авторы молчаливо исходят из той идеи, что рост заработной платы должен отвечать (соответствовать, равняться) росту производительности труда.[21] Однако такая идея не может быть универсальной. Рост зарплаты должен отвечать (соответствовать) росту чистого продукта, но не валового продукта. Так, если рост валового продукта достигнут за счет механизации производства, то заслуга труда в этом росте может быть невелика. Это тем более справедливо, если в составе себестоимости единицы продукции повышается удельный вес материальных затрат, в том числе амортизации, так что прибавка прибыли оказывается незначительной. Если при этих условиях производительность труда увеличилась (скажем) в два раза, то при повышении в два раза оплаты труда все производство может оказаться убыточным.[22]

Не всю прибавку производительности можно и нужно вменять живому труду. Рабочий добивается более высокой выработки «не на пустом месте», а с помощью орудий и средств производства, которые ему не принадлежат. Поэтому чистый выигрыш от прибавки производительности следует разделить между ним и собственником средств производства.[23] Порядок и принципы этого раздела в известной нам литературе не описаны и требуют, по-видимому, дополнительного исследования

Рынок труда

Дополнительные социальные факторы. Выше указывалось, что рынок труда испытывает воздействия, которые нельзя признать чисто экономическими. Эти воздействия не ограничиваются законодательным установлением минимума заработной платы. Имеются и другие обстоятельства, которые делают рабочую силу товаром особого рода.

/ Как и всякий товар, у рабочей силы должен быть свой рынок. Вместе с тем, в литературе признается, что «настоящего» рынка (подобного рынку для других товаров) для рабочей силы зачастую не существует. Этому препятствует слабая мобильность рабочей силы (трудность переезда в другие районы), а также известный консерватизм многих людей в случаях, когда им надо переменить свою квалификацию. К этому прибавляется дополнительное обстоятельство.

На рынке «обычных товаров» замена одного товара другим, выбор одного товара вместо другого, обычно зависит от покупателя. Но на рынке труда замена одного работника другим не происходит гладко. Нередко заменяемый работник не соглашается с заменой и препятствует ей; в ряде случаев обоснованность такой замены проходит судебную проверку, причем проверяющая инстанция не связана одними только экономическими соображениями; нередко она принимает во внимание также социальные последствия, предусмотренные в законе. Все это выделяет рынок труда из разряда «обычного» рынка и накладывает свои особенности на характеристику рабочей силы как на товар.

Безработица. На «обычных» товарных рынках появление избытка продажных товаров обычно ведет к падению их цены. Это характерно и для рынков труда. Но с усилением роли профсоюзов и с ростом государственного вмешательства в трудовые отношения указанная закономерность начинает действовать намного слабее. Дело в том, что как профсоюзы, так и государство способствуют удалению с рынков труда «избыточных» работников. Это достигается путем организации помощи безработным — с тем, чтобы они меньше конкурировали за рабочие места со своими занятыми товарищами. Исторически некоторые союзы рабочих оказывали поддержку безработным, чтобы не допустить падения заработной платы. Например, в 1741 г. такой порядок был принят в Англии среди чесальщиков шерсти.[24]

В годы НЭПа профсоюзы в СССР, ведавшие биржами труда, оказывали безработным некоторую материальную поддержку, за которой можно видеть не только товарищескую помощь, но также рыночный прием — удаление с рынка труда избыточной рабочей силы, поскольку она способна понизить цену труда. В настоящее время, по некоторым данным, профсоюзы Дании с той же целью страхуют от безработицы своих работающих членов. Во многих странах в страхование рабочих от безработицы государство вовлекает также предпринимателей (хотя основание для такого вовлечения весьма спорное). В России в начале 1990-х годов к страхованию от безработицы были привлечены одни только предприниматели, но к началу ХХ1 века этот порядок был несколько исправлен: выплата пособий по безработице была возложена на государственный бюджет, то есть на все общество.

С рыночных позиций устранение безработных с рынка труда можно рассматривать как монополистический прием со стороны организованных рабочих: помогая безработным, работающие лица искусственно сокращают предложение труда, чтобы не допустить падения цены своей рабочей силы. (Прием этот нельзя считать односторонним, а тем более осуждать его, ибо рабочие имеют дело либо с одним предпринимателем, либо с их группой, в пределах которой обычно действуют негласные представления о пределах заработной платы для рабочих.) В этом плане вызывает удивление позиция современных Российских профсоюзов, которые практически не обращают внимания на безработных.

Коллективные договоры. Теоретически каждый работник может заключить с работодателем договор об условиях своего труда, в том числе о величине заработной платы, в индивидуальном порядке. Иногда такие контракты действительно заключаются. Но в огромном большинстве случаев работник принимается на работу на некоторых общих условиях, «как все». Распространенность такого приема объясняется не только его техническими удобствами, но и таким обстоятельством, которое может быть названо экономическим законом. По этому закону за равный труд должна полагаться равная плата. Нарушение этого правила чревато разного рода конфликтами, поэтому соблюдать его нередко стараются сами заинтересованные стороны. Более того, выполнять названное правило обычно требует закон (например, в форме требования равной оплаты за равный труд женщин и мужчин).

В старой России коллективные формы оплаты труда поддерживались такими приемами, как наем работников артелями, а не по-одиночке. Предоставлением бригад рабочих для «заказчиков» иногда ведали так наз. рядчики. Во времена СССР целые контингенты рабочих на стройки, в лесную и другие отрасли промышленности вербовала и посылала государственная организация — Оргнабор. (Весь этот опыт в настоящее время почти забыт. [25])

Как в России, так и в других странах, профсоюзы с давних пор стремились и стремятся отрегулировать вопросы заработной платы в коллективных договорах. При такой системе переговоров позиция работников обычно оказывается более сильной по сравнению с положением, когда каждый рабочий в отдельности договаривается с предпринимателем о размере своей заработной платы. Коллективные договоры во многом уравнивают положение сторон: хотя предприниматель выступает как единственный представитель одной стороны, но и рабочие (если их представляет профсоюз) выступают как одно целое. С рыночных позиций такую ситуацию можно оценить как соглашение продавца и покупателя, каждый из которых является на данном рынке монополистом.

Более того. Союзы рабочих в разных странах и в разное время накладывали запреты на выполнение работ, если за них выплачивалась недостаточная (по мнению союза) плата. В конце ХУ11 века во Франции, как сообщает Буагильбер, нарушителю грозило «отлучение» от профессии. Подвергался бойкоту и хозяин, нанявший рабочего за меньшую, чем обычную, плату. [26] Сходным образом, в Х1Х веке некоторые английские профсоюзы запрещали своим членам заключать индивидуальные контракты о найме на работу, если в этих контрактах они соглашались на меньшую, чем обычную, оплату труда. Они справедливо считали, что индивидуальный договор имеет общественное значение. [27] На этом основании некоторые профсоюзы, например в США, пытались принудить предпринимателей принимать на работу только своих членов, поскольку такие работники были подчинены союзной дисциплине (система так наз. закрытых цехов).

Упрощенная формула зарплаты

Для конструирования этой формулы целесообразно прибегнуть к упрощению. А именно, считать, что спрос на труд равен его предложению. (В какой-то мере это упрощение оправдано тем, что безработные не всегда «давят» на рынок труда, так как получают пособия от государства). При этом следует использовать два правила, которые известны как: 1) Упущенная выгода (lucrum cessans — лат.) и 2) 50:50.(fifty-fifty). Первое правило означает, что обе стороны — Предприниматель и Рабочий имеют альтернативу своему сотрудничеству. Предприниматель может ссужать в долг свой капитал и получать за это проценты, а Рабочий — трудиться самостоятельно.[28] Поэтому еще до раздела произведенного на предприятии чистого продукта каждая сторона может «забрать себе» то, что она могла бы получить без содействия другой: Предприниматель — процент на капитал, рабочий — альтернативный заработок. Остаток чистого продукта они могли бы разделить поровну [29] в соответствии с правилом о «равенстве угроз» (разрыва сотрудничества).

Обоснование указанной формулы требует более пространного изложения.

Выводы

Из всего сказанного выше можно сделать пять основных выводов.

1) Под ростом производительности труда надлежит понимать увеличение не валового выпуска, а чистого продукта предприятия.

2) Предпочтительным способом установления заработной платы является не индивидуальный, а коллективный договор, ибо размер заработка не является частным делом договаривающихся сторон.

3) Независимо от причины роста чистого продукта, выгоду от этого (в разных случаях — не в равной степени) должен получать как трудящийся, так и предприниматель.

4) В настоящее время зарплата частично выполняет социальные задачи. Это нежелательно. Размер зарплаты не должен зависеть от возложения на нее социальных задач. Но чтобы добиться выделения в зарплате социального и экономического начала, требуется усилить некоторые социальные институты (например, упорядочить комплекс мер в части помощи одинокой матери и ребенку.)

5) В настоящее время рост зарплаты в частном секторе происходит стихийно. Передовые предприятия и организации повышают зарплату за счет своих растущих доходов, тогда как другие хозрасчётиые единицы такими возможностями не располагают. Но поскольку они также вынуждены повышать зарплату персоналу, то делают это за счет повышения цен на свою продукцию и услуги. Это тянет за собою инфляцию. Предотвратить или смягчить такое положение можно только путем регионального контроля за ростом зарплаты в передовых фирмах в порядке трипартизма. Большую часть средств, передовых фирм, предназначенных для прибавки зарплаты, следовало бы у них отбирать и передавать на пополнение фондов Соцстраха.

___

[1] В современной Москве приезжие рабочие получают существенно меньше своих местных коллег. (К сожалению, статистика на этот счет отсутствует.) Тем не менее, об их забастовках с требованием повысить зарплату, ничего не известно. Такой результат можно объяснить вмешательством административного фактора. Для приезжих рабочих обычно создается искусственная обстановка нелегальности их труда (и даже пребывания) в Москве. Если они попытаются перейти к коллективным действиям, например создать свой профсоюз, то это может повлечь за собой их высылку из Москвы и из России.

[2] О. фон Цвидинек-Зюденгорст. Теория и политика заработной платы. -М., 1905, с. 82

[3] Некоторые передовые колхозы частично обходили этот контроль путем установления пониженных цен на продукты и услуги, которые они предоставляли своим колхозникам. Например, в 1970-х годах таким методом в Ильинском районе Ивановской области пользовался колхоз в с. Нажирово, выращивавший цикорий для Ростовской цикорной фабрики.

[4] Начиная с 1958 г., во всех союзных республиках было принято производить подсчет национального дохода, получаемого в каждой из них, а равно совокупного общественного продукта. (См. Сб. Общественная производительность труда. — Минск, 1980, с. 57.) Однако результаты этих подсчетов нельзя признавать убедительными, поскольку они опирались на плановые цены, которые во многих случаях не отражали экономических реалий.

[5] Материалы Е.Г. Либермана (Харьков).

[6] В. Маздоров. Анализ производительности труда и расходования фонда заработной платы. -М., 1954.

[7] Кронрод Я.А. Общественный продукт и его структура при социализме.— М., 1958.

[8] Кац А.И. Производительность труда в СССР и главных капиталистических странах.— М., 1964.

[9] О. фон Цвидинек-Зюденгорст. Теория и политика заработной платы. М., 1905, с. 81.

[10] Там же, с. 96, 97.

[11] «Далеко не безразлично, поднимут ли новые налоги или … монополии цены на важные для рабочих продукты питания, ибо неверно, что заработная плата обязательно повышается … всегда до нормы этого налога».— Э. Бернштейн. К вопросу о железном законе заработной платы.— Спб., 1902, с. 84.

[12] Если рассматривать зарплату исключительно с рыночных позиций, то уровень жизни рабочих, который она определяет, есть показатель вторичный.

[13] Ноу-хау бизнеса № 5, 2006, с. 47-53 (Инфляция и рынок труда).

[14] Осипенков П.С. Производительность труда и заработная плата: соотношение темпов роста. М., 1974, 13-16.

[15] В 1929-1940 гг. (и в первые послевоенные годы) рост зарплаты отставал от роста производительности труда. — А.Г. Аганбегян, В.Ф. Майер. Заработная плата в СССР. М. 1959, с. 25.

[16] 10 причин краха СССР. Экономическая и философская газета № 2-3, 2008, с. 2.

[17] В долгосрочной перспективе подчинение экономики политическим целям «аукнулось» такими отрицательными явлениями, как распространение воровства государственного и колхозного имущества, отсутствием заботы со стороны многих граждан о сохранности общественной собственности, об охране культурных и природных ресурсов. Для многих членов общества, а возможно и в массовом сознании, государство стало неким внешним образованием, чуждым интересам личности.

[18] А.Г. Аганбегян, В.Ф. Майер. Заработная плата в СССР. М., 1959.

[19] По этой причине премиальные системы на некоторых производствах предусматривают непропорционально-высокое поощрение роста производительности труда. При выпуске дополнительной продукции расценки оплаты труда возрастают; скажем, выпуск каждой дополнительной единицы продукции оплачивается работнику по расценке с коэффициентом 1.1.

[20] В качестве примера можно указать: А. Грингауз. Почему производительность труда должна расти быстрее заработной платы. -М., 1958. с. 30. Вдобавок в ходе своих расчетов автор почему-то поменял некоторые исходные показатели. В результате его расчеты оказались неправильными даже чисто арифметически.

[21] Эта идея «в скрытом виде» присутствует во многих рассуждениях у А.Г. Аганбегяна и В.Ф. Майера, поскольку их экономический анализ вращается в национальном масштабе. При анализе же отдельных отраслей эти авторы стремятся разделить случаи роста производительности труда за счет объективных факторов (например, механизация) и за счет субъективных факторов (например, уплотнение рабочего времени трудящихся). См. А.Г. Аганбегян, Ф.Ф. Майер., указ. соч.

[22] Предположим, что в результате внедрения средств механизации предприятие вместо одного изделия, стоимостью 100 рублей, стало производить два. («Производительность труда выросла в два раза».) Предположим, что доля зарплаты в себестоимости изделия составляла 25 рублей, а материальных издержек 65 руб, так что прибыль на единицу выпуска составляла 10 рублей. Предположим, что в результате механизации доля материальных затрат в единице выпуска возросла с 65 до 80 рублей. В этом случае предприятие сохранит свою прибыль (10 рублей в расчете на два выпускаемых изделия) только в том случае, если зарплата вырастет не более чем до 30 рублей в расчете на те же два изделия. Прибавка зарплаты составит только 5 рублей к прежним 25 руб., или на 20 %. Если же предприятие увеличит свою прибыль, то только при условии, что зарплата вырастет не на 20 %, а в меньшем размере.

[23] Подобная задача не является уникальной (замкнутой). Она относится к целому классу аналогичных задач. Например, в литературе по агролесомелиорации не раз рассматривался случай, когда создание лесополос вокруг поля повышало урожайность, скажем на 2 ц. зерна в год в расчете на гектар. Некоторые авторы делали отсюда вывод, что всю прибавку следует «вменить» лесополосам. Однако такой вывод неправилен. Не будь поля, никакие лесополосы сами по себе не смогли бы обеспечить прибавки урожая.

[24] О. фон Цвидинек-Зюденгорст. Теория и политика заработной платы. -М., 1905, с. 288. Помощь безработным нередко оказывалась в форме выдачи «путевого пособия» — с тем чтобы безработный мог найти себе работу в другом округе.

[25] В настоящее время в России поставкой ряду предпринимателей рабочей силы («заемный труд») стали заниматься частные посреднические фирмы. Профсоюзы отрицательно относятся к этим организациям, хотя польза от их работы представляется несомненной. Проблема заключается не в том, чтобы запретить их деятельность, а в том, чтобы отрегулировать ее.

[26] С.А. Фалькнер. Происхождение железного закона заработной платы.— М., 1920, с. 51.

[27] О. фон Цвидинек-Зюденгорст. Теория и политика заработной платы.— М., 1905, с. 282

[28] В. Железнов приводил пример из труда A. Bowely (Wages in the United Kingdom in the nineteenth century. Cambridge 1900), из которого следовало, что зарплата сельскохозяйственных рабочих в Англии была выше в тех округах, где имелись фабрики или угольные шахты. (См. В. Железнов. Главные направления в разработке теории заработной платы. — Киев, 1904, с. 49. ) В литературе имеются многочисленные указания на известную причину высоких зарплат в США в Х1Х веке: возможность для рабочего получить землю и стать фермером. Предполагаемый доход рабочего, как фермера, служил точкой отсчета для его заработной платы.

[29] По расчету С. Струмилина, в 1913 г. во вновь созданной стоимости в Российской промышленности (в годовом чистом продукте) доля трудящихся (в том числе производственной администрации) составляла 1052 млн руб., а доля хозяев — 1048 млн руб. См. Шатан Е.О. Теория заработной платы. Харьков, 1927, с. 70, 71.